Владимир Свержин
Анонимное общество любителей морских купаний

Дама высокомерно молчала, сжав слегка побледневшие губы.

– И она продолжает оставаться ею. Не трудитесь опровергать. Не правда ли, забавно? Сам барон утверждает, что был мертвецки пьян, и не помнит даже, как оказался в постели. А уж откуда там взялась совершенно голая девица, и вовсе сказать ничего не может. Но, тем не менее, повод для развода и раздела имущества бесподобный.

– Все это частью ваши домыслы, частью ложь моего бывшего мужа. Да, Женевьеву я весьма ценю, и то, что Фриц затащил невинную юную девушку в постель – ее беда, а не вина.

– Браво, мадам, вы неизменно хороши. Это как раз то, что нужно. Я бы, может, даже поверила вашему негодованию, когда бы не эта небольшая записная книжка.

Госпожа Ле Блан взяла из рук Андре неприметную книжечку из тех, которые на всякой ярмарке можно купить за грош. Заметь такую на земле, поленишься нагнуться, чтобы поднять. Однако, увидев ее в руках незваной гостьи, баронесса невольно метнула гневный взгляд на «Женевьеву», но вовремя опомнилась и старательно изобразила на лице недоумение.

– Я совершенно не понимаю, о чем речь. Повторяю, это какая-то подлая западня. Граф, как вы могли?! Это низко и недостойно! – Она повернулась к хозяину апартаментов: – Я ухожу!

– Это будет затруднительно сделать, – насмешливо покачала головой мадам Ле Блан и указала на крепыша, замершего за ее спиной. – Этот человек состоит на тайной службе принца. Если из-за позднего часа или моего акцента вы не все поняли, повторюсь: у нас есть все основания утверждать, что вы замешаны в похищении драгоценностей австрийской короны. У него есть приказ заковать вас и вашу спутницу в кандалы и передать жандармам его императорского величества Франца-Иосифа. Надеюсь, вы не торопитесь познать светскую жизнь Вены со стороны каземата?

Красавица бросила надменный взгляд, но не тронулась с места.

– Вижу, что нет. В таком случае, вернемся к записной книжке. Вы не поверите, граф, она целиком посвящена вам. – Мадам Ле Блан перевернула несколько страниц. – Рождение. Учеба. Служба в полку. Сведения об имениях в Подольской, Минской и Смоленских губерниях я опускаю, всем нам известно, что они сейчас находятся под арестом. А вот здесь интересно, – она ткнула толстый палец в страницу. – «Ближайший наследник Жерома Тарло, дивизионного генерала, губернатора французской Гвианы…» – Анонимная любительница морских купаний устремила на графа изучающий взгляд. – Вы знаете, о ком речь?

– Конечно, это мой дядя Иероним, – удивленно ответил Тарло. – Но я не видел его с детства, с тех пор, как он перешел на службу к императору Наполеону III.

– Вот видите, как нехорошо забывать о родственниках! Он, между прочим, о вас не забывает, даже сейчас, находясь на смертном одре.

– Дядя Иероним болен? – моргнул граф.

– Глупый вопрос. Впрочем, бессонная ночь, пережитое… Да, ваш дядя болен. Тяжелые последствия тропической лихорадки. В Гвиане, знаете ли, вообще отвратительный климат. Зато там полно золота. Хотите знать, в каких цифрах исчисляется ваше будущее наследство?

– Признаться, да, – пробормотал обескураженный лейб-улан.

– За вычетом налогов – три миллиона восемьсот двадцать тысяч рублей золотом, не считая недвижимости.

– Я снова буду, – глаза Тарло расширились, – богат?

– Нет. Как говорят у вас в России: «Близкий локоть не укусишь». Если вы попробуете сбежать из княжества, вы, как и госпожа баронесса, отправитесь по этапу в оковах, а наследство по решению суда перейдет в казну. Дальше будет назначена распорядительная комиссия, которая решит, что с ним делать. Может быть, найдутся еще родственники. Как у вас с ними отношения?

Граф поморщился.

