Владимир Калинин
Амулет Драгомысла

– А вот, и подворье Селуянова! Уведомил Храпов. – Подворачивай Семёныч! Миша сразу узнал девочку с фотографии, которая, в данный момент, прыгала через скакалку, во дворе. Шедший первым участковый поприветствовал её. – С добрым утром, Анфиса! А ты, смотрю уже при деле, с утра пораньше!? Дед Никита дома? Шестилетняя девчушка, по всем статьям, копировала бабушку. – Да, где же быть ему ещё, дядя Кузьма!? Отсыпается, с перепою! – Вот, так номер!? Сделал удивлённое лицо участковый. Ведь, вроде бы, не праздник? А мы к нему по делу!

Хозяин, разбуженный, голосами во дворе, уже сидел на лавке, на которой только что почивал. Не бритый, и взлохмаченный, в одних, не чистых, шароварах. Увидев, вошедших представителей правопорядка, не смог сдержать улыбку, ожидая услышать хорошее известие. Капитан Храпов, громогласно, отметился за всех. – Мир тебе в хату, Никита Терентьевич! Дозволь войти? Хозяин, опомнился, вскочил, и засуетился. – Милости просим, Кузьма Парфёныч, и вы товарищи! Проходите, вот, к столу! На котором, был бедлам, он, ни мало не смущаясь этого, рукой, как лопатой, сгрёб грязную посуду на край стола, и ладонью размёл крошки. Вера, брезгливо, поморщилась, но к столу, всё же, села, нужно было записывать показания.

– Нашли, как есть, мою пропажу! Раньше времени ликовал хозяин. – Ведь, я без него, как без ног! Участковый, демократично, охладил его. – Не спеши, Никита Терентьевич, у товарищей, из уголовного розыска, есть к тебе вопросы по другому поводу! Потерпевший и свидетель обиженно замолчал, и долго не мог взять в толк, чего хотят от него товарищи, из районного УГРО. Выручила, вездесущая, внучка. – Дед, ты всё на свете позабыл, тётя спрашивает тебя о дяде Саше, что у соседа нашего гостил! Дед, ну покрути «шурупики», он приезжал из города, забыла название, ты ещё его пьяный дразнил, «вятские мужики хватские, семеро одного не боятся»! Теперь уже участковый и оперативники не могли сдержать смешок. Никита Терентьевич сначала смутился, а затем, грозно, приструнил внучку. – Цыц, стрекоза, не мельтеши перед глазами, когда старшие разговаривают! Да, помню я его, конечно, у Федота Стремянного, племяш внучатый был Славик, в городе Кирове, а Сашка этот, друг его, гостил тогда тут, будучи в отпуске! А что стряслось то? Набедакурили, чего ни будь? – Потерялись они, Никита Терентьевич, вот и разыскиваем! Фамилии их не знаете? – Фамилии? Нет, товарищи, не знаю! – А сосед ваш этот, Стремянной, дома? Он, наверняка, должен знать!? – Так Федот то умер, дом пустой стоит! – Как умер? Когда? Удивился участковый. – Тогда и умер, после отъезда Сашки! Выпивал он крепко, должно, сердце не выдержало! – Странно, почему я этого не помню!? Проговорил Храпов. – И фамилию эту не помню, может, что напутал ты, Селуянов? – Ничего я не напутал, фамилию его, я и знать не знал, а Стремянной, это прозвище! Он же ваш сиделец, из политических, вот, и проверяйте! Миша показал Селуянову посмертную фотографию, отравленного «глухаря». – А этого гражданина, случайно, не знаете? Подбежавшая, Анфиса посмотрела на снимок, и сказала, убегая. – Так это дядя Славик, и есть, тот ещё алкаш! Никита Терентьевич, присмотревшись, подтвердил. – Так и есть, племяш соседский! – А дату, когда умер ваш сосед, хоть приблизительно, не назовёте, Никита Терентьевич? – Так, и вспоминать нечего! Протараторила, подбежавшая, Анфиса. – На другой день, после того, как мотоцикл потерялся! Селуянов вскинул брови. – Ведь, и правда, товарищи, я пошёл к нему пожалиться, а от него почтальонка вышла, новенькая, незнакомая, говорит, помер ваш соcед! – Ещё один вопрос к вам, Никита Терентьевич! Поинтересовался Миша. – Много ли бензина оставалось в баке вашего мотоцикла? Селуянов, с радостью, ответил на долгожданный вопрос. – Да, посчитай, нисколько, кот наплакал, на два, три километра пути! – По какой дороге вы в Ненилов Скит ездили, Никита Терентьевич? – По большаку я не езжу, а напрямую, через лес, по грунтовке, по старой просеке, так в два раза короче! – Спасибо! У меня к вам вопросов больше нет!

