Владимир Шигин
Сталин и Военно-Морской Флот в годы Великой Отечественной Войны

© Владимир Шигин

Глава первая
На пороге войны

Между тем, война подходила к границам СССР все ближе и ближе. Оценивая возрастающие тревожные тенденции в международных отношениях, И.В. Сталин еще в январе 1934 года в отчетном докладе XVII-му съезду ВКП(б) заключил, что «болтовня о разоружении» сменяется «деловыми разговорами о вооружении и довооружении».

Рост внешней угрозы заставил руководство СССР активизировать поиск союзников, проявляя готовность жертвовать идеологическими установками в пользу прагматических соображений. Именно поэтому в сентябре 1934 года Советский Союз вступил в Лигу наций, которую ранее игнорировал, как союз буржуазных государств. В мае 1935 года Сталин заключает договор о взаимопомощи с Францией, а двумя неделями позже – аналогичный договор с Чехословакией. Стремясь обезопасить себя и со стороны фашистских государств, еще в сентябре 1933 года был подписан советско-итальянский пакт «О дружбе, ненападении и нейтралитете». В 1936 году и Япония приняла «Основные принципы национальной политики», выделившие, в качестве главного направления ее экспансии, южное – Тихоокеанское, что предопределило ускорение наращивания ее военно-морских сил. Наконец, именно в 1936 году оформился и так называемый «Антикоминтерновский пакт», объединивший Рим, Берлин и Токио.

С середины 30-х годов начался и новый виток гонки военно-морских вооружений. Отказ от ограничений в этой сфере после Первой мировой войны, как мы уже писали выше, был оформлен англо-германским морским соглашением 1935 года. Наиболее активно в нее включились вероятные противники СССР – Германия, Италия, Япония.

События в Испании и начало агрессии Японии против Китая наглядно демонстрировали роль военных флотов. Следует отметить, что Сталин был уверен не только в неизбежности войны с Германией, но и в столь же неизбежной большой войне с Японией. При этом Сталин был твердо уверен в победе, ка к над Германией, так и над Японией.

В своей книге «Глазами человека моего поколения» Писатель Константин Симонов приводит записи своих бесед с адмиралом И.С. Исаковым и его весьма любопытный рассказ: «Это было тоже в середине тридцатых годов. Не помню, кажется, это было после парада 1 Мая, когда принимались участники парада. Ну, это так называется «участники парада», это были не командиры дивизий и полков, прошедших на параде, а верхушка командования. Не помню уже точно, в каком году это было, но помню, что в этот раз зашла речь о скорейшем развертывании строительства Тихоокеанского флота, а я по своей специальности был в какой-то мере причастен к этим проблемам. Был ужин. За ужином во главе стола сидел Сталин, и рядом с ним сидел Жданов. Жданов вел стол, а Сталин ему довольно явственно подсказывал, за кого и когда пить и о ком (в известной мере) даже что говорить.

Уже довольно много выпили. А я, хотя вообще умею хорошо пить и никогда пьян не бываю, на этот раз вдруг почему-то очень крепко выпил. И понимая, что очень крепко выпил, всю энергию употреблял на то, чтобы держаться, чтобы со стороны не было заметно.

Однако, когда Сталин, вернее, Жданов по подсказке Сталина и притом в обход моего прямого начальства, сидевшего рядом со мной, за которого еще не пили, поднял тост за меня, я в ответ встал и тоже выпил. Все уже стали вставать из-за столов, все смешалось, и я подошел к Сталину. Меня просто потянуло к нему, я подошел к нему и сказал:

– Товарищ Сталин! Наш Тихоокеанский флот в мышеловке. Это все не годится. Он в мышеловке. Надо решать вопрос по-другому.

