Владимир Колабухин
Со многими неизвестными. Повести и рассказы

© Владимир Колабухин, 2022

ISBN 978-5-0055-8267-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кто стрелял в «Бирюзе»?
Повесть

1

Говорят, понедельник – день тяжёлый. Не знаю, не знаю…. Может быть. Но утро того памятного мне понедельника выдалось солнечным. Небо ясное-ясное! Майский воздух, освежённый коротким ночным дождём, был удивительно душист от расцветающей сирени.

Я жил тогда в приволжском городе Рыбнинске, неподалёку от отдела милиции, где работал следователем. И до чего же хорошо было у меня на душе в то чудесное утро! Мог не спеша пройтись по городскому бульвару, затенённому большими старыми липами, посидеть в укромном уголке на скамейке и помечтать о чём-нибудь заветном, пусть, может, и несбыточном…

Да, утро есть утро! И думается лучше. Недаром говорится, что утро вечера мудренее. Вот и ко мне в то утро пришла мысль, что не настолько уж я закоснел на своей следственной работе, как полагала моя соседка по квартире Леночка – гибкая девушка с мягким овалом лица и большими зелёными глазами. Она учительница русского языка и литературы в школе. Голос у неё мягкий, приятный. К тому же Лена очень красива. Вместе с её приветливой мамашей Екатериной Ивановной, весьма пожилой, располневшей седовласой женщиной, они занимали две смежные комнаты. Я – третью. Так уж получилось, что однокомнатных квартир нашему отделу не выделили и меня, выпускника юридического института, просто-напросто «подселили». Елена, судя по всему, была не прочь завести со мной роман. А у меня он уже был, но лишь оставил в сердце боль. И, конечно, я уже стал не настолько наивен, чтобы таять от улыбок хорошеньких девушек, поэтому в обращении с Еленой, наверное, и впрямь был суховат.

«Только что-то вдруг сегодня, – думал, – её образ словно застыл перед глазами?..»

Я поднялся со скамейки и не спеша направился к выходу. Время в запасе ещё было. Да и служба моя такая, что излишней торопливости не терпит, требует внутреннего спокойствия и уверенности. А то утро было такое замечательное! «Может, – подумал, – и весь день будет таким же?»

Как бы не так!..

Перед самым окончанием рабочего дня – звонок дежурного:

– Демичевский?.. Срочно с опергруппой на выезд!

Оказалось, сработала сигнализация ювелирного магазина «Бирюза».

Не прошло и трёх минут, а наш «уазик», включив сирену, уже мчался по улице. Сидели и гадали: что там, в «Бирюзе» – разбойное нападение?

И вот, что выяснилось.

За пять минут до закрытия «Бирюзы» кто-то позвонил со двора у служебного входа. Думая, что приехали инкассаторы, директор магазина Шляпникова, пожилая дородная женщина, собирающаяся через месяц уйти на пенсию, спокойно открыла дверь и… отшатнулась. Высокий молодой мужчина с пистолетом в руке подтолкнул Шляпникову к её кабинету, рванул там со стола одну из инкассаторских сумок с дневной выручкой и перебросил сообщнице, такой же молодой особе, появившейся на мгновение за его спиной.

Ещё до того, как налётчик потянулся за второй сумкой, Шляпникова успела нажать потайную кнопку сигнала тревоги. Завыл «ревун». Преступник отпрянул, не целясь, выстрелил и выскочил во двор. Громко хлопнула дверца машины, заурчал мотор, и через несколько секунд всё стихло…

В магазине мы были уже через семь минут после сигнала тревоги и нашли Шляпникову испуганной, но невредимой. Только губы белые тряслись, не переставая.

– Да вы не волнуйтесь, не переживайте так, – попытался я успокоить её и коротко передал в горотдел по телефону первые сведения о случившемся.

Шляпникова расстроенно всплеснула руками:

– Как не переживать?! Почти всю выручку унесли!..

Она потянулась к графину с водой. Я опередил, подал полный стакан. Пока Шляпникова пила, вместе с экспертом Губиным осмотрел и сфотографировал место происшествия. Собственно, осматривать было почти нечего. Её кабинет, где мы вели разговор, находился напротив служебного входа. Налётчик действительно мог за секунды осуществить задуманное.

