Владимир Панин
Карельский блицкриг

От новой неудачи и новых потерь Гусыгин окончательно скис. Настоящая война разительно отличалась от тех маневров, в которых он участвовал прежде. За два года пройдя путь от командира роты до командира батальона, он так и остался хорошим исполнителем чужих приказов, но не более того. С хорошей анкетой и показателями строевой и политической подготовки, он прекрасно подходил на должность комбата в мирное время, но совершенно не годился в военное. Оглушенный и испуганный неудачей, Гусыгин никак не мог принять самостоятельного решения относительно судьбы вверенных ему трехсот с лишним людских жизней.

Отправив в полк нарочного с докладом о боевом столкновении с поляками, он с ужасом ждал решения комполка и ничего хорошего в нем для себя не видел. Единственным выходом до того, как начальство примет свое грозное и, скорее всего, карающее решение, капитану виделся штурм фольварка всеми силами батальона. На это его настраивал неутомимый политрук Заворыкин, дожидавшийся отправки в медсанбат.

– Только смелые и решительные действия смогут смыть ту постыдную трусость, которой покрыли себя солдаты из роты старшего лейтенанта Зорькина! Под прикрытием огня бронемашин надо смело атаковать позиции врага и выбить их из укрепления! – вещал недостреленный политрук, и комбат был в принципе с ним согласен. Но при этом он хорошо понимал, что батальон понесет ощутимые потери, и за них в первую очередь спросят с него, а не с Заворыкина. Поэтому для прикрытия своей спины он приказал собрать совещание командиров рот, чтобы принять нужное решение коллегиально.

Капитан был полностью уверен, что с помощью Заворыкина сумеет получить согласие на штурм, но неожиданно для себя встретил энергичное сопротивление со стороны лейтенанта Любавина.

– Бросать батальон на неподавленные огневые точки врага – это непродуманное решение, товарищ капитан. Атакующий позиции врага в лоб с неподавленными точками батальон рискует понести огромные потери. К тому же среди наших солдат много необстрелянных призывников, которые сразу залягут под огнем противника.

– Вы трус, Любавин! – взвился Заворыкин. – Только после вашего самовольного взятия на себя командования ротой, вместо того чтобы продолжить наступление, бойцы стали отступать! Ваши действия недостойны звания советского офицера.

От столь грозного обвинения все командиры взводов мгновенно притихли, а некоторые стали отодвигаться в сторону от лейтенанта. Момент был не из приятных, но Любавин и не думал пугаться.

– Если бы я не дал команду на отход, противник фланговым огнем всю роту бы выкосил. А команду над ротой я принял согласно Уставу в связи с выбытием из строя командира роты.

– Ваше действие по Уставу не оправдывает вашей трусости. Надо было быстрее атаковать, а не рассуждать! – политрук попытался развить свою любимую тему, но ему помешало появление врача. По настоянию медика Заворыкин покинул военный совет, уехав в тыл вместе с другими ранеными.

С его удалением обстановка моментально разрядилась и у командиров рот и взводов прорезался голос. Многие согласились с мнением Любавина, что атака в лоб приведет к большим потерям.

– Может, стоит под прикрытием пулеметов бронемашин послать несколько солдат с гранатами, чтобы они подавили пулеметные гнезда врага… – предложил комвзвода Нефедов, и Гусыгин моментально загорелся этой идеей.

– Верно, пустим несколько солдат, кто-то из них доберется и уничтожит пулеметы поляков… – он обвел взором офицеров, как бы спрашивая их согласия, но Любавин вновь был иного мнения.

– Неизвестно, сколько боезапаса осталось у пулеметчиков бронемашин. Очень может быть, что в самый нужный момент люди останутся без прикрытия.

– Это война, лейтенант. Здесь приходится рисковать жизнью ради выполнения боевого приказа.

– Если это приказ, то прошу оформить его в письменном виде, а если это обсуждение задачи, то это предложение сильно рискованное. Я считаю, что следует подождать подхода танков. Со слов командира бронемашины, они шли следом за ними и скоро должны подойти. Их орудия подавят пулеметы поляков, и мы сможем продолжить движение.

– Никто не знает, когда эти танки подойдут!

– Значит, надо послать на их поиск разведчиков и привести их сюда, – настаивал Любавин, но командный голос из-за спины разбил все его надежды.