– Как видите, наши милые прелестницы старательно подготовились. Здесь есть упоминания и о ваших личных качествах. Кстати и о том, что вы неисправимый дамский угодник. Может быть, это польстит вашему самолюбию, – вас, граф, предпочли после долгих раздумий в нелегкой борьбе. И вашим соперником, между прочим, был не кто иной, как самозваный племянник турецкого султана. Впрочем, тут есть пометка, что он и не турок, и не султанского рода. Однако восточная сказка все же произвела должное впечатление на заинтересованное лицо. О, простите, на заинтересованное личико. Абдурахман-паша уже сделал вам подарок, мадам? Ведь так? – Госпожа Ле Блан вновь насмешливо поглядела на побледневшую баронессу. – Ивы с благодарностью приняли его.

– Не понимаю, о чем вы? – попыталась было возмутиться та.

– Андре, подарок! – Анонимная любительница купаний протянула раскрытую ладонь, и крепыш положил на нее крупную розовую жемчужину. – Вот он – любимый жемчуг Клеопатры. Ожерелье вечной молодости… Вы удивлены, мадам? Да, нам пришлось вскрыть тайник в вашей шкатулке. Кстати, там было еще несколько интересных записей… Госпожа баронесса, по вашему лицу вижу, вам не по душе мое любопытство. Вы можете обратиться в суд. Но этим лишь навредите себе. Как вы, несомненно, догадались, я стараюсь уберечь дорогих гостей нашего княжества от грозящих им неприятностей. Граф может подтвердить. Его я сегодня спасла от глупой смерти. Поскольку, вы мадам, все еще наша гостья, то на вас моя забота тоже распространяется.

– Каким же образом? – с горькой усмешкой поинтересовалась красавица.

– Непременно расскажу. Но сперва ответьте на один маленький, хотя и нескромный вопрос – с чего вдруг самозваный восточный принц решил подарить вам жемчужину стоимостью в восемьдесят тысяч франков?

– По-вашему, мое внимание не заслуживает такого подарка? – презрительно скривила губы прекрасная дама и одарила госпожу Ле Блан таким возмущенным взглядом, что, обратись он в дождь, на «мадам-боцман» не осталось бы сухой нитки.

– Полагаю, оно заслуживает куда большего, иначе мы бы вас попросту выдали полиции. – Хозяйка положения довольно ухмыльнулась. – Но почему тогда султанский родич не заваливает вас свежими лилиями и благоухающими розами? Почему не скребется в дверь номера, моля уделить ему толику вашего драгоценного внимания?

– В высшем свете так не принято!

– Но он же выдает себя за восточного принца! Знойные ночи, горячая кровь, опаляющие взгляды и прочие нелепицы из дамских романов…

Юная баронесса призадумалась:

– Быть может, он засиделся за карточным столом. Устал. Но нынче же утром, я уверена…

– Он ушел из казино три часа назад. Сейчас, насколько мне известно, спит в своем номере с парой девиц. Но в чем-то вы правы. Утром все начнется, забурлит и окрасится всеми цветами радуги. За розами и лилиями, правда, к местным цветочникам от принца не посылали. Но все же, восточная сказка очень скоро обратится в явь. И начнутся чудеса именно с этой жемчужины.

– Жертвуйте малым, чтобы взять большее? – тихо произнес Тарло. – Жемчужина – это наживка?

– Уверена, так и есть. А теперь к делу! Только что мы имели возможность полюбоваться замечательной розовой жемчужиной, столь любезно подаренной баронессе. Еще одна такая же вчера была передана на оценку в казино Абдурахман-пашой. Как раз перед игрой с вами, граф.

– Так этот человек не настоящий… – вырвалось у баронессы. Она прикусила губу и покраснела.

– Да. Настоящий Абдурахман-паша ведет мирную жизнь в Стамбуле и понятия не имеет, что тут вытворяют его именем, – кивнула мадам Ле Блан. – Так вот. И та, и другая жемчужины – часть драгоценного ожерелья «Любовь Клеопатры», пропавшего три года тому назад из курьерского поезда Париж – Кале… Преступление по сей день не раскрыто, хотя над загадкой бились и Скотланд-Ярд, и Сюртэ Криминаль. Вместо драгоценного украшения в наглухо закрытом несгораемом шкафу почтового вагона обнаружился кулек «Монпансье».