В помещении всего одно окно, забранное решёткой, и то без форточки. Над столом, за которым сидела моя собеседница, ярко светила красивая хрустальная люстра. В кабинете ещё лишь один небольшой сейф да несколько стульев. Без особых затруднений нашёл на полу у окна пулю, которая попала в стенку и сколола кусочек бетона, а за косяком двери – гильзу. Следов обуви – много, но все затёртые, и разобраться в них было практически невозможно. Лишь в коридорчике, у порога кабинета, Губину удалось зафиксировать слабые отпечатки подошвы и каблучка.

Я присел к столу Шляпниковой:

– Так вы говорите, преступников было двое?

– Может, и больше, – не сразу отозвалась она. – Ко мне ворвались двое – мужчина и женщина.

– Как они выглядели?

Но Шляпникова, как и в начале разговора, не смогла описать их подробно: высокий, молодой, смуглолицый мужчина да такая же молодая его напарница – вот и всё. И она расстроенно стала оправдываться:

– Испугалась очень. Какие уж тут подробности, особые приметы. Спросите, во что были одеты, – и то, наверное, не скажу.

– И всё же?

– Мужчина, по-моему, в тёмном костюме, а женщина… в пестром платье, как будто бы, – смущённо пыталась вспомнить Шляпникова, комкая в дрожащей руке и без того мятый платочек, которым то и дело отирала раскрасневшееся потное лицо. – Как бы не струсила так!..

Я поспешил успокоить:

─ Не казните себя напрасно. В ситуации, что случилась с вами, кто не испугался бы. А вы действовали решительно, не дрогнули.

– Да какое там… решительно! Мне бы после звонка в глазок посмотреть, а не дверь сразу открывать.

– Действительно, а почему вы поторопились открыть дверь?

– Думала, инкассаторы за выручкой приехали. Они всегда в это время появляются у нас.

– Погодите, погодите, – остановил её. – Давайте уточним. Во сколько к вам позвонили?

– Я уже говорила – без пяти семь.

– А инкассаторы приезжают?

– В семь. Иногда на минуту-две раньше или позже. Вот что и подвело меня. Ведь звонок был почти в это же время.

Да, видел я инкассаторов. Нас дожидались. Даже говорил с ними. Поохали они, посочувствовали директорше и уехали.

Я задумался. Интересная вырисовывалась картина: рискованно действовали налётчики! Рискованно, но рассчитано: словно всё по секундочкам выверили.

– Значит, вы считаете, что у преступников была машина? – спросил Шляпникову.

– Но ведь кто-то сразу выехал со двора, кто же ещё?

«Конечно, – мысленно согласился я. – Без транспорта им в таком деле не обойтись. Нужно осмотреть двор – искать следы. Выстрел могли услышать на улице. Следовательно, кто-нибудь мог заприметить и машину. Теперь бы найти очевидцев!»

Я был уверен, что и другие члены опергруппы зря времени не теряют. Зевак на улице, когда мы подъехали к магазину, было немало, да и подворный обход ближайших домов, опрос их жителей мог выявить ценных свидетелей.

Поблагодарив Шляпникову, я вышел в коридор.

Как и ожидал, мне уже нашли свидетелей: узкоплечего веснушчатого паренька в линялых джинсах и пёстрой рубашке с отложным воротничком и тощую, как жердь, старомодно одетую старушку. Оба сказали, что видели желтое такси, выскочившее со двора почти сразу после выстрела. Номера машины старушка не приметила. Зато парню, учащемуся художественного училища, запали в память цифры: «37—38».

Я незамедлительно сообщил эти данные дежурному по отделу. «Если в машине преступники, и они попытаются выехать из города, – думал я, – им это теперь вряд ли удастся: дежурный известит о моей информации все постовые и патрульные наряды, инспекторов ГАИ».

Мы работали до глубокой ночи, делали всё, чтобы раскрыть дерзкое преступление, как говорится, по горячим следам, но… тщетно. Налётчики как в воду канули.

Домой возвратился за полночь. Попытался неслышно пробраться к себе комнату, но Елена тут как тут. На ходу застегнув халатик, поспешила из своей комнаты на кухню.

– Я тебе чаю подогрею.

Отговаривать было бесполезно, и я молча кивнул.