– Танков долго еще не будет. У одного кончилось горючее, а у второго поломка двигателя. Я встретил их на дороге в десяти километрах от вас и могу с уверенностью сказать, что на их орудия рассчитывать не стоит, – произнес рослый комдив, неизвестно как очутившийся в этом месте.

– Товарищ комдив! – Гусыгина как пружиной подбросило при виде высокого начальства. – Во время выполнения приказа командования батальон встретил серьезное сопротивление со стороны поляков, засевших в фольварке и огнем своих пулеметов мешающих нашему продвижению на Львов. В настоящий момент проводится постановка задачи командирам подразделений о штурме силами батальона вражеских укреплений. – Все это было произнесено испуганным комбатом скороговоркой, страстно пожиравшим глазами Рокоссовского.

– Сколько пулеметов у противника?

– Два, товарищ комдив. Оба расположены по флангам, но мы сможем нейтрализовать их во время атаки огнем двух бронемашин.

– И сколько человек после этого штурма вы намерены привести к Львову. Сто? Сто пятьдесят? Пятьдесят? Сколько? – в лоб спросил комдив Гусыгина.

– Мы рассчитываем послать впереди цепей бойцов с гранатами, которые подавят огневые точки противника, и тогда возьмем фольварк, – попытался выкрутиться капитан, но комдив не согласился и с этим вариантом.

– И как много времени вам понадобится для этого. Час, два, три?

От столь конкретных вопросов комбат увял, и тут в разговор вмешался Любавин.

– Разрешите обратиться, товарищ комдив.

– Обращайтесь, товарищ лейтенант.

– Лейтенант Любавин. Согласно карте здесь должен быть овраг. Можно попытаться по нему скрытно обойти фольварк и ударить в тыл противнику.

– Какая карта?! Вы что, белены объелись, Любавин?! У нас нет карт этой местности! Только в штабе полка или дивизии! – взорвался в праведном негодовании Гусыгин, но комдив взмахом руки прервал его гневную тираду.

– Что за карта, лейтенант? Откуда?

– Это польская карта, товарищ комдив. Она изъята мною у офицера польского поста, которого мы вчера разоружали за рекой Серет… – Любавин достал карту из планшета и протянул ее комдиву.

– Вы знаете польский? Без знания языка в карте трудно разобраться, особенно с второстепенным направлением.

– Нет, товарищ комдив. Польский не знаю, но у меня были хорошие учителя по географии. Трудно было, но разобрался, – честно признался лейтенант.

– Так быстро? – усомнился комдив.

– Так ведь я над ней весь вечер корпел. Было время расколдовать.

– Молодец. Как зовут?

– Любавин Василий Алексеевич.

– Так вот что, товарищ Любавин. Вы эту карту нашли, вам и проверять ваше предложение. Пошлите бойцов в разведку, и пусть они узнают, насколько данные вашей карты соответствуют истине. На все у вас час, – комдив посмотрел на циферблат часов, давая лейтенанту возможность сверить свое время со временем командира. – Через час жду вас с докладом. Все ясно?

– Так точно, товарищ комдив. – Любавин козырнул и, взяв карту, отправился исполнять приказ.

– Но, товарищ комдив, мы и так много времени потеряли, теперь еще час на разведку, – заныл Гусыгин, но его опасения были напрасными.

– Не беспокойтесь, по поводу этой задержки я дам разъяснения товарищу командарму, – успокоил его комдив.

Весь отпущенный Рокоссовским час Гусыгин провел как на иголках. Он волчком крутился вокруг комдива, который вместо того, чтобы сидеть в тени и ждать донесения, стал знакомиться с батальоном капитана. Неторопливо прохаживаясь от одной группы бойцов к другой, он спрашивал, какие у них потери. Как давно они идут, кормили ли их сегодня, каково у них настроение и многое другое, что, по мнению капитана, ему было знать совершенно необязательно.

При этом было видно, что комдива действительно интересуют солдатские ответы и спрашивает он совсем не для проформы.

Вопреки надеждам комбата Рокоссовский дождался возвращения разведчиков. Узнав о том, что Любавин лично возглавил разведку, он сделал ему замечание. Сказав, что исполняя обязанности комроты, он не имел права этого делать.

– Такая оплошность мало простительна сейчас и совершенно непростительна во время большой войны. Запомните это крепко, лейтенант, – наказал комдив, к тайной радости Гусыгина. Затем приказал Любавину взять свой взвод и, скрытно обойдя фольварк, атаковать противника с тыла.