Как видите, похититель работал не без изысканности. Но страховое общество Ллойда не оценило тонкой насмешки. Ибо она ему обошлась в полтора миллиона фунтов стерлингов компенсации владельцу. От огорчения Ллойд назначил вознаграждение за поимку неведомого ловкача.

– Да? А сколько? – оживилась хранившая дотоле молчание блондинка.

– Стоит ли забивать пустыми цифрами вашу хорошенькую головку, мадемуазель? К вам они не имеют отношения, – отрезала Мари Ле Блан и, постукивая об пол тростью, продолжила. – Теперь розовый жемчуг из этого ожерелья всплыл в нашем княжестве, и с этим нужно будет разбираться. Мы – тихое, гостеприимное, очень дружелюбное государство. У нас всегда тепло и солнечно, и мы весьма заинтересованы, чтобы вокруг полагали, будто у нас всегда так. Нам совершенно не нужны громкие скандалы. Я понятно излагаю мысль?

– Да, вполне.

– А потому, дорогие наши гости, я настоятельно предлагаю вам поступить на службу. Вы трое: ваше сиятельство, баронесса и мадемуазель Женевьева Киба, в случае согласия немедленно зачисляетесь в тайный отдел Анонимного Общества Любителей Морских Купаний. Вы получите абсолютную защиту от всех претензий со стороны закона, естественно, в землях княжества. Нас будет интересовать только результат. В первую очередь, сохранение благопристойности и покоя в стране.

– Хорош выбор, – скривился граф Тарло.

– Как в любой игре, граф, – делать ставку, или нет. Я не настаиваю. Но в своей записной книжке мадемуазель Киба утверждает, что соображаете вы быстро, и так же быстро принимаете решения. Обычно эта девушка знает, что говорит.

– Что мы должны сделать? – коротко выдохнула баронесса.

– Ничего из того, чего вам прежде делать не приходилось. Я жду: да или нет?

– Проклятье, да!

– Граф, ваше слово?

– Выбор не велик, я согласен.

– Вот и славно. Мадемуазель Киба, полагаю, тоже не возражает?

Прелестная блондинка печально вздохнула и кивнула в знак согласия.

– Вот и прекрасно. Тогда, граф, баронесса, спешу первой вас поздравить: сегодняшняя утренняя газета сообщит о вашей помолвке. Этот номер в отеле государство любезно предоставляет в ваше распоряжение в качестве свадебного подарка.

– Нашего мнения, как я понимаю, спрашивать никто не собирается? – вскинул брови Тарло.

– В свое время им поинтересуется священник во время брачного обряда, – отмахнулась мадам Ле Блан.

– Но мсье Тарло мне отвратителен! – возмутилась баронесса. – Он гнусный лжец!

– Сколько страсти в этих словах! – не моргнув глазом, ответила мадам. – Со временем все может измениться. А страсть останется. Номер газеты уже в печати. Ваша помолвка больше не обсуждается. Есть ли еще какие-нибудь вопросы или предложения? Если нет, то доброго вам дня. Мне все же следует немного отдохнуть. Как я и сказала, можете ни о чем не беспокоиться, апартаменты к вашим услугам.

– Довольно удобная камера, – съязвила баронесса. – Но я все же предпочту соседнюю.

– Вопрос достоин обсуждения, – добродушно согласилась мадам Ле Блан. – Думаю, пока вы невеста графа, это вполне разумно. Однако, когда станете женой, это будет вызывать подозрения. Больше вопросов и комментариев нет? По лицам вижу, что нет. Тогда действуем. Андре проследит, чтобы группа ни в чем не нуждалась. – Она поднялась, оперлась на трость и покровительственно оглядела присутствующих. – Что ж, полагаю, стоит выпить за образование тайного отдела. Вы не представляете, как я рада, что мы достигли взаимопонимания. Андре, наполни бокалы и проследи, чтобы никто из присутствующих не вздумал добавить туда яд… Шучу, шучу. И скажу вам сразу: я понимаю, что вы попытаетесь меня переиграть и сбежать. Так вот. Не рекомендую.

Мадам Ле Блан подняла бокал:

– За доверие, мои дорогие!

Дело второе. Любовь Клеопатры

Великий князь Николай Николаевич остановил взор на победителях скачки. Офицеры замерли в ожидании слов генерал-фельдмаршала. Тот медлил, вглядываясь в лица, затем кивнул юному корнету Тарло.

