Владимир Голубев
Алмазное лето
Глава 2
Дом
Погода на Севере – весьма легкомысленная дама и даже в июне беззастенчиво изменяет солнышку по нескольку раз на день с кем попало: то с ветром или свинцовыми облаками, а хуже того – со снегом или туманом. Вот и опять небо со стороны недалёкого хладного моря привычно подёрнулось серыми облаками. Бледная пелена стала скользить старой фурией над верхушками невысоких елей, и сразу невыносимая тоска постучала в сердца заезжих людей, волею слепого случая оказавшихся в замезенских тундрах. Но Алёна, уже второе лето проводившая на берегах Ледовитого океана, спокойно застегнула ветровку на молнию и направилась вслед за Снежаной к главному дому таинственной и оттого притягательной вотчины олигарха.
Обитель Морозова оказалась громадной – именно такими Алёна представляла себе европейские замки – но только сделана она была не из благородного камня или заурядного кирпича, а из дерева. Алёне даже почудилось, что этот терем сотворили явно не человечьи руки, и не разум обычного строителя в белой каске или фантазёра архитектора, не владетеля заводов и пароходов, пусть и весьма состоятельного, – а сама окружающая их тутошняя натура, что тысячелетия терпеливо поджидала своего звёздного часа, скапливая распрекрасное во всяком привычном закате и рассвете, в обронённой с ёлки иголке и в бледно-розовом напёрстке цветка брусники. И вот природа, повинуясь каким-то своим допотопным инстинктам и представлениям, вот так взяла и породила на белый свет столь пригожее дитя, с резными наличниками и витражными стёклами.
Снежана кивнула на зелёные вставки между окнами:
– Малахит.
– Настоящий камень?
– А ты думала. Подделок здесь не держат. Всё настоящее, если золото так золото, если алмаз, то явно не искусственный.
– Мне боязно, Снежана. Я никогда не видела такого богатства, и, если честно, то немного побаиваюсь богачей.
– Пройдёт, у меня тоже после первого визита сюда коленки дрожали, а уж я-то повидала немало на своём веку, уж поверь мне, на всяких там Рублёвках да Куршавелях. Ладно, детка, тихо, вот мы и пришли.
Снежана с трудом распахнула высокую резную дверь с грифонами и, войдя в полумрак, они оказались под куполом странной обители, больше напоминавшей собор, с неярким разноцветным светом, льющимся из арочных окон, что опоясывали огромный купол. Вся сфера оказалась расписанной мезенскими оленями и конями, сбежавшими с прялок, и утками с лебёдушками да поморскими лодьями, спешащими под всеми ветрилами к неведомому Груманту[3]. А рядышком выделялись чёрно-золотые пятна заволжской хохломы, и городецкие петухи по соседству таились среди алых пионов и роз. Пермогорские мужики в полосатых штанах пили чай у самовара, а борецкие санки уносили молодца и красную девицу в чудесные леса.
У Алёны от всей нежданной непривычной красоты закружилась голова. Снежана подхватила её под локоть:
– Вот так! Я тоже никак не ожидала такого эффекта от этой псевдонародной мазни, а ведь тоже пробило, прямо до печёнок. А теперь посмотри по сторонам. Почти весь этаж занимает зал для приёмов, а ещё тут охрана и кухня. Нам с тобою направо, твои апартаменты на втором этаже, в восточной башне, там и находятся комнаты для хозяев и гостей.
Они прошли мимо охранника, а после миновали стоящий вдали длинный обеденный стол персон на шестьдесят и наконец-то очутились на лестнице. А на втором этаже Снежана завела Алёну в небольшую комнату с полукруглой стеной.
– Вот твой номер. Располагайся и отдыхай. Кстати, ты, часом, не хочешь есть?
– Вообще-то да, в Архангельске я только выпила кофе.
– Тогда подожди! – Снежана подошла к столу и подняла трубку стационарного телефона. – Алло, принесите обед на одну персону в восточную башню, седьмой номер. Спасибо.
Опустив трубку, Снежана улыбнулась:
– Через пять минут ребёнок будет накормлен. В общем, пока ешь и отдыхай, олигархи будут только к ужину, часа через три, не раньше. Они на рыбалке. Главное, чтобы не столкнулись нос к носу с водяным или лешим. Здешние места к этому располагают.
