Владимир Митюк
Миссия сострадания. Нескромные новеллы

© Владимир Митюк, 2019

ISBN 978-5-4496-5286-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Пришло время собрать в книгу ряд произведений, написанных в жанре остросюжетной эротики. Впрочем, меня больше интересовали мотивы персонажей, их действия, порывы. Что бросало их в объятия другу друга? Не всегда удаётся найти однозначный ответ, да и нужен ли он?

И кто скажет, положа руку на сердце, что у него не было подобных ситуаций, хотя бы на уровне фантазий? Надеюсь, необычные повороты сюжетов не оставят читателей равнодушным.

Все произведения опубликованы ранее на интернет-ресурсах, а также в журналах «Сфинкс» (СПб), «Зарубежные задворки» (Германия), сборнике «Невская перспектива» (СПб), а также в авторских сборниках, изданных в Санкт-Петербурге и Торонто.

Здесь – обновлённые версии. Жизнь идёт…

Вы програли, с вас – чашечка кофе

Мы сидим напротив друг друга в маленьком зелёном скверике. На раскачивающихся скамейках, призванных изображать качели. Она пришли первой. Я: – «Не помешаю?» – Она не удосужилась ответить, лишь кивнула.

Открываю баночку колы, делаю несколько глотков. Женщина – у неё своё, не обращает на меня внимания. Но мне не оторвать глаз от её золотистых ножек, ровных коленок, которые она и не задумывается прикрыть. Что ж, много непонятных ситуаций, сейчас прикончу баночку и поеду дальше…. Но меня что-то останавливает…

– …. можно наказать неправильного любовника.

Она говорит в пространство, как бы продолжая вслух незаконченную мысль.

– ?

На меня, наконец, обращают внимание, но не больше, чем на стенку.

– Например, серёжка. Её можно невзначай обронить где-нибудь на кресле, а жена – она заметит всё. Или… – она раздумывает, – высморкаться в салфетку…. И незаметно бросить рядом с диваном.

Ничего не понимаю, слова обращены не ко мне…. Но – требуется что-то сказать, если я, пусть виртуально, но рассчитываю погладить бесподобные коленки. И не могу отвернуться…. И – тупо:

– А серёжки не жалко?

– Молодой человек, – меня, наконец, восприняли, – вы что, думаете, у женщины нет непарной серёжки? Мало ли где обронила.

Меня заводит:

– Ну и что? Серёжка, цепочка….

– А вот вы покраснели, я вижу, что сталкивались с подобной ситуацией?

Надя, Вера, Люба – мочалки любят метить территорию, если предметы туалета нахожу, и утилизирую, но…. Надо бы навести ревизию…

– Вот, видите, вы проиграли, с вас – кофе….

Мы перемещаемся в кафе на другой стороне улицы, я делаю заказ.

Она медленно прихлёбывает кофе, и не притрагивается к буше.

– ?

– Меня сегодня, перед тем, как…, вы понимаете, будут кормить до отвала, так что…

– Но как, на полный желудок? По моим представлениям, поесть нужно потом, и немного, – но вопрос задан.

– А Вас это е…?

Конечно, нет, но я по причине своей молодости, считаю необходимым ответить, не обращая внимания на столь риторическую фразу:

– Да, пусть я не имею права….

Заказываю ещё по чашечке кофе по космической цене, я способен.

Молчим, говорить не о чем.

– Всё, сейчас за мной приедут.

Да меня доходит, я, на автомате:

– А вы уже заготовили серёжку и салфетки? Или можно подгадить крупнее?

– Ты не понимаешь. Именно мелочь может вывести, достать, пусть думает и боится.

Женщина расстёгивает кожаную сумочку, ей нет необходимости демонстрировать. Но я понимаю.

Не могу измерить свой пульс, но чувствую, он зашкаливает. Мне безумно нравится эта женщина! Она нужна мне! Но я не в состоянии произнести ни слова. Надо что-то предпринять, но я будто связан невидимыми нитями. Визитная карточка – на всякий случай. Она механически запихивает её в сумочку рядом с мобильным…. Надежда?

***

Навороченная иномарка увозит женщину, но перед тем она успевает махнуть рукой – то ли знак одобрения, то ли… не знаю. На душе хреново, кажется, всё пропало.