– В седле держался отлично, барьеры взял безукоризненно. Кто таков?

– Корнет Владимир Тарло.

– Уж не Константина ли Львовича сын?

– Так точно, ваше превосходительство!

– Как же, помню его у Плевны. Отличился он тогда при рекогносцировке. Сам Георгия ему вручал. Рад убедиться, корнет, что сегодня и вы не оплошали. Пажеский корпус, небось, закончили с отличием? – великий князь указал на мальтийский крестик, белевший на мундире улана.

– Четвертым в выпуске.

– А что, корнет, пошли бы ко мне адъютантом?

Граф почувствовал, что колени его подкашиваются, и, если б не сидел в седле, точно бы рухнул наземь.

– Почту за высочайшую честь! – стараясь рубить слова, ответил Тарло.

– Вот и славно! Вот и отлично! Стало быть, завтра поутру явитесь ко мне в дом на Благовещенской площади.

– Так точно, ваше превосходительство!

– Генералу Червонному передай, что отныне ты при мне состоять будешь.

– Да полно тебе бредить, Низи! – вдруг заговорил рыжий скакун командующего санкт-петербургским военным округом. – Не видишь, что ли, этот прощелыга за тузами и королями Бога и государя позабыл?! Как ты станешь ему доверять?

Корнет с раскрытыми от удивления глазами прямо из седла бухнулся на колени:

– Не посрамлю, ваше императорское высочество. Четырьмя тузами… Ой! Господом нашим клянусь – не посрамлю!

– Да посрамит, посрамит! – не унимался рыжий скакун. – Потому как игрок и плут.

– Вставайте, граф. – Ахалтекинский скакун толкнул лейб-улана копытом в плечо. – Вставайте, полно спать, день уже на дворе!

Владимир Тарло приоткрыл глаза. Над ним склонился его плечистый камердинер:

– Я говорю, день уже на дворе! За дело пора!

– Фу ты, Матка Боска Ченстоховска, привидится же такое! Который час?

– Двенадцатый, ваше сиятельство.

– Этакая рань! Что это вдруг ты решил меня тормошить спозаранку?

– Хотел сообщить, что Абдурахман-паша изволили отбыть из отеля.

– В каком смысле, отбыть?

– Прикажете кофе? – не меняясь в лице, поинтересовался Андре.

– Я спросил, в каком смысле – отбыть?

– Отбывают в одном смысле. Уселся в экипаж и велел кучеру гнать в сторону Ниццы.

– Бред какой-то.

– Так прикажете кофе?

– Да, по-восточному.

Андре поклонился.:

– Сию минуту будет доставлено.

Тарло выбрался из-под покрывала, и Андре помог ему надеть шлафрок.

– Вода для умывания готова, – сообщил камердинер, – бритва наточена. Желаете бриться сами, или помочь вам?

– Управлюсь, – буркнул граф, направляясь в ванную комнату. У самой двери он остановился и вновь повернулся к Андре.

– Ты хочешь сказать, что этот, с позволения сказать, племянник султана – вот так, запросто, пренебрег моим долгом?

– Я бы на это не полагался. Точно известно одно – что-то поутру изрядно всполошило Абдурахман-пашу. Собирался он в великой спешке.

– Быть может, ему стало известно о нашем… – Он замялся, подыскивая слова, – военном совете?

– Так или иначе, мы скоро об этом узнаем. А сейчас, если позволите, я ненадолго удалюсь.

Прохладная вода придала свежесть лицу и ясность мыслям. Тарло мягко соскребал пробившуюся с вечера щетину, раздумывая над услышанным. «Что могло заставить ловкого мошенника, если он и в самом деле мошенник, удариться в бега? Что-то пошло не так, как было задумано? Неужели хитрец догадался о наших намерениях? Но как?»

Закончив с умыванием, но так и не придя ни к какому заключению, граф вернулся в комнату. Андре уже ждал его.

– Прикажете подавать?

– Да, благодарю. Кусочек сахара, щепотку корицы и дольку лимона.

– Я помню, ваше сиятельство.

Андре принял у слуги серебряный поднос с кофе и поставил его на журнальный столик возле кресла:

– Если не возражаете, я передам вашей невесте, что вы уже встали и ждете ее.