Помощница рассмеялась и добавила:
– Шучу-шучу, не бойся.
– Точно, Снежана, на севере надо держать ухо востро. Спасибо за такую встречу. А что здесь с сотовой связью?
– Не за что. Пока, до вечера. А про телефон пока позабудь, везде есть вай-фай, им и пользуйся.
– Тоже неплохо.
– Если я понадоблюсь, попроси по внутреннему телефону, нас соединят. Не скучай, я думаю, у нас будет достаточно времени ещё посплетничать.
* * *
Около девятнадцати часов в дверь номера Алёны постучали.
– Алёнка, привет! Это я, Сергей Геннадьевич! К тебе можно?
– Добрый вечер, проходите.
На пороге комнаты появился как всегда уверенный в себе Бугрин, со слегка обветренным лицом не крупного промышленника, а скорее охотника или рыбака, и прибавившейся сединой на висках. Но холёные ногти и массивные часы выдавали в среднем на вид мужчине, одетом в затрапезный камуфляж, одного из владык современной отечественной экономики. Он положил на стол плитку до боли знакомого шоколада и засмеялся:
– «Алёнка» для Алёнки, побалуйся сладеньким. Как добралась, всё нормально?
– Спасибо, без проблем.
– Как в школе?
– Самое приятное – начались каникулы.
– Вам, школоте, век бы не учиться. Эх, сам такой был, ну да ладно.
Как там твоя мама?
– Нянчится с братиком.
– Святое дело для женщины. Уважаю, передай мои слова, не забудь.
Не развелась со своим следователем?
– Нет.
– Ну да ладно. А пока есть несколько минут до ужина, слушай меня в оба уха. Вначале давай-ка обсудим наши коммерческие дела. Дело прежде всего!
– Готова, я сюда и приехала за этим.
Бугрин присел за стол и придвинул собеседнице стул.
– Стало быть, хозяин прекрасного дома, Василий Прокопьевич, – это тёртый калач. Начал лопатой грести деньгу ещё при советской власти, у него, впрочем, как и у меня, синдром царя Мидаса. К чему мы ни притронемся – всё обращаем в золото. Но с ним очень трудно вести переговоры, никак не могу его разобрать, где он правдив, а где врёт как сивый мерин или что-то недоговаривает. Вот тут ты мне и поможешь.
– А может, он просто не лжёт?
– Не может такого быть, дитя. Как это жить без вранья? Вроде говорит всё гладко, не пойму, где он лапшу мне на уши вешает. Без обмана в бизнесе не бывает. Как там твой «колокольчик», отделяющий правду от неправды, в норме? Ещё звонит?
– Да, пока ещё моя способность сохранилась, но она меня терзает. Знаете, Сергей Геннадьевич, лучше всё же быть обычной девушкой.
– Узнаю мысли обыкновенного человека, который ни в жизнь не заработает на яхту. Да что там яхту, на нормальную квартиру. Как ты не понимаешь, с помощью своего дара ты можешь озолотиться, Алёна! Поверь, такая услуга всегда будет востребована. Вот если бы этот талант достался человеку с деловой хваткой – ого-го что было бы.
– Но я же ещё девочка, мне учиться надо.
– Забыл, детка, вечно несёт меня куда-то, всё никак карманы не набью. Но скажи, по твоим наблюдениям, много наши люди обманывают? – Я пока, правда, встречала не так много врунов, ну, если не говорить об одноклассницах. Поэтому сейчас могу лишь подвести предварительные итоги. В обычной жизни нормальный мужчина правдив. Конечно, случаются и исключения в разных проблемных жизненных ситуациях. Правда, я ещё с женщинами не разобралась до конца, с ними тяжелее, их иногда несёт куда-то прямо на ровном месте, даже мою маму или бабушку…
– Ого-го, вот куда тебя забросило. Тебе много времени понадобится, а то и жизни не хватит, чтобы постигнуть слабый пол! Но в целом ты делаешь успехи, да ещё и размышляешь! Просто умница! Эх, мне бы такую дочь, а то пока некому оставить бизнес-то. Говорю тебе: езжай учиться в Европу, я оплачу. А после – ко мне, помощником, а там дальше посмотрим.
– У меня есть ещё немного времени подумать, я же школу не закончила.
– Задумалась – это хорошо, значит взрослеешь. Раньше, бывало, сразу отказывалась.