Покупаю квас, он ужасно противный, минеральная вода, набранная в лучшем случае из водопровода.

Выбрасываю недопитую бутылку в урну, перехожу на другую сторону улицы, сейчас поеду, включу компьютер, полезу в Google. Но ничего не найду. Потому что не знаю, искать-то что? Кого? И чувствую себя полнейшим кретином. Струсил, не решился. Трудно признаться себе, но это именно так.

***

Бесцельно хожу по квартире, нарезаю круги. Не знаю, куда деть себя. И знаю причину.

В половине двенадцатого – звонок.

– Это я. Не возражаете, если я сейчас приеду?

Шум в голове, руки дрожат так, что телефон чуть не выпадает из них. Понять, кто звонит, нет необходимости, именно этот звонок я ждал.

– Конечно, а как же. Встречу. – Я с трудом сдерживаю нетерпение, стараюсь, чтобы голос не слишком дрожал.

Возраст, особенно женщине, даёт неоспоримое преимущество, но мне – новый опыт. Хотя на фиг кому он нужен, ситуации не повторяются.

***

Те же коленки напротив, только немного другой антураж. И более свободные в своем движении – влево – вправо, гимнастика, или неосознанное предчувствие?

Два кресла, разделённые журнальным столиком.

– Он – сволочь.

Иного я и не мог предположить. Но с языка слетает:

– А у вас есть запасная серёжка?

…сначала я получаю по физиономии. Но не возражение со стороны коленки.

А её бельишко точно пополнит мою коллекцию. У каждого – свой пунктик.

Или не пополнит, если она решит задержаться. Тогда я выброшу все прежние device, и буду очень стараться, женщина прекрасна, и знает это. Но к чему это я? Не могу понять, что со мной, мысли растекаются, но я уже люблю её. И эта коллекция мне на фиг не нужна…

***

Женщина ничего не боится, и даже не плачет. Внимательно смотрит на меня. И почти незаметно качает головой в знак согласия.

Серёжки – в огромной ракушке, я их принципиально пересчитал и опустил занавес.

Бедная Слава

1

Мне трудно объяснить, когда это началось. Вру, всё было предопределено. Изменить маршрут от метро до конторы – да, есть несколько вариантов, но они ограничиваются…. Можно сразу же перейти Лиговку, или дойти до Октябрьского. Всё зависит от того, зелёный ли свет светофора. Да, я выхожу из метро, на машине пробиться невозможно, понятие часа пик весьма условно, ибо он всегда.

Работа начинается в половине девятого, но у трудящихся есть люфт – плюс – минус минут пятнадцать, скидка на транспорт и пробки. Собственно, меня это не касается, мой рабочий день не регламентирован, клиенты не приходят раньше десяти, но я люблю приходить рано.

Сентябрь. Люди после отпуска, ещё не слишком усталые, и некоторые весьма привлекательны. Но я не реагирую, поездка в метро не стимулирует к восприятию новых впечатлений. И дорога привычна. Правда, есть несколько вариантов – идти по Лиговскому проспекту, перейти его возле Октябрьского, затем…. Обходишь его слева, справа, потом неизбежно выходишь на Греческий проспект. И до улицы Некрасова. А если сразу перейдёшь Лиговку, возле гостиницы и буквоеда, то тоже, после второй Советской, всё одно оказываешься на Греческом. Идёшь себе мимо обновленной детской больницы имени Раухфуса, идеальный цвет для тупой питерской погоды.

Я действую автоматически – зелёный – перехожу проспект, красный – топаю прямо, до зала.

Привычно – большинство встречных также спешат, и что мне до них? Мне надлежит быть в форме, и я иду, не задумываясь о маршруте…. Достало, да? Но без бытовых подробностей сложно.

Ежедневный утренний променад, что хорошо – разминаешься, навстречу – те же, почти знакомые лица.

Фиксирую в памяти, они, подозреваю, делаю тоже. Homo sapiens, однако… Впитываемые и забываемые тотчас же впечатления.

И вот…. Она почти промчалась мимо… Светленькая, в курточке и джинсах, кроссовки, сумочка через плечо. И застряла в неведомой ячейке памяти. Второй раз, через несколько дней…. И мне было сложно не обернуться – динамика, курносый нос, почти моего роста…. Внутренний переключатель щелкнул.