– Я, конечно, возражаю, но, можно подумать, это кого-то интересует.

Не убирая приклеенной улыбки с лица, камердинер склонил голову и направился к выходу:

– Мне кажется, мадам Алиса будет здесь через несколько минут…

Он открыл дверь, и в тот же миг, едва не сбив его с ног, в графские апартаменты разъяренной фурией влетела баронесса фон Лауэндорф.

– Ах, и вы здесь! – не здороваясь, выпалила она, увидев в дверях камердинера. – Отлично!

– …Или даже раньше, – без тени смущения закончил фразу Андре.

– Где там ваша мадам Ле Блан?! – не здороваясь, бросила красавица.

– Дорогая, вы что же, полагаете, что я провел эту ночь с ней?

– Я вам не дорогая!

– Не могу согласиться с вами, мадам, – граф отпил глоток ароматного кофе из чашки тончайшего севрского фарфора, – вы обходитесь мне очень дорого, и, полагаю, это только начало.

– Оставьте свои каламбуры! Где ваша мадам Ле Блан?! – возмутилась баронесса. – Она мне обещала неприкосновенность со стороны закона, если я соглашусь на ее авантюру. Я желаю знать, отчего вдруг в мой номер является человек из детективного агентства Алана Пинкертона, берет с меня подписку, что я не покину этот чертов отель, и, уж тем более, это чертово княжество, и угрожает депортацией в Париж в объятия Сюртэ Криминаль?!

Лицо Андре посуровело.

– Мадам, я бы не рекомендовал вам называть «чертовым» наше замечательное княжество.

– Он прав, – вмешался граф Тарло, – поскольку мы здесь, очевидно, надолго, не будем ссориться ни между собой, ни с местными властями. А потому присаживайтесь и, прошу вас, спокойно и подробно расскажите, что произошло. Надеюсь, вы не откажетесь от кофе? Андре, позаботься!

Камердинер заученно склонил голову:

– Госпожа баронесса, вам кофе по-венски, как всегда? Баронесса бросила на слугу настороженный взгляд:

– Да, благодарю вас, Андре. – Она устроилась в удобном кресле. – Едва я проснулась, мне сообщили, что на встрече со мной настаивает некий господин. Я подумала, это кто-то из вас, или по вашему поручению, или, быть может, от Абдурахман – паши, и приказала его принять. Впрочем, думаю, если бы я отказала, это мало что изменило бы. Одним словом, ко мне ворвался какой-то рыжий наглец, показал какой-то документ сыщика из детективного агентства Алана Пинкертона и заявил, что вынужден задержать меня! Вы слышите – он вынужден! Он сидел и щелкал передо мной наручниками, как другие перебирают четки!

– Чего он хотел? – остановил поток ее возмущения граф Тарло.

– Он потребовал эту проклятую жемчужину. Сказал, что агентство ведет поиски ожерелья уже четвертый год, и поинтересовался, какие у меня отношения с Абдурахман-пашой. Я ему заявила, что никаких, но он рассмеялся мне в лицо. Каков наглец! Он сказал, что просто так, за красивые глаза, столь щедрые презенты не делаются. Он наговорил мне массу скабрезностей, заявил, что, если я взамен не подарила восточному вельможе ночь любви, значит, он оплачивал какую-то услугу, и сыщик хочет знать, какую именно.

От него пахло виски и едва ли не конским потом. Он спросил, знаете ли вы, граф, об этом подарке. Продемонстрировал мне еще одну жемчужину и сказал, что спозаранку Абдурахман-паша уехал, должно быть, почувствовал слежку. И либо я расскажу ему обо всем, что он желает услышать, во всех деталях, либо он вынужден меня задержать и препроводить в Париж для снятия официальных показаний. Затем он заставил меня подписать бумагу, что я буду сидеть здесь, изъял жемчужину и убрался прочь…

– И вы просто так отдали ему жемчужину?

– А что мне было делать? Кричать «помогите»? Собрались бы все, от гостиничной прислуги до постояльцев. Я терпеть не могу публичных скандалов! Особенно мне не нравится покидать номер в наручниках.