И взял его под руку и повел к громадной карте, которая висела как раз напротив того места, где я сидел за столом. Видимо, эта карта Дальневосточного театра и навела меня на эту пьяную мысль: именно сейчас доказать Сталину необходимость решения некоторых проблем, связанных со строительством Тихоокеанского флота. Я подвел его к карте и стал ему показывать, в какую мышеловку попадает наш флот из-за того, что мы не вернем Сахалин. Я ему сказал:

– Без Южного Сахалина там, на Дальнем Востоке, большой флот строить невозможно и бессмысленно. Пока мы не возвратим этот Южный Сахалин, до тех пор у нас все равно не будет выхода в океан.

Он выслушал меня довольно спокойно, а потом сказал:

– Подождите, будет вам Южный Сахалин!

Но я это воспринял как шутку и снова стал убеждать его с пьяным упорством, что флот наш будет в ловушке на Дальнем Востоке, что нам нужно обязательно, чтобы у нас был Южный Сахалин, что без этого нет смысла строить там большой флот.

– Да я же говорю вам: будет у нас Южный Сахалин! – повторил он уже немного сердито, но в то же время усмехаясь.

Я стал говорить что-то еще, тогда он подозвал людей, да, собственно, их и звать не надо было, все столпились вокруг нас, и сказал:

– Вот, понимаете, требует от меня Исаков, чтобы мы обладали Южным Сахалином. Я ему отвечаю, что будем обладать, а он не верит мне… Этот разговор вспомнился мне потом, в сорок пятом году. Тогда он мне вспомнился, не мог не вспомниться».

Именно в это время президент США Ф.Д. Рузвельт заявил: «Пактам веры нет. Главная гарантия – это сильный флот…. Посмотрим, как выдержат японцы морское соревнование». Это высказывание было ответом на предложение Советского правительства 21 июня 1937 года заключить союз против Японии. Показательно, что Рузвельт данным ответом фактически призывал Сталина к скорейшему созданию сильного флота. Вряд ли, Сталин этого призыва не понял.

Заместитель Народного комиссара Военно Морского Флота СССР Исаков И.С.

Ближайшие месяцы показали, что написанное Рузвельтом Сталину было не пустыми словами. 21 января 1938 года Конгресс США принял закон об увеличении боевого и численного состава ВМС в два раза, а 17 мая 1938 года была утверждена программа строительства «флота двух океанов», на реализацию которой было выделено 1,1 млрд. долларов. Результат – США выиграли у Японии битву за Тихий океан.

В июле-августе 1937 года Сталиным был принят еще ряд важных решений в области морской политики. Длительные переговоры в Лондоне завершились 17 июля подписанием англо-советского морского соглашения о качественных ограничениях для кораблей основных классов. Соглашение было ратифицировано Верховным Советом СССР 4 ноября 1937 года.

Все это поддерживало решимость Сталина в его грандиозных планах относительно будущего советского ВМФ. К началу 1938 года уже не могло быть сомнений в том, что Германия из наиболее привлекательного потенциального союзника СССР превратилась в самого опасного вероятного противника, поэтому создание мощной группировки немецкого флота на Балтике считалось реальным «крупным политическим и военным фактором».

11 марта 1938 года германские войска вступили в Австрию. Казалось бы, какое отношение могли иметь дела на суше в Европе к военно-морскому строительству в США, проводивших политику изоляционизма? Оказалось, что связь имелась, причем самая непосредственная. Через несколько дней после аншлюса – насильственного присоединения Австрии к Германии Морское министерство США объявило о своем намерении приступить к постройке линкоров водоизмещением по 35 тысяч тонн. При этом подчеркивалось, что реакция на это Англии и Франции не будет приниматься во внимание.

