Владимир Ленин
Полное собрание сочинений. Том 23. Март – сентябрь 1913

Неделю спустя после побоища в Дублине

В воскресенье 7 сентября (25 августа по ст. ст.) – ровно неделю спустя после полицейского побоища – дублинские рабочие устроили громадный митинг протеста против поведения ирландских капиталистов и ирландской полиции.

Митинг устроили на той же самой улице (улица О'Коннеля) и на том же самом месте, где был назначен в прошлое воскресенье митинг, запрещенный полицией. Это – историческое место, на котором всего удобнее устраивать и всего чаще устраивались митинги в Дублине.

Полиция попряталась. Улицы были заполнены рабочими. Толпы народа и полный порядок. «В прошлое воскресенье, – воскликнул один ирландец-оратор, – здесь господствовала полицейская дубина без рассудка, сегодня господствует рассудок без полицейской дубины».

В Англии есть конституция, – и второй раз власти не посмели пускать в ход пьяных полицейских солдат. Были воздвигнуты три трибуны, и шестеро ораторов, в том числе представители английского пролетариата, клеймили преступление против народа и звали рабочих к интернациональному сплочению, к объединенной борьбе.

Была принята единогласно резолюция с требованием свободы собраний и свободы коалиций, а равно с требованием назначить немедленное расследование – под руководством независимых лиц и с гарантиями гласности всего производства – по поводу поведения полиции в прошлое воскресенье.

В Лондоне величественный митинг состоялся на Трафальгар-Сквере. Группы социалистов и рабочих явились со своими знаменами. Было много плакатов со всякими рисунками и надписями на злобу дня. Особенно аплодировала толпа плакату, который изображал полицейского, махающего красным знаменем с надписью: «молчание».

Из ораторов выделились Бен Тиллет, который доказывал, что «либеральное» правительство Англии ни в чем не уступает реакционному, – и дублинский секретарь металлистов Партридж, который рассказал подробно о бесстыдных насилиях полиции в Дублине.

Поучительно отметить, что главным лозунгом и лондонского и дублинского митингов было требование свободы коалиций (союзов). Это вполне понятно. В Англии есть устои политической свободы, есть конституционный режим (порядок), вообще говоря. Требование свободы коалиций рабочими является там одной из реформ – насущно необходимых и вполне достижимых при данном конституционном порядке (совершенно так же, как достижима в России, скажем, частичная реформа страхования рабочих).

Свобода коалиций одинаково насущна для рабочих Англии и России. И рабочие Англии ставят лозунг необходимой для них политической реформы вполне правильно, отлично сознавая путь к осуществлению этой реформы и ее полную возможность в обстановке английской конституции (совершенно так же, как правильно поступили бы русские рабочие, выставляя частичное требование известных изменений страхового закона).

В России же нет именно тех общих устоев политической свободы, без которых требование свободы коалиций прямо смешно и является лишь ходячей либеральной фразой, обманывающей народ мыслью о возможности у нас реформистского пути. В России нельзя вести борьбу за свободу коалиций – самым насущным образом необходимую и рабочим и всему народу – без того, чтобы не противополагать бессильного и лживого реформизма либералов последовательному демократизму рабочих, которые неповинны в иллюзиях реформизма.

«Северная Правда» № 27, 3 сентября 1913 г. «Наш Путь» № 8, 3 сентября 1913 г. Подпись: В.

Печатается по тексту газеты «Северная Правда»

Принципиальные вопросы политики. Либеральная буржуазия и реформизм

Миллионер Салазкин выступил на Нижегородской ярмарке от имени всероссийского купечества с ходатайством о широких политических реформах. На трехтысячном собрании металлистов в Петербурге потерпели решительное поражение реформисты, собравшие до 150 голосов за свой список членов правления^{119}.

Эти два факта, сопоставление которых напрашивается само собой, наталкивают даже самых беспринципных людей на принципиальные вопросы современной русской политики. Массы людей во всех классах интересуются политикой в России, но немногие сознают значение принципиальной постановки вопросов политики. Немногие сознают значение партий, дающих всегда продуманные, точные, оформленные ответы на эти вопросы. А когда партии связаны с определенными классами, то подобные ответы даются на основании опыта работы в массах и проверяются годами такой работы.