Комбат ожидал, что лейтенант попросит заменить его, но, к его удивлению, Любавин согласился и еще поблагодарил за оказанное ему доверие.

Когда в небо взвились две белые ракеты, обозначающие начало атаки, комдив приказал броневикам вести непрерывный огонь по фольварку, а затем, выждав несколько минут, бросил в атаку роту старшего лейтенанта Хлебовского. Двойной удар сломил сопротивление противника, и дорога на Львов стала свободна.

Храбрецам часто везет. Не стал исключением и случай с лейтенантом Любавиным. При осмотре захваченного фольварка солдаты обнаружили несколько заправленных грузовых машин. С разрешения комдива они были конфискованы, и, посадив на них солдат, лейтенант не только с лихвой наверстал отставание выдвижения к назначенному рубежу, но сумел прибыть раньше назначенного срока ко Львову, возле которого шла интенсивная перестрелка между немцами и поляками.

Первые попытались лихим наскоком захватить город раньше русских. Вторые, получив подкрепление в виде прорвавшихся ко Львову двух батальонов полковника Сосновского, пытались прорвать окружение врага и уйти в Румынию.

Ни те, ни другие к вечеру 20 сентября особо не преуспели в своих намерениях, к огромной радости командования Украинским фронтом, успевшего подтянуть и нарастить свой ударный кулак под Львовом.

Для переговоров с немцами прибыл комбриг Яковлев, потребовавший полного отвода немецких войск от Львова. Для считавшего Львов своей законной добычей немецкого генерала Бейера это требование было неприемлемым, но звонок из ставки ОКХ заставил его подчиниться.

В ночь с 20 на 21 сентября немцы покинули свои позиции, которые немедленно были заняты советскими войсками, умело отвлекшими внимание поляков артобстрелом Львова. Всю ночь генерал Лянгнер ждал атаки «советов», готовый отразить ее всеми имеющимися в его распоряжении силами, но ничего не произошло. Вместо этого утром к нему прибыли советские парламентеры с предложением о сдаче города в связи с его полным окружением советскими войсками.

Весь день прошел в интенсивных переговорах с Варшавой, которая разрешила генералу действовать по собственному усмотрению. Все это время ко Львову подходили новые советские подразделения, и к вечеру, ввиду безвыходной ситуации, господин генерал решил подписать протокол сдачи города Львова. Согласно ему польские войска 22 сентября оставляли город. При этом офицеры получали гарантии личной свободы и личной неприкосновенности, а также возможность выехать на территорию Румынии или Венгрии по своему выбору.

Решение генерала было воспринято в войсках и жителями города неоднозначно. Многие были против передачи Львова большевикам, и их несогласие проявилось в вооруженном противостоянии «освободителям».

После того как поляки стали складывать оружие и сдаваться в плен, советское командование решило провести парад победителей по улицам Львова, но с торжеством произошел конфуз. При продвижении по центральной части города советские подразделения попали под огонь засевших за баррикадами поляков, отказавшихся признать сдачу города.

Около часа они оказывали упорное сопротивление, не жалея патронов, пока подошедшие танки Т-28 огнем своих орудий не разнесли в пух и прах польские баррикады и их защитников. Также при помощи пушек, но только танков БТ-5, были уничтожены стрелки, засевшие на крышах некоторых львовских домов и на колокольнях костелов.

В отместку за пролитую кровь своих товарищей солдаты схватили группу сдавшихся в плен жандармов и расстреляли их возле одной из рогаток в предместье города. Поляки пытались протестовать, но все было бесполезно. До самой ночи польский город Львов стрелял и сопротивлялся, прежде чем стать советским городом.

Глава III
Бойтесь данайцев, дары приносящих

Сэр Невилл Чемберлен очень болезненно переживал пощечину, которую ему нанес Вячеслав Михайлович Молотов, подписав договор о ненападении с Германией. Если бы не его аристократическое воспитание, он бы сбросил с себя островную сухость и чопорность и дал волю чувствам.

Возможно, что он не кричал бы, не падал на ковер и не стучал по нему ногами. Возможно, это была бы какая-то иная форма проявления гнева, но с младых ногтей воспитанный в том, что другой не должен видеть твоих эмоций, Чемберлен стоически переживал свою неудачу, а она была огромна.

