Влас Дорошевич
Зеркало жизни

Она умерла.

Публика расходится с очень модной пьесы г. Плещеева^[3] «В своей роли».

– Что же хотел сказать автор? Может кокотка идти на сцену? Не может?

– Ах, Боже мой! Ни то ни другое. Он просто дал настроение.

Вы задумываетесь над участью «жрицы веселья». И жаль ее, и что же, на самом деле, для нее можно сделать? Вот выход! И у вас в душе остается тяжелое настроение. Вот это настроение и остается у вас от пьесы. «И так плохо и этак нехорошо».

Публика ищет настроения.

Критика говорит:

– Пьеса туманна, но в ней есть настроение. Литераторам и артистам остается давать «настроение». Настроение!

В Париже, на бульваре Клиши, есть знаменитый «кабачок смерти». Вы заходите туда, садитесь за гроб, перед вами зажигают тоненькую восковую свечечку, как перед покойником.

Вы смеетесь.

Как вдруг откуда-то из низа потянуло сыростью и холодом.

Словно могила раскрылась под ногами.

Ваша дама трусливо поджала ножки, побледнела, шепчет трясущимися губами:

– Уйдем отсюда! Это – настроение.

В театре г-жи Яворской идут «Ночи безумные» гр. Л.Л. Толстого, «сына своего отца».

Героя «охватывает» поцелуйное бешенство под влиянием благовонных ночей Неаполя.

И когда поднимается занавес, в зрительном зале пахнет курящимися «монашками».

Это и есть благовоние итальянской ночи!

– Необходимо создать настроение, которое губит героя. И зажигают десяток «монашек».

– Погибай!

Это, однако, оттого, что дела театра пока еще не особенно блестящи.

При более блестящих делах «настроение» будет создаваться более могущественными средствами.

Под креслами в партере будут разложены раковины от устриц.

Чтоб пахло морем!

Скрытые в рампе тайные пульверизаторы будут «напоять» воздух духами Брокар и К°^[4].

Когда в пьесе говорят о вреде курения, капельдинеры тайно из рукава будут курить «Aquilas Imperiales» – 115 рублей сотня, и наполнять воздух благоуханием сигар.

Какая гамма! Какой аккорд настроений!

Прежде в пьесах главным лицом был любовник, герой, фат, ingénue, grande-coquette, драматическая героиня.