Владимир Плотников
Баггер
Посвящается тем, кто, путешествуя посредством троллейбуса, сидя в Интернете или запивая горькую… почему-то, в глубине души, остаются верными волшебству.
Вместо предисловия
– Море, бесконечное, светлое, откровенное море. Как я люблю море! – девушка склонила голову набок и немного прищурилась. – Смотри, а вон там все еще течет кровь… – она что-то показывала вдаль, в сторону заката, о чем-то говорила, но где-то далеко. При всей ее красоте она казалась незаметной, нет, не ненужной, а не существующей, такой же странной, как и все вокруг. Волны, кисть, неуклюже передвигающаяся по поверхности, море… Смуглая кожа сливалась с гладью песка, и даже волосы, выцветшие, но все еще красивые и пленительные, казались продолжением этого торжества янтарных выжженных красок, всеобщего шума, по ошибке забытого в недрах ракушек, беспечности и небрежности…
– Когда-то в детстве я думала, что выйду замуж за капитана дальнего плаванья… – голос вновь давал о себе знать, но, уже всячески оставляя попытки нарушить эту утонченную мозаику линий бесцельности.
Великолепие и распущенность, а также фарс, а также глупость и тоска, и боль, они ведь так близки, зачастую неотъемлемы, и где-то между ними лежит грань, и все это летит в пустоту без того, ради кого. И эта девушка, и море, и глупые слова, слетающие с ее обветренных губ, плохо перевранное детство и что-то про Ассоль, бездумные жесты и еще раз оторванные слова превращали все происходящее в один из тех ужасных пейзажей, что множатся бесчисленной копировальной техникой и висят в дешевых конторках и кафе, создавая иллюзию причастности к искусству. Ленивые, ленивые и тягучие мысли – пронеслось в голове, и, возможно, могло бы пронестись еще что-нибудь, но голос девушки выразил нетерпение, разрывая на части эту симфонию праздной и безучастной, монотонной и величественной картины, достойной грациозной размеренности верблюда или улитки.
– Ну, долго еще?.. – она была одета в несколько серебряных колец, браслет из ракушек, а также ту позу застывшей игривости, в которой она находила себя уже долго. Безупречность форм и отсутствие одежды, тем не менее, не придавали ей ничего, вызывающего желание, в ней не было ни стыда, ни боли, ни восторга, ни откровения, одним словом, в ней не было жизни, одна усталость, скорее даже изнуренность и нетерпение. Девушку звали Мария.
Многие согласятся с тем, что сложно найти хорошую натурщицу, ну или натурщика, без разницы. Проблема в стыде или бесстыдстве, излишнем натурализме и плохой игре. Мы носим одежду, защищая себя, и лишь немногие делают это, обнажаясь. С отсутствием еще сложнее, ведь происходит оцепенение, сдача крепости, так долго охраняемой моралью, приличиями и собственным страхом. Обнаженное тело становится чужим телом, которое можно выставлять напоказ. «Я» прячется куда-то глубже, и лишь изредка пытается передвинуть с места на место неуклюжую куклу. Затем рождается бунт, протест, выпячивание, воинствующий натурализм, вопрошающий: «Ну и как, рады ли вы увидеть то, что хотели увидеть?». Это показывание своих недостатков, также далекое от красоты, еще есть холодность и отрешенность, безжизненность и грубость, а также множество всего, о чем упоминать нет особого смысла.
Мария была как раз той находкой, о которой можно было только мечтать. Гибкая и упругая, и в то же время пропитанная небрежностью летнего зноя, с игривым бесенком, просыпающимся в чистых глазах и улыбкой юного победителя. Она умела делать себя еще более привлекательной, чем была, но сегодня она устала.
Кто он такой? Он не обращал на нее почти никакого внимания, не слушал и лишь изредка, сухими жестами или фразами корректировал ее положение тела. Они начинали еще на рассвете, и теперь, когда солнце почти утонуло в уродливой старости порта, нетерпение, усталость и злость взяли свое.
– Покажи мне, что получилось, – легкое платье вновь обняло свою хозяйку, и девушка, вспорхнув, одной ногой пересекла черту дозволенного, той грани, за которой интерес побеждает всякий долг, договор или закон.
– Еще чуть-чуть, самую малость, – и кисть сделала несколько, видимо очень важных штрихов, от которых зависела полнота и яркость передаваемого образа.
– Ты всегда такой разговорчивый?
– Все зависит от собеседника, сегодня мне скучно.
– Значит, со мной неинтересно, я всего лишь образ, модель? По-твоему, я никто?