– Разумно. Что ж, паузу вы выиграли. В лучшем случае, это был обычный мошенник, который похитил у вас бесценную жемчужину. – Тарло поглядел на стоящего у дверей Андре. – Но скорее всего, дело обстоит значительно хуже.

– Позвольте заметить, что если все значительно хуже, то это значительно лучше, – негромко проговорил камердинер. – Если бы Абдурахман-паша просто решил сбежать, почувствовав слежку, ситуация и впрямь была бы крайне неприятной. Но, как и предполагалось, одна жемчужина из ожерелья Клеопатры потянула за собой другую.

– Что ты имеешь в виду?

– Агент Пинкертона мог заметить жемчужину, которую засветил Абдурахман-паша, либо если сам присутствовал в этот момент в игорном доме, либо если имеет там своих людей. Второе сомнительно: мы тщательно отбираем персонал и, признаться, неукоснительно держим всех под контролем, дабы исключить попытки нежелательного сговора. Стало быть, агент был одним из игроков, или фланировал среди наблюдающей публики. Или ему заранее было известно, что Абдурахман-паша начнет манипуляции с жемчужиной.

В любом случае, если в полицейском управлении ему отдали ночной трофей, значит, он предъявил все необходимые бумаги. Может, они и фальшивые, но достойного качества. Можете не сомневаться, вы в безопасности, и полиция сделает все возможное, чтобы перекрыть выезды из княжества. Но, полагаю, это излишне. Пока шайка не достигнет желаемого, никуда отсюда не уедет.

– Дадим ему сделать очередной выпад и провалиться в пустоту, – подытожил Тарло, сжимая кулак, будто держа в нем рукоять сабли.

– Примем его на контратаке, – улыбнулся Андре.

– Представления не имею, о чем вы рассуждаете, месье. Но мне даже думать противно о ваших бессмысленных атаках и контратаках! – фыркнула мадам Алиса. – Вы полагаете, я в безопасности?

– Об этом можете не беспокоиться. Даже если сам мистер Пинкертон решит вылезти из могилы и заявиться в наше княжество со стопкой бумаг величиной с Монблан, вас ему не выдадут.

– Это совершенно меняет дело, – улыбнулась баронесса, и в глазах ее сверкнул хищный отблеск. – Итак, что мне следует предпринять?

– Ничего особенного – продолжать быть испуганной. – Граф на мгновение задумался. – Возможно, мошенники следят за вашим номером. Можете сказать, что побежали жаловаться ненаглядному жениху, дальше произошло выяснения отношений, однако я благородно, как и подобает настоящему аристократу, простил, что вы, не оповестив меня, приняли такой подарок. Теперь я весьма встревожен, как бы эта история не расстроила нашей свадьбы. Родня, борзописцы… Я полагаю, вы найдете, что сказать.

– Что вы имеете в виду, говоря «настоящему аристократу»?! – баронесса взвилась, будто дикая кошка, которой наступили на хвост грязным сапогом.

– Род графов Тарло известен с начала пятнадцатого века…

– А, простите, мне почудилось… – Мадам Алиса вновь очаровательно улыбнулась. – Ладно, продолжу бояться. Сделать это, увы, совсем не сложно.

Покинув апартаменты, граф Тарло и его камердинер прошли широкий, застланный длинноворсовым ковром коридор. Дежуривший на этаже расторопный слуга поспешил открыть знатному гостю дверь на лестницу. Тарло заметил, что Андре сделал едва уловимый знак, быстро согнув и разогнув указательный палец, точно нажав на спусковой крючок.

«Интересно, что это они задумали?» – мелькнуло в голове Владимира.

Спустившись этажом ниже, он собрался было следовать дальше, и уже представлял, как, помахивая тростью с серебряным набалдашником, отправится на променад по благоухающей цветами набережной, когда вдруг услышал негромкий голос камердинера:

– Погодите месье. – Расторопный «слуга» обогнал господина, оглядел коридор и, убедившись, что вокруг ни души, чуть слышно произнес: – Вам налево, ваше сиятельство.

Они прошли всего несколько шагов. Андре достал из кармана небольшой ключ, вставил его в замочную скважину выходящей в коридор двери, повернул, и, впустив графа, быстро вошел сам.

– Что это еще за конспирации? – удивленно спросил Тарло, глядя как Андре запирает дверь ключом на два оборота.