Морской министр США заявил: «Захват Австрии и продолжающаяся агрессия на Дальнем Востоке заставляют Соединенные Штаты Америки принять решительные меры для усиления своего флота!» Тогда же морская комиссия Конгресса США утвердила программу дальнейшего усиления флота, включавшую постройку трех линкоров, двух авианосцев, девяти крейсеров, двадцати трех эсминцев, девяти подводных лодок. В середине 1938 года сенат США принял, предложенный президентом Ф. Рузвельтом, законопроект о дальнейшем увеличении мощности флота. Была утверждена программа строительства дополнительно трех новых линкоров водоизмещением по 45 тысяч тонн. Их общая стоимость достигла 300 миллионов долларов. Всего на дополнительное строительство Вашингтон ассигновал 1 миллиард 156 миллионов долларов.

И в Германии, и в Италии политические лидеры, прекрасно понимая значение военно-морского флота, лично присутствовали на мероприятиях символизирующих военно-морскую мощь. Так Гитлер присутствовал на спуске суперлинкора «Бисмарк», а Муссолини на подъеме флага на линкоре «Литторио».

1 октября 1938 года начался захват Германией Судетов. Независимость Чехословакии оказалась под угрозой. Теперь опасность нависла над Польшей, Литвой. На повестку дня Гитлер поставил «возвращение в лоно немецкого отечества» Клайпедской области, входившей в состав Литвы. 23 марта 1939 года Гитлер отбыл из Свинемюнде на «карманном линкоре» «Дойчланд» в Клайпеду. Следом двигались еще два «карманных линкора» и легкие корабли. Итог похода – захват Клайпеды и 150 тысяч граждан, обретших германское подданство. Теперь германское руководство нацелилось на балтийский порт и город Данциг. Агрессору мешал так называемый «Данцигский коридор», дававший Польше выход к Балтийскому морю, но отделявший Восточную Пруссию от метрополии.

В апреле 1939 года Сталину поступило приглашение об отправке одного из советских кораблей на открытие Нью-Йоркской международной выставки. Сталин остановил свой выбор на крейсере «Киров», но на корабле еще устраняли недоработки строителей. Больше новых больших кораблей в советском ВМФ на тот момент не было, а посылать старый Сталин отказался.

* * *

1 сентября 1939 года столица Польши Варшава подверглась налету германской авиации. Началась Вторая мировая война. Немецкие танковые дивизии стремительно приближались к Варшаве. Правительство бежало из столицы. Практически без всякого сопротивления прекратил свое существование и польский военно-морской флот. Польские корабли в своем большинстве так и не смогли покинуть Данцигскую бухту, выход из которой перекрыла германская эскадра. Вырваться удалось немногим. 19 сентября 1939 года Гитлер въехал в Данциг, демонстрируя всему миру, что его слова не расходятся с делом: несколько ранее фюрер объявил, что город и порт Данциг является исконно немецкой землей и будет присоединен к рейху.

Крейсер «Киров»

Еще 23 августа 1939 года было заключено советско-германское соглашение о ненападении – пакт Молотова-Риббентропа. Его подписание четко констатировало: произошло глобальное изменение расстановки мировых политических и военных сил. СССР принимал все возможные меры для укрепления своего военно-политического положения. С заключением советско-германского пакта, в течение одной ночи Англия превратилась из потенциального союзника в реального врага. Это, безусловно, понимал Сталин. Но по-другому действовать ему было нельзя – СССР мог оказаться в одиночестве. Разумеется, И.В. Сталин прекрасно знал, что рано или поздно военное столкновение между Германией и СССР все равно произойдет. В марте 1940 года, отправляя военную делегацию в Берлин для закупки боевой техники, И.В. Сталин откровенно сказал руководителю группы: «У нас, конечно, договор с Германией о ненападении, но вы учтите, что фашизм – наш злейший враг и война у нас с ним неминуема».

