Владимир Ленин
Полное собрание сочинений. Том 27. Август 1915 – июнь 1916
Революционные марксисты на международной социалистической конференции 5–8 сентября 1915 г.
Идейная борьба на конференции шла между сплоченной группой интернационалистов, революционных марксистов и колеблющимися почти-каутскианцами, составлявшими правый фланг конференции. Сплочение указанной группы – один из самых важных фактов и один из самых больших успехов конференции. После целого года войны единственным течением в Интернационале, которое выступало с вполне определенной резолюцией, – а также с основанным на ней проектом манифеста, – и объединило последовательных марксистов России, Польши, Латышского края, Германии, Швеции, Норвегии, Швейцарии, Голландии, оказалось течение, представленное нашей партией.
Какие же доводы были выдвигаемы против нас колеблющимися? Немцы признавали, что мы идем навстречу революционным битвам, но – говорили они – о таких вещах, как братанье в траншеях, политические стачки, уличные демонстрации, гражданская война, не надо кричать на весь мир. Это делают, но об этом не говорят. А другие добавляли: это – ребячество, это – вспышко-пускательство.
За эти до смешного, до неприличного противоречивые и уклончивые речи немецкие полу каутскианцы наказали сами себя, приняв выражение симпатии и заявление о необходимости «подражать» членам РСДР Фракции, которые как раз распространяли наш ЦО «Социал-Демократ», «кричавший на весь мир» о гражданской войне.
Вы поступаете по дурному примеру Каутского, отвечали мы немцам: на словах признание грядущей революции, на деле – отказ от того, чтобы говорить массам прямо о ней, звать к ней, намечать самые конкретные средства борьбы, которые масса испытывает, узаконяет в ходе революции. Маркс и Энгельс из-за границы – немецким филистерам казалось ужасным, что о революционных средствах борьбы хотят говорить из-за границы! – в 1847 году, в знаменитом «Манифесте коммунистической партии», звали к революции, говорили прямо и открыто о применении насилия, объявляли «презренным» делом сокрытие своих революционных целей, задач и приемов борьбы. Революция 1848 г. доказала, что только Маркс и Энгельс подходили к событиям с верной тактикой. В России, за несколько лет до революции 1905 г., в старой «Искре» 1901 г.{29} Плеханов, бывший тогда марксистом, писал в статье, шедшей без подписи, как выражение взглядов всей редакции, о грядущем восстании и о таких путях подготовки его, как уличные демонстрации, и даже о таких технических приемах, как употребление проволоки для борьбы с кавалерией. Революция в России доказала, что только старые «искровцы» подходили к событиям с верной тактикой. И теперь: одно из двух. Либо мы действительно твердо убеждены, что война создает в Европе революционную ситуацию, что вся экономическая и социально-политическая обстановка империалистской эпохи ведет к революции пролетариата. Тогда наш безусловный долг разъяснять массам необходимость революции, звать к ней, создавать соответствующие организации, не бояться говорить самым конкретным образом о различных приемах насильственной борьбы и об ее «технике». Этот наш безусловный долг не зависит от того, будет ли революция достаточно сильна и наступит ли она в связи с 1 – ой или 2-ой империалистской войной и т. п. Либо мы не уверены в том, что ситуация революционна, и тогда нечего по-пустому употреблять слова о войне с войной. Тогда мы на деле национал-либеральные рабочие политики зюдекумо-плехановского или каутскианского оттенка.
Французские делегаты тоже заявили, что, по их убеждению, теперешнее положение дел в Европе приведет к революции. Но, говорили они, мы пришли сюда не затем, чтобы «давать формулу III Интернационала», это во-1-х; а во-2-х, французский рабочий «не верит никому и ни во что»; он развращен и пресыщен анархистской и эрвеистской фразой. Первый довод неразумен, ибо в общем компромиссном манифесте все же «дана формула» III Интернационала, только непоследовательная, недоговоренная, недодуманная. Второй довод очень важен, как серьезный фактический довод, учет особого положения Франции – не в смысле обороны отечества и нашествия неприятеля, а в смысле «больных мест» французского рабочего движения. Но из этого учета вытекало бы лишь то, что французские социалисты, может быть, медленнее подходили бы к общеевропейским революционным выступлениям пролетариата, а вовсе не то, что эти действия не нужны. Вопрос о том, с какой быстротой пролетариат разных стран, каким путем, в каких особых формах способен совершать переход к революционным действиям, этот вопрос вовсе и не ставился на конференции, да и нельзя было его ставить. Нет еще данных для него. Наше дело пока – сообща проповедовать верную тактику, а там события покажут темп движения и видоизменения (национальные, локальные, профессиональные) общего русла. Если французский пролетариат развращен анархической фразой, то он развращен также и мильеранизмом; и не наше дело усиливать это развращение недомолвками манифеста.
