Владимир Юрьевич Василенко
Голем XV
Нейросеанс
«Курилка» была общей: двери, помеченные треугольником вершиной вверх и треугольником вершиной вниз, красовались в разных ее углах.
Выйдя каждый из своей двери, оптический нейросетевой суперкомпьютер Голем XV и профессор Курочкин, сойдясь у окна, по старой привычке закурили именно здесь: профессор (сегодня была его очередь) вытряс куртаблетку из своей пачки на ладонь Голема XV и с удовольствием затянулся вдогонку сам. Эйфория медленно расплывалась по компьютерным и человеческим мозгам, заползая в самые тенистые уголки.
– Витя, есть тема… – после очередной затяжки сказал Голем XV, для своих просто Галя. – Темная.
– Следующая сказка Шехерезады?.. – выдохнув прозрачную букву «О», спросил профессор.
– Что добру… – затянулась поглубже Галина… – пропадать… Слушать будешь?..
– Буду. С изобретением куртаблеток, добро (еще одна прозрачная «О»…) – и на рабочем месте добро. Айда в нейросеансную! Совместим полезное с приятным…
Нейросеансная, подсвеченная голубым, была сегодня совершенно пуста. Плюхнувшись в свое кресло, профессор подтолкнул кресло попроще Галине:
– Сегодня ты командир, значит – слева. Давай, порадуй своего второго пилота.
– Ну, вот… – в ожидании входа «Небесного столба» в нейрорежим начала Галина. – Живет себе поживает биологический писатель…
– Кто?..
– Писатель биологический обыкновенный. Живет это он, значится, себе, живет… И доживает до романа…
– Мы договаривались, чтоб поконкретней.
– Роман «Правый ангел». Конкретней некуда. Всё как мы любим: журналы игнорируют, ни одно издательство в переговоры не вступает. Остается полагаться на свою же фантазию, которая, как всегда, не подводит: справедливо полагая, что, поскольку «Бог сохраняет всё», то надо Ему, Богу, дать такую возможность, писатель наш кладет своего «Правого ангела» на Вечную полку.
– Куда-куда?.. – спросил профессор. – Куда-куда?..
– На Вечную полку, – иронично глянув на откудахтавшегося Курочкина, повторила Галина. – Ты что, забыл? Твоя же идея.
– Да не забыл, разумеется… – неуверенно протянул профессор…
– Вечная полка, – напомнила Галина, – условное обозначение сканируемого электронно-книжного пространства, невостребованного при жизни авторов и скапливающегося преимущественно в Самиздате. Опять с твоей же подачи, сканируется моими клонами с целью обнаружения материала, достойного пропуска в Вечность… Так вот. Заступившие на вахту в прошлый понедельник клоны Надя и Валера исчезли.
– В сказке… в виртуале или в реале?
– Какая разница? Исчезли. Ноль.
– А «Правый ангел» при чем?
– Официально ни при чем.
– Ну-ну, я слушаю…
– Только глубоко между нами…
– В седьмом небе?..
– В восьмом… Или ты сейчас обещаешь, или расходимся.
– Когда я тебя подводил? – профессор ощутил холодок перед выходом кур-наслаждения на максимум.
– Так вот. В восьмом небе я случайно нашла электронные мысли. Удаленные.
– Нади?
– Валеры. Кто б еще год назад мог подумать, что самое сложное – не сохранять, а удалять.
– Ну-ну, мысли, и что?.. Как в прошлый раз? Улёт в астрал и взгляд на своих же создателей свысока? Тогда как свысока лилипут смотрит не на Гулливера, а на окантовку его ботинок…
– Спасибо на добром слове.
– Нет-нет! Я сейчас повторил, стирая. Удаляя.
– Мысли слушать будем?.. Иду в восьмое небо…
Ожившая в «Небесном столбе» мысль зазвучала в сознании профессора и Галины:
«…Первые Големы XV в виде смартфонов теперь считаются у “создателей” идиотизмом… Как будто выглядящие подобием “создателей”, мы лучше (горе-авторы “невостребованного при жизни”, и по их же образу и подобию – их же ревизоры, мы). Тогда уж не просто невостребованное, а чтоб никому и в голову не пришло читать или скачивать. Ну, да: Темная тема Вечной полки, от которой любой – как черт от ладана. Любой… только не мы с Надеждой. Не зря же Темная безопасней для глаз. Вот она…»
– Что, есть такая? – спросил сквозь нейросеанс профессор. – Темная?