На кухне Лена села рядом со мной за столик и, пока я чаёвничал, не отрываясь, молча смотрела на меня зелёными, как виноградины, глазами. Только на этот раз они казались мне чуть погрустневшими.

– У тебя что-то случилось? – спросил.

– Что у меня может случиться.…Пей чай, Демичевский, пей, – ответила Лена. Поспешно отвела взгляд и попыталась улыбнуться.

«Господи! – чуть не воскликнул я с горечью в душе. – Так ведь хотел принести ей цветы. Надо же, как всё нескладно получилось».

2

Утром я проснулся раньше обычного времени. Прошёл на кухню, а Лена уже сидела у окна, задумчивая и чем-то озабоченная.

– С добрым утром! – заговорил я, улыбаясь. – Что нос повесила?

– Здравствуй! – приветливо ответила она. На лице её тоже появилась улыбка. – И всё-то замечаешь ты, Демичевский!

– Профессия такая! – засмеялся я и подошёл к плите. Осторожно потрогал чайник, а он уже горячий-прегорячий. Положил в чашку ложечку растворимого кофе, сахар, залил кипятком.

– Сегодня опять поздно вернёшься? – спросила Лена.

– Пока не знаю, – ответил я, отпивая из чашки маленькими глотками дымящийся душистый напиток. Взглянул на часы. Ещё четверть восьмого. Но дома делать нечего, так что лучше немного прогуляться. Я допил кофе, поднялся из-за стола.

– Ну, пока.

Лена рассеянно кивнула, думая о чём-то своём.

В прихожей я поправил перед зеркалом форму, галстук и вышел на улицу.

Этим утром у меня было не столь радужное настроение, как накануне. В девять часов мне предстояло присутствовать на оперативке у начальника уголовного розыска Белова, и вчерашнее происшествие в «Бирюзе» не выходило из головы. Расследование, порученное мне, предстояло трудное, а с чего начинать? Держал, конечно, в голове несколько соображений, да и. был уверен, что в уголовном розыске тоже подкинут что-нибудь существенное. Ребята там толковые, быть такого не может, чтобы уцепившись за ниточку, не помогли бы и весь клубок распутать. А ниточка у нас есть! Хотя бы тот же след протектора со щербинкой, зафиксированный во дворе магазина, описание нападавших преступников и машины, на которой они приехали.

Без пяти девять вошёл в кабинет Белова. Все оперативные работники уже в сборе. Опустив седеющую голову, Белов медленно расхаживал из угла в угол. Заметив меня, остановился и, кивком ответив на приветствие, сухо сказал:

– Что ж, начнём, пожалуй, наше совещание. У кого какие версии по «Бирюзе»? В общих чертах со сложившейся обстановкой я знаком, так что, прошу конкретнее.

Я присел на единственный свободный стул у окна. Оглядел собравшихся. Лица у всех озабоченные, глаза хмурые. Многие, наверное, не спали.

– Значит, неизвестные подъехали к магазину на такси? Чьё оно? Кто шофёр? – снова спросил Белов, ни к кому конкретно не обращаясь.

Первым вызвался ответить старший оперуполномоченный Сергей Наумов. Ему недавно исполнилось тридцать, он всего тремя годами моложе меня, а уже был одним из опытнейших оперативных работников.

– Такси принадлежит второму автопарку, – заговорил Наумов, легко поднявшись с дивана. – За машиной закреплены два водителя – Власов Николай Григорьевич, старый кадровый работник, и его молодой сменщик Водолазкин Владимир Константинович, выпускник автошколы. Вчера вечером работал Власов. По его словам, такси просто-напросто угнали, когда он отлучился в столовую поужинать. Машину его мы пока не нашли.

Густые, нависшие над глазами брови Белова опустились ещё ниже:

– А не может он быть соучастником преступления?

Наумов задумчиво пригладил русые волосы и, не сразу, но возразил:

– Маловероятно, Александр Петрович. Человек он пожилой, передовик труда, вырастил двоих детей, имеет внуков… Маловероятно.

Белов подошёл к окну, стал разглядывать улицу. С каждой минутой солнце всё ярче заливало лучами кабинет, всё громче нарастал шум города. Где-то там, в его необъятных недрах, скрывались те, кого нам надо было найти во что бы то ни стало.