– Сергей Геннадьевич, а кем мне здесь представляться?
– Моей помощницей. Сказал всем, что ты, мол, суперпереговорщица, а главное – мой счастливый талисман.
– Талисман?
– Пусть думают что хотят. Главное, нам надо сделать своё дело – выгодно купить разработку алмазов или соскочить с этой сделки. Я не могу вот так запросто рискнуть и выкинуть на ветер несколько миллиардов. На остальное не обращай внимания, у старика в голове полно тараканов, да тут ещё, как на грех, какой-то кудесник объявился. Но нас это не касается: мы всего лишь гости, приехали вести деловые переговоры, а не понапрасну терять время и спорить о каком-то мифическом Перуне и Даждьбоге.
– Согласна, мне уроков истории хватает в школе.
– Ты знаешь, что завтра в Архангельск прилетит Женя?
– Нет. А зачем, если не секрет?
– Он что, тебе не сказал?
– Нет. Наверно, сэкономил на звонке.
– А я думал, он ухлёстывает за тобой?
– Вот, сами видите, даже не позвонил. А для чего он понадобился вам?
– Если наша сделка всё же состоится, он будет готовить пресс-релизы для СМИ. Страна должна знать о разработке нового месторождения алмазов. Тем более скоро выборы здешнего губернатора, ему надо показать народу, что область успешно развивается, несмотря на экономический кризис и санкции. – Бугрин хлопнул по коленям. – Всё, я пошёл переодеваться. Я живу рядом с тобой, имей в виду. Спускайся на ужин ровно в семь тридцать, не опаздывай.
– Постараюсь, я девушка организованная. До встречи.
* * *
За несколько минут до установленного Василием Прокопьевичем времени ужина Алёна пошла на первый этаж. Её загодя предупредили о дресс-коде, и она спускалась по гулкой лестнице в строгом синем платье и в туфельках, но на низком каблуке. Шпильки осилить она пока не могла, отчего время от времени испытывала чувство неловкости.
В огромном гулком зале, более похожем то ли на храм, то ли на музейный павильон, никого не оказалось. Девочка решила прогуляться по хозяйским просторам, тем паче там было на что поглазеть. Она энергично прошла вдоль стен, увешанных потемневшими иконами со строгими ликами и золотыми нимбами да полотнами с лицами давно живших бородатых мужчин на фоне снегов и парусов. Вблизи, словно солдаты, ровным строем стояли резные дубовые витрины, где за стёклами нашли приют разные диковины – черепа носорогов, бивни мамонтов и гигантских оленей, а ещё подсвеченные минералы, куски янтаря с застывшими в них тысячелетия назад насекомыми. Рядом дремали расписные прялки, крестьянские короба и огромные братины. Алёнка долго не отводила взгляд от намалёванных когда-то крестьянами ярко-красных цветов, волшебных львов и птиц Сирин. После приметила не только уже знакомых быстроногих алых лошадок, но даже и забавного северного оленя с чёрными рожками, среди потешных утиц.
Везде и во всём чувствовалась неумолимая рука хозяина – во всяком предмете, в завиточке резьбы, в блеске старых изразцов, ещё хранивших в зелёной глазури память о ссыльном Аввакуме, в каждой пустяшной вещице, что, может, сто лет валялась на чердаке заброшенного поморского дома. Во всём проглядывался его широченный и в то же время по-народному утончённый вкус. Порой молодой горожанин пронесётся на самокате мимо деревянных кружев наличника на старом доме и даже не бросит взор в его сторону, а через несколько лет, когда дом снесут в угоду «точечной застройке», он с грустью припомнит навсегда утраченную прелесть, казалось бы, тривиальных вещей. А кто-то из тонкокожих примется спасать уходящую в безвестность натуру – сберегать памятники, основывать музеи, делать фотографии…
Алёна даже ощутила, как нежданно повеяло тревогой от этого ещё невиданного ею человека. Что за характер, что за воля скопила здесь все эти раритеты? Подумалось: откуда берутся на земле такие люди, как Бугрин, Морозов? То ли рождаются среди нас, обычных людей, или может, подобно небожителям, спускаются с небес, чтобы помочь простому люду и двигать вперёд скрипучее колесо истории? На каком-то подсознательном уровне так хочется их люто возненавидеть за неуёмные богатства и выпендрёж, за наряды и чудачества. Но, столкнувшись с ними нос к носу и приметив, как они день и ночь корпят над своими и чужими задумками, как фонтанируют нетривиальными идеями, захочется не только понять их, а стало быть, и помиловать, но и гаркнуть в небеса: пошлите нам поболее этой неуёмной энергии, и мы здесь со всем управимся.