И так, вопросов, к сожалению, не убавилось. А, многократно, прибавилось, и их все придётся решать! Думал Миша. Он почувствовал, вдруг, усталость, в голове его, постепенно, нарастал неприятный шум, как шум приближающегося шторма. Волны, которого, били в голову изнутри, как кувалдой, всё сильнее, и сильнее. Их уже невозможно было терпеть, череп, как будь-то, раскалывался от боли. В глазах его потемнело, и он снова потерял сознание, схватившись руками за голову.

– Однако, контузило вчера лейтенанта, вон, как корёжит, надо бы его в чувства привести, а потом медикам покажем! Семёныч, понятливо, кивнул головой, и удалился в машину, за аптечкой. Нашатырь и обезболивающая таблетка, временно, сделали своё дело. Миша сидел на лавке, в доме Никиты Селуянова, и виновато оправдывался. – Как то, неожиданно, меня торкнуло! Простите, пожалуйста, за доставленное беспокойство, сейчас я уже в порядке, и готов к работе! Вера, молча, смотрела на него, жалостливым взглядом, и не проронила ни слова. Храпов и Семёныч, в голос настояли, немедленно, ехать в Ненилов Скит и показаться медику. Они ехали по короткой дороге, по настоянию Храпова, Мишу мутило, и приступы тошноты вынудили его, попросить Семёныча остановиться, у выезда на большак, перед самым селом. Он вышел из машины и шатающейся походкой свернул на обочину, к большой куче старых веток и чащи, образуемых обычно, при чистке сваленных на нужды деревьев. Эта, вынужденная остановка, вдруг, решила одну из его задач. Согнувшись, к загнивающей куче, при позывах рвоты, он увидел в промежуткаж между вервей, в середине кучи, блеск металла. Радостное чувство, возможной находки, заставило его забыть, зачем он тут, и придало сил, чтобы поднять этот ворох. И взору открылся, изрисованный белыми цветочками, мотоцикл.

Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Случайно, найденный предмет розыска, на тросу был вытянут на дорогу, и отбуксирован в деревню Пикушка. Где был официально, по акту и под роспись, передан его владельцу. В коляске мотоцикла был ящик с нетронутым спиртным, радости Селуянова не было предела!

По приезду в Ненилов Скит, Вера, немедленно, позвонила по телефону в местный фельдшерский пункт, и вызвала фельдшера в сельскую администрацию, на осмотр больного. Храпов, скептически улыбнулся, по этому поводу, и ушёл, Семёныч занялся машиной. Вера и лейтенант Кузменков сидели вдвоём в комнате, он на диване, она за столом, и молча, смотрели друг на друга. Их молчанку прервали шаги на крыльце, девочка фельдшер, и высокий, седой старик, с длинной бородой, поднялись на него, практически, одновременно. Старик открыл дверь и пропустил девочку вперёд. Войдя в комнату, она тихо сказала. – Здравствуйте! И спросила. – Кто больной? А старик, громко, произнёс. – Добрый день вам, люди добрые! Меня сюда участковый прислал, позвольте, поприсутствовать!? Вера пригласила старика сесть на стул, а фельдшерице указала на Мишу. – У него рана на голове, и подозрение на контузию, осмотрите, пожалуйста! Фельдшерица была так молода, что казалось, только вот, вышла из класса, она несмело подошла к Мише, осмотрела рану, и спросила, таким же тихим, не уверенным голосом. – Как вы себя чувствуете? Не беспокоят ли головокружение, тошнота? Получив утвердительный ответ, сказала. – Нужна срочная госпитализация! Старик хлопнул себя ладонями по коленям. – Вот, всегда так, чуть что, сразу госпитализация, а помочь ему, чем ни будь, вы не можете? Девочка, потупив взор, сказала. – Я выпишу рецепт! – Толку, от ваших рецептов! Эх, эскулапы! Сказал старик, и подошёл к Мише, вынув из кармана пузырёк, он смазал из него, рану на голове. Потом, достал другой пузырёк, и чайную ложечку. – Молодой человек, вы уже обедали, нет, тогда примите! Бесцеремонно, запрокинул, сильной рукой, Мишину голову, и влил в рот, из ложечки, неприятно пахнущую, горькую жидкость. – И так ежедневно, паренёк, мазать ранку этой мазью, и пить, перед едой, по чайной ложке, трижды в день, это снадобье! Этого будет достаточно, и всё пройдёт! – Вы доктор, уважаемый? Спросила Вера. – Не совсем! Ответил старик. – Но я лечил, на фронте, раненых, и сейчас, пользую односельчан, по мере сил! Уж, некогда мне! Прощевайте! И ушёл.