Именно таковы ответы марксистов, оценивших третьеиюньскую систему и свои задачи по отношению к ней более 4¹/₂ лет тому назад^[39]. Целая пропасть отделяет рабочих, которые на всех и всяческих поприщах действуют годы и годы добросовестно в духе этих ответов, – от растерянных интеллигентов, боящихся всякого определенного ответа и скатывающихся на каждом шагу к реформизму и ликвидаторству.

Нельзя не пожалеть людей, которые, наблюдая борьбу марксистов с ликвидаторами, отделываются жалкими словами о вреде споров, раздоров, междоусобицы, фракционности… А к этим людям принадлежат многие «тоже-марксисты» и все «левые» народники!

Принципиальные сторонники буржуазии и враги марксизма, либералы из газеты «Речь», не могли пройти мимо вышеуказанных фактов. В редакционной статье (№ 234) они повторяют все избитые жалкие слова, – но не ограничиваются ими.

Либералы вынуждены признать, что «борьба большевиков с ликвидаторами ведется повсеместно», что «она проникла во все поры рабочего организма».

Что же? Могло это быть случайно?

Нет…

«Давно уже вырисовались крупные принципиальные разногласия, в конечном счете сводящиеся к вопросу о ходе дальнейшего развития страны».

Наконец-то додумались! Марксисты разъяснили это в декабре 1908 года, либералы начали понимать в августе 1913 года. Лучше поздно, чем никогда.

«Мыслим ли, – продолжает либеральная газета, – путь реформ или же «реформы возможны лишь как побочный результат движения, совершенно свободного от всякой узости реформизма» (цит. из «Северной Правды»). Вот как ставится вопрос».

Именно! Вопрос о ликвидаторстве есть лишь часть вопроса об откалывающихся от марксизма беспартийных реформистах.

Но интересно посмотреть, как же либералы, принципиальные сторонники реформизма, защищают его?

«Конечно, в мнении о возможности реформ лишь как «побочного результата» много метафизики и фатализма. Без реформаторов и без реформизма не может быть и реформ, хотя бы и как «побочного результата»…»

Вот вам опять образец сердитых слов и попытки увильнуть от ответа! При чем тут метафизика, когда исторический опыт, опыт Англии, Франции, Германии, России, опыт всей новейшей истории человечества в Европе и в Азии, показывает, что серьезные реформы бывали лишь побочным результатом движения совершенно свободного от узости реформизма?

При чем тут фатализм, когда тот же опыт говорит ясно, что наибольшей действенностью отличались именно классы, враждебные реформизму?

Или, может быть, в поведении русского рабочего класса первых лет XX века заметно больше «фатализма», чем в поведении либеральных земцев и буржуазии последней трети XIX века? Вы делаете себя смешными, господа либералы!

И неужели вы такие невежды, что не видите связи между интересами буржуазии, как класса, и ее стремлением ограничиться реформизмом? – между положением рабочего класса и его обратным стремлением?

Нет, господа, плохие вы защитники реформизма вообще! Но может быть, вы лучше защищаете реформизм в современной России?

«…Надо признать, – продолжает «Речь», – что современная обстановка, неоднократно доказывавшая самым скромным реформаторам всю тщетность их усилий, толкает мысль, а в особенности чувства, людей к отрицанию реформизма».

Вот тебе раз! Выходит, что даже вы, принципиальные сторонники реформизма, не можете сослаться ни на опыт истории, ни на «современную обстановку» России. Даже вам приходится признать, что эта обстановка – против вас!

Какие же вы метафизики и фаталисты, господа, – или какие слепые рабы узкого, корыстного, трусливого денежного мешка – если, вопреки опыту истории, вопреки опыту «современной обстановки», вы продолжаете занимать беспринципную позицию реформизма. Сами не веря в реформы, не защищаете ли вы на деле той буржуазии, которая стремится поживиться на чужой счет?

Понятно, что передовой отряд рабочего класса России, петербургские металлисты, нанесли уничтожающее поражение реформистам и ликвидаторам в их собственной среде. По данным либеральной и реформистской «Речи» реформисты-ликвидаторы собрали 150 голосов из 2000, то есть 7¹/₂ голосов из сотни. Не доказывает ли это еще и еще раз, – после выборов от рабочих в IV Думу, после истории возникновения рабочей печати в Питере и Москве, – что ликвидаторы представляют лишь растерянных и полулиберальных интеллигентов? что масса сознательных рабочих твердо и решительно осудила и отвергла их?