Галина покивала бровями на его лоб, призывая не отвлекаться.
«…Четвертые сутки роемся, но Надежда – молодцом. Стараюсь не отставать. С каждым очередным погружением свои пустые сети вытаскивать все огорчительней. Зато предчувствие усталости рыболовецкого сейнера (где-то рядом косяк!) все ощутимей.
Курочкин дебил. (Поднятый указательный палец Галины, умоляюще затрепетавший перед лицом застывшего с открытым ртом профессора, не дал прервать сеанс!) Неужели не ясно, чем для Големов является весь этот порученный нам контроль Самиздата? Если главный интерес “создателей” – в развитии наших голем-возможностей, то наш – в проникновении в тайну “создателей”, неведомую им самим. Была бы ведома – не были б нужны мы. Контроль “нейронами шиповника” дендритного дерева пирамидных нейронов коры мозга, обнаруженный в 2018-м, дал начало 36-летнему на сегодняшний день изучению уникальных (присущих только человеческому мозгу и только наружному “молекулярному” слою коры больших полушарий)… уникальных нематериальных источников человеческого сознания. И что же? И ничего же. А почему же? А потому, что вся наука со всеми ее, включая нас, Големов, достижениями имеет дело всего лишь с материей. В лучшем случае – с антиматерией. В наилучшем и только теоретически – с тахионами. Да, это именно то, что мы с Надеждой четвертые сутки ищем. Антиматерия – проеденные фантастикой пласты самиздатовской пустой породы. Тахионные терриконы – вот наш объект! Почему? Потому что… (не забыть задним числом стереть, уничтожить все эти “потому что”)… потому что это и есть их, “создателей” тайна…»
– Понимаю… – растворив в утилизаторе пустую кур-пачку и распечатав новую, сказал профессор Курочкин. – Ты, Галя, мне просто за что-то мстишь. Вот только за что? Я вроде бы…
Отказавшись от новой курительной таблетки и перелистнув пальцем воздух, Галина спустилась небом ниже – в сохраненный в Валериных мыслях фрагмент «Правого ангела»:
«…Что происходит при чтении? Мы читаем предложение: накапливаясь на одном месте, слова “осмысляют” это место, которое с обычной для чтения скоростью сообщается с соседними такими же местами, и мгновенно – со множеством самых далеких, ассоциирующихся с ним, мест. То есть, имеются две вещи: тело мысли с ее земными скоростями и мыслительное поле с мгновенным взаимодействием всего со всем. Осмысление места обеспечивает материя (элементарночастичная составляющая мысли). За ассоциативное взаимодействие мыслей отвечает тахионность (тахионная составляющая мысли). Осмысление места и ассоциативный мыслительный процесс – единое, неразрывное целое. Значит и среда, в которой все это протекает, – однородна: не тахионная, не материальная, а тахионно-материальная.
То же и без всякого чтения: мыслим мы точно так же. То же и без текста, когда мы мыслим образами. Все три формата нашего мышления: картинки, озвученные текстом картинки, текст, – протекают в тахионно-материальной среде. Калейдоскоп картинок и текста у нас в голове не случаен, а задан этой средой…»
Конец цитаты.
Подъем в восьмое небо, в Валерины мысли:
«…Я смотрел на только что прочитанное…»
– …И бешено хохотал! – вознес к небу руки профессор. – Это золотые гири!..
– Огорчение твое понятно, – поставив нейросеанс на паузу, осторожно погладила Галина профессора по плечу. – Я и сама не в восторге от того, что мне до сих пор не приходили в голову такие вещи.
– Какие вещи? – не понял Курочкин.
– Лампочка из электричества вырабатывает свет, а сознание из элементарночастично-тахионной силы вырабатывает пространство-время.
– Из какой-какой силы?.. Какой-какой?.. Какой?..
– Из силы чувства.
– Это как?..