Чувствуя уязвимость юга Советского Союза от сил британского флота, господствовавшего в Средиземном море, и основываясь на прошлом историческом опыте, Сталин не исключал возможности удара англичан со стороны Черноморских проливов. Именно поэтому в день, когда Британия объявила войну Германии, Молотов, через советского посла в Анкаре Терентьева, призвал руководство Турции рассмотреть возможность советской помощи «в случае нападения на нее извне в районе проливов или Балкан». Но обеспечение строгого нейтралитета турок было жизненно важно и для немцев, ведь румынская нефть, предназначенная для Германии, перевозилась в итальянские порты через Босфор и Дарданеллы. Потому Берлин с началом мировой войны со своей стороны наращивал усилия, чтобы укрепить подозрение Москвы в том, что «врагом Советского Союза в проливах была и всегда будет Англия». Параллельно с этим делалось все, чтобы предотвратить любое советско-турецкое соглашение, которое могло привести к участию СССР в контроле над проливами.

Нарком Николай Герасимович Кузнецов в феврале 1939 года

Вот как оценивал предвоенную политическую ситуацию, с учетом возможностей ВМФ, нарком Н.Г. Кузнецов в своих мемуарах «Накануне»: «С осени 1939 года, когда немцы напали на Польшу и война уже фактически стояла у дверей, разговоров об усилении Вооруженных Сил и приведении их в полную боевую готовность было много, но все они ограничивались крупными планами, а к делу от слов переходили плохо. У нас не существовало специального государственного органа, который бы занимался подготовкой страны к войне. Генеральный штаб, считавшийся высшим оперативным органом, занимался главным образом вопросами Наркомата обороны, подготовкой же всей страны к войне почти не занимался. Самостоятельно разработкой планов он также не мог заниматься и ждал указаний свыше, а это «свыше» заключалось уже в те дни в одном лице – Сталине. Флотскими вопросами Генштаб совсем не занимался, если не считать некоторых вопросов мобилизации и призывников. Сначала я пытался все вопросы согласовывать с наркомом обороны или Генштабом. Но получал ответы, что они этим заниматься не могут, пока не получат указаний Сталина. Рекомендовали обращаться туда. Попытки втянуть наркома обороны в морские дела успехом не увенчались. С.К. Тимошенко уклонялся от всех моих приглашений на заседание Главного военного совета ВМФ по тем вопросам, которые, как мне казалось, касались его, как старшего военного начальника, не меньше, чем меня. Г.К. Жуков после первого грубого разговора отбил у меня охоту вести с ним деловые разговоры. Оставалась одна возможность – докладывать все флотские оперативные вопросы Сталину. В предвоенный период это были вопросы повышения боевой готовности флотов, базирования кораблей и разработки ряда документов на случай войны. То, что эти вопросы как-то проходили мимо Генштаба, особенно бросилось в глаза потому, что я как нарком Военно-Морского Флота ожидал, что буду в известной степени привлекаться к разработке всех военных проблем в части, касающейся флота, но постепенно я разочаровался, а потом и совсем убедился, что решения возникают и принимаются где-то вверху и без предварительной проработки их с соответствующими органами. Может быть, это будут отрицать армейские товарищи и лица, возглавлявшие в то время Генеральный штаб, но то, что касается флотских дел, я могу с полной уверенностью заявить – это было так.

В Генеральном штабе тогда не было ни одного флотского представителя, который мог бы что-либо грамотно посоветовать по морским вопросам, а меня и Главный морской штаб никто не спрашивал. Специалистов по флотским вопросам из армейских товарищей, которые знали бы нашу обстановку, я тоже не могу назвать. Значит, остается признать, что флотским вопросам не придавалось большого значения и с моряками не только не советовались, но они даже не информировались как следует.

Как могло произойти, что наступление наших войск на Польшу и переход границы после нападения немцев на Польшу в сентябре 1939 года произошли даже без извещения меня об этом, хотя Пинская флотилия должна была участвовать в этой операции? Я с возмущением заявил об этом Молотову, сказав, что если мне не доверяют, то я не могу быть на этой должности. Он в ответ предложил мне читать сообщения ТАСС, которые приказал посылать мне с этого дня. Но разве это дело – наркому Военно-Морского Флота узнавать о крупных военных и политических (особенно военных) событиях, которые его касаются, из иностранных источников?!