Не каждый день с грохотом рушатся имперские проекты, на реализацию которых было потрачено столько сил, времени и средств. Проект, который должен был стать главным украшением послужного списка Чемберлена как политика и государственного деятеля мирового масштаба. Большая европейская война, новый крестовый поход объединенной Европы против большевистской России, увы, пока не состоялся.

В долгом поединке, что продолжался ни много ни мало девять лет и должен был закончиться победой двух мировых держав, в самый последний момент хитрый Сталин поставил подножку – и английский лев упал лицом в грязь.

Прощать подобное унижение английский премьер не был намерен ни при каких обстоятельствах. Только кровь могла смыть нанесенный позор незыблемым британским интересам, и эта кровь обязательно должна была быть русской.

Даладье полностью разделял оскорбленные чувства своего коллеги, британского премьера, и решение о подготовке войны великих держав против Советского Союза было принято с редким единодушием. Вслед за этим последовала властная отмашка генералам, с радостью засевшим за создание плана большой войны, призванной жестоко наказать этих «неправильных» русских.

После недолгих консультаций союзники решили не мудрствовать лукаво и повторить план императора Наполеона и королевы Виктории в войне против России. Как и сто лет назад, для его осуществления великим державам требовались союзники. Точнее сказать, их солдаты, которым французские и британские военные гении отвели скромную роль пушечного мяса, которое по свистку сверху будет покорно таскать «каштаны из огня». Своих солдат Англия и Франция намеревались использовать в самом крайнем случае. Уж слишком много полегло их в землю в так называемой Великой войне.

Представленные на совместном заседании Генеральных штабов двух стран, они были одобрены министрами, после чего начались поиски союзников, и вот тут возникли проблемы. Турция, извечный соперник России в Закавказье, при всей пылкости речей ее президента в адрес «проклятых русских», не торопилась принять участие в войне против Советского Союза. Лишившись огромной части своих земель по итогам прошлой войны, она была готова поддержать боевые действия великих держав на последнем этапе, но никак не в роли застрельщика.

Румыны также не годились на роль боевого авангарда Европы. Правители Бухареста хорошо действовали в словесных баталиях, но боевые способности их армии оставляли желать лучшего. По общему мнению союзного генералитета, румын следовало использовать исключительно на второстепенном направлении, подобно тому, как французы и англичане использовали сардинцев в осаде Севастополя.

Что касается прибалтийских лимитрофов, объединенный штаб союзников их вообще не рассматривал как самостоятельные боевые единицы. Их единогласно отнесли в ранг карателей, для зачистки захваченной территории от нежелательного элемента. Ни на что другое эти карликовые армии совершенно не годились.

По всем параметрам на роль того, кто мог бы первым бросить перчатку вызова Сталину и отважно шагнуть на штыки его армии, была Польша. Идея раздвинуть границы своей страны «от моря до моря» прочно владела умами поляков, и они были готовы ради этого на что угодно. Британцы очень сильно рассчитывали на «гиену Европы», но произошел очередной раздел соседями Речи Посполитой, после чего ее правительство в спешном порядке перебралось в Лондон.

Единственным достойным кандидатом на роль союзника Англии и Франции оставалась Финляндия. Здесь тоже лелеяли идею расширения Финляндии «от моря до моря» и имелась вполне боеспособная, по европейским меркам и понятиям, армия. Правда финны несколько уступали темпераментом заводящимся с половины оборота полякам, но злость к русским и большевикам была одинакова. Впрочем, и тут имелись свои минусы, главным из которых был маршал Маннергейм.

Старый вояка, которого было трудно заподозрить в симпатиях к Кремлю, категорически не хотел воевать с СССР. И здесь не было никакого намека на ностальгию бывшего царского генерала в отношении России. Все его действия носили исключительно прагматический характер. Маннергейм как никто другой в финском правительстве отлично понимал, что финская армия может понести такие катастрофические потери при штурме советских укреплений, что может потерять свою боеспособность. Бывший русский генерал совсем не хотел, чтобы его солдаты «таскали каштаны из огня» просто так, и под видом ослиного упрямства желал получить от великих держав хорошие дивиденды. Например, помочь перевооружить финскую армию современным оружием и в первую очередь танками и самолетами.