Миша почувствовал себя лучше, он спросил у фельдшерицы, пишущей рецепт. – А кто этот старик? Она, чуть не плача, от досады, пожаловалась на ушедшего лекаря. – Это знахарь, он мне всю карьеру испортил! И зачем я согласилась ехать сюда, после выпуска, у меня здесь нет никакой практики, все идут лечиться к нему, а меня как будь то, нет! Вернулся участковый, и услышав конец разговора, с ходу поучил её. – Надо быть смелее, дочка, и показать людям, что ты можешь, в умении, твой авторитет вырастет! Со знахарем тебе тягаться тяжело, бабушка его тоже знахарка была, и с малолетства многому научила, чему, даже в университетах, нынешних медиков не учат! И практика у него, дай бог каждому! Отец мой ему ровесник был, так он рассказывал, как стали их в армию на фронт призывать, он один упёрся, как стоик, нельзя мне оружие в руки брать, и всё, хоть расстреляйте! И могли бы, запросто, время тогда было жестокое! Выручил его комиссар, что же ты там без оружия делать будешь, когда смерть кругом? А он отвечает, раненых из боя выносить и лечить! Комиссар приказал направить его в медсанбат, санитаром! Так, лучше его, в медсанбате, медика не было! Раненых вытаскивал, под пулями, из под носа у фашистов! Оказывал им первую помощь, своими снадобьями, чтобы от болевого шока не померли! А иногда, даже там, на месте операции делал, и опять же обрабатывал своими препаратами, и не было никаких осложнений и смертей, опытные врачи хирурги только диву давались! Бывало даже, что врачи отказывались, что либо, делать, считая раненого бесперспективным! А он смело брался, делал своё дело, и выхаживал больного! Уважали его все, слава впереди него бежала! Однажды, профессор медицины, знаменитый, побеседовал с ним и сказал, тебе же цены нет, только подучится надо! А он, какой с меня ученик, когда я неграмотный, так и числился всю войну санитаром! И был случай единожды, когда он нарушил обет, просто, кроме него, никого не было рядом! Отрезали немцы медсанбат, окружили, и первые уже готовы были вбежать в операционную палатку, где делали операцию командарму! Так он один, наш знахарь, троих простым, трехгранным штыком заколол, а остальных забросал гранатами, а тут и наша пехота подоспела! Вот, такие дела! Что у нас дальше, по распорядку дня, Вера Сергеевна? В район ещё не докладывали, о ходе расследования? – Пока, доклад не готов, нужно всё систематизировать! – Тогда вот, примите к размышлению, поговорил я с продавцом нашего сельмага! Покупали у неё вчера папиросы «Север», проезжие артисты, так они представились! Молодой мужчина во фраке, в шляпе и тёмных очках, футляр при нём был со скрипкой! Ещё была с ним девица, с виду городская, но одета экстравагантно, как в старину дамы наряжались, в корсете и длинной юбке, на голове шапочка с тёмной вуалью, лица не видать! – Спасибо, Кузьма Парфёныч! Их, обязательно, надо установить!