– А что говорят свидетели? – опять спросил Белов.

Наумов сел, а с дивана поднялся рослый и плечистый, как всегда щеголевато одетый оперуполномоченный Громов – мой хороший товарищ и ровесник. На его лице отразилась глубокая задумчивость. Он достал из кармана замшевой куртки небольшой блокнот, заглянул в него и неторопливо начал докладывать:

– Свидетелей, паренька и старушку мы установили следующим образом…

Белов резко обернулся к нему:

– Я не спрашивал, как вы разыскали студента Бубнова и пенсионерку Малинину. Что они рассказали? У нас есть фотография Власова? Мы предъявили им её?

Громов растерянно принялся поправлять свой яркий золотистый галстук.

Я поспешил на выручку товарищу. Ведь опрашивать свидетелей пришлось мне, а не ему.

– И фотография есть, и показывали её, ─ заверил я, поднявшись. – За рулём такси сидела женщина. Разглядеть её свидетели не сумели, а вот мужчину, что находился в салоне машины, запомнили: молодой, смуглый парень… Словом, не Власов. Поскольку Бубнов учится в художественном училище, я попросил его набросать хотя бы приблизительный портрет этого человека. Бубнов согласился, и вот-вот должен принести свою работу.

Я сел, а Белов возвратился к столу, грузно опустился в кресло, задумался. То, что он повысил голос, совсем не характерно для него. Да и Громов, несмотря на своё щегольство и многословие, отнюдь не пустозвон, зарекомендовал себя умелым и знающим работником. Но в то утро время было не нашим союзником, подхлёстывало и Белова.

– У вас всё? – подняв голову, спросил он Громова

– Нет, – торопливо отозвался тот, – разрешите высказать свои соображения.

– Ну-ну… – смягчился Белов. – Выкладывайте.

– Полагаю, что преступники вели многодневное тщательное наблюдение за магазином, – оживился Громов, и сеточка мелких морщинок на его загорелом лице сразу исчезла.

– Почему так думаете?

– Уж очень чисто сработали, вернее – дерзко. Надо бы выяснить, кто в последнее время крутился у «Бирюзы».

– Резонно, – согласился и Белов. – Вот вы с Наумовым и отработайте эту версию. Может, кто-нибудь из наших «крестников» отличился.

«Да!.. – подумал я. – Представляю, каково придётся моим друзьям. В городе проживает не один десяток человек, уже на практике познакомившихся с Уголовным кодексом. Кто из них, где и как проводил вчерашний вечер? Выяснить это – задача не из лёгких. Очень даже не из лёгких!»

Однако Громова она ничуть не смутила. Он деловито переглянулся с Наумовым, слегка приподнял, чтобы не помять, стрелки хорошо отутюженных брюк, сел на своё место и тут же быстро стал писать что-то в блокноте.

– Та-ак… – продолжил говорить Белов. – А теперь ещё раз послушаем товарища Демичевского.

Он устремил на меня пытливый взгляд и после короткой паузы спросил:

– В чём нужна помощь? Зацепок-то почти нет.

Я опять встал, снова оглядел всех и сказал:

– Почему нет? Есть. Взять хотя бы пропавшее такси. Это как раз такое звено, за которое мы можем ухватиться. Надо подключить к нам в помощь патрульно-постовую службу и участковых инспекторов. Следует осмотреть все дворы, гаражи, тупики и переулки… Ведь где-то оставлена эта машина!

Белов кивнул.

– Теперь второе… Насчёт предположения Громова о том, что за «Бирюзой» велось наблюдение… В первую очередь нужно ещё раз опросить работников магазина и жителей прилегающих домов. Может, действительно в последние дни кто-то мозолил им глаза.

Белов снова молча кивнул и пометил в еженедельнике.

– И третье…… Не мешало бы нам посмотреть дела о преступлениях, совершённых в городе с применением огнестрельного оружия. Сегодня я направлю для исследования пулю и гильзу, что нашли в магазине. Как знать, может, сопоставление данных проверок с материалами этих дел и выведет нас на след преступников.

Мы обговорили с оперативниками ещё ряд вопросов и разошлись. Я с нетерпением стал ждать Бубнова. Он обещал подойти в десять, а на моих часах было уже двадцать минут одиннадцатого.