– Мне интересно только то, чем я занимаюсь, – художник отложил кисть и сел рядом в полулотосе. – Пожалуй, все, можешь посмотреть. Даже лучше, чем в жизни…
Вы видели когда-нибудь боль, ярость, гнев, обиду, ненависть, недоумение и презрение в одном взгляде? Бурю, ураган, пожар и убийственный холод в нескольких словах? Девушка бежала по песчаному пляжу, держа в руках слегка потертые сандалии, и, возможно, частицу кровоточащего самолюбия. Ненавижу – твердил разум, и уносил ее подальше от того места, где в вечерних сумерках оставался молодой человек, сохраняя невозмутимость мрачного сфинкса. Рядом с ним разбросанные кисти, опрокинутый мольберт, на котором можно было увидеть море, янтарный песок, кровавое солнце и рваные тучи, еще уродство далекого порта и в углу название – «Потрет Марии». Грязные пальцы бессмысленно сжимали песок, а губы прошептали: «Люблю».
Часть первая. Прогулки в сумерках.
Глава 0
Драконы вились над огромной кучей навоза. Извергая огонь, они пытались зажечь огромную кучу коровьего дерьма. Дерьмо не поддавалось, сохнуть не сохло, но едко дымилось. Вонь стояла такая, что драконы оглушительно чихали и глухо рычали. Наконец, когда вонючий дым поднялся метров на десять над кучей, драконы, надсадно рыча, стремительно ринулись к озеру на севере… спустя полчаса после неравной битвы дерьма с драконами дым развеялся. Куча зашевелилась, корка лопнула и показались сначала две на удивление чистые руки, а потом и голова…
– Ну, раз руки есть, и голова на месте, значит…
Тонкий, весьма противный звук разбудил меня. Китайский будильник подрыгивался и кукарекал.
– Так, китайские петухи прогонят русские сны. Привычка разговаривать с собой развилась у меня давно. Лет пять, с момента единоличного проживания в двухкомнатной хрущевке. Итак, пока не забылся сон, прикинем, что он значит. К соннику обращаться не будем, сие и так ясно. Драконы – старые козни недругов. Огонь – агрессия. Гавно к деньгам… так, значит я в гавне, но с чистыми руками и с головой на плечах. Угу… зажигалка барахлила. Китайский кремень не хотел воспламенять русский газ. Спички куда-то подевались.
– Странно, ведь дерьмо-то коровье. Значит, деньги не деревянные и не зеленые. Юани, что ли… зажигалка полыхнула и обожгла челку. Сигарета задымилась и потухла.
– Да… а что, собственно мешает сну предсказать вот эту вот ситуацию с зажигалкой и челкой? Хочется, конечно, чтоб к деньгам, а хрен с ним, может и так. Чайник уже нагрелся и призывно сопел. Кофе осталось на чашку, сахару было значительно больше… – вот в чем справедливость? Кофе без сахара пить можно, а наоборот нет. Покурил еще. Теперь с кофе. Окончательно проснулся. Решительно подошел к зеркалу. В зеркале отразился человек, судя по виду – точно из навоза вылез. Вдруг со всей ясностью понял – пора… спокойно докурил, собрался, хмыкнул в пустоту квартиры и подчеркнуто аккуратно повернул ключ в замке. Щелкнуло, дверь в квартиру закрылась…
Глава 1
В детстве он учился держать меч и охотиться, потом набирал дружины и брал приступом крепость за крепостью, он учился всему, что звалось силой и доблестью. Встретив ее, он понял, что весь блеск его мощи меркнет перед ее хрупкой фигуркой и большими, блестящими от слез глазами. И вся его дружина, и все его придворные колдуны оказались бессильны перед ее кошмарами, никто не мог понять их, не мог разгадать и победить. И тогда он пошел один, без верной дружины и не менее верного меча, прямой дорогой в очередной ее сон.
Было холодно, очень холодно, но он взял с собой тепло. Озябшие звери стекались со всего леса и шли за ним, птицы кружили над головой. Он почти отчаялся, казалось, этому лесу нет конца, но вот впереди показался силуэт человека. Вместо лица он носил красные лохмотья, вместо рук были мертвые цветы.
– Я страх, – представился незнакомец, – И тебе меня не одолеть. Ты почти не знаешь ее, я знаю о ней все. Ты недавно поселился в ее сердце, я же жил там всегда.
Молча, мимо. Он бежал, не помня себя, он хотел одного – успеть. Страх не спеша, шагал рядом и успевал. Звери с опаской косились на него, но все равно шли следом.