Когда Вера доложила в район, о результатах расследования, лично майору Сенькину, и изложила план дальнейших действий, он минуту подумал, приказал всё отставить и возвращаться в город. Выехать, немедленно, не получилось. Семёныч, виновато, почесал затылок, и доложил. – Неувязка у меня, выходит, с машиной, в левом переднем прокол, золотник поменял, два раза подкачивал, один чёрт сдувается! – И что ты предлагаешь! Спросила Вера. – Ремонт! Придётся разбортовывать, и камеру менять, нельзя в такую дорогу, без запаски! Вера и Миша, чтобы не терять напрасно время, пошли обратно в комнату, разрабатывать версии. – Так, что у нас получается, Славика и Сашу, всё равно, придётся устанавливать, потому, как они люди тёмные! И почему, у Славика обнаружили билет, на чужое имя? – Можно предположить, что он имел поддельный паспорт! – С какой целью? – А где был обнаружен его труп? – Почему? В придорожной канаве на выезде из села! – Предположим, Саша торопился скрыться, поэтому угнал мотоцикл. – Куда он ехал, два километра пути, слишком малый отрезок, чтобы определить направление, но не в село, это точно! – Стремянного, надо тоже, срочно, разрабатывать, кто он, за что сидел? – А артисты, любители «Севера», как появились и куда делись? Где у них были гастроли? – Миша, как у нас много вопросов, и ни одной железной зацепки! – Ну, одна-то есть, Саша и бандит из тридцать восьмого года! И ещё, Вера, нужно отправить участкового на базу лесорубов, разведать там всё, понимаешь? – Ну как же, конечно, место там глухое, оторвано далеко от цивилизации! Мы уедем, а ему на завтра поставим задачу, он мужик ушлый, справится!

Вошёл Семёныч, и прервал их вдумчивый труд. – Опять незадача, запаска тоже проколота, пока заклею, будет темно, отложим поездку на утро! – Ох, Семёныч, нагорит нам из-за тебя, ладно заканчивай, как положено, и рано утром выедем! Распорядилась Вера.

Наступила вторая ночь, в этом старинном далёком селе. Уже давно был погашен свет, Миша не спал, и чувствовал, что Вера тоже не спит. Странное дело, он давно уже был равнодушен к женщинам, считал себя однолюбом, но к этой девушке его тянуло, как магнитом, может это любовь? Неожиданно, тень нависла над ним, он догадался, что это Вера, подошла неслышно, босиком, к его дивану. Силуэт её, на фоне окна, был отчётливо виден. – Не спится, Вера!? Она вздохнула, и тихо сказала. – Какой ты прямой, мог бы, просто, промолчать, представив, что одинокой девушке страшно, и хочется прижаться к сильному мужскому плечу! – Да, напугаешь тебя, я слышал, что ты, здоровенным мужикам, руки ломаешь, как спички! – Миша, ты не романтик, и ни грамма заботы, может мне холодно, и меня нужно согреть, своим большим, и горячим телом! – Вера не переигрывай, как бульварная, ветреная деваха, тебе это не идёт! Я знаю, ты не такая! Она опять вздохнула. А он, уже не в силах больше сдерживать себя, заключил её в объятия. Она, как будь-то, только этого и ждала, прижавшись к нему, нашла губами его губы, и жадно целовала долго и нежно, так, что у него захватило дух. Всё произошло так, как обычно это происходит, потом, усталая, она благодарно поцеловала его, со словами, «Мишенька мой», и уснула на его руке. А он не спал, оберегая её сон, думая, без тени сожаления, теперь, как истинный джентльмен, обязан сделать ей предложение, и уснул не заметно для себя. Едва первый лучик солнца блеснул над горизонтом, она первая проснулась, потрепала, ласково, его за волосы, и тихо произнесла. – Миша, подъём, пора вставать! Они, в быстром темпе, как наперегонки, собирали каждый свои, разбросанные, впопыхах, ночью вещи. Одевались, опасаясь быть застигнутыми, и уличёнными в обоюдном «грехе». Вера взяла Мишу за руку. – Давай посидим ещё полчаса, спит наш старшина, огромная нагрузка, свалившаяся на него в прошедшие сутки, вымотала старика! Ты ни чего не думай о том, что было между нами, и пусть об этом никто не знает! Я, конечно, не должна была так поступать, но я полюбила тебя, с первого взгляда! Миша поцеловал её. – Вообще то, я собирался сегодня сделать тебе предложение! Вера улыбнулась, и сказала, кокетливо, как могут только женщины. – Я подумаю над этим!