Алёна замерла около множества поделок из кости. Затаив дыхание, она не сводила глаз с немыслимо филигранной резьбы неизвестных мастеров – словно застывшей музыки Севера. Она принялась распутывать нежную паутину узоров и разгадывать сюжеты – и тотчас перед ней нежданно плыли под тугими парусами лодьи поморов, а на далёком Груманте, среди снежных торосов, белые медведи крались к спящим тюленям. А вот клыкастые моржи отбиваются от охотников на каменистом берегу Новой Земли…
– Что, пришлась по душе моя забава? – послышался у неё за спиной мужской голос.
– Да, всё тут очень восхитительно.
Алёна повернулась к незнакомцу. Прямо перед ней стоял ещё дюжий пожилой мужчина, с крепкими плечами и сильными руками, правда давно полысевший, и с внимательными светлыми глазами. Он был одет в строгий серый костюм с едва заметным отливом, пошитый явно искусным портным с Апеннинского полуострова. Незнакомец уверенно посмотрел на собеседницу сверху вниз, но взгляд его не страшил, а скорее вещал о врождённом любопытстве и желании самому обо всём догадываться.
– Разрешите представиться, Василий Прокопьевич Морозов. Так сказать, хозяин здешних пенатов и заодно собиратель этих забавных вещиц. – Извините, я не поздоровалась. Я Алёна Белкина, помощница Сергея Геннадьевича. Вот только сегодня прилетела в ваши края.
– Я понял, кого вижу. Гости у меня, к сожалению, редки, как крупные алмазы. Нравятся эти безделицы?
– Очень, я просто ошеломлена.
– Богата наша земля мастерами и художниками, вот я и собираю по мере сил и возможностей, чтобы совсем не сгинуло народное творчество в век машин и искусственного интеллекта. Кто, например, сейчас делает прялки? Да, наверно, никто, вот я и берегу осколки былой культуры. А вот тут в основном мастера по кости с родины Ломоносова.
– С Курострова?
– Точно. Откуда знаете, бывали там уже?
– Пока нет. Но теперь непременно навещу.
– Правильно. Там, посреди Северной Двины, моя душа таится от назойливых глаз. Боготворю, я те места. Поселиться бы там в маленьком уютном доме. Эх, кому бы передать дела, чтобы всё шло хорошо…
– А я вам очень завидую: вы живёте среди такой красоты.
– Это мы, старики, к вам, молодым, чувствуем зависть, но безмолвно, только изредка вздыхая. А вы всё делаете открыто, потому что в вас всё бушует, клокочет – это кровь и гормоны. И вы, не успели ещё встать на ноги, а уже берёте нас за горло, требуя своей доли от жизни, да чтобы мы поскорее уступили вам столбовую дорогу.
Алёна растерянно молчала. Василий Прокопьевич улыбнулся и, чувствуя, что перегнул палку, отшутился:
– Если бы молодость знала, если бы старость могла. По-моему, отличная поговорка.
– Да, замечательная. Мне вот точно не хватает опыта.
– У вас всё впереди – шипы и розы. Думаю, обязательно случатся и медные трубы. Значит, вам моя коллекция понравилась?
– Всё тут здорово. Хорошо бы эту красоту да в музей, к людям.
– Кто знает, кто знает, ведь с собой ничего не прихватишь…
Олигарх умолк, глядя куда-то сквозь Алёну. Он распознал девчонку, как добрую книгу со сказками, что бабушка читала ему вечерами. Морозову порой было достаточно одного взгляда, одной фразы, чтобы наскоро составить вполне верное представление о человеке, тем более о юной девушке, такой прозрачной и понятной. Хотя ему почудилось, что есть в незнакомке какая-то загадка. Нет, не тайна, не следы безмерного горя или часто попусту надуманных страданий, но что-то необъяснимое и непонятное. Какой-то стерженёк, дающий уверенность в силах, что позволяет ей так непринуждённо себя вести. «Простушка, душа нараспашку, но не глупа, как обычная девчонка. Зачем всё-таки Бугрин притащил её сюда?» – подумал хозяин дома. Явно не для утех, а для чего? Видно, что нет в ней ничего сверхъестественного. Может, хочет отвлечь моё внимание? Но тогда от кого? Что за краплёная карта в его рукаве?