Посреди леса было черное озеро, посреди озера – ледяной остров. Он бросился вплавь, он увидел ее. Она умирала от холода, а рядом стоял страх. Сейчас, уже совсем близко, только что-то тянет вниз, это лапы воды, черные и холодные. Я доберусь, чего бы ни стоило, из последних сил но доберусь, ведь я и так всегда с тобой. Доберусь и согрею. Он видел ее расширенные от ужаса глаза, и это придавало ему сил и ярости, вот он уже на берегу, он обнимет и согреет. Ведь он принес с собой тепло. Тепло, которое растопит любой лед. Лед, из которого сделан остров, который стоит посреди озера.
Звери на берегу печально склонили головы, а страх расхохотался.
– Теперь ты понял? Она обречена на холод, потому что любовь к ней означает смерть. Но не бойся, когда ты утонешь, я вытащу ее из воды, чтоб бояться и горевать она должна жить.
Он снова рассмеялся, а со стороны берега послышался отчаянный вой – то звери увидели, как стены острова дрогнули и начали опускаться во тьму черных вод. Когда-то, когда он был маленьким, он учился держать в руках меч. Потом он набирал дружины и шел на самые неприступные крепости. Поистине, он учился всему, что звалось силой и доблестью, но этого оказалось мало. Он подошел к ней, и обнял ее, и взлетел. Никогда прежде не умел он летать, но ведь всему когда-то учатся впервые, верно?..
– Будете брать? – девушка спросила безразлично. В то же время в глазах светился бесенок.
– Надюш, ты ли это?
– Как видишь, я…
– Время – странная штука… – Олег сделал паузу. Когда встречаешь знакомых из прошлого, вначале радуешься, потом хочешь спросить «как ты?», а потом понимаешь, что ответ будет достоин вопроса. Слишком много прошло и изменилось. Мы так хотим узнать судьбу бывших одноклассников. Не потому ли, что хотим сравнить себя и их. Как в восьмом классе на первое сентября… Мы любим их как свое прошлое, а они настоящие. Наверно это плохо.
– Эй, ты че загрузился? – Надя, по-дружески потрепала его рукав. – Я вообще-то здесь работаю не из-за зарплаты, – прочитала она мысли, – здесь читать можно, ничего не покупая. Хороший бонус к зарплате восемь штук?
– Да, прикольно. Я в супермаркетах прочитал добрую половину из всего, что знаю.
– Все еще по фантазятне прешься?
– Я не исправим, Олег улыбнулся, почувствовав в собеседнице что-то родное и давно знакомое. – А у этой продолжение есть?
– Говорят, скоро будет.
Они еще каких-то пол часа болтали о всяких мелочах. Как хорошо, что не о прошлом и общих знакомых,– на какой-то миг подумал Олег. Настоящая. Просто она в настоящем.
Улица встретила своей наготой. Ветер развевал дым горящей урны, звенел трамвай, народ валил в Драму. Прикольная девочка. Они обменялись телефонами, но вряд ли собирались друг другу звонить. Еще одна условность. Интересно, будет ли продолжение?
Глава 2
Два желтых глаза смотрели в пустоту. Пустота была копченым потолком. Шипели, лопались и то и дело норовили обдать кипящим маслом. Ленка с ними умело управлялась, и, наконец, полностью подавила восстание стеклянной крышкой.
– Тебе с сахаром?
– Парочку. – Олег сделал глоток и обжегся. Организм за день бродяжничества напрочь отвык принимать что-нибудь человеческое. Яичница, приправленная укропом и майонезом, выглядела теперь сказочной.
– Так что у тебя стряслось?
– Полная опа… хотя и жалко.
К Ленке можно приехать поплакаться, но на этот раз пришлось самому играть роль жилетки. Бывшая подруга по университету, а ныне просто друг и товарищ Ленка Соколова в очередной раз поставила крест на недоразвившихся личных отношениях.
– И правильно сделала. – поставил точку Олег. В самом деле, роман с непризнанным гением затянулся. Он предстал перед ней этаким скальдом – бродячим поэтом, ищущим свою музу. В результате этот самородок из какой-то глухомани свалился на хрупкие девичьи плечи. Он больше не был возвышенным, но стал очень даже одомашненным. Требовал жрать и пьянствовал, потому что вдохновение так и не приходило.