Глава третья. На перепутье

Семёныч чертыхался, запуская мотор УАЗика. – Ну надо же, проспал старый пень, уже час должны пылить в домашнюю сторону! Но зря, обратный рейс оказался быстрее, и легче, чем предыдущий, вот, что значит домой, домой и машина летит как на крыльях. С майором Сенькиным столкнулись в дверях его кабинета, вид его был подавленный. – А, прибыли, добро! Он поздоровался с ними за руку, и сказал. – Дождитесь меня в кабинете, Суховаров вызывает, срочно! Вера и Миша сели за стол напротив друг друга. – Знаешь, Вера, мы вчера упустили одну важную деталь, мне пришло это в голову по дороге! Почтальонка, она фигурирует в деле Малухина и Стремянного, в любом случае, её или их, придётся тоже устанавливать! И ещё, меня очень интересует, умершая старуха Малухина! – Да, конечно, Миша! Как то отвлечённо, сказала Вера. – Меня одолевает нехорошее предчувствие, что без нас, тут что то случилось, просто так сюда бы он нас не вызвал, ты заметил, какой он хмурый! И, как в воду глядела, майор Сенькин, вернувшийся через десять минут, поздравил Мишу с первым раскрытым делом и боевым крещением. А после этого, огорошил их скорбным известием. – Вчера, ранены капитан Зыкин, и старший лейтенант Шашков! Оба находятся в больнице! Теперь понимаете, что вы последние, оставшиеся, боевые единицы, в оперчасти? Засучивайте рукава и в бой, с удвоенной силой, пока подкрепление не прибудет! – А что ожидается? Спросила Вера. – Суховаров обнадёжил, что областное управление пообещало! А сейчас, лейтенант Кузменков, с вами хочет побеседовать столичный журналист. Он ведёт своё расследование, по историческому эпизоду, Суховаров просил вас зайти, а вы Вера Сергеевна задержитесь, я поставлю вашей группе задачу!

Миша приоткрыл дверь в кабинет Суховарова, намереваясь, спросить разрешения войти, и доложить о прибытии, но увидел Нину, и осёкся. Прошедшее, связывающее их, как немое кино, мгновенно, пронеслось в его сознании, и отозвалось в душе страданием и болью. Прошло семь лет, с тех пор, как они расстались, неожиданно, с взаимными упрёками, грубо по отношению друг к другу. Она ничуть не изменилась, такая же красивая, с зовущим взглядом, он готов был сойти с ума, значит, время не лечит, он, по прежнему, её любит!

Голос подполковника вывел его из ступора. – Входите лейтенант, ожидаем вас, с нетерпением! Любезно, приглашал Суховаров, при даме, забыв, о нарушении Мишей служебной этики. – Вот, товарищ лейтенант, журналист из самой столицы! Нина Олеговна, желает побеседовать с нашими сотрудниками розыска! Мы ей рекомендовали вас, как имеющего, некоторую связь, с историей, знакомьтесь, пожалуйста! Нина, с готовностью, встала и сказала, улыбаясь. – Здравствуй, Миша! Простите нас, товарищ подполковник, позвольте нам удалиться!

Они стояли на крыльце районного отделения полиции, видели в глазах друг друга любовь, и радовались этому. Радовались этой встрече, и упоённо разговаривали, расспрашивая и рассказывая обо всём. Бог знает, к чему бы это привело, если бы на крыльцо не вышла Вера. – Миша, вот, ты где! Но встретилась глазами с Ниной, и умолкла. Они смотрели, какое-то время, оценивающе, с позиции соперницы, и отвернулись в разные стороны, через минуту зная уже друг о дружке главное, что любят одного и того же мужчину. Вера, быстро, сошла с крыльца, и оглянувшись, сухо распорядилась. – Лейтенант Кузменков, ваша задача, навестить эксперта криминалиста, на предмет идентичности главных улик, я на осмотр места преступления! Миша ничего ей не ответил, а посмотрел на Нину, чувствуя неловкость, а она, поняла это по своему, и тоже сухо сказала. – Мне пора, боюсь опоздать на самолёт! И тоже на ходу, оглянувшись, наказала. – Дневник, вернёшь при встрече, я за него в ответе!