Этот пример я привел для того, чтобы показать, насколько неупорядоченно обстояло дело с разработкой в центре крупных вопросов и планов намечавшихся операций, а стало быть, и с тщательной подготовкой проведения этих операций.

Впервые я удивился отсутствию указаний из центра еще будучи командующим Тихоокеанским флотом в 1938 году вовремя Хасанских событии, которые могли перерасти в более крупную авантюру со стороны японцев и потребовать более подготовленных и организованных действий с нашей стороны. Тогда мне было просто непонятно, чем это объяснить.

Неосведомленность о действиях на Западной Украине и в Западной Белоруссии, когда меня совсем не поставили в известность, уже обеспокоила, но, к сожалению, даже после моего решительного протеста по этому вопросу положение не изменилось… Еще больше меня поразили методы подготовки и «планирование» наступления на финском фронте в зиму 1939–1940 года результаты служат подтверждением этого.

Эскадра Балтийского флота на предвоенных военно-морских маневрах

Закончилась война с Финляндией, и, казалось, были вскрыты крупные недостатки в системе подготовки, принимались меры по их исправлению. Ворошилова на посту наркома обороны заменил Тимошенко. Но совсем не изменилась обстановка в руководстве всеми Вооруженными Силами и страной в военном отношении. Освобождение Бессарабии летом 1940 года происходило также без какого-либо планирования, подготовки и согласованности всех Вооруженных Сил. Вспоминаю, как уже в последний момент мне было сказано, что через несколько дней последуют определенные действия на суше против Румынии и Черноморскому флоту надлежит быть готовым выступить в случае серьезного сопротивления. Мне ничего не оставалось, как, быстро дав указания, самому выехать в Севастополь и лично обсудить все с комфлотом, а потом выйти на эсминце в Одессу для личной связи с находившимися там Тимошенко и другими армейскими начальниками. В конце 1940 года мирный договор с Германией уже давал трещину, а ее победоносное шествие по Европе заставляло нас «порох держать сухим» и быть в готовности к более крупным испытаниям. Какую картину я наблюдал в деле подготовки к большой войне в этот последний предвоенный период? С одной стороны, делалось все возможное, чтобы обеспечить себе исходные позиции на случай войны с Германией – границы были отодвинуты от Ленинграда, а Эстония, Латвия, Литва присоединены окончательно и вошли в состав СССР. Материальные средства выделялись в нужном количестве как армии, так и флоту. Все просимое давалось, корабли строили быстрыми темпами, базы на Балтике и Черном море укреплялись в пределах новых границ. Личный состав призывался в нужном количестве.

Но отсутствие четко выработанных планов для Вооруженных Сил в целом на случай войны оставалось самым слабым местом. Не было сформулировано задач каждому виду Вооруженных Сил. Несмотря на печальный опыт, совсем не двинулось дело по отработке согласованных совместных действий армии, авиации и флота. А о необходимости этого говорил наш опыт проведенных операций и опыт идущей мировой войны. Все мои попытки найти понимание в Генеральном штабе не увенчались успехом. Даже мелкие вопросы, которые, казалось, Генштаб мог решить, подобно предложенному мною вопросу о едином командовании и разработке совместного плана обороны Либавы, никто не решал.

Этим, то есть отсутствием четких задач и планов в верхах, я объясняю поражение наших войск в первые месяцы войны. Наличие огромных армий, богатой и многочисленной техники, прекрасных солдат и командиров разбилось об отсутствие четкого руководства, своевременных приказаний и согласованных действий между армией, авиацией и флотом. Это, как известно, стоило огромных лишних потерь и, нужно прямо сказать, поставило страну в известный период в критическое положение.