И на следующий день я старательно подбираю время, но её нет. Мы разошлись во времени, тривиальное объяснение. На работе отмечают мою рассеянность, лишь к обеду я, пообщавшись с клиентами, прихожу в норму.

Чушь, мало ли кто встречается по пути. Толстые, стройные, спешащие или монументально шествующие, авто, из которых выгружают детишек элитной гимназии, девушка в инвалидной коляске, которую вывезли подышать воздухом. Она накрыта тёплым клетчатым пледом, только руки вцепились в поручни. Иногда я останавливаюсь возле неё, смотрю в глаза и поглаживаю руку. Но та не реагирует. Для неё ни я, ни мир не существуют.

Я понимаю, что ничем не могу помочь бедняжке, и никто…. Вздыхаю, иду дальше.

А сегодня несчастной нет, а я, с маниакальной надеждой, жду другую…. Увижу ли я её?

Да, куда ж мы денемся. Но почему её не было раньше?

В середине месяца потеплело. Два, нет, три дня подряд мы пересекались на проспекте. Удивительно – почти в одном месте. Я набираюсь смелости и оборачиваюсь – один, два раза. Она джинсах и простой курточке, made in China, почти моего роста…. Остановить? Но мы спешим….

И она – в короткой кожаной курточке, курносенькая, светленькая, сменила джинсы на юбку. Я невольно оборачиваюсь – накаченные, стройные ножки, идеальной пропорции. Невысокие каблуки лишь подчёркивают, искусственно увеличивать их длину нет необходимости…. Меня в первый раз прорезает – неужто некто имеет возможность, не подозревая об уникальности, разместиться между ними?

Следующий раз я встречаю её через два дня, разрешаю себе задержать взгляд – она уже прошла.

И замечаю некую, непостижимую закономерность – мой тонус повышается, и, казалось бы, неразрешимые задачи оказываются не такими уж и сложными…

Но хорошая погода сменяется осенью…

Иногда мы встречаемся, через некоторое время я понимаю, что каждая встреча с ней тонизирует меня, и тщетно пытаюсь объяснить.

Подгадать время практически невозможно, но почти каждый день…. И на том же месте.

Во вторник, или среду – разве имеет значение день недели, я вижу, как она переходит Греческий….

И уже почти могу вычислить дом….

Но почти безучастно прохожу мимо, загадываю. Могу обернуться не каждый раз….

Она почти ростом с меня, а без каблуков? Я инстинктивно подстраиваюсь под стиль её одежды, но что из того?

Меня колбасит, я начинаю загадывать, что будет, если я встречу её сегодня. Все мысли – только о ней. Но даже это поднимает мой тонус. Всё, завтра, нет, в следующий раз, я решусь…

Я остановлю её, подойду, и скажу:

– Девушка, меня зовут Владислава, можно с Вами познакомиться?

2

В это день – я почувствовала по напряженности поля и пространства, должно было произойти нечто. Я замечала и раньше, что мои ощущения опережают события, голова с утра забита чёрт знает какими мыслями – нужно выглядеть хорошо, неброско, но привлекательно. Увижу ли её, сегодня?

И не выдержала, и обернулась. И – мы встретилась взглядом. Да, теперь светает поздно, ещё темно, прохожие проплывают мимо друг друга, не кивают друг другу – как-то не принято, зря, хотя, подозреваю, многим это уже неудобно. Мужчины – те иногда кивают, женщинам сложнее. Но мы обернулись одновременно. Мгновение, куда уж. Покрутить пальцем у виска? Каждый следующий шаг разделяет нас. Но желание возрастает, и я не представляю, как смогу с этим справиться.

Я прихожу раньше коллег, в кабинете – одна, наедине с компьютерами.

Заглушаю инстинкт, кофе, сигарета, работа. Получается не всегда, а сегодня….

Да, я автоматически раскладываю чертежи, буклеты, копии, план на день, список звонков, тщетно пытаюсь сосредоточиться…. Удаётся, или убеждаю себя в этом? Кровь пульсирует, не поддаваясь управлению. Кто бы….