Миша стоял и думал о нелепой ситуации, в которой, только, что оказался, они обе ушли, обиженные на него, и что же мне делать, если я люблю их обеих! Ой, что же я тут стою, как рекрут на часах, спохватился он, надо же делом заниматься, идти к эксперту. В руке его был старый блокнот, отданный ему Ниной, он как будь то, жёг пальцы, напоминая о себе. Миша открыл его, бог ты мой, тысяча девятьсот девятнадцатый год, дневник подпоручика Ремезова, очень интересно, прочту на досуге, и положил его в папку.

Эксперт криминалист Фёдор Ипполитович Лысов, которого, за глаза, все звали Федя лысый, принял у Миши гильзу и пулю, привезённые из Ненилова Скита. – Торопитесь, молодой человек? – Да, хотелось бы получить результаты, поскорее! Придав важность интонации, ответил Миша. – Тогда, будьте добры, присядьте вон, в том кресле, на часок, и не отвлекайте меня! Лейтенант Кузменков уселся в указанное кресло, и не теряя времени даром, достал из папки блокнот.

Подпоручик Ремезов, довольно подробно, описывал эпизоды поражения северного корпуса армии Колчака, и своё участие в них. Неожиданно, на глаза Мише попала знакомая фамилия, он с интересом продолжил чтение. – Штабс-капитан Залесский, начальник контрразведки корпуса, примкнул к остаткам нашего сводного отряда, уже перед отрогами Уральского Хребта! Ему никто не был рад, но вынуждены были терпеть. Этот заносчивый шляхтич, неведомо как попавший в русскую армию, с особым изуверством проводил допросы красных пленных, и не щадил ни кого. Его даже, свои, боялись, не на шутку, даже полковник Худояров, оставшийся без полка. Да, что там полка, из последнего боя вышли двадцать три казака, под командой есаула Седельникова, и одиннадцать солдат, с прапорщиком Мещеряковым. Батарейцы мои, оставшись впятером, решили не искушать судьбу, распрягли лошадей и верхами присоединились к убегающим, бросив трёхдюймовки. Уже двое суток нас преследует эскадрон красных, никак не можем от них оторваться. Утром нашли чуть заметную тропу, уходящую в горы, и свернули на неё, авось повезёт, найти укрытие, где можно сделать привал, устали все и люди и лошади. Неожиданно, тайга кончилась, и перед нами встали горы, преграждая нам путь, до них было не более версты. Люди, измученные непрерывным уходом, от смертельной погони, пришли в уныние. – Ваше благородие, да как же мы с конями через эту крутизну, тут и налегке не подняться? – Тихо! Пресёк упаднические возгласы полковник. – Тропа есть, значит, должен быть проход! Миновав заросли кустарника, перед самой преградой, мы, с удивлением, увидели, что это не горы, а древняя, как сама вечность, крепостная стена, небывалой высоты. Уходящая в обе стороны, на сколь хватал глаз. Она была сложена из огромных, разной величины, каменных глыб, края которых, с ювелирной точностью, были подогнаны друг к другу, и местами, уже разрушалась, от времени. Проход там действительно был, предусмотрительно, оставленный строителями, как раз, на ширину и высоту одного всадника. За стеной открылись взору настоящие горы, полковник, не мудрствуя лукаво, приказал двигаться снова по тропе. Если бы знать, что нас ждала засада, мы за минуту потеряли шестерых, это были не красные, а какие-то дикари, в чёрных капюшонах, вооружённые луками. Мы не сразу сообразили, что произошло, когда казаки и солдаты стали падать, пронзённые стрелами. Полковник приказал отойти в укрытие, и обойти лучников с флангов. Пулемётчики поднялись на утёсы с двух сторон, и, находясь в недосягаемости для стрел, без труда положили всех лучников, очередями. Их было всего пятеро, но один раненый, всё же ушёл, спрыгнув в стремнину горной речки, и скрылся из вида, уносимый потоком. Оказывается, это был караульный дозор, они охраняли вход в пещеру. Пещера была просторной, уходившей далеко, в тёмное пространство, она вполне годилась для укрытия и для отдыха. Но полковник Худояров не дал команду на привал, а приказал, пятерым с пулемётом охранять вход, остальным разведать пещеру. Через сотню шагов, страшным грохотом обвала, обнаружила себя первая ловушка, похоронив под собой, заживо, двоих неудачников. Проход пещеры вглубь был почти полностью завален, но поверху завала ещё можно было проползти, на четвереньках, на другую сторону. Нижние чины зароптали. – Ваше высокоблагородие, не стоит рисковать, а ну как завалит всех там, одним махом! – Ни кого не буду неволить, желающие могут остаться! С полковником пошли только офицеры, урядник Малухин, и вестовой полковника Тихарев. То, что мы там увидели, при свете факелов, сначала повергло всех в трепет, но присмотревшись, успокоились, поняв, что это не преисподняя, а всего лишь древнее захоронение, своеобразные склепы. В стенах пещеры были выдолблены ниши, в которых стояли каменные кресла, с восседавшими на них покойниками, вернее их скелетами. На самом большом кресле, как на троне, покоился сидя, видимо, кто-то очень важный, при жизни, об этом говорила расписная отделка его каменного трона. Урядник Малухин, заикающимся голосом, поостерёг всех. – Господа офицеры, ненадобно бы, беспокоить прах усопших, грех большой это! Покинуть, надо бы, святое место! Штабс-капитан Залесский оглянулся на него, и сказал, ехидным голосом. – Ну, так и покинь! Сам же быстро, но осторожно, чтобы не развалить скелет, снял с него белый амулет, в виде солнца с драгоценными каменьями. Полковник Худояров, недолго думая, также быстро и аккуратно, изъял из останков рук скелета золотую книжицу, обрамлённую, мелкими бриллиантами. Есаулу Седельникову достался кинжал, с дорогими украшениями, на серебряном поясе. Мы же, с подхорунжим Колоброд, и прапорщиком Мещеряковым, чтобы не остаться обделёнными, позаимствовали золотых безделушек у скелетов рангом пониже. Даже вестовой не удержался, и скромно, стянул золотой перстенёк в крайнем склепе, и положил в карман. Малухин же, пятясь задом, в сторону выхода, истово крестился и читал молитву. – Всё урядник, помянули мы усопших, возвращаемся к трусливому войску! Весело, поторопил его штабс-капитан. Выбравшись из завала, полковник приказал всем выходить из пещеры, и строиться в походную колонну. Отдых был, хотя и недолгим, но все отдохнули и продолжили путь.