Имея за плечами небольшой опыт испанской войны, хасанских событий и наблюдая за развернувшейся войной в Европе, я был убежден, что у нас нет настоящей повышенной боевой готовности, такой, которая позволила бы в случае необходимости буквально через несколько часов привести всю нашу военную машину в полную готовность к действию. Времени для этого было достаточно. Война началась 1 сентября 1939 года, и нельзя было ни одного дня почивать на лаврах, если в Европе уже полыхает такой пожар. Требовалась тщательная, скрупулезная подготовка всех видов и родов Вооруженных Сил, такая подготовка, что нажатие кнопки, телефонный звонок, передача одного условного сигнала приводили бы все в боевую готовность и каждый знал бы, что ему делать. Без этого современные армии не могут успешно действовать. Элементы организации сложных совместных действий имеют решающее значение в современной войне… В последние две недели перед войной было уже много явных признаков надвигающихся событий. Когда я убедился, что не в состоянии доказать необходимость ряда оперативных мероприятий в Генштабе и у Сталина, добиться разработки плана оперативных готовностей для всех Вооруженных Сил, я решил делать самостоятельно для флотов то, что могу, и даже то, что иногда выходило за пределы моей власти. За несколько недель до начала войны я перевел флоты на учебные оперативные готовности с фактическим затемнением всех баз, что позволило перевести их на настоящую боевую готовность № 1 (когда я получил сообщение, не приказание) уже вечером 21 июня 1941 года – все флоты находились в полной боевой готовности, способные отразить и отразившие атаки противника в эту решающую ночь».

* * *

К немедленному участию в новой мировой войны, СССР был не готов. Серьезные проблемы имелись с модернизацией РККА, комплектацией соединений новой техникой, личным составом и подготовленными командными кадрами. Что касается ВМФ, то, как мы уже знаем, он находился лишь в начальной стадии создания Большого флота. Однако тревожные события на западе ясно давали понять, что флоту воевать придется, так и не дождавшись серьезного пополнения корабельного состава с тем, что есть. 22–23 июня 1939 года, решением И.В. Сталина, были созданы сразу два оперативных объединения, предназначенные для решения оперативных боевых задач на морских и океанских театрах военных действий – эскадры Балтийского и Черноморского флотов. Командующим Балтийской эскадрой был назначен флагмана 2 ранга Н.Н. Несвицкий, а командующим Черноморской эскадрой капитан 1 ранга (с 1940 г. контр-адмирал) Л.А. Владимирский. Оба командующих принадлежали к «команде Кузнецова». Первый (Несвицкий) некогда был его командиром, а второй (Владимирский) сослуживцем по крейсеру «Червона Украина». В состав эскадр вошли линкоры, крейсера, эсминцы и сторожевые корабли, объединенные в бригады и дивизионы. Помимо этого, в составе эскадр были сформированы и отряды легких сил (ОЛСы), включавшие наиболее скоростные крейсера и эсминцы, задачей которых являлась дальняя морская разведка и набеговые операции. Разумеется, что созданные эскадры были весьма малочисленны и едва ли могли в полной мере выполнять свои задачи. Так Балтийская эскадра, помимо эсминцев, имела в своем составе лишь два устаревших линкора, два крейсера и два лидера, а Черноморская – один устаревший линкор, пять крейсеров и три лидера. Но наполнение оперативных объединений кораблями было делом времени. т. к. Сталин создал эти структуры исключительно под программу Большого флота. По его задумке, к моменту поступления новых океанских кораблей, оперативные объединения должны были быть уже полностью отработаны и слажены. Что касается Северного и Тихоокеанского флота, то там формировать эскадры было пока просто не из чего. Создание эскадр на этих флотах планировалось с поступлением первых новых крейсеров и линкоров.