Через час спускаюсь вниз, в скверик – облюбованное место перекура, почти святое. Но – ручки дрожат, и…. Требуется немедленное удовлетворение. Жутко, но страшно и неприятно…. Если бы кто-нибудь. Я – в этот миг согласна почти на всё, но ведь никто об этом не подозревает. Даже мой приятель, Z. На большой территории мирно сосуществовало несколько разнородных контор, и мы, вольно или невольно, пересекались. А Z? Чем он занимается, я представляла слабо, но, признаться, иногда плакала на его плече. Он утешал, поднимал настроение. Приглашал в кафе, но ни разу ни о чём не намекнул и даже не прикоснулся ко мне. Терпеливо выслушивал мои бредни, и я вообще не знала, что он и как…. Только вроде недавно развелся, или мне так кажется?

– Сливка, что с тобой? – что, по мне всё видно? Случайно взял за руку: – Всё будет нормально.

Его невинное прикосновение, даже пожатие руки, – бикфордов шнур. Я мгновенно покрываюсь пятнами да, рыжие, выглядят при этом не очень, покраснела. Меня знобит.

– Пойдем куда-нибудь прямо сейчас…, – голос срывается.

Он понял.

– Выходи, я….

Через несколько минут, сославшись на несуществующую причину, и отменив назначенную встречу, я выскочила…. И едва удержалась, чтобы не вцепиться в своего спутника. Как мы перешли проспект, поднялись на какой-то этаж, без лифта, я слабо представляло, и что можно требовать от меня? В подобной ситуации? А он – понял ли? Открывает дверь своим ключом.

Никаких поцелуев, я снимаю куртку, осень, скидываю туфли. Меня хватает разве что выдавить:

– Свет, шторы…

Руки дрожат, я расстегиваю молнию на джинсах, спускаю их вместе с трусиками и колготками, и встаю на коленки на разобранный и застеленный пледом диван. … Он выдвигает ящик и достаёт…. Нет, не надо, мне необходимо почувствовать всё.

Очнулась…. Я – прикрыта пледом, Z гладит мою бесподобную спинку и выгнутую попку. Тепло разливается по телу…. Я не представляла, что мужчина может сподобиться на такое. А он наклоняется, и целует обе половинки….

А я – я? Думаю не о том, что сотворила…. Вдруг ему не понравятся мои родинки на левой, половинке, или он что-то не тот подумает. Меня бросает в слёзы. Я дрожу, и поток не остановить….

– Сливка….

Он не продолжает, – первое произнесённое слово, но поток слёз не остановить…. Он же находит способ, переворачивая меня…. Содрать кожу? Я – абсолютно голая, а он – разве друг? Друг. Он очень нежен. Поимел, воспользовавшись…. Вру, об этом я не задумываюсь. Сознание прорезает – в два у меня важная встреча, но я не в состоянии….

– Не смотри….

Он уходит курить на чужую кухню….

А мне надо привести себя в порядок, даже падшая женщина должна стараться выглядеть на отлично.

Сажусь на банкетку напротив трюмо…. Что за физиономия! Не слетевшая похоть. Видок ещё тот.

Чужая косметика, тени, платочки, гели, кисточки. Помада. Всё, я. Нет, неотразимо привлекательная, забыла даже свою сумочку. А, вот она, брошена на пол. Так, что ещё здесь?

Взглянула в зеркало. Отражение отреагировало – и увидела лежащую на трюмо фотографию – редкость в наше время. Но я не могла не узнать…. Опять дрожь в коленках, а мне казалось, что уже почти пришла в себя.

– Кто это? – я не удержалась.

– Моя сестра, – честно соврал он, но чего иного я могла ожидать?

– А мы вернемся сюда, сегодня, после работы? – Какой уж тут самоконтроль, вылетает на автомате.

Я опять откровенно предлагаю себя, один раз вроде бы не в счёт… Он показался мне рассеянным, не отвечал, задумался. Мы стояли на переходе, пропуская поток машин.

Суворовский проспект, знаете, основная магистраль. Как он ответит? Меня снова бросает в дрожь. Он сжимает мои пальцы…. О чем думает? Коллеги наверняка что-то заметят, будут расспрашивать. Или так и отпустит, гуляй, мол? Коль приспичило.

– Да, то есть, нет.