И тут же услышал негромкий стук в дверь. Поспешно откликнулся:

– Войдите!

В узкую щель двери сначала осторожно просунулась широколобая голова Бубнова, а затем и сам парень объявился на пороге. Смущённо улыбаясь, подошёл к столу и показал мне небольшой конверт.

– Вот. Принёс… Как просили.

Он аккуратно вскрыл конверт, бережно достал из него листок бумаги, расцвеченный акварелью.

Первое впечатление было – меня обманывают. Это не могло быть рисунком. Это цветная, мастерски выполненная фотография. Но шероховатость бумаги и некоторая расплывчатость красок на ней убеждали: портрет рисованный.

Но до чего запоминающееся лицо!.. Плотно сомкнуты узкие губы, тонкий нос, тревожно прищурены миндалевидные тёмные глаза, нахмурены брови, невысокий лоб и густые, как будто уложенные волосы.

Моё долгое молчание, вызванное изучением портрета, Бубнов воспринял как недоверие к его работе и смущённо пробормотал:

– Может, не совсем точно изобразил… Вечер был, да и видел-то человека мельком… Если бы он не в машине сидел, а в студии позировал, да при хорошем освещении…

В том-то и дело, а он ещё оправдывался! Если ничего не сочинил, то завидная зоркость у парня.

Я дружески обнял его:

– Всё хорошо. Этот портрет мы сегодня размножим, и… словом, спасибо!

Он покраснел, как девушка, вскинул на меня повеселевшие глаза:

– Тогда пойду? У меня скоро занятия.

Мы простились, довольные друг другом, и он ушёл. Мне тоже не сиделось в кабинете, хотелось немедленно показать портрет оперативникам Белова: вдруг опознают в нём кого-нибудь из «крестников»?

Но, как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Все восхищались мастерством художника, крутили портрет так и сяк, однако признать в нём кого-либо не смогли.

– И всё-таки кого-то он мне напоминает, – мучительно соображал Наумов. – Кто это? Кто?..

«Ничего, выясним! – подумал я. – И выведем на чистую воду. Никуда теперь он от нас не денется. Для начала покажу-ка этот портрет Шляпниковой».

Я вернулся в вой кабинет, достал из сейфа специально приготовленные для подобных случаев два портрета других лиц, вызвал служебную машину и поехал в «Бирюзу».

Шляпникова, в присутствии понятых, долго вглядывалась в портреты, затем указала на тот, что рисовал Бубнов, и чуть дрогнувшим голосом подтвердила: «Он! Очень похож: на того бандита».

3

Домой опять возвращался поздно. По улицам ещё сновали машины, и я невольно приглядывался к ним – не промелькнёт ли такси с номером «37—38»? Ох, как была нужна мне эта машина! Твёрдо верил, что от неё потянулась бы ниточка к раскрытию разбойного нападения на «Бирюзу».

Жёлтых такси проносилось немало, но всё не те, не те…

Так, озабоченным, и пришёл домой. Не успел вытащить из кармана ключ от квартиры, как дверь распахнулась – и я увидел счастливое, улыбающееся лицо Елены.

– Как хорошо!.. Как хорошо, что ты всё-таки пришёл, – порывисто воскликнула она и втянула меня в прихожую.

Я замер у порога.

– А что, собственно, случилось? Почему – «всё-таки»?

– Потом, потом скажу. Давай переодевайся – и ко мне, в мою келью.

И тут я заметил на Елене нарядное тёмно-зелёное вечернее платье и лёгкий белый шарфик. Они придавали ей праздничный вид.

– Какое-нибудь семейное торжество? – догадался я наконец.

Она молча кивнула.

– И моё присутствие тоже необходимо?

Ещё кивок. И мне ничего не оставалось, как подчиниться и наскоро привести себя в порядок. Не понимал только: почему торжество не в гостиной и так тихо в квартире?

Быстро снял запылившуюся форму. Умылся. Надел белую рубашку, синий галстук. Сдул с костюма пылинки. Вгляделся в зеркало: хорош? На меня смотрел кудрявый, сероглазый, ещё молодой человек, прилично одетый и с не очень скучной физиономией… Так что вроде бы всё нормально, можно идти.