Видя, что пауза затянулась, Морозов решил пойти с козырей:
– Кстати, ваш шеф мне о вас рассказывал, что вы, мол, ему приносите удачу.
– Надеюсь, что это так и что не подведу его и в этот раз.
– Мало надёжных людей в наше время, как-то измельчала, что ли, людская порода. Не на кого положиться. Берёшь сотрудника на работу, вроде честный, хороший человек, платишь ему очень приличную зарплату, а он год-другой посидит, обрастёт связями, и давай хапать. Да ладно, хапать мы все не без греха, – ретиво тащить начинают всё подряд.
Нынешнюю молодёжь я вообще не понимаю. Такое ощущение, что у вас только гаджеты да деньги на уме. Подростки, конечно, всегда были истовыми собственниками, и моё поколение этим грешило, но не до такой же степени!
– У многих совсем не так, как вы говорите. Им приходится работать со школы.
– Труд в меру ещё никого не испортил. Наверно, смотришь на это богатство и думаешь: вот бы его раскулачить, как при коммунистах?
– Насколько я помню из школьного курса истории, у нас в стране уже грабили награбленное и раскулачивали, вот только стало ещё хуже… Я, естественно, не жила при коммунистах, хоть мой дедушка прослужил всю жизнь в органах, а вот мой прадед с прабабушкой после Великой отечественной войны были репрессированы. Потом, как многих после смерти Сталина, их реабилитировали. Я против таких экспериментов над людьми, но я и против бедности. Богатые должны делиться с народом.
– Разумные мысли для юного создания. Действительно, мы должны не скупиться, – утвердительно кивнул Морозов. – Вот я рос с твёрдой верой в начало светлого коммунизма в 1980 году. Говорили, что денег не станет и, того и гляди, разразится мировая пролетарская революция на всей Земле. Сейчас понимаю, какой глупостью было во всё это верить. Верить в то, что какой-то избранный историей класс или сословие непременно будет управлять всем глупым человечеством. Выходит, в наши дни айтишники должны устраивать свою мировую компьютерную революцию? Эй, айтишники всех стран, объединяйтесь!
Алёна рассмеялась, Морозов тоже по-доброму улыбнулся:
– Так-то вот. Хотя сейчас я понимаю, что коммунизм – это сказка, но не добрая – на крови, про золотой век, про времена царя Гороха, правда без царя. Строй, который походит скорее на монастырь с безупречными монахами, надуманный идеалистами под прикрытием лозунгов о неизбежной гибели капитализма. Я в начале девяностых прятался от бандитов в одном монастыре, так скажу по секрету – я и там не видел всеобщего сердечного согласия между послушниками. И это нормально, мы слишком разные.
Алёне не понравилось направление разговора. Она терпеть не могла политику, как и большинство её ровесников и знакомых, ибо резонно считала себя совсем неопытной в этой сфере. Она постаралась плавно перевести беседу в нейтральное русло:
– А почему вы решили собирать вот эти предметы искусства, а не картины, например, модных импрессионистов или авангард?
– Ну, коллекционируют не только Мане или Ренуара. Один из наших крупных предпринимателей, как известно, выкупил коллекцию пасхальных яиц Фаберже. Да, многие картины приобретают, но я вот захотел отличиться от всех и, когда появились лишние деньги, решил поначалу коллекционировать раритеты советской эпохи. Тем более что я ведь выходец из неё, из той самой эпохи. Можно сказать, моя плоть и кровь из СССР. Я любил то время, но и возненавидел его. Вам, нынешней молодёжи, наверно, не понять нас, почти стариков. Вы все расслаблены, а мы росли, наоборот, натянутыми как струны – то октябрятами строились в ряд, то пионерами дули в горн да голосили «Взвейтесь с кострами». Ну а будучи комсомольцами, таскались по субботникам и собраниям. Да вдобавок я, вообще-то, в детдоме начал своё житьё-бытьё, когда умерли родители. Ну да ладно, совсем не то, что надо, я помянул. Так вот, принялся я время от времени навещать вернисажи да антикварные лавки. Оказалось, из советского добра выбрать-то что-то для моей души и моих глаз – не-че-го. Вот такая прошла пустозвонная эпоха, просто мыльный пузырь для искусства, девочка. Ну а советским реализмом я с детства сыт по горло. Как оказалось, всё прекрасное сотворили или до революции, либо оттуда тянулись корни, или прямо вопреки заветам и указаниям советской власти. Конечно, имелось одно исключение – авангард, но его уж многие коллекционируют, да и, по-хорошему, у него ноги тоже растут из дореволюционных времён. Вот тогда я и решил собирать своё, народное, так сказать, нашенское посконное – от земли и от сохи. Что всегда было мило моему глазу и грело душу.