– Вам следует молчать об увиденном, граф, – сбрасывая маску почтительного слуги, ответил камердинер. – Никто не должен знать о том, что происходит за этой дверью.

– Я и сам пока этого не знаю.

– Узнаете непременно. Итак, вы не должны передавать кому бы то ни было то, что вам станет известно. Поверьте, все это делается исключительно для безопасности наших гостей.

– Судя по всем этим странным предуведомлениям, делается что-то основательно гадкое.

– О, нет. Просто некоторая нескромность.

Он подошел к следующей двери и распахнул ее. Помещение за ней выглядело довольно странно, так что Владимир даже сразу не понял, что здесь происходит. На простых венских стульях здесь сидели несколько девушек и, прижимая левой рукой к уху отделанные каучуком латунные раструбы, что-то усердно записывали на разматывавшейся с валика бумаге.

– Кто это?

– Стенографистки, ваше сиятельство.

Тарло еще раз обвел удивленным взглядом комнату, выходящие из стен трубки – и вдруг понял:

– Вы прослушиваете разговоры постояльцев?

– Именно так, – совершенно не смущаясь, подтвердил Андре. – Но мы никогда не используем услышанное во вред нашим гостям, конечно, если сами гости не пытаются причинять вред нашему замечательному княжеству.

Камердинер подошел к одной из стенографисток и тронул ее плечо. Заметив его, девушка встала и протянула ему раструб.

– Присаживайтесь, – не столько предложил, сколько распорядился слуга. – Подвиньте стул и возьмите еще один моноаурис, – он указал на еще один раструб, лежавший на столе рядом с рулоном бумаги. – Это апартаменты вашей невесты.

– Разложи платье здесь. Пусть, когда войдет, увидит, что я готовлюсь к свадьбе.

– Значит, мы сейчас никуда не едем?

– Пока нет.

– Эдит, зачем нам впутываться в эту игру? Если будет нужно, я легко договорюсь…

– Ты уже договорилась! – перебила ее недовольная баронесса. – Не ты ли учила меня: нельзя держать в номере подобные вещи?

– Прости, время было позднее, я надеялась утром отвезти жемчужину и положить ее в сейф.

– Как бы то ни было, нас переиграли. А сейчас кто-то пытается и вовсе сделать из меня дуру. Ну, нет! Два раза за один день чувствовать себя воспитанницей пансиона благородных девиц, застигнутой за курением виргинской сигары – это уж слишком!

– Ты что-то задумала?

– Как сказал бы этот лощеный солдафон, мой жених – дать бой.

– Все это так неосторожно! Мы здесь очень засиделись. Конечно, западня захлопнулась, тут ничего не сделаешь, мы в нее уже угодили. Надо бы теперь подумать, как поскорее выбраться.

– Все это верно, – не замедлила с ответом баронесса. – Однако наше участие в этом деле усыпит бдительность чертовой толстухи и ее молодчиков. К тому же, – Алиса вздохнула, – признаться, я не готова расстаться с этой бесподобной жемчужиной. – Разложишь платья, а затем разузнай, где и когда остановился мистер Донован Спарроу, где уже успел побывать, как расплачивался – словом, узнай все, что сможешь. И насчет Абдурахман – паши не забудь выяснить. Что это за бегство на рассвете?

– Не в первый раз, – хмыкнула Женевьева. – Но ты все же не заигрывайся. Главное, не вздумай сдуру влюбиться в своего жениха.

– Вот еще, скажешь тоже!

– А что, он красавчик. Не то, что барон.

– Очередной пустоголовый кавалерист. Любуется собой, как селезень.

– Не скажи, не скажи. Эк он спозаранку кинулся на твою защиту – настоящий лев!

– Эй, эй, Женевьева, ты сама не влюбись! Давай, заканчивай с платьями, и задело!

Граф, покрасневший, как утренняя заря, отложил латунный раструб:

– Ее что же, зовут Эдит?

– Может, и нет. Но без свидетелей мадемуазель Женевьева называет ее именно так. Похоже, вы не произвели на вашу невесту неотразимого впечатления.

– Это вовсе не ваше дело, Андре! – оскорбился Тарло.