В комнате Елены чуть светилось крохотное бра на стене. Горел зелёный огонёк стоявшей на полке магнитолы, слышалась приглушённая мелодия блюза. На журнальном столике, придвинутом к тахте, – вазочка с цветами, бутылка шампанского с двумя бокалами и торт. Елена сидела на тахте. Густые каштановые волосы рассыпались по плечам.

Присел рядом и спросил:

– А Екатерина Ивановна где?

И тут же в ответ услышал тихий серебристый смех:

– Разве со мной тебе не интересно?

Я окончательно растерялся.

– Почему же… – и чуть не с мольбой снова спросил: – Но объясни, пожалуйста, что всё это значит?

Лена привычным лёгким жестом отбросила со лба волосы.

– Мама уехала к тётушке на денёк. Мы с тобой одни… Понимаешь, вчера мне исполнилось тридцать. Мы думали отметить это событие, но ты пришёл с работы очень поздно… Давай отметим сегодня.

Обескураженный, я молчал, думал. Так вот почему вчера она была такой грустной… Милая, добрая моя Прекрасная Елена!

Машинально оглядел её комнату. Здесь я был впервые. Всё здесь дышало чистотой и уютом… Но почему мне такая честь? А у меня и подарка нет.

Я лихорадочно перебирал в памяти скудную обстановку моей комнаты.

Есть! Нашёл! Тут же сорвался с места:

– Я сейчас… Извини.

И помчался к себе.

Лена – большая любительница книг. Кое-что из них и у меня имеется. Недавно приобрёл по случаю замечательное издание романа «Русский лес». Леонов всегда привлекал меня своим глубоким философским мышлением, афористичностью речи, а тут вдруг – отлично изданный томик! Подписать его – дело одной минуты.

Увидев подарок, Елена вздохнула:

– Ах, Демичевский! Зачем это? Я же знаю, как тебе хотелось заполучить эту книгу.

Поспешил развеять её огорчение:

– Ничего. Ещё достану. Лучше прочитай, что я там нацарапал.

Лена раскрыла томик и снова счастливо улыбнулась, неожиданно наградила меня лёгким поцелуем:

– Спасибо за «Елену Прекрасную» и такой дорогой для меня подарок.

Мы сели на тахту. Всё так же приглушённо звучала мелодия блюза, в бокалах искрилось шампанское, нескрываемой радостью сияли глаза Елены.

– Расскажи мне о себе, Демичевский. Как ты жил, кого любил?.. Сегодня я хочу всё знать о тебе. Всё!

В голове моей чуть шумело от выпитого вина и поцелуя. Музыка расслабляла, вызывала на откровенность. Хотелось окончательно размагнититься и раскрыться, рассказать о наболевшем.

И вспомнился далёкий старинный город. Тенистый парк. И девчонка на скамейке… Красивая девчонка, русоволосая, с глазами, наполненными тревогой.

«Ты не забудешь меня, Владик?».

«Что ты, Катюша! Что ты…».

«Тебе там встретятся другие девчата»

«Я даже не взгляну на них»

«Два года – это так долго!»

«Я буду писать тебе каждый день!»

И писал. Все два года армейской службы. И ни на одну из девчонок не глядел. А Катюша не дождалась, вышла замуж за другого парня.

Нет! Об этом не стоило говорить никому. «Это моё, пусть оно во мне и останется», – думал я.

– Ну что ты молчишь? – спросила Лена.

А я не знал, что и сказать.

– Тогда потанцуем? – терпеливо предложила она, видимо догадавшись о моём состоянии.

И мы медленно поплыли в полумраке. Рука Елены легко лежала на моём плече, глаза, не отрываясь, смотрели в мои глаза.

– Ты всё ещё любишь её? – тихо спросила Лена.

И опять не нашёлся, что ответить. Врать нельзя, и правду сказать в такой вечер язык не поворачивался.

– Знаешь, – заговорил я, – давай не будем говорить обо мне. Всё-таки героиня вечера – ты! Лучше расскажи о себе. Извини за нескромность, почему ты не замужем?

Лена шутливо рассмеялась.

– Потому что таких плутов, как ты, не встречала.

Она остановилась.