К исходу дня перевалили Хребет, и вошли в тайгу, уже в сумерках услыхали впереди лай собак, и сквозь ветви деревьев увидели огоньки. Это было «двоеданское» село, отгороженное от тайги и поскотины жердяной изгородью, и староверский крест, прибитый на воротах, свидетельствовал об этом. Три старца встречали наш отряд у ворот. – С добром, али с худом, люди добрые? Спросил один из них, настороженно, разглядывая вооружённых людей. – С добром, старик! Ответил, приветливо, полковник. – Простите, что потревожили вас, в неурочный час, нужда нас заставила, вот, сбились с дороги, не примите ли на постой, до утра? Говоривший с нами старец, о чём-то пошептался с собратьями, отправив одного в село, и ответил. – Потерпите чуток, ратники, сейчас соберётся народ на сход, и решим всем миром, как быть! Штабс-капитан Залесский выехал вперёд, и надменно, произнёс. – Ты, что дед, из ума выжил, или белены объелся, перед тобой защитники отечества, а ты нам потерпеть! Где ваше гостеприимство? Остыньте, штабс-капитан, и прикусите язык! Тихо, но жёстко, сказал полковник. – А то не будет нам ни ужина, ни тёплого ночлега! На сход пришли две дюжины стариков, и стали задавать вопросы. – Кто вы будете, воины, красные, али белые? Каким ветром вас сюда занесло? – А ты кого бы хотел видеть? Спросил штабс-капитан, недобро, прищурив глаза. – А мы, не хотели бы видеть никого, красные безбожники, а у белых вера ненастоящая, и отмаливаться нам, потом, не отмолиться! Но по людски, вас понять можем, и примем грех на душу, если наш порядок блюсти здесь будете!? Табак не курить, «кукишками» не креститься, не прелюбодействовать, и ружья в хаты не вносить! – Мы согласны! Не раздумывая, сказал полковник.