К огромной радости англичан и французов, Финляндией управлял не маршал Маннергейм, подобно Пилсудскому в Польше, а нормальные политики, что были готовы ради личного обогащения и амбиций продаться Лондону и Парижу по гораздо меньшей и вполне доступной цене. С мая 1939 года британские и французские эмиссары усиленно обхаживали маленькую, но очень гордую северную страну, в результате чего в ее правительстве резко возросла нетерпимость к Советам. Желая показать себя полноправным участником «большой европейской политики», в августе месяце финны провели большие военные маневры с участием иностранных наблюдателей.

Смотрины прошли на «отлично». Большие европейские дяди радостно щупали мускулы у финского новобранца, смотрели зубы и ободряюще хлопали по его плечу. Для нанесения второстепенного удара, который должен был оттянуть на себя часть сил Красной армии, финская армия подходила по всем статьям.

– Сталин ослабил свою армию репрессиями! Из страха перед смертью его командиры не могут принять ни одного самостоятельного решения. Благодаря старым кадрам, русским еще удается нивелировать локальные конфликты на своей границе, но большая война обрушит этот глиняный колосс, – уверяли финнов немецкие наблюдатели.

– У вас не хватает только тяжелой артиллерии для сокрушения русских дотов на перешейке и ведения прямого обстрела Петрограда. Если ваше правительство примет нужное решение, мы охотно передадим вам орудия, снятые с русских линкоров в Бизерте, а также поможем со снарядами к ним. Мы умеем ценить своих старых проверенных друзей в борьбе с большевизмом, – вторили французы.

– Будьте смелее, решительнее в отношении русских. Заставьте Москву уважать себя, покажите им, что вы не бывшая провинция русской империи, а часть большой свободной Европы, где голос каждого государства равен друг другу, где на первом месте стоит закон равноправия и партнерства, где нет места азиатскому деспотизму и всесилию, – довершали британцы, и от этих слов у бравых финских парней кружилась голова.

Да – они Европа, да – у них свобода и демократия, да – они маленький, но гордый народ, в котором нуждаются такие зубры мировой политики, как Англия, Франция и Германия. И они были готовы с оружием в руках отстоять свою правоту и свои идеалы перед злобным русским медведем, что своей необъятной тушей закрывал солнце финскому льву.

Таково было положение дел до 1 сентября 1939 года, после него ценность страны озер в имперском раскладе стремительно изменилась. Теперь именно к ней переходила роль европейского авангарда в большой войне на континенте, и красавицу Суоми нужно было срочно подготовить к этому.

Дипломаты должны были убедительно разъяснить ей всю важность и ответственность нынешнего политического момента, что коварный Сталин, так подло поступивший в отношении Польши, должен быть примерно наказан. Иначе у него непременно возникнет желание сделать нечто подобное и в отношении других своих соседей – Финляндии и Румынии, к которым у советского диктатора были свои территориальные претензии.

Военным отводилась иная, более трудная, задача. Прекрасно зная боевой потенциал финнов, они должны были внушить им твердость и уверенность в предстоящей схватке с Красной армией. Умело налегая на сильные стороны финской армии и преувеличивая слабости противника, они убеждали финских генералов, что бросив вызов противнику, те смогут взять верх над ним. Естественно, с помощью двух больших братьев.

В качестве удачного примера подобного сотрудничества британцы приводили русско-японскую войну. Когда маленькая Япония, при поддержке большого брата смогла нанести поражение огромной России и отхватить у нее часть территорий.

Всю осень союзники единым фронтом давили на Хельсинки, но при этом они не забывали сделать реверанс в сторону польского правительства, часть которого находилась в Лондоне, а часть в Париже. Демонстрируя верность данным полякам обещаниям, французская армия перешла в наступление против немецкого заслона на западной границе рейха и вторглась на несколько километров в глубину территории противника.

Это позволило всем парижским и лондонским газетам выйти с громкими заголовками и репортажами с мест боевых действий. Специальная команда кинооператоров отправилась снимать хронику дня, но очень быстро весь этот ажиотаж сошел на нет. Французский главнокомандующий генерал Гамелен заявил, что на данный момент его армия сделала для Польши все возможное из-за пробуксовки объявленной в стране мобилизации.

Его слова сразу подхватил премьер Даладье, заявивший, что его страна вынуждена сосредоточить все свое внимание на войне с Германией и потому вся организационная тяжесть подготовки войны легла на плечи начальника имперского генерального штаба генерала Эдмунда Айронсайда.