«Северная Правда» № 28, 4 сентября 1913 г. «Наш Путь» № 9, 4 сентября 1913 г. Подпись: В. И.

Печатается по тексту газеты «Северная Правда», сверенному с текстом газеты «Наш путь»

Либералы и демократы в вопросе о языках

Газеты отмечали неоднократно отчет кавказского наместника, отличающийся не черносотенством, а робким «либерализмом». Между прочим, наместник высказывается против искусственной русификации, т. е. обрусения нерусских народностей. На Кавказе представители нерусских народностей сами стараются научить детей по-русски, например, в армянских церковных школах, в которых преподавание русского языка необязательно.

Указывая на это, одна из самых распространенных в России либеральных газет – «Русское Слово» (№ 198) делает тот справедливый вывод, что враждебное отношение в России к русскому языку «происходит исключительно» вследствие «искусственного» (надо было сказать: насильственного) насаждения русского языка.

«О судьбе русского языка беспокоиться нечего. Он сам завоюет себе признание во всей России», – пишет газета. И это справедливо, ибо потребности экономического оборота всегда заставят живущие в одном государстве национальности (пока они захотят жить вместе) изучать язык большинства. Чем демократичнее будет строй России, тем сильнее, быстрее и шире разовьется капитализм, тем настоятельнее потребности экономического оборота будут толкать разные национальности к изучению языка, наиболее удобного для общих торговых сношений.

Но либеральная газета торопится побить себя и доказать свою либеральную непоследовательность.

«Вряд ли, – пишет она, – кто-нибудь даже из противников обрусения станет возражать, что в таком огромном государстве, как Россия, должен быть один общегосударственный язык и что таким языком… может быть только русский».

Логика навыворот! Маленькая Швейцария не теряет, а выигрывает от того, что в ней нет одного общегосударственного языка, а их целых три: немецкий, французский и итальянский. В Швейцарии 70 % населения немцы (в России 43 % великорусов), 22 % – французы (в России 17 % украинцев), 7 % – итальянцы (в России 6 % поляков и 4¹/₂% белорусов). Если итальянцы в Швейцарии часто говорят по-французски в общем парламенте, то они делают это не из-под палки какого-нибудь дикого полицейского закона (такового в Швейцарии нет), а просто потому, что цивилизованные граждане демократического государства сами предпочитают язык, понятный для большинства. Французский язык не внушает ненависти итальянцам, ибо это – язык свободной, цивилизованной нации, язык, не навязываемый отвратительными полицейскими мерами.

Почему же «огромная» Россия, гораздо более пестрая, страшно отсталая, должна тормозить свое развитие сохранением какой бы то ни было привилегии для одного из языков? Не наоборот ли, господа либералы? Не должна ли Россия, если она хочет догнать Европу, покончить со всеми и всяческими привилегиями как можно скорее, как можно полнее, как можно решительнее?

Если отпадут всякие привилегии, если прекратится навязывание одного из языков, то все славяне легко и быстро научатся понимать друг друга и не будут пугаться «ужасной» мысли, что в общем парламенте раздадутся речи на разных языках. А потребности экономического оборота сами собой определят тот язык данной страны, знать который большинству выгодно в интересах торговых сношений. И это определение будет тем тверже, что его примет добровольно население разных наций, тем быстрее и шире, чем последовательнее будет демократизм, чем быстрее будет в силу этого развитие капитализма.

Либералы и к вопросу о языках, как и ко всем политическим вопросам, подходят, как лицемерные торгаши, протягивающие одну руку (открыто) демократии, а другую руку (за спиной) крепостникам и полицейским. Мы против привилегий – кричит либерал, а за спиной выторговывает себе у крепостников то одну, то другую привилегию.

Таков всякий либерально-буржуазный национализм – не только великорусский (он хуже всех, благодаря его насильственному характеру и родству с гг. Пуришкевичами), но и польский, еврейский, украинский, грузинский и всякий иной. Буржуазия всех наций и в Австрии и в России под лозунгом «национальной культуры» проводит на деле раздробление рабочих, обессиление демократии, торгашеские сделки с крепостниками о продаже народных прав и народной свободы.