– Как интересно вы рассказываете.
– Будет время, я проведу для гостей экскурсию, потерпи.
– Благодарю вас.
Морозов огляделся по сторонам, показывая, что пора заканчивать разговор, и, наклонившись к Алёне, тихо поведал:
– Ну а ваш Сергей Геннадьевич, тот ещё хитрец – на скаку у коня подковы отхватит. Да ещё окружил себя красотками. Молодец! Пока нет гостей, выберите себе на память обо мне какую-нибудь безделицу. Не стесняйтесь, сделайте старику одолжение.
Алёна покраснела, но прекословить олигарху не решилась. Да и ей, несомненно, подспудно захотелось заиметь хоть маленькую частицу чего-то прекрасного, о чём она даже не могла мечтать ещё несколько минут назад.
– Василий Прокопьевич, ну какой вы старик! Вот, если можно, – эту брошку, с двумя лебедями…
Девушка указала на резную паутину в ажурном овале, где легко угадывались две величественные птицы, склонившие друг к другу головы.
– Забирайте. – Морозов решительно распахнул стеклянную дверцу и, достав украшение, положил его на мягкую ладошку девушки. – На удачу и на память о русском Севере.
– Большое спасибо.
– Вот и здорово, что потрафил…
Алёна нежданно покраснела, не зная, что сказать. Но тут, на счастье, появился Бугрин и направился к ним:
– О, вы уже познакомились, как замечательно.
– Нельзя прятать такое сокровище, Сергей Геннадьевич, от одинокого старика.
– Больше не стану скрывать. Да какой же вы одинокий, Василий Прокопьевич. А жена, дети, внуки?
– Одиночество – это удел сильных либо несчастных людей, и неважно, есть ли у них семья или даже несколько. Помните об этом.
Морозов отошёл к столу, а Бугрин, направляясь за хозяином, шепнул Алёне:
– Садись рядом со мной.
Следом к столу явился бледнокожий молодой мужчина лет тридцати, в сером кардигане на пуговицах и в красном галстуке. «Ботаник», – подумала девчонка и, не удержавшись, улыбнулась, словно клоунесса из заезжего цирка шапито. Тем временем незнакомец неуверенно огляделся по сторонам и, приметив новое лицо, тоже усмехнулся. Подойдя поближе, он как бы между прочим заговорил:
– Мы тут без всяких церемоний, так сказать, по-деревенски. Потому разрешите представиться – Александр Васильевич, кандидат филологических наук, из Мезени.
– Алёна Белкина, помощница Бугрина. Я о вас, кажется, что-то слышала. Вы вроде бы специалист по народным поверьям?
Филолог застенчиво улыбнулся:
– Есть такое дело. Ещё с аспирантских времён собираю фольклор в окрестностях Пинеги и Мезени.
– Наверно, это страшно интересно?
– Общаться с людьми всегда занятно.
– Ой, я тоже такая любопытная, всё интересно, всё хочется узнать.
– Правильно, а то вся жизнь пройдёт косым дождём за окном, как говаривал один поэт.
Беседу гостей прервал хозяин, добродушно объявив:
– Дамы и господа, прошу всех к столу.
Из-за спины Морозова, будто из-под земли, возник черноглазый мужчина. Он цепким взглядом окинул гостей, а затем подобострастно глянул на Василия Прокопьевича и зашептал хозяину:
– Ещё нет Окомира.
– Я в курсе. Он выйдет попозже. Присаживайтесь к столу, дамы и господа.