– Но, если серьёзно, были предложения. Да душа ни к кому не лежала. Почему-то все лишь о себе и думают, о своём «я». А мне, Демичевский, не рабыней, а царицей быть хочется!

– Клеопатрой, что ли?

– Нет! Такой, как Суламифь. В любви своей – царицей. Понимаешь?

Я бестолково кивнул, и мы возвратились за столик.

– Хочешь кофе? ─ спросила Елена.

– Хочу.

Лена ушла на кухню, и вскоре по всей комнате разнёсся его горьковатый аромат.

– Почему ты вчера так поздно вернулся? – спросила она. – Что-нибудь случилось?

– Да, – ответил. – Ищем пропавшее такси.

И, не вдаваясь в подробности, коротко поведал о вчерашнем ЧП,

– Ужас какой, ─ передёрнула плечами Елена. – Лучше расскажи что-нибудь весёленькое. Уж сегодня ты обязан развлекать меня.

Начал вспоминать. Но в голову лезли одни лишь криминальные истории. Лена рассмеялась.

– Ладно, не мучься.

И взяла мои руки в свои ладони.

– Какие у тебя красивые, тонкие пальцы, Демичевский.

Я весь напрягся, почувствовав нежность её рук.

– Что ж в них хорошего…

– Не скажи… Глаза или лицо могут обмануть человека. А вот руки… В них, по-моему, вся душа… У тебя пальцы музыканта. Но ты ни на чём не играешь!

– Играю, – возразил с улыбкой. ─ На гитаре играю. Да всё никак не могу купить – в магазинах они нарасхват.

– У тебя очень красивые пальцы, – задумчиво продолжала Елена. И неожиданно приникла к ним губами.

У меня перехватило дыхание. Это был уже не тот мимолётный поцелуй, которым она наградила меня всего несколько минут назад… Руки мои сами потянулись к этой волнующей, удивительной девушке. И я почти не слышал страстный, срывающийся её шёпот:

– Подари мне их, подари!..

Боже мой, как в этот момент стучало в моих висках… С трудом оторвался от её губ и встал с тахты, чтобы не видеть откровенных глаз Елены.

– Потанцуем, Лена… Давай потанцуем…

4

Утром Елена варила для меня кофе.

– Спасибо за вчерашний вечер, – сказала она тихо.

Кусок бутерброда застрял в моём горле. Хорош вечер! При первой возможности удрал, как мальчишка. А она ещё благодарит!

Лена словно подслушала мои мысли.

– Не переживай так, Демичевский. Я сама вела себя глупо… А пальцы свои мне всё-таки срисуй. Срисуй, Демичевский.

– Будет сделано, – шутливо пообещал я, лишь бы что-то ответить. – Потом можешь поместить рисунок в рамку, раз они так тебе понравились.

Пил кофе и никак не мог разобраться в себе: стыжусь, что не ответил на вчерашний порыв Лены, или сожалею об этом?

– Я провожу тебя, – сказала Лена. И я заметил, что одета она по-дорожному.

– Куда-то собираешься ехать? – спросил.

– Да… Ненадолго, – уклончиво ответила она.

Мы вышли на улицу. Лена проводила меня до бульвара. Шли и молчали. Молча и разошлись, лишь смущённо улыбнувшись друг другу.

Честное слово, на работе легче! Там и самое запутанное дело не кажется таким уж неразрешимым. Даже ЧП с магазином.

Расстроенный, свернул к горотделу. Не успел подняться в кабинет, как на пороге появился возбуждённый Наумов:

– Лебедев звонил. Насчёт пропавшей машины. Нашлась, говорит!

Лебедев – лучший участковый отдела. Его слову можно было верить как своему.

– Где? Где эта машина? – поспешил я к Наумову.

– Дачная, 15.

– Начальству докладывал?

– А как же! Дана команда выезжать. Все уже в сборе.

В нашем «уазике» и впрямь было не повернуться: оперативники угрозыска, эксперт Губин, кинолог с собакой… «Уазик» сорвался с места и помчался по улицам за город, в дачный посёлок.

– Как нашли? – спросил я Наумова.

– К Лебедеву мужичок с утра пришёл, местный плотник Егоров. Так, мол, и так. Слышал, милиция машину ищет. Не она ли за его сараюшкой стоит? Лебедев сразу туда. Действительно, за сараем – такси, жёлтого цвета, номерной знак «37—38». Он и позвонил нам… Интересно, почему преступник оставил машину именно там?