Не кто иной, как сам Мергейм обронил характерную и глубоко верную фразу: «партия (социалистическая), Жуо (секретарь Генеральной конфедерации труда{30}) и правительство – это три головы под одним колпаком». Это правда. Это факт, доказанный годичным опытом борьбы французских интернационалистов с партией и с гг. Жуо. Но вывод отсюда только один: нельзя бороться с правительством, не борясь с партиями оппортунистов и с главарями анархо-синдикализма. А задачи этой борьбы общий манифест, в отличие от нашей резолюции, только наметил, но не договорил до конца.
Один итальянец, возражая против нашей тактики, сказал: «ваша тактика является либо слишком поздно (ибо война уже начата), либо слишком рано» (ибо война еще не породила условий революции); и притом вы предлагаете «изменение программы» Интернационала, ибо всегда вся наша пропаганда велась «против насилия». Нам легко было ответить на это, – цитатой из «En garde!» («На страже!») Жюля Геда, – что никогда ни один влиятельный вождь II Интернационала не отрицал применения насилия и непосредственно революционных приемов борьбы вообще. Всегда все говорили, что легальная борьба, парламентаризм и восстание взаимно связаны и неизбежно должны переходить друг в друга, смотря по изменению условий движения. Кстати, из той же книги «En garde!» была приведена нами цитата из речи Геда 1899 года, где он говорит о вероятности войны из-за рынков, колоний и т. п., указывая при этом, что если бы при такой войне оказались налицо Мильераны французский, немецкий, английский, то «что сталось бы с интернациональной солидарностью пролетариата?». Гед заранее осудил сам себя этой речью. А что касается до «несвоевременности» проповеди революции, то это возражение покоится на обычном у романских социалистов смешении понятий: начало революции они смешивают с открытой и прямой проповедью ее. В России начало революции 1905 года никто не признает ранее 9 января 1905 года; а революционная проповедь в самом узком смысле, пропаганда и подготовка массовых выступлений, демонстраций, стачек, баррикад велась годами до этого. Например, старая «Искра» с конца 1900 года вела эту проповедь, как Маркс вел ее с 1847 года, когда о начале революции в Европе не могло быть еще и речи.
Когда революция уже началась, тогда ее «признают» и либералы и другие враги ее, признают часто для того, чтобы обмануть и предать ее. Революционеры до наступления революции предвидят ее, сознают ее неизбежность, учат массы ее необходимости, разъясняют массам пути и способы ее.
Ирония истории сделала так, что именно Каутский и его друзья, пытавшиеся прямо вырвать из рук Гримма созыв конференции, пытавшиеся прямо сорвать конференцию левых (ближайшие друзья Каутского совершали даже поездки для этой цели, что́ было разоблачено Гриммом на конференции), именно они толкнули конференцию влево. Оппортунисты и каутскианцы своей практикой доказывают правильность позиции, занятой нашей партией.
«Социал-Демократ» № 45–46, 11 октября 1915 г.
Печатается по тексту газеты «Социал-Демократ»
Несколько тезисов.
От редакции
Приведенный в этом номере материал показывает, какую громадную работу развернул Петербургский комитет нашей партии{31}. Для России и для всего Интернационала это – поистине образец социал-демократической работы во время реакционной войны, при самых трудных условиях. Рабочие Питера и России всеми силами поддержат эту работу и поведут ее дальше, энергичнее, сильнее, шире по тому же пути.