У меня подкосились ноги, хорошо, что мы успели перейти по зелёному. Я даже не смогла спросить, почему. И, дура, разве раньше не замечала? Они ведь похожи! Выдавила, мы уже подходили к с интересом наблюдавшей за нами вахтерше:

– Ты её любишь? – мое сознание отключилось, автоматически выбрасываемые слова не имели значения.

– Сестру?

Мы остановились. Развернулись, и пошли обратно. А как же – горел зелёный свет.

Возможны варианты

До прихода электрички оставалось минут десять, и Кирилл, поставив на перрон видавший виды рюкзак, лениво покуривал. В этот ранний час, когда солнце ещё не успело дать жару и только ласково гладило лазурное небо и всё, под ним находящееся, на перроне было довольно-таки много народу – в основном, люди ехали на работу – до города минут сорок. Две симпатичные девчушки в укороченных мини-юбках и прозрачных кофточках провожали курсантов, возвращающихся после увольнительной. Они весело щебетали, а молодые люди снисходительно обнимали их, договариваясь о следующей встрече, и Кириллу стало немного завидно. Он отвернулся и среди прочей публики приметил высокую и очень стройную девушку, стоящую чуть в стороне вполоборота к нему. На ней была тёмная майка, короткие с бахромой светло-кремовые шорты – чуть больше бикини, и легкие кроссовки. Через плечо на длинном ремешке малюсенькая кремовая же сумочка. Когда девушка повернулось, сердце у Кирилла чуть было не остановилось, но тут объявили, что электричка вышла с предыдущей станции, и народ стал кучковаться около предполагаемых мест открытия дверей. Опаздывающие пассажиры припустили по навесному пешеходному мосту. Кирилл снова посмотрел вправо – девушка спокойно стояла на том же месте, и он понял, что пропал.

Подошла электричка, и Кирилл пошёл в противоположную сторону, но… Случилось так, что девушка вошла в этот же вагон, но с противоположной стороны, и их места оказались напротив друг друга. Поезд тронулся, а девушка встала и пошла по вагону. Кириллу стало жалко, и он посмотрел ей вслед. Если кто-то скажет, что мужчина не рассматривает понравившуюся ей женщину – не верьте! Это противоестественно. И они об этом знают. Кирилл не мог оторвать глаз. Но через минуту девушка вернулась и, чтоб не слишком откровенно глазеть на неё, Кирилл вытащил из рюкзака читанный-перечитанный детектив и уткнулся в него, но его взгляд постоянно падал на её загорелые ножки и нежные коленки. «Кто она, куда в такую рань? Не похоже, чтоб с дачи или на работу. Откуда же?» Ему было очевидно, что ответа на этот вопрос он не получит, ну хотя бы потому, что не задаст. И не потому, что вид у него непрезентабельный – старые джинсы и раздолбанные башмаки, и небрит к тому же – рассчитывал перед работой забросить рюкзак, с любовью набитый оставшимися на даче родителями, умыться и переодеться.

Он не смог бы вымолвить ни слова и, пожалуй, сдвинуться с места. В голову лезли самые нелепые предположения, а девушка сидела напротив и тоже читала какую-то бульварную газетенку.

Электричка доехала до нужной ему станции, Кирилл вышел, а девушка поехала дальше, в центр.

Потом он ругал себя, что не подошёл, не сказал – а что сказать, но было уже поздно. Тщетно пытался он встретить её – буквально через день мотался на дачу, чем немало удивил и обрадовал родителей, которым раньше удавалось вытащить его на природу с большим трудом, ездил в центр – но, увы. Разве можно найти в таком городе человека, которого-то и искать где не знаешь! Иногда ему встречались, совершенно неожиданно, люди, которых он видел до того ранее – где, он не мог припомнить, и удивлялся этому. Также случайно на Сенной он встретил тёщу – бывшую, она недалеко работала, и обрадовался.