Если быть честным, оно к нему еще никогда не приходило, но он его терпеливо ждал и алкал. На работу дарование устраиваться не собиралось. Негоже людям искусства гнуть спину. «Что-то в этом есть насчет спины, – подумал Олег, – надо запомнить и применить». Советовать он не любил и не пытался. Наилучшая форма в таких случаях – дать человеку выговориться и подвести к конечному решению.
– Я если надо, сам феминист и лесбиян.
– Это, в каком же месте?
– Ну, во-первых, мне девчонки гораздо больше нравятся, чем мальчики, а во-вторых, я за равные возможности.
– Ну, это ты хватил. Все-таки женщина должна оставаться женщиной, иначе все усреднится.
– Я ж не об этом. Просто мужчина должен быть мужчиной, а женщина женщиной не потому что таковы традиционные нормы. В этом есть внутренняя потребность. Я, если надо, за настоящесть.
– Ладно тебе философствовать, лучше рассказывай, чем сам живешь-то?
Ленка – она классная. Красивая, умная, два высших образования и коса до пояса. Сам бы с радостью на ней женился, если бы не знал ее еще от сотворения мира. Она пыталась найти счастье, настоящее и не как у всех, которое на деле – вовсе и не счастье. Ошибалась и получала опыт ошибок. С каждым разом возможность выйти замуж уходила все дальше и дальше. Не потому что время, а потому что планка с каждым разом поднималась. В то же время люди, с которыми она общалась, слишком часто подпадали под классификацию.
– Лучше одному, чем абы с кем. – не боясь одиночества, Олег шел по тому же принципу. Рассказав Ленке о своих приключениях, с чувством психологически очистившегося человека он принялся уминать плюшки. Есть все-таки преимущество в том, чтобы ходить в гости. Уходя, гость что-то забирает и продолжает свой путь.
– Слушай, Олежка, совсем забыла. Есть у меня одна знакомая по институту, короче ты можешь заработать. – уже у самой двери Ленка вспомнила о том, что мне как раз пригодится. – Пофоткаешь немного, я тебе адресок дам.
Итак, надежда появилась. Но не стоит опускать руки и жалеть коней. Нежданно-негаданно. Олег почувствовал себя драконом, улетающим на север. Пиццерия – отличное место для встречи.
– Сок апельсиновый и пепельницу.
Когда нет денег, не стоит заказывать чай или кофе. Это привычка бедняков. В таких кафе эти вещи будут стоить дороже сока, отсеивая тем самым определенный пласт клиентов. Здесь тепло, играет музыка, долго обслуживают и проявляют пониженное внимание к посетителям. Бедных девчонок-официанток на всех желающих пожрать пиццы просто не хватает. Но получается прикольно.
В общем, размышляя о современном менеджменте, а точнее, о культуре торгашества и обслуживания, приходишь к выводу о золотой середине. Ряд фирм дрессирует своих сотрудников, запрещая им сидеть в торговом зале, и обязывая приставать ко всем и каждому. Тогда как большинству клиентов это просто не нужно.
Ты пришел просто посмотреть что-нибудь, что возможно, купишь через месяц. Тебе не хочется это мерить, проверять в действии и слышать вслед что-то типа «обязательно приходите и купите». Ты как герой «Бриллиантовой руки» отмазываешься, предупреждая о том, что не будешь покупать именно сейчас и именно без крыльев. После уходишь с досадой и осознанием своего нищенства. С другой стороны, когда ты уже решаешься на какое-либо приобретение, тебя игнорируют и выражают пофигизм.
– Вас рассчитать? – мои размышления прервала миловидная девушка, меняя очередную пепельницу.
– Нет, оставьте, пожалуйста, меню. Ко мне должны присоединиться. – пришлось нагло врать, чтобы не показаться лохом в глазах этой незабудки. Глупо. Можно было подумать о том, что ей действительно пофиг, сколько у меня денег в кармане. Конечно, я и, правда, ждал человека, но не собирался устраивать банкет. Да и он угощать меня вряд ли собирался. Пора бороться с комплексами. И лучше – методом обогащения.
Есть один подлый принцип, связанный с излишней интеллигентностью. А может, просто всегда так. Плохо быть должным, но, оказывается, давать в долг тоже не сахарно. Стоит тебе занять у кого-нибудь, как этот факт тут же начинает тяготить тебя. Деньги пропадают неизвестно куда, а брать их нужно неизвестно откуда.
В свою очередь те, кто тебе должны, как правило, отдают с «поразительной пунктуальностью». Вот и выходит так, что в математической сумме ты по нулям, возможно, даже в плюс, но почему-то везде обязан и чувствуешь себя вымогателем. Чем меньше в жизни этих финансовых отношений, тем лучше.