Считаясь с указаниями товарищей из России, мы формулируем несколько тезисов по злободневным вопросам социал-демократической работы: 1) Лозунг «учредительного собрания», как самостоятельный лозунг, неверен, ибо весь вопрос теперь в том, кто созовет его. Либералы принимали этот лозунг в 1905 году, ибо его молено было толковать в смысле созванного царем и соглашающегося с ним собрания. Правильнее всего лозунги «трех китов» (демократическая республика, конфискация помещичьей земли и 8-часовой рабочий день) с добавлением (ср. № 9){32} призыва к международной солидарности рабочих в борьбе за социализм, за революционное свержение воюющих правительств и против войны. – 2) Мы против участия в военно-промышленных комитетах{33}, помогающих вести империалистскую, реакционную воину. Мы за использование выборной кампании, например, за участие на первой стадии выборов только в агитационных и организационных целях. – О бойкоте Государственной думы не может быть и речи. Участие в перевыборах безусловно необходимо. Пока в Государственной думе нет депутатов нашей партии, необходимо использовать все происходящее в Думе с точки зрения революционной социал-демократии. – 3) Самыми очередными и насущными задачами мы считаем упрочение и расширение социал-демократической работы в пролетариате, а затем распространение ее на сельский пролетариат, на деревенскую бедноту и на войско. – Важнейшей задачей революционной социал-демократии является – развивать начавшееся стачечное движение, проводя его под лозунгом «трех китов». В агитации необходимо отводить должное место требованию немедленного прекращения войны. Среди других требований рабочие не должны забывать о требовании – вернуть немедленно рабочих депутатов, членов РСДР Фракции. – 4) Советы рабочих депутатов и т. п. учреждения должны рассматриваться, как органы восстания, как органы революционной власти. Лишь в связи с развитием массовой политической стачки и в связи с восстанием, по мере его подготовки, развития, успеха, могут принести прочную пользу эти учреждения. – 5) Социальным содержанием ближайшей революции в России может быть только революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства. Революция не может победить в России, не свергнув монархию и крепостников-помещиков. А свергнуть их нельзя без поддержки пролетариата крестьянством. Шаг вперед расслоения деревни на «хуторян-помещиков» и на сельских пролетариев не уничтожил гнета Марковых и Ко над деревней. За необходимость отдельной организации сельских пролетариев мы стояли и стоим безусловно, во всех и всяких случаях. – 6) Задача пролетариата России – довести до конца буржуазно-демократическую революцию в России, дабы разжечь социалистическую революцию в Европе. Эта вторая задача теперь чрезвычайно приблизилась к первой, но она остается все же особой и второй задачей, ибо речь идет о разных классах, сотрудничающих с пролетариатом России: для первой задачи сотрудник – мелкобуржуазное крестьянство России, для второй – пролетариат других стран. – 7) Участие социал-демократов во Временном революционном правительстве вместе с демократической мелкой буржуазией мы считаем, по-прежнему, допустимым, но только не с революционерами-шовинистами. – 8) Революционерами-шовинистами мы считаем тех, кто хочет победы над царизмом для победы над Германией, – для грабежа других стран, – для упрочения господства великороссов над другими народами России и т. д. Основа революционного шовинизма – классовое положение мелкой буржуазии. Она всегда колеблется между буржуазией и пролетариатом. Теперь она колеблется между шовинизмом (который мешает ей быть последовательно революционной даже в смысле демократической революции) и пролетарским интернационализмом. Политические выразители этой мелкой буржуазии в России в данный момент – трудовики, социал-революционеры, «Наша Заря», фракция Чхеидзе, OK, г. Плеханов и тому подобные. – 9) Если бы в России победили революционеры-шовинисты, мы были бы против обороны их «отечества» в данной войне. Наш лозунг – против шовинистов, хотя бы революционеров и республиканцев, против них и за союз международного пролетариата для социалистической революции. – 10) На вопрос, возможна ли руководящая роль пролетариата в буржуазной русской революции, мы отвечаем: да, возможна, если мелкая буржуазия в решающие моменты качнется влево, а ее толкает влево не только наша пропаганда, но и ряд объективных факторов, экономических, финансовых (тяжести войны), военных, политических и пр. – 11) На вопрос, что бы сделала партия пролетариата, если бы революция поставила ее у власти в теперешней войне, мы отвечаем: мы предложили бы мир всем воюющим на условии освобождения колоний и всех зависимых, угнетенных и неполноправных народов. Ни Германия, ни Англия с Францией не приняли бы, при теперешних правительствах их, этого условия. Тогда мы должны были бы подготовить и повести революционную войну, т. е. не только полностью провели бы самыми решительными мерами всю нашу программу-минимум, но и систематически стали бы поднимать на восстание все ныне угнетенные великороссами народы, все колонии и зависимые страны Азии (Индию, Китай, Персию и пр.), а также – ив первую голову – поднимали бы на восстание социалистический пролетариат Европы против его правительств и вопреки его социал-шовинистам. Не подлежит никакому сомнению, что победа пролетариата в России дала бы необыкновенно благоприятные условия для развития революции и в Азии и в Европе. Это доказал даже 1905 год. А международная солидарность революционного пролетариата есть факт, вопреки грязной пене оппортунизма и социал-шовинизма. – Выставляя эти тезисы для обмена мнений с товарищами, мы будем развивать наши взгляды в следующих номерах ЦО.