Старики развели казаков и солдат на постой, по своим домам. Офицеров пригласил к себе старейшина. Он обратился к полковнику Худоярову. – Воевода, жена моя стара, а невестки на сносях, боятся скверны, повели своему стремянному, за вами поухаживать! И кивнул головой, в сторону вестового Тихарева. – Посуду и снедь, а тако же и постель для вас, я ему предоставлю! – Не брезгуй нами, старик, посиди за одним столом, выпей чарку, за помин души, восьмерых мы сегодня потеряли! – Никак не можно нам сие, общение с иноверцами, аки скверна, потребление вина хлебного, сущий грех! – А ты, прочтёшь молитву, дед, вот, у меня есть молитвенник старинный! Полковник вынул золотую книжицу, а старейшина, увидев её, задрожал от страха, и крестясь двумя перстами, творил на старославянском спасительные напевы. – Свят! Свят! Господи спаси и сохрани мя, не дай погинуть, в геенне огненной! Ведомо мне, сие, тропарь Великого Драгомысла! Зачем нарушили вы покой его? Древние боги предков наших покарают вас, грешники!

Ночь в селе не прошла без происшествий, среди служивых нашёлся один охотник до женского пола, и жестоко за это поплатился. Бдительный свёкор услыхал подозрительный шорох, и сдавленный вскрик невестки, казак, насильничал её в сенях, зажимая несчастной рукою рот, сильный удар топора, сзади, развалил его череп надвое.

Полковник, утром узнав об этом, в бешенстве отдал приказ. – Штабс-капитан, наведите порядок! И, этот польский упырь, навёл. Мне тоже пришлось принять участие в этой бойне, всё ещё не могу прийти в себя и успокоиться. Да, ранее мне приходилось убивать людей, но в бою, а тут были старики, женщины и дети, которые, кричали, плакали. Мы расстреляли посреди улицы всех жителей деревни!

Миша, потрясённый прочитанным, задумчиво, закрыл блокнот, это были последние строки, написанные подпоручиком Ремезовым, так как сам он и остальные каратели, были вскоре справедливо убиты «чёрными капюшонами». Рассказ участкового Храпова и дневник Ремезова совпадали в главном, и он не сомневался, что речь идёт об одном и том селе. Фёдор Ипполитович поднял голову, совершенно гладкую, без единого волоска, и полностью оправдывающую его прозвище, от окуляров прибора, кашлянул, и записывая результаты экспертизы, проговорил. – И так, молодой человек, могу с полной уверенностью утверждать, что образцы совершенно идентичны, и отстреливались из одного оружия! – Благодарю вас, Фёдор Ипполитович, сказал, вставая, Миша, эти сведения очень важны для нас, позвольте откланяться! И вышел на улицу.

Новые сведения давали тему для размышлений, и Миша сопоставлял на ходу факты. И так, прохожий за мотоциклом Селуянова, не известно кто он по паспорту, но будем именовать его Залесским. Малухины, по дневнику Ремезова, не являются наследниками похищенных раритетов из древнего захоронения, но кара коснулась их. Будем с этим разбираться, и условно, считать их родственниками урядника Малухина. Далее, там мелькнуло слово стремянной, а не является ли Стремянной из Пикушки потомком Тихарева? Надо ещё раз смотреть старые дела, не мелькнут ли фамилии Худояров и Седельников! Не выходят из ума «чёрные капюшоны», мы совсем о них ничего не знаем, а стоило бы! Ведь голову можно отдать на отсечение, что разграбление могилы Драгомысла, является камнем преткновения! А вот, и райбольница, Миша пришёл навестить своих раненых товарищей.

Медсестра в регистратуре, недовольным тоном, на просьбу Миши отвечала. – Это возмутительно, так же как в полиции, у нас существует свой порядок, и есть определённое время посещений! У нас не дом свиданий, а больница! К Шашкову вообще никого не допускают, он в реанимации, в тяжёлом состоянии, находится в коме. А от Зыкина, только, что ушла ваша сотрудница, пусть он ранен в ногу, но он тоже нуждается в покое!