Кирилл был довольно-таки сдержанной натурой, и периоды влюбленности у него наступали этак раз в два года. И в один из них – четыре года назад – у него появилась Марина. У неё, по-видимому, это период был несколько короче, и в результате Кирилл остался без жены, но с тёщей и выделенной ею отдельной комнатой на Фонтанке. Его же благоверная просто умотала куда-то с лысым квадратным субъектом в малиновом пиджаке и с золотой цепью. И теперь они скрывалась то ли от властей, то ли от своих же кинутых подельщиков. Следующий цикл Кирилл пропустил, и был теперь вольной птицею. Тёща сочувствовала Кириллу, а дочь называла шалавой. Кирилл же по этому поводу не слишком переживал, а говорил тёще – «Вот на вас, Надежда Александровна, мне надо было бы жениться, а?». Вообще-то говоря, он обычно называл её просто Надеждой, так как она была старше его всего-то на десять с небольшим лет. На что та слегка отшучивалась: «Да стара я слишком, зятёк», хотя самой было чуть за сорок, и она пользовалась бы успехом у мужчин, если бы захотела. Но бывший муженёк-пьяница здорово достал её в свое время, и посему она предпочитала быть свободной. Работы у неё было много, и скучать времени почти не оставалось.

Тёща пригласила Кирилла домой, и вскоре они сидели в старой, с высокими и лепными потолками, квартире и пили ароматный чай с маковым рулетом. «Что ж похудел так, Кирюша. Влюбился, что ль?» – Спрашивала Надежда Александровна, а Кирилл только кивнул головой, что означало ни да, ни нет. Потом поговорили на общие темы. Надежда сказала, что от Маринки никаких вестей, то ли здесь где-то обитает, а, может, и за границу подались. «Как будет, привет передавайте». – «Так и ты почаще заходи, не чужой таки». Пообещав, Кирилл распростился с тёщею и пошёл домой. Настроение поднялось, и на душе стало как-то легче.

***

В выходные Кирилл на дачу не поехал, а решил остаться в городе. Он хотел выспаться и почитать кое-что для работы. Выспавшись и с наслаждением посидев за компьютером, Кирилл пошёл на кухню заварить очередную чашечку кофе – с тех пор, как оно появилось в огромном количестве и ассортименте, он выпивал до десяти чашек в день, и ничего, на сердце не жаловался.

По телевизору шла литературная передача. Кирилл прислушался. Сначала писатель говорил о литературном процессе, о творчестве, о современных тенденциях, о своем пути. Потом заговорили о любви, что было совсем некстати, ибо Кирилл только отвлёкся, но что поделаешь. Ведущий задавал вопросы, стараясь быть максимально бестактным: «А вы сейчас на женщин посматриваете? Ведь много молоденьких и очень хорошеньких, неужели они вас не увлекают?» Вопрос Кирилла покоробил, но писатель ответил достойно: «Ну, посмотрю я, а кого увидит перед собой она – шестидесятилетнего старика. Надо представлять, кто ты есть сейчас». Дальше Кирилл не слушал. «Но я всё-таки в два раза моложе!» И решил, что бы ни произошло, при следующей встрече, на которую он всё же надеялся, подойти к девушке и сказать хоть что-нибудь…

Передача закончилась. Оказалось, что это была встреча с Андреем Битовым, только что отпраздновавшим свой юбилей. Кирилл подумал, что надо бы перечитать «Пушкинский дом», всё равно собирался в библиотеку имени великого русского писателя. Пошёл. К удивлению, нужные ему книги оказались на месте, и вскоре он уже шёл домой, купив в ларьке кассету с новый фильм со Шварцем. Продавщица уверяла, что кассета лицензионная, Кирилл, хотя был уверен в обратном, спорить не стал. Возле дома он встретил своего бывшего одноклассника Костика. Разговорились, а потом тот предложил: «Слушай, а приходи на поляну, через часок, пузырь погоняем, тряхнешь стариной!»

Футбол затянулся, и Кирилл вернулся домой, когда уже стало темнеть. Какие уж тут занятия! Приняв душ, он удобно устроился в кресле и включил видик. Чтение романа он оставил на электричку. На экране Шварценеггер отчаянно боролся с различными супостатами. Фильм интриговал и приносил отдохновение. Наконец, все враги были повержены, и по экрану побежали титры. Кирилл не стал выключать видик, чтобы кассета по окончании автоматически переметалась, а пошёл на кухню за очередной порцией кофе. Вечер заканчивался хорошо, и он решил лечь пораньше – а было около одиннадцати, посмотреть фильм и почитать в постели.