Написано между 23 и 26 сентября (6 и 9 октября) 1915 г.
Напечатано 13 октября 1915 г. в газете «Социал-Демократ» № 47
Печатается по тексту газеты
Истинные интернационалисты: Каутский, Аксельрод, Мартов
Незадолго до Циммервальдском конференции вышла в Цюрихе по-немецки брошюра П. Аксельрода: «Кризис и задачи международной социал-демократии». В цюрихской газете «Народное Право»{34} появились затем две хвалебные статьи об этой брошюре, принадлежащие Л. Мартову. Мы не знаем, выступят ли оба автора по-русски с этими произведениями. Лучшей иллюстрации того, какими доводами защищают вожди OK оппортунизм и социал-шовинизм, не найти.
Красной нитью через всю брошюру проходит борьба против «опасностей, грозящих единству партии». «Раскол и смута» – вот чего боится Аксельрод, вот о чем он говорит с бесконечными повторениями до назойливости часто. Не подумайте, что смутой и расколом кажется ему теперешнее положение социал-демократии, союз ее вождей с той или иной национальной буржуазией. Нет! Смутой называет Аксельрод ясное размежевание и разделение с социал-шовинистами. Каутского Аксельрод зачисляет в разряд товарищей, «коих интернациональное чувство и сознание выше всякого сомнения». При этом на протяжении 46 страниц ни тени попытки свести воедино взгляды Каутского, точно процитировать их, взвесить, не заключается ли шовинизм в признании идеи защиты отечества в данной войне. Ни слова по существу. Ни звука о наших доводах. Зато «донос по начальству»: Ленин на реферате в Цюрихе называл-де Каутского шовинистом, филистером, изменником (стр. 21)… Это же не литература, любезные Мартов и Аксельрод, а какая-то «письменность» полицейского участка!
«На Западе… нет той разновидности сверхчеловеков, которые используют всякий партийный кризис, всякое трудное положение, чтобы выступить в роли единоспасателя партии от гибели и чтобы с легким сердцем вести внутреннюю партийную политику смуты и дезорганизации» (22).
Что это такое? литература?
Но если «на Западе» нет таких сверхчудовищ, которые «самого» Каутского и Аксельрода считают шовинистами и оппортунистами и при мысли о которых любезный Аксельрод трепещет от злобы и изливает потоки такой изящной и благоуханной… «лирики», то как же мог Аксельрод двумя страницами раньше написать:
«Если принять во внимание растущее возмущение во все более широких партийных кругах, особенно в Германии и Франции, против той политики «держаться до конца», которую ведут наши ответственные партийные учреждения, то представляется отнюдь не невозможным, что практические тенденции ленинской пропаганды в состоянии проникнуть различными каналами и в ряды западной с.-д.».
Значит, дело не в истинно русских сверхчудовищах, обижающих любезного Аксельрода! Значит, интернациональный шовинизм официальных партий – ив Германии и во Франции, как признал сам Аксельрод, это заметьте! – вызывает возмущение и отпор интернациональных революционных с.-д. Перед нами, следовательно, два течения. Оба интернациональны. Аксельрод сердится и бранится потому, что не понимает неизбежности обоих течений, неизбежности решительной борьбы между ними, а затем потому, что ему совестно, неловко и невыгодно открыто признать его собственную позицию, состоящую в стремлении казаться интернационалистом, а быть шовинистом.