Глава 2/1
Надо же, не пришел. Ожидаемо, хотя получается невольный каламбур. Ждешь того, кто придет, но ожидаешь, что не придет. Тогда остается последнее – дуракам везет. Добро пожаловать в империю разврата и азартных игр. Название – что-то типа бахчевой культуры, мерцало рядом с грудой золотых монет и обезумевших от счастья физиономий удачливых игроков. По их лицам сразу видно – играть надо. Иначе будешь тем, кто ты есть.
В кармане стольник. Он живет там под подкладкой на случай ПКХ (ПКХ – очень как плохо. Термин, появившийся в узком кругу общения, но со временем ставший классикой). Сейчас как раз такой случай. Мятежный дух чего-то ждет. К делу.
Игровая индустрия строится на том, что ты, фактически, выигрываешь у людей, а не у казино. Автомат берет определенную комиссию, ту, на которую настроен, и рендомом выдает вишенки, обезьяны и клубнички. Тебе показывают мультик, за который приходится дорого платить. А на табло бегают циферки – твои деньги, кстати.
Для того, чтобы ты выиграл, нужно, чтобы, по крайней мере, кто-то проиграл. Посему самый лучший случай – когда перед тобой машина, только что подтолкнувшая степенного семьянина к банкротству и будущему самоубийству. Человек, дрожа и срываясь на плач, идет вешаться. А ты, не будь дураком, отыгрываешь сотню-другую из денег, которые проиграл простофиля.
На сто рублей можно играть по-разному. Первый – безумный. Большая ставка. Пару оборотов. Если ты не богатеешь на глазах, то тебе пишут, что ты лузер, и отправляют восвояси. Второй долгий. Ты ставишь по одному кредиту, и не рискуешь. Так можно просидеть целую ночь, проигрывая полтинник. Ты ждешь особую бонусную комбинацию, которая зависит от теории вероятности, числа оборотов системы и какого-то дьявола матери.
Итак, первый или второй путь? Всегда найдется третье решение. Первое нажатие кнопки лишило двадцати пяти рублей. Но принесло четыре. Удвоилось. Второе сожрало так, что от игрового фонда осталось чуть больше половины. Все, хватит безумств. Остальное возьму измором.
Но автомат жрал быстро и неблагодарно. Чисто теоретически, это удовольствие может затянуться надолго. Но на этот раз практика победила теорию. Полчаса, не больше. Поздравляю, Шарик, ты банкрот. Или балбес. Не в деньгах счастье. Деньги – зло. Эх, зла не хватает…
Одна очень классная девчонка говорила, почему никогда не играет на автоматах. Боится, что удача, если она есть, растратится по пустякам. Почти как в библии, не искушай Господа. Она умничка и правильно делает, но я считаю, что везение похоже на какую-то способность, а значит, его можно развивать. Сегодняшняя тренировка окончена.
Улица встретила моросящим мелким, и не думала угощать пивом. Зато Славик уж точно угостит. Он шел с перебинтованной башкой навстречу и мечтал чем-то поделиться.
– Представляешь, мне гадалка сказала, чтоб на работу не ходил. Я пошел, и мне чердак снесло.
– И вправду, снесло. – похоже, он обиделся.
– Да я серьезно. Меня Аленка попросила проводить. А я сдуру пошел к этой тете Зине. На каргу эту посмотреть захотелось. А она давай какую-то херню нести, про Рената, который помог бы, что судьба у меня бедовая, а потом давай про кирпич. Я не поверил, а оп – во! – Славик показал ссадину и кровоподтек. – Не знаю я никакого Рената, хотел найти каргу эту, а дом снесли уже. Давно, представляешь?
– И ты теперь лечишься? – Олег кивнул в сторону пленительной бутылки.
– Ты че, правда, не веришь?
– Да верю, только пива дай. – приятно, с удовольствием. – И тебя вылечат, и меня.
– Не, я серьезно. Как мы пришли туда, в душе не помню. Хотя адрес знаю. Записан где-то. Аленка говорит – мне мозг отшибло, и смеется. Нет, чтобы помочь.
Славика было приятно увидеть, тем более с пивом. Мозги – их же не пропьешь, и даже кирпичом не вышибешь.
– Я те, кстати, диск записал. – Олег протянул болванку с изображением китайского дракона. Вот дракон, а вот Славик. Сегодня он напьется очень сильно. Так сон подсказал.
– Удачи.
А теперь вечерняя порция телебреда и спать. Очень чувствуется, что завтра будет лучше, чем сегодня.