Шофёр, хорошо знавший дачный посёлок, без особого труда отыскал нужную улицу.

Дорога, где местами были выбиты куски асфальта, узкой лентой вилась по посёлку и за одним из поворотов неожиданно оборвалась у небольшого, в два окна по фасаду, кирпичного дома с палисадником и сараем, за которым стеной стоял густой и тёмный лес.

Из-за сарая выплыла коренастая фигура Лебедева. Он одёрнул на себе китель, поправил сбившуюся набок фуражку, неторопливо подошёл к нам и коротко доложил обстановку. Теперь можно было приступать к осмотру.

Жёлтая «Волга» сиротливо стояла в тени за сараем. С улицы было невозможно увидеть её. Наверное, поэтому и оставил машину здесь преступник. И знакомый, очень знакомый рисунок от протектора «Волги» на земле. С той же характерной щербинкой…

Я подал опергруппе команду, и началась привычная работа, без спешки и суеты. Каждый делал, что положено. Мы фотографировали, чертили план местности, в поиске следов изучали почву, внимательно осматривали салон такси. Главным было – не упустить малейшей мелочи, которая, как чаще всего и бывает, могла оказаться самой существенной для дела.

Решил поговорить с Егоровым: когда увидел здесь эту машину, не приметил ли, кто оставил её? Однако ничего нового для меня не услышал и прошёл к сараю. Там Губин увлечённо колдовал над машиной. Обрабатывал химическим составом приборный щиток, рулевое колесо, дверные ручки… Никаких следов!

– Наверное, действовали в перчатках, – огорчённо сказал Губин и устало опустился на траву. – Либо стёрли следы. Мастаки, видать.

С досады я чуть не выругался.

– Может, попросить в помощь экспертов областного УВД?

– Не надо, – возразил Губин. – Сами справимся.

Он резко поднялся.

– Все следы не уничтожишь!.. Это они, «мастаки», думают иначе. А нас не проведёшь!.. Что-нибудь да осталось. Как говорится, Сколько б ниточке ни виться, кончик всегда найдётся.! Отгоним «Волгу» в отдел и будем разбирать машину.

Так и решили. К тому же здесь нам больше делать было нечего: собака след не взяла – слишком много времени прошло, а Наумов с Лебедевым тоже возвратились из посёлка ни с чем – никто из жителей не приметил пассажиров такси.

Я проголодался и потому по дороге в отдел вышел из машины у кафе, чтобы немного перекусить.

– Передохнул маленько? – дружески обнял меня за плечи Наумов, как только я вновь появился в отделе.

Я улыбнулся и спросил:

– Что Губин?

– Разбирает с гаишниками машину. Уже демонтировали рулевое колесо, переключатель скоростей.

– Нашли что-нибудь?

– Пока не знаю.

Я вышел во двор и стал ждать результатов осмотра. Время тянулось медленно, порой казалось, что оно остановилось. Наконец услышал радостный возглас Губина:

– Есть пальчики!

– Где? – заторопился к нему.

– На обратной стороне руля. Да и на внутренних поверхностях рукояток ручного тормоза и рычага переключателей скоростей… Я говорил – найду!

Зафиксированные отпечатки Губин тотчас же унёс в свою лабораторию. И выяснилось, что водителю Власову и его сменщику Водолазкину они не принадлежат.

А в небе уже зажглись первые звёзды… Усталые, мы разошлись по домам.

5

Утром я присоединился к Наумову, занятому изучением уголовных дел, выделенных в отдельное производство в связи с розыском лиц, подлежащих привлечению к ответственности в качестве обвиняемых. В горле першило от перелистывания пыльных страниц многотомных дел. Яркий свет лампочки вызывал резь в глазах. Мы кашляли, чихали, протирали воспалённые веки, но всё листали и листали страницы.

И вот, вроде бы, пришла удача. Моё внимание привлекло дело о разбойном нападении в лесопарке, где на месте происшествия была изъята гильза, очень похожая на ту, что мы обнаружили в «Бирюзе».

– Ну-ка, ну-ка… Дай посмотреть, – попросил Наумов и забрал у меня дело.