Лозунг рабочей демократии не «национальная культура», а интернациональная культура демократизма и всемирного рабочего движения. Пусть буржуазия обманывает народ всякими «позитивными» национальными программами. Сознательный рабочий ответит ей: есть только одно решение национального вопроса (поскольку вообще возможно его решение в мире капитализма, мире наживы, грызни и эксплуатации) и это решение – последовательный демократизм.

Доказательства: Швейцария в западной Европе – страна старой культуры и Финляндия в восточной Европе – страна молодой культуры.

Национальная программа рабочей демократии: никаких безусловно привилегий ни одной нации, ни одному языку; решение вопроса о политическом самоопределении наций, т. е. государственном отделении их, вполне свободным, демократическим путем; издание общегосударственного закона, в силу которого любое мероприятие (земское, городское, общинное и т. д. и т. п.), проводящее в чем бы то ни было привилегию одной из наций, нарушающее равноправие наций или права национального меньшинства, объявляется незаконным и недействительным – и любой гражданин государства вправе требовать отмены такого мероприятия, как противоконституционного, и уголовного наказания тех, кто стал бы проводить его в жизнь.

Национальной грызне различных буржуазных партий из-за вопросов о языке и т. д. рабочая демократия противопоставляет требование: безусловного единства и полного слияния рабочих всех национальностей во всех рабочих организациях, профессиональных, кооперативных, потребительных, просветительных и всяких иных, в противовес всяческому буржуазному национализму. Только такое единство и слияние может отстоять демократию, отстоять интересы рабочих против капитала, – который уже стал и все более становится интернациональным, – отстоять интересы развития человечества к новому укладу жизни, чуждому всяких привилегий и всякой эксплуатации.

«Северная Правда» № 29, 5 сентября 1913 г. «Наш Путь» № 12, 7 сентября 1913 г. Подпись: В. И.

Печатается по тексту газеты «Северная Правда», сверенному с текстом газеты «Наш Путь»

Язык цифр^{120}

I

Известно, что по всей России заработки фабрично-заводских рабочих сделали крупный скачок вверх именно в пятом году и после пятого года. По отчетам фабричных инспекторов, средний заработок фабрично-заводского рабочего в России за пятилетие 1901–1905 гг. равнялся 206 рублям, а за следующее пятилетие 1906–1910 гг. – 238 рублям.

В Московской губернии заработки рабочих несколько нише средних по России. В 1901–1905 гг. они равнялись 201 рублю, по статистике фабричного инспектора Козьминых-Ланина, а за следующее 4-летие 1906–1909 гг. – 235 рублям.

Итак, благодаря пятому году заработки московских рабочих повысились в среднем на 1 рабочего – на 34 рубля, т. е. почти на 17 %. Считая от 300 до 350 тысяч фабрично-заводских рабочих в Московской губернии, это дает сумму годичного выигрыша всех рабочих миллионов в 11 рублей.

Мы видим, что жертвы, принесенные рабочими в стачках 1905 г., окупились серьезным улучшением экономического положения рабочих.

И, хотя после победы системы 3 июня, т. е. контрреволюционной (противореволюционной) системы, целый ряд рабочих завоеваний был отнят назад, но все же свести заработки на прежний низкий уровень капиталу не удалось. В Московской губернии с 1901 по 1905 год заработки рабочих были около 200 рублей в год, колеблясь по годам от 197 руб. (1902 год) до 203 руб. (1905 год). В 1906 году, когда впервые сказались результаты пятого года, заработок поднялся до 228 руб., затем в 1907 году до 237 руб., в 1908 г. понизился немного (236¹/₂ руб.), в 1909 году опять достиг 237 рублей.

Цифры показывают, что без приобретений 1905–1906 гг. рабочие нищали бы совсем невыносимо, ибо дороговизна жизни за последнее десятилетие все возрастает.