В апреле 1940 года, под эгидой ЦК ВКП(б) и при личном участии И.В. Сталина, было проведено совещание высшего военного руководства страны. Затем наркомат обороны подвергся всеобъемлющей проверке. Характеристика состояния Вооруженных Сил государства, данная в итоговом акте, была суровой, но объективной. Наркома К.Е. Ворошилова заменили маршалом С.К. Тимошенко. Вместе с тем, была проведена масштабная реорганизация аппарата наркомата обороны, и, в первую очередь, Генерального штаба. Часто болеющий начальник Генштаба маршал Б.М. Шапошников вскоре разделил судьбу Ворошилова. В августе его сменил генерал армии К.А. Мерецков, а в феврале 1941 года этот пост занял генерал армии Г.К. Жуков.

Народный комиссар по военным и морским делам СССР и член Политбюро ЦК ВКП(б) К.Е. Ворошилов

В данной непростой ситуации Сталин не забывал и о военно-морском флоте. 7-14 октября 1940 года в Ленинграде, по инициативе И.В. Сталина, состоялось совещание представителей Главного Морского штаба, авиации ВМФ и Военно-морской академии «по вопросу освещен опыта современной войны». По замыслу его организаторов, выходить из круга проблем, составлявших предмет оперативного искусства и тактики, не предполагалось. Об этом докладчик, заместитель наркома ВМФ адмирал И.С. Исаков, предупредил выступавших в прениях. Однако ни он сам, ни другие участники совещания не смогли обойтись без обращения к стратегии, планам строительства Вооруженных сил, планам войны. Так, И.С. Исаков недвусмысленно заявил, что приведение на современный уровень Вооруженных Сил требует согласования программы судостроения и планов строительства авиации ВМФ с задачами борьбы с конкретным противником. Высказал он мнение и о том, что назрели изменения в организационно-штатной структуре флота, как вида Вооруженных Сил, и не следует считать себя связанными «теми организационными формами, которые у нас есть».

Вслед за И.С. Исаковым с докладами выступили капитан 2 ранга В.И. Рутковский («Опыт использования подводных лодок в современной войне»), капитан 1 ранга В.А. Петровский («Опыт использования авиации в современной войне»), вице-адмирал С. П. Ставицкий («Опыт использования надводных кораблей»), контр-адмирал В.А. Белли («Опыт ведения совместных операций армии и флота»).

Выступая с докладом об использовании надводных кораблей, вице-адмирал С.П. Ставицкий заявил, что «…в современном морском бою надводные корабли являются основой соединений», что они «с наибольшей способностью по с универсальности ведут к развитию успеха в бою, то есть к достижению конечного результата», и что лишь надводные корабли способны решать практические задачи по содействию сухопутным войскам на приморском направлении. Это был окончательный отход от учения «молодой школы». Именно тяжелый боевые корабли С.П. Ставицкий признавал единственно способными «наносить мощный удар», «подавлять другие силы в море» (включая авиацию), служить флагманскими команд пунктами, управлять действиями подводных лодок.

Сергей Петрович Ставицкий

Вместе с тем, докладчик считал легкие надводные корабли «более всех надводных сил способными к развитию успеха в войне. Кроме того, С.П. Ставицкий не скрывал своей приверженности идее «сосредоточенного удара», из чего делал вывод о том, что реализация планов строительства тяжелых артиллерийских кораблей должна проводиться не вместо программы развития легких надводных сил, а в дополнение к ней.

Все эти рассуждения, утверждения об опыте иностранных флотов почти сразу легли на стол к Сталину. Ознакомившись с материалами совещания, Сталин остался в целом ходом рассуждений моряков доволен. Поле этого последовало его разрешение на изменение оргструктуры флотов, которая бы более соответствовала будущим задачам – были образованы эскадры надводных кораблей. Основу эскадр составляли линкоры, и вся система действий планировалась вокруг них.

19 октября 1940 года И.В. Сталин провел совещание Совнаркома с привлечением руководства ВМФ, где был пересмотрен план военного судостроения. Решено было продолжать строить подводные лодки, малые надводные корабли – эсминцы и тральщики.