«Проблема интернационализирования рабочего движения не тождественна с вопросом о революционизировании наших форм и методов борьбы»… это, видите ли, «идеологическое объяснение» сводить все к оппортунизму и игнорировать «громадную силу» «патриотических идей», «являющихся продуктами тысячелетнего исторического процесса»… «надо стремиться создать в рамках этого, буржуазного, общества реальную действительность (курсив Аксельрода), объективные жизненные условия, по крайней мере для борющихся рабочих масс, каковые условия могли бы ослаблять указанную зависимость», именно: «зависимость масс от исторически сложившихся национальных и территориальных общественных образований». «Например, – поясняет свою глубокую мысль Аксельрод, – законодательство об охране труда и о страховании, а также различные другие важные политические требования, наконец, и культурно-просветительные потребности и стремления рабочих должны стать объектом интернациональных (курсив Аксельрода) действий и организаций» пролетариев отдельных стран. Все дело в «интернационализации именно «будничной» борьбы за требования сегодняшнего дня…»
Ну, вот и прекрасно! А то какие-то сверхчудовища придумали там борьбу с оппортунизмом! Истинный интернационализм – курсивом – и настоящий «марксизм», не удовлетворяющийся «идеологическими» объяснениями, состоит в заботе об интернационализации страхового законодательства!! Какая гениальная мысль… без всякой «борьбы, расколов, смуты» все интернациональные оппортунисты, все интернациональные либералы, от Ллойд Джорджа до Фр. Наумана и от Леруа-Болье до Милюкова, Струве и Гучкова, обеими руками подпишут этот научный, глубокий, объективный «интернационализм» Аксельрода, Мартова и Каутского.
Перлы «интернационализма»: Каутский – если я защищаю свое отечество в империалистской войне, т. е. войне из-за грабежа и порабощения чужих стран, и признаю за рабочими других воюющих стран право на защиту их отечества, то это и есть истинный интернационализм. Аксельрод – не увлекаясь «идеологическими» нападками на оппортунизм, надо реально бороться с тысячелетним национализмом посредством (тоже тысячелетнего) интернационализирования будничной работы в области страховых законов. Мартов согласен с Аксельродом!
Фразы Аксельрода о тысячелетних корнях национализма и т. п. имеют совершенно такое же политическое значение, как речи русских крепостников перед 1861 годом о тысячелетних корнях крепостного права. Эти фразы – вода на мельницу реакционеров и буржуазии, ибо Аксельрод умалчивает, – скромно умалчивает, – о том, что десятилетия капиталистического развития, особенно после 1871 года, создали именно те объективные интернациональные связи между пролетариями всех стран, которые как раз теперь, как раз в данный момент надо реализовать в интернационально-революционных действиях. Аксельрод против таких действий. Он за напоминание о тысячелетних корнях кнута и против действий, направленных к уничтожению кнута!
Ну, а как же быть с пролетарской революцией? Базельский манифест 1912 года говорил о ней в связи с этой, грядущей, – и через два года вспыхнувшей, – войной. Аксельрод считает, должно быть, этот манифест легкомысленной «идеологией» – выраженьице совсем в духе «марксизма» а la Струве и Кунов! – и не говорит о нем ни словечка. От революции же он отделывается следующим образом:
«Тенденция видеть рычаг к преодолению национализма единственно и исключительно в бурных революционных массовых действиях или восстаниях имела бы еще известное оправдание, если бы мы стояли непосредственно накануне социальной революции, подобно тому, например, как дело было в России со времени студенческих демонстраций 1901 года, бывших предвестниками приближения решающих битв против абсолютизма. Но даже те товарищи, которые строят все свои надежды на быстром наступлении бурного революционного периода, не рискуют утверждать наверное, что решающее столкновение пролетариата с буржуазией предстоит непосредственно. Напротив, они тоже рассчитывают на период, длящийся десятилетия» (стр. 41).
И дальше, разумеется, громы против «утопии» и «бакунистов» в русской эмиграции.
Но пример, взятый Аксельродом, разоблачает нашего оппортуниста бесподобно. Мог ли кто-нибудь, не сойдя с ума, «утверждать наверное», в 1901 году, что решающая борьба с абсолютизмом в России «предстоит непосредственно»? Никто не мог, никто не утверждал. Никто не мог тогда знать, что через четыре года предстоит одна из решающих битв (декабрь 1905 г.); а следующая «решающая» битва с абсолютизмом «предстоит», может быть, в 1915–1916 гг., а может быть и позже.