– Мое дело, чтобы на людях вы выглядели абсолютно счастливой парой. Мадам Ле Блан будет чрезвычайно недовольна, если вы будете смотреть друг на друга, как солдат на вошь.

Граф Тарло откинулся на спинку венского стула:

– Мне нужно подумать.

– Вам что-то мешает?

– Пока что мы здесь мешаем нелегкому труду этих барышень. Если не возражаете, пройдемся по набережной, на ходу мне всегда думается лучше.

– Как прикажете, ваше сиятельство. – Андре вновь напустил на себя вид расторопного слуги.

По набережной гулял народ. Голубые прозрачные волны, искрясь под летним солнцем, плескались о пирс, и расцветшие парусами мачты яхт виднелись на горизонте, маня и волнуя кровь жаждой дальних странствий. Толстые пальмы едва покачивались, шелестя широкими листьями. В увитой диким виноградом беседке играл духовой оркестр, и дирижер в белоснежном фраке то и дело взмахивал руками, будто поднимая музыку к небу. Граф шел, поминутно кланяясь знакомым и приподнимая цилиндр. Вдруг к солоноватому, пропитанному йодом дыханию моря примешался буйный аромат свежих цветов. Тарло остановился.

– Андре, следует послать моей восхитительной невесте корзину цветов. Она раскладывает сейчас там свои платья, всячески изображает счастье на лице, и при этом в ее номере нет ни одного несчастного цветочка от охваченного страстью жениха?! Это чистейший абсурд. Если сыщик внимателен к деталям, он непременно это подметит.

– Вы правы, ваше сиятельство.

– Будь добр, купи самых свежих лилий.

Камердинер подозрительно глянул на хозяина.

– Андре, я не убегу, я дал слово чести! Да и куда?

Слуга кивнул и направился к бойкому цветочнику, выставившему свои корзины прямо у набережной. Граф подошел к воде и, сложив руки перед грудью, стал следить, как волна наползает на волну, и белая пена, разрываясь в клочья при ударе, наполняет воздух мириадами крошечных брызг.

«Надо же, – окинув ироничным взглядом пирс, усмехнулся он, – только сегодня утром в нескольких шагах отсюда я собирался вышибить себе мозги, не имея средств отдать долг. Положение казалось мне совершенно безнадежным. А тут вдруг разом нашлось и чем платить, и сам Абдурахман-паша вдруг сбежал, позабыв об этаком куше. Как все это странно!»

Отблески солнца в волнах радовали глаз.

«Надо будет приложить записку к букету. – Тарло вспомнил беседу „невесты“ с ее „служанкой“ Брошенные в его адрес слова заставили графа поморщиться. – Что б такого написать? Быть может, просто: „Несравненной Эдит от преданного Владимира"? Пусть себе помучается, что мне известно, и откуда…»

– Прошу извинить, вы, если не ошибаюсь, граф Тарло? – послышался сзади скрипучий голос.

Лейб-улан повернулся. Перед ним стоял расплывшийся человек в сером, застегнутом на все пуговицы сюртуке. Лицо его было украшено широкими бакенбардами с подусниками, переходящими в густые, нависающие над верхней губой, усы. Человек был сутул и глядел несколько исподлобья или вниз, если отводил взгляд.

– Да. С кем имею честь?

– Это не важно, я один из служащих компании господина Прагоса.

– Не припоминаю, чтобы доводилось слышать это имя.

– И все же, я уверен, в ваших интересах уделить мне немного вашего драгоценного времени. – Сутулый развернул вытертую на углах папку из кожи аллигатора, которую дотоле держал под мышкой. – Потрудитесь взглянуть на это.

– С удовольствием, если это меню.

– Это расписка, подписанная Абдурахман-пашой, – оскорбился незнакомец. – Поскольку этот господин очень спешил, желая успеть на пароход в Стамбул, он продал ваш долг моему хозяину.

– Меня он решил не ставить в известность? – нахмурился граф.

– Я же говорю, он чрезвычайно спешил. Султан Абдул-Гамид II призвал его в силу неотложных обстоятельств. Но вы можете ни о чем не беспокоиться. Мы не собираемся разорять вас. Нам известно, что у вас сейчас некоторые финансовые затруднения…

– У вас неверные сведения, – прервал его граф.