На XVIII-й Всесоюзной конференции ВКП(б), проходившей 15–20 февраля 1941 года, помимо наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова, в члены ЦК был избран командующий Тихоокеанским флотом И.С. Юмашев, а в состав ревизионной комиссии ЦК командующие Черноморским и Балтийским флотами Ф.С. Октябрьский и В.Ф. Трибуц. Этим Сталин еще раз продемонстрировал партии и стране возрастающую роль ВМФ и свое особое отношение к нему.

Известный авиаконструктор А.С. Яковлев в своей книге воспоминаний так характеризует деятельность ЦК ВКП(б) и, следовательно, Сталина в предвоенное время: «Все мы были свидетелями напряженнейшей, титанической работы ЦК партии по укреплению Красной Армии и оснащению ее современным оружием в 1939–1941 годах. Нам не хватило для подготовки к войне, как неоднократно говорил Сталин в узком кругу, одного – полутора лет… Только дальновидная политика социалистической индустриализации, осуществленная задолго до германской агрессии, позволила нам, несмотря на тяжелые потери первого года войны устоять, но создать на востоке страны поистине могучую промышленную базу». Сказанное А.С. Яковлевым с полным основанием можно отнести и к тому, что делалось Сталиным по усилению ВМФ в последние предвоенные годы.

* * *

К сожалению, задачи, поставленные наркомом ВМФ флотам, были весьма общие и предъявляли к командованию флотов целый ряд серьезных, весьма сложных, а потому и трудновыполнимых требований. Например, Черноморскому флоту следовало: обеспечить господство на театре; не допустить прохода вражеских флотов через Босфор; сорвать подвоз войск и боевого снаряжения в порты Румынии, Болгарии и Турции; прочно закрыть Дунайское гирло от возможных попыток прохода по реке германских судов в Черное море; в случае выступления против Советского Союза Румынии и Болгарии – уничтожить их флоты, разрушить военные порты (Констанцу и Варну) и прервать морские коммуникации этих государств; не допускать высадки десантов на черноморском побережье в Крыму и на Кавказе; содействовать левому флангу Красной армии в форсировании Дуная при продвижении РККА вдоль побережья Черного моря. Оборонительные задачи флотам как бы повисали в воздухе, и штабами всерьез не разрабатывались. Варианты неблагоприятного развития обстановки на приморском направлении даже не рассматривались!

В течение сентября 1940 – мая 1941 года в Генеральном штабе были разработаны новые планы стратегического развертывания Вооруженных Сил на случай войны, исходившие из твердой уверенности, что противником будет Германия и ее восточноевропейские сателлиты. Главным недостатком этих документов было отсутствие достоверных сведений о замыслах Верховного командования Германии, а значит, в оценке намерений противника лежали лишь предположения. Как показали дальнейшие события, они были неверными.

В целом, советским морякам предстояло сражаться с врагом на новых кораблях более-менее построенного к этому времени «малого флота», концепция которого была разработана теоретиками «молодой школы».

В конце 1940 года Сталин приказывает Кузнецову провести очередное совещание руководящего состава ВМФ. Со 2 по 10 декабря 1940 года в Москве прошли сборы командующих флотами и флотилиями под руководством наркома ВМФ, на которых были рассмотрены уроки финской войны и проблемы, выдвинутые опытом начавшейся Второй мировой войны, а также текущая деятельность флотов, под углом зрения войны в Европе. В частности, на сборах была подробно проанализирована десантная операция немцев против Норвегии. Уже после окончания Великой Отечественной войны нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов признается, что руководство ВМФ не нашло тогда путей решения проблем, касающихся основных вопросов его строительства и подготовки: «Словом, накануне войны у нас не было четкой военной доктрины, а потому не могло быть и четко сформулированных задач флота, не была определена и его роль в системе Вооруженных сил. Без этого нельзя было приступить к разработке конкретных задач флотам».