Но… Как всегда, продавщица обманула – кассета была левая, фильм был записан поверх, и теперь на экране шла какая-то порнуха. «Козлы», – незлобиво подумал Кирилл и собрался было поставить на перемотку, но что-то остановило его. В отличие от виденных им ранее произведений этого, так сказать, жанра, происходящее на экране поразило своей естественностью. Действующие «лица» наслаждались «общением» и были непосредственны и раскованы. И, что самое интересное, немногочисленные из-за занятости партнеров диалоги звучали на русском языке, и не могли быть дубляжем. «Скажи-ка, – подумал Кирилл, и наши вышли на орбиту!» Действие меж тем продолжалось, его участники были свободны в своих эмоциях и явно получали удовлетворение, и не было ничего наигранного и профессионально-безразличного. Они радовались жизни и то, что их снимают на камеру, только ещё более заводило. Что касается женщин, то Кирилл давно был убеждён в том, что наши несравненно лучше западных, не говоря уж обо всех остальных. Да почти каждая, вне зависимости от возраста и национальности, могла бы украсить собой хоть «Плейбой», хоть «Пентхауз», и без всяких ухищрений. Притом наши необыкновенно терпимы и ласковы, и это при таких-то мужиках!

Размышления Кирилла были прерваны появлением новой девушки, сразу же активно включившейся в игру. Она пользовалась несомненным успехом, с радостью отдавала и получала достойное вознаграждение. Кирилл пригляделся и вздрогнул. Кровь прилила к его голове – это была, а может – он ещё надеялся – та самая незнакомка. Сомнения исчезли после пошагового просмотра. И Кирилл заплакал…

Вернувшиеся с дачи родители нашли его никаким. Мать пыталась растолкать его, а отец только сказал: «Оставь его, случилось что-то, наверное».

Утром Кирилл, с тяжелой и больной головой, пока не проснулись предки, рванул на дачу, купив по дороге жвачку, чтобы прохожие не слишком шарахались от страшного выхлопа.

Окунувшись в уже похолодевшую сентябрьскую воду, он принялся пилить, рубить, колоть копать и таскать, пытаясь выгнать остатки хмеля и прийти в норму. Как ни странно, ему это удалось. Возможно, этому способствовала хорошая погода и внезапно наступившие апатия и безразличие, хотя внутри жгло и сжимало сердце. Утром Кирилл глянул на себя в зеркало, и увидел заросшую физиономию постаревшего тридцатилетнего мужика, скучного и неинтересного. Он решил не идти на работу, а поехать к себе на Фонтанку, и оттуда позвонить шефу.

Именно на Фонтанке он жил некоторое время после развода с Мариной, а потом ему стало скучно, и он перебрался к родителям. Комната же большей частью пустовала. Иногда там собирались его коллеги по случаю многочисленных ныне праздников и дней рождения, а потом Кирилл уходил, оставляя в одиночестве образовавшуюся счастливую парочку. Правда, его посетила как-то раз весьма привлекательная, но слишком активная особа, но, слава Богу, на этом дело и закончилось.

***

Утром Кирилл несколько припозднился, и поэтому пришёл на вокзал почти к самой электричке. Народу было больше, чем летом – возвратились из отпусков, и начался учебный год. Толпа внесла Кирилла в вагон, рассыпалась и буквально усадила его на свободное место. Он вытащил из пакета – почти ничего с дачи он не взял на этот раз – журнал с «Домом», и начал читать.

Чтение шло плохо и Кирилл, благо его место оказалось возле окна, смотрел на убегающие сосны. Потом он повернул голову и увидел ЕЁ. На это раз она была в легкой кожаной курточке и вельветовых джинсах. Сердце вновь бешено заколотилось, задрожали руки, и Кирилл с трудом заставил себя медленно отвести взгляд и снова уткнулся в журнал.

А буквы прыгали перед глазами и сливались в сплошную линию. Люди выходили на промежуточных станциях и через некоторое время в купе остались только они одни. Кирилл закрыл журнал. Девушка смотрела в окно и думала о чем-то своем. Кирилл, непонятно как набравшийся смелости или, скорее, от отчаяния, чтобы вконец удостоверится, срывающимся голосом полу утвердительно спросил:

– Вы – Ольга!?

Девушка повернула голову, и видно, увидев нечто безнадежное в облике вопрошающего, просто ответила:

– Да, а что?