Если никто не утверждал, не только наверное, а и вообще не утверждал в 1901 году, что решающая битва предстоит «непосредственно», если мы утверждали тогда, что «истерические» крики Кричевского, Мартынова и Ко о «непосредственной» битве несерьезны, то мы, революционные с.-д., утверждали тогда наверное иную вещь: мы утверждали тогда, что только безнадежные оппортунисты могли в 1901 году не понимать задачи непосредственной поддержки революционных демонстраций 1901 года, поощрения, развития их, пропаганды самых решительных революционных лозунгов для них. И история оправдала нас, только нас, осудив оппортунистов и выкинув их надолго вон из рабочего движения, хотя «непосредственно» решающей битвы не предстояло, хотя первая решающая битва произошла только через четыре года и все же оказалась непоследней, значит, нерешающей.
Совершенно то же самое, буквально то же самое переживает Европа теперь. Ни тени сомнения не может быть, что в Европе 1915 года есть налицо революционная ситуация, как была в России 1901 года. Мы не можем знать, произойдет ли первая «решающая» битва пролетариата с буржуазией через четыре года или через два или через десять и более лет, – последует ли «вторая» «решающая» битва еще через десятилетие. Но мы твердо знаем и «наверное» утверждаем, что теперь наш немедленный и непосредственный долг поддерживать родившееся брожение и демонстрации, которые уже начались. В Германии толпа освистывала Шейдемана, во многих странах толпа демонстрировала против дороговизны. От этой прямой и безусловной обязанности с.-д. Аксельрод увертывается и отговаривает рабочих. Если брать политический смысл и итог рассуждений Аксельрода, то вывод может быть только один: Аксельрод вместе с вождями социал-патриотизма и социал-шовинизма против немедленной пропаганды и подготовки революционных действий. В этом суть. Все остальное – слова.
Мы стоим, несомненно, накануне социалистической революции. Это признавали и «осторожнейшие» теоретики вроде Каутского еще в 1909 году («Путь к власти»), это признал и единогласно принятый Базельский манифест 1912 года. Как в 1901 году мы не знали, продолжится ли с этого времени «канун» первой русской революции четыре года, так мы не знаем этого и теперь. Революция может состоять и, вероятно, будет состоять из долголетних битв, из нескольких периодов натиска, с промежутками контрреволюционных судорог буржуазного строя. Вся соль теперешнего политического положения состоит всецело в том, использовать ли революционную ситуацию, которая уже есть налицо, поддержкой и развитием революционных движений. Да или нет. По этому вопросу делятся сейчас политически социал-шовинисты и революционные интернационалисты. И в этом вопросе Каутский, Аксельрод и Мартов на стороне социал-шовинистов, несмотря на революционные фразы всех их, как и пяти заграничных секретарей ОК.
Свою защиту социал-шовинизма Аксельрод прикрывает необыкновенно щедрой фразеологией. Его брошюра годится в образец – для иллюстрации того, как прикрывают свои воззрения, как пользуются языком и печатным словом для сокрытия своих мыслей. Аксельрод бесчисленное количество раз склоняет слово интернационализм, он порицает и социал-патриотов и их друзей за нежелание подвинуться влево, он намекает, что он «левее» Каутского, он говорит и о необходимости III Интернационала, который должен быть так силен, чтобы на попытки буржуазии зажечь мировой пожар войны ответить «не угрозами, а воспламенением революционного штурма» (14) и т. д. и т. п. без конца. На словах Аксельрод готов признать все, что угодно, вплоть до революционного штурма, а на деле он хочет единства с Каутским и, следовательно, с Шейдеманом в Германии, с шовинистским и контрреволюционным «Нашим Делом»{35} и фракцией Чхеидзе в России, на деле он против того, чтобы сейчас поддерживать и развивать начинающееся революционное движение. На словах все, на деле ничто. Клятва и божба, что мы «интернационалисты» и революционеры, а на деле поддержка социал-шовинистов и оппортунистов всего мира в их борьбе против революционных интернационалистов.
Написано не ранее 28 сентября (11 октября) 1915 г.
Впервые напечатано в 1924 г. в журнале «Пролетарская Революция» № 3
Печатается по рукописи
Первая страница рукописи В. И. Ленина «Революционный пролетариат и право наций на самоопределение». – 1915 г. (Уменьшено)