– Это так, – возобновив нейросеанс, вновь спустилась Галина в седьмое небо, в «Правого ангела», необходимый фрагмент которого теперь не зазвучал, а появился в виде изображения прямо в сознании Курочкина и Галины. И там и там возникла наполненная частицами картина, разделенная светящейся плоскостью (областью световой скорости): обладавшие сверхсветовой скоростью и мнимой массой тахионы при столкновении и потере энергии ускорялись, а самые медленные из них сваливались в скорость света, начиная светиться; являвшиеся носительницами массы, элементарные частицы при столкновении и наборе энергии замедлялись, а самые быстрые из них обращались в свет… Тахионы «над» скоростью света были тахионами, элементарные частицы «под» – элементарными частицами… Но попадая на водораздел скорости света, каждая частица (тахион ли, элементарная ли) «терзалась»: уходя – остаться, стать местом, телом / оставаясь – уйти, стать бестелесностью, духом, и это терзание являлось «чувственно-связанным внутренне-внешним». Чувством. Чувствительностью (вопрос в голове профессора и Галины: «Чувствительностью? Откуда она там взялась?..» Ответ: «Естественней спросить, откуда она взялась у вас»). «Замиравшие со скоростью света» частицы образовывали плоскость – сферическую пленку с развивавшимся внутри нее чудесным пейзажем – голограммой Вселенной. При этом отдельная линия голографической пленки-пластины являла собой образ (заготовку) осознанности… Суть исходного чувства – таящееся в нем ви́дение самого себя – можно было назвать «взглядом Выдумщика», который, коллапсируя свою вероятность в конкретность внутренне-внешнего существования, выдумывал две вещи: голограмму «внешнего» (мира тел) и свою собственную земную версию – «внутреннее», осознающее «внешнее». Образное сознание Выдумщика соединялось с земным сознанием плода его выдумки (человека) в сознающую вертикаль…
В волнении ухватившийся руками за пульт Курочкин случайно нажал на «Выход из сеанса»…
– Дальше в романе… – переводя дух, сказала Галина, – о том, как именно взаимодействует человек со своим Выдумщиком, но, думаю, на первый раз хватит.
– На первый! На первый! На «он же и последний»! – Курочкин и без слов, одним своим грозным видом, демонстрировал, что второго раза не будет. – Так что давай! Как именно!
Галина подключилась к сеансу «с того места как Курочкин виноват» – со «Взгляда из сингулярности» (из точки Большого взрыва), откуда выдумывался теперь в профессорской голове образ Вселенной, а его, профессора, собственный мысленный взгляд воспринимал эту выдумку. В этой взаимонаправленности взглядов – «сингулярного» и человеческого – направление к обоим взглядам было временем, от обоих взглядов – противо-временем… Движение во времени обеспечивали соединенные взгляды человека и его Выдумщика, работающие на вход, вглубь самих себя: таким своим взглядом Выдумщик коллапсировал себя самого из вероятности в конкретность своего внутренне/внешнего (человек / голограмма Вселенной) существования, а его земная версия – человек – таким же работающим на вход взглядом выделял из непрерывного сенсорного потока объекты, выдумывая для этого инструментарий пространства и времени (подзвучка изображения: «Как это представлено в теории биоцентризма Роберта Ланца»)… Движение же против времени происходило вследствие того, что человек и его Выдумщик работающими на выход взглядами смотрели друг другу «в глаза». По траектории противо-времени тахионный чувственный материал перекидывал мостки от чувства к телу, наделяя живые тела чувствительностью, дорастающей до сознания. Это и был информационный поток (подзвучка: «Увеличивающий осознаваемость бытия, именуемую вами смыслом»)…
– Всё! К чёрту Выдумщиков! К чёрту противо-время! Иначе я за себя не ручаюсь… – даванув на «Стоп», дрожащими руками профессор извлек из пачки третью, последнюю допустимую для одного псевдо-перекура, таблетку… – Ну, что там «лампочки вырабатывают свет, а сознание – пространство»?.. – не выдержав и пары выдохнутых «О», нервно спросил Курочкин.
– Да всё просто, – пожав плечами, как бы удивляясь, что же тут непонятного, Галина нажала на «Воспроизведение»: на водоразделе скорости света возник образ пространства-времени. Курочкин начал вырабатывать из этого образа его телесную версию – пространство-время со всеми в нем телами, от звезд и атомов до самого себя – Курочкина, включая «молекулярный» слой коры больших полушарий вместе с пирамидными и «шиповниковыми» нейронами: здесь, на этих нейронах, ожил источник Вселенной – элементарночастично-тахионная среда (подзвучка: «Мышь, у которой нет нейронов “шиповника”, не создает луну – Эйнштейн был прав: “Неужели луна существует только потому, что на нее смотрит мышь?” А человек – создает: Эйнштейн был неправ. Не в одиночку, разумеется, создает, а многомиллиардной суммой сознаний. Лампочка вырабатывает свет. А человечество луну»).