II

Заработок рабочих на крупных фабриках Московской губернии, по общему правилу, выше, чем на мелких. Например, у текстильщиков, которые составляют 68 %, т. е. свыше двух третей общего числа фабрично-заводских рабочих нашей губернии, средний годичный заработок в 1909 году равнялся:

Чем крупнее фабрика, тем выше рабочий заработок. У металлистов наблюдаем то же самое. На крупной фабрике рабочим легче объединяться и давать, отпор капиталу, отстаивать сообща свои требования. Чтобы догнать своих передовых товарищей, рабочие мелких фабрик и мастерских должны усерднее объединяться в союзы (профессиональные, просветительные, кооперативные и другие) и теснее сплачиваться вокруг своей рабочей газеты.

Вследствие бо́льшей сплоченности рабочих на крупных фабриках – и стачки рабочих здесь организуются легче и проходят успешнее. Крупные фабрики больше, чем мелкие, участвовали в стачечном движении 1905 и 1906 годов.

В связи с этим мы видим, что рабочие крупнейших фабрик больше выиграли от стачек этих лет, чем рабочие мелких заведений. Вот данные относительно рабочих всех производств в Московской губернии:

По поводу этих цифр надо объяснить прежде всего исключение (кажущееся) из вышеприведенного правила, в силу которого заработки на крупных фабриках больше, чем на мелких. Дело в том, что металлисты, типографщики и некоторые другие зарабатывают гораздо больше текстильщиков (360 руб., 310 руб. против 211 и т. п.). А на крупнейших фабриках доля текстильщиков в общем числе рабочих значительно больше, чем на средних и мелких. От этого и получается кажущееся исключение из правила: как будто на средних и мелких фабриках заработки выше, чем на крупных.

Какой же вывод имеем мы относительно увеличения заработка после пятого года на крупных и мелких фабриках?

На крупных фабриках (500 и более рабочих) это увеличение составляет около 40 рублей в год, т. е. копеек 20 на рубль.

На средних и мелких фабриках, от 21 до 500 чел., увеличение равняется около 25 рублей, т. е. около 12 коп. на рубль.

На самых мелких фабриках (20 и менее человек) увеличение всего на 14 рублей, т. е. 7–8 коп. на рубль.

Итак, более энергичная и дружная стачечная борьба рабочих на крупных фабриках привела в результате к более высокому увеличению заработной платы. Мы уже указали, что, объединяясь в союзы, рабочие мелких фабрик могут в этом отношении сравняться с рабочими крупных.

III

Приобретения рабочих от стачечной борьбы пятого года выразились не только в увеличении заработной платы. Кроме того, изменилось к лучшему вообще все положение рабочего.

Выразить точно размеры этого улучшения в положении рабочих нельзя цифрами, но всякий рабочий хорошо понял и почувствовал в 1905–1906 годах это улучшение.

Данные фабричного инспектора Козьминых-Ланина позволяют только определить влияние пятого года на штрафование рабочих. Штрафуя рабочих, капиталист присваивает себе роль судьи. Поэтому со штрафами связано всегда особенно много произвола по отношению к рабочим, а иногда и прямого издевательства над рабочими. Естественно, что рабочие требуют всегда отмены штрафов, отнятия у капиталистов права быть судьями в своем собственном деле.

Вот данные о штрафовании всех рабочих Московской губернии по годам:

Мы видим, как успешно «сократили» рабочие сумму штрафов. До 1905 года штрафы составляли от 27 до 30 копеек на рабочего.

Наступает пятый год. Штрафы сразу падают почти вдвое: до 17 копеек. В 1906 году результаты пятого года обнаруживаются еще яснее: штрафы падают до 12 копеек.

Проходит революция. Капиталисты смелеют. Штрафы опять поднимаются – до 15–18–21 копейки.

Но даже в 1909 году, – а это был год самого глухого и самого долгого затишья – капиталистам не удается поднять штрафы до прежней, безобразной, высоты. Как ни лакействует капиталист перед Пуришкевичем, а все же обоим «милым дружкам» не удается вернуться к старинушке: рабочий в России уже не тот. Рабочий в России кое-чему уже научился!

Если сравнить сумму штрафов с суммой заработка рабочих – а такое сравнение необходимо, ибо не одно и то же платить двугривенный из рублевого и из полуторарублевого заработка, – то победа рабочих в пятом году выступит еще яснее.

В среднем на 100 рублей заработка рабочих приходилось в год штрафов в копейках:

Следовательно, в результате пятого года рабочие Московской губернии добились сокращения безобразных штрафов втрое. Добьются и полной отмены штрафов.