– И на кассете – тоже вы?

Девушка – теперь он мог её называть Ольга – только усмехнулась легким изгибом губ и отвернулась.

– Неужели… – чуть слышно прошептал Кирилл и обхватил голову руками. Всё. Дальнейшеё не имело смысла. «Всё знаю, всё понимаю, но ничего не могу поделать», – вспомнил Кирилл известную сентенцию и убедился в её ужасающей правоте. «Ну почему я не встретил её неделю назад! Тогда бы ничего не узнал!»

Когда электричка подошла к Санкт-Петербургу, Кирилл прервал молчание:

– Но могу я вас увидеть? – сам не контролируя себя, спросил он.

Ольга открыла сумочку и молча протянула ему визитную карточку. Не ней было напечатано крупными буквами ОЛЬГА и номер телефона.

***

Целую неделю Кирилл лечился трудотерапией – засиживался на работе, подготовил массу отчётов, приступил к новой перспективной разработке. Вечером едва доползал домой, отзванивался родителям – мол, всё в порядке, волноваться не стоит, просто много работы. Утром, наскоро перекусив, опять принимался за дела. И это помогало ему – но в том он, увы, заблуждался, – забыть об Ольге. Визитную карточку он выбросил, но однажды увиденный номер телефона намертво врезался ему в память. Наконец, переделав все дела, в пятницу он не выдержал, позвонил.

– «Маргарита слушает».

– Добрый вечер, будьте добры Ольгу.

На том конце провода чуть помолчали, и потом он услышал: «Женьк, Ольгу не видела? – Эту …? – Ну, её хахаль спрашивает. – Не, на этой неделе не показывалась, то ли выперли, то ли сама смылась. Да чёрт с ней». А в трубку сказали:

– Нет, Ольги не будет. А, может, я на что сгожусь? – и, чуть помолчав – адресок то знаешь? А я тоже всё умею, да и не хуже. – И ехидно засмеялась.

Кирилл швырнул трубку. Его бросало то в жар, то в холод. Он стал задыхаться, хотя в комнате было открыто окно. Быстро схватил куртку и бросился на улицу. Фонтанка встретила его тягучим моросящим дождём, а он всё шёл, не разбирая дороги, подальше от центра. Он не видел красного огня светофора, не услышал и отчаянно сигналившего «Москвича», и лишь в последний миг успел чуть отпрянуть от с трудом тормознувшего на мокром асфальте автомобиля.

***

В больнице на Вознесенском Кирилла часто навещали. Мать долго плакала, говорила, чтобы берег себя, отец, погруженный в собственные мысли, больше молчал, и лишь перед уходом спросил, не надо ли кому позвонить. Но Кирилл только покачал головой, и тот всё понял. Впрочем, отлеживаться ему не более трех недель – кроме закрытого перелома бедра врачи обнаружили только сильный ушиб головы, и опасались сотрясения мозга. И теперь Кирилл испытывал все прелести лежачего, да ещё с растяжкой, больного. В субботу, когда подозрения на сотрясение были сняты, и Кирилл слегка начал передвигаться на костылях, объявился начальник. Похлопал по плечу, сказал, что хватит сачковать, если с руками и головой всё в порядке, и вручил Notebook. Этому обстоятельству обрадовались соседи по палате и начали усердно, пока компьютер был свободен, резаться в марьяж и тетрис.

Заходила проживающая по соседству Надежда. Она сделала каре, и в тёмно-синих джинсах и наброшенном на плечи пиджаке выглядела просто неотразимо. Соседи позавидовали – это кто, баба твоя? Она брала Кирилла за руку и что-то успокаивающее говорила тихим и мягким голосом, отчего тепло разливалось по всему его телу. И как-то раз принесла любимые Кирилловы блины с черникой в самоподогревающейся кастрюльке. Соседи завидовали, а Кирилл отмалчивался, но однажды сказал: – «Да тёща моя это, бывшая», чему не поверили, а блины слопали с удовольствием. Незадолго до выписки пришла мать и сказала, что они с приедут с отцом и заберут его на машине на Народную – хватит ему одному бедствовать. Кирилл не стал дожидаться и на день раньше ушёл пешком к себе на Фонтанку, благо идти было недалеко. Костыли же он обещал вернуть потом.