Естественно, Чемберлен повозмущался столь мелким коварством союзников, но не очень сильно и не очень долго. Ибо был рад тому, что подготовка операции перешла в руки англичан и именно к Айронсайду. Трудно было найти среди британских военных другого такого человека, кто столь недоброжелательно относился бы к Советской России. «Барон Архангельский», как называли Айронсайда за глаза завистники, считал своим святым долгом поквитаться с «советами», чьи плохо вооруженные отряды во времена Интервенции заставили его экспедиционный корпус с позором покинуть Русский Север.

Истинный сын своего отечества, чья замкнутость от остального мира породила чувство островной неполноценности, умело спрятанное под маской чопорности, Айронсайд ненавидел всех русских без исключения.

«Красных» русских он объявлял врагами Англии открыто и был готов бороться с ними до последней капли крови финского, французского или туземного солдата. «Белых» русских генерал открыто называл неудачниками и бездельниками, божьим наказанием, сидящим на шее бывших союзников. При этом, имея столь разную оценку, все русские были для него врагами, чья страна должна непременно исчезнуть с карты Земли ради общего блага Британии.

Именно такому человеку Чемберлен поручил разработку войны против Сталина, и Айронсайд не подвел своего премьера. Уже к концу сентября он представил свои соображения заказчику, и тот в целом остался доволен его работой.

– Лишившись Польши, мы вынуждены сосредоточить свое главное внимание на флангах, сэр, – докладывал Айронсайд, аккуратно разложив на большом столе премьер-министра принесенную им карту. В целях конспирации она была изготовлена в одном экземпляре, и об ее существовании знали единицы.

– Главным театром боевых действий для нас является Финляндия. Ее армия, несмотря на свою относительную малочисленность, является весьма боеспособной. Она хорошо организована, мобильна и, главное, полна решимости воевать с русскими. Генеральный штаб империи намерен предложить финнам действовать на двух направлениях. На Петроград, с целью сковать часть его сил и отвлечь его внимание от Карелии, где финны нанесут свой главный удар с целью изоляции и отсечения Кольского полуострова от остальной России. Начало боевых действий мы предлагаем приурочить к Рождеству. Тогда полностью ляжет глубокий снежный покров, установится морозная погода, что даст большой плюс финнам в военных действиях против русских. В финской армии большое количество лыжных соединений, тогда как в Красной армии подобных соединений крайне мало. Зимой дороги не подготовлены для прохождения большого количества войск, и значит, Советы не смогут быстро воспользоваться своим численным преимуществом. Внезапное начало войны застанет врасплох привыкших воевать в основном летом русских. Пока они начнут переброску войск на север, финны перережут железнодорожное сообщение с Мурманском и, выйдя к Белому морю, изолируют Кольский полуостров с находящимися там кораблями… – рука генерала эффектно описала круг по карте и остановилась.

– Второй Порт-Артур? – живо откликнулся премьер.

– Можно сказать и так, сэр, – улыбнулся ему Айронсайд. Всегда приятно вспоминать о неудачах своего потенциального врага, к которым твое отечество приложило руку.

– Зная упертость Сталина, следует думать, что он приложит все силы для снятия блокады Мурманска.

– Все так и будет, и чтобы уменьшить силы русских на этом направлении, генеральный штаб считает необходимым проведение активных действий на Карельском перешейке. С этой целью предлагается передать финнам тяжелую артиллерию, снятую со старых линкоров и хранящуюся в наших арсеналах. Огнем этих орудий они если не прорвут русскую оборону, то основательно потревожат городские кварталы Петербурга и обитателей Смольного института.

– Насколько сильна оборона линии Сталина на этом участке?

– По заключению наших специалистов, по своей плотности и протяженности русская оборона немногим уступает финским укреплениям на Карельском перешейке, известным как линия Маннергейма.

– И вы считаете, что финны будут пытаться взять Петербург штурмом? Мне кажется, что он для них будет второстепенным направлением. Скорее всего, они будут имитировать активные боевые действия на его подступах, а наступать будут в Карелии, – высказал опасения премьер.

– Не могу с вами согласиться, господин премьер-министр. Петербург имеет для финнов большое значение. Я говорил с финскими генералами и дипломатами, и каждый раз, когда разговор касался Петербурга, у них загорались глаза. Они считают, что царь Петр завладел их сакральным местом, которое нужно обязательно вернуть Финляндии и полностью очистить его как от русских, так от всех их построек. Я считаю, что они будут драться за него и если не возьмут его силой, то станут разрушать огнем своих орудий.

– Бог с ними, с финнами. Возьмут Петербург – их счастье, не возьмут – оттянут на себя часть сил противника, с этим все ясно и понятно. Меня беспокоит другое. Сможет ли финская армия реализовать все то, что вы ей приготовили. Хватит ли у них сил, чтобы штурмовать Петербург, выйти к Белому морю и прочно блокировать Мурманск? – задал свой главный вопрос премьер, но у генерала имелся готовый на него ответ.

– Я недаром упомянул о боевом духе финнов, господин премьер-министр. Им пронизана не только армия, но и большинство гражданского населения страны. Почти все они ненавидят русских и готовы сражаться против них с оружием в руках. Помимо регулярных войск у финнов есть военизированные отряды гражданского ополчения – шюцкор. По финским данным, их общая численность превышает сто тысяч человек, и большинство из них проживает вблизи советско-финской границы. Все они умеют обращаться с оружием, прошли воинскую подготовку, и многие из них имеют свои счеты с большевиками. Со слов главного инспектора финской армии генерал-лейтенанта Хуго Эстермана, это серьезная сила, которая хорошо покажет себя в борьбе с Советами. Наши специалисты склонны ему верить и рекомендуют финнам использовать их на второстепенных направлениях боевых действий вместо регулярных войск.

– И все равно мне кажется, что подобная задача финнам не по плечу, – продолжал сомневаться Чемберлен.

– По сути дела, финнам надо продержаться чуть больше двух с половиной, в худшем варианте – три месяца. К концу марта мы сможем перебросить на север Финляндии свои войска, заставим сделать это и французов.

– Сколько вы намерены отправить войск в марте?

– Пока в наших планах отправка одной нашей дивизии и одной дивизии французов.

– Но почему так мало?!

– Особенности местного климата не позволяют нам отправить туда индусов, африканцев или австралийцев. Приходится рассчитывать на местные ресурсы, из которых трудно быстро создать полноценную дивизию в условиях неполной мобилизации.

– Привлеките к этому делу поляков. У них тоже есть много своих счетов к русским.

– Отличная идея, сэр. Я обязательно переговорю с генералом Гамеленом и генералом Сикорским.

– Разговаривайте, – милостиво разрешил генералу премьер, – но почему так поздно, в конце марта? Что мешает отправить войска на север в конце февраля, например? Появление союзных войск, пусть даже в Петсамо, коренным образом изменит всю обстановку. Даже не вступая в боевые столкновения с русскими, они одним своим присутствием уменьшат решимость Сталина воевать и прибавят уверенности финнам.

– Лично я полностью согласен с вашими словами, но действовать так нас заставляют французы. Генерал Гамелен, прикрываясь договором о коллективной безопасности, постоянно требует у нас действенной помощи в борьбе с немцами. В противном случае грозится свернуть участие французских войск в финских делах. По этой причине мы вынуждены отправлять все вновь формируемые на острове войска за пролив во Францию. В сентябре в экстренном порядке были отправлены две дивизии, еще две дивизии уйдут на континент в октябре и декабре. Без этих жертв Парижу мы не сможем рассчитывать на их поддержку на северном фланге.

– Я обязательно переговорю с Даладье, чтобы добиться от французов более ранней отправки войск в Финляндию, – пообещал Айронсайду премьер. – Так, что у нас на другом фланге?

– На южном фланге дела обстоят несколько лучше, чем в Финляндии. В плане посылки дополнительных сил… – генерал быстро поменял карты, представив взору Чемберлена вместо холодного севера пламенный юг. – Сюда никого не надо отправлять, ибо все необходимое здесь уже есть. Я имею в виду наши войска в Ираке и французские войска в Сирии. Именно они должны начать боевые действия против Советов, которые вначале свяжут русским руки, а затем подтолкнут к боевым действиям турок и персов. На первом этапе операции наши и французские самолеты нанесут бомбовые удары по нефтеносным приискам Баку и порту Батуми. Зенитная защита этих городов слабая и не сможет помешать нашей авиации выполнить эту задачу. Пока русские перебросят на их защиту свою авиацию, все прииски будут разрушены, и на их восстановление уйдет время. Баку – единственный источник нефти у Советов, и своим ударом мы поразим их ахиллесову пяту. Срок этого этапа пятнадцать-двадцать дней, после чего должен наступить этап боевых действий на земле, и здесь мы видим два варианта.