Все расселись. Подле Морозова два стула оказались не заняты. В зал въехал столик на колёсах, который толкали два официанта в белом. Воздух наполнился аппетитным запахом. Хозяин, привыкший долгими зимними вечерами ужинать в одиночестве, вдвоём или втроём, от радости, что видит за столом столько людей, почти не притронулся к еде, лишь положил в тарелку ложку салата, чисто для виду.
– Приятного аппетита! А мы сегодня с Сергеем Геннадьевичем поймали пару сёмужек да ещё всякой мелочи – щук да окуней. Так что угощайтесь. Это вам не норвежская рыба, выращенная в садках. Эта настоящая дикарка. Впрочем, и отбивная из оленины тоже натуральная. Никаких антибиотиков и химии!
– Ох, как я проголодался на свежем воздухе! – заголосил Сергей Геннадьевич. – Готов проглотить целого оленя.
– Приберегите место в ваших желудках для зубатки, ещё пару дней назад она плавала в море. Прошу вашего внимания, господа, вы будете поражены! – Хозяин улыбнулся, а официант приготовился снять серебряную крышку с огромного блюда в центре стола. – Раз, два, три!
Когда тяжёлый баранчик повис в воздухе, взорам гостей предстала пятнистая, почти чёрная рыба с огромной головой и торчащими из пасти зубами, как у собаки. Два выпученных глаза смотрели на людей так, словно рыба только и поджидала удобного случая, чтобы наброситься на них.
– Угощайтесь! – предложил Морозов гостям.
– Не ожидал! Вроде бы обычная рыба, а тут и правда чудовище! – виновато объяснился Сергей Геннадьевич и протянул тарелку. – Такая если прихватит, то из пасти уже не выпустит!
– Всё у нас в жизни так – порой привычное изумляет больше, чем экзотика.
Гости зашумели. Филолог виновато улыбнулся официанту, подошедшему с рыбным блюдом:
– Извините, но я не кушаю рыбу.
Звон приборов прервал стук каблуков по дубовому паркету. Со стороны южной башни к столу направлялась жгучая брюнетка в блестящем платье с декольте.
– А вот и наша дорогая Тамарочка! – возвестил хозяин. – Мой замечательный заместитель, правая рука, а главное – восхитительная женщина.
Посмеиваясь, Оскольская ответила, глядя в глаза хозяину:
– Добрый вечер, господа! От такого приветствия у меня мурашки побежали по коже. Наверно, меня скоро уволят – чувствую, не зря хвалят!
Она, сверкая бриллиантами, присела подле Морозова на свободный стул. Женщина ещё раз, щуря глаза, осмотрела присутствующих и, чуть задержавшись хищным взглядом на Алёне, словно оценивая потенциальную опасность девушки, громко произнесла:
– Приятного аппетита, господа!
– Спасибо, Тамарочка! Завтра к нашему гостеприимному столу должен присоединиться губернатор. Власти региона кровно заинтересованы в увеличении добычи алмазов. Грядут выборы! Позарез надобны рабочие места и налоги в бюджет. Так что, Сергей Геннадьевич, готовьтесь к трапезе.
– Василий Прокопьевич, вы нашли себе в помощь знатного переговорщика. Прямо какое-то секретное оружие.
– Я вас познакомлю, а остальное, всё как всегда: немного коньяка, сёмги да пара сальных анекдотов, и, возможно, банька.
В разговор вмешалась Тамара Ильинична:
– У нас всё готово для встречи, но у губернатора из-за этих выборов очень плотный график, завтра с утра я свяжусь с аппаратом и доложу вам, Василий Прокопьевич.
– Спасибо, Тамара. Но обед состоится при любой погоде.
Ужин шёл своим неторопливым чередом. Подносились всё новые и новые закуски, звенели бокалы, а через полчаса на белой скатерти появился и десерт. Видя, что гости начали переговариваться, хозяин постучал ножом по тарелке с личным вензелем, и провозгласил:
– Дамы и господа, прошу минутку внимания! Я приготовил вам сюрприз. Скорее даже небольшое чудо.
– Чудо? – наигранно переспросил Бугрин, откладывая в сторону вилку и нож. – Занятно.
Хозяин продолжал, любезно улыбаясь:
– Карбонадо! Что-то слышали о нём?
Гости замялись, недоумённо переглянулись и стали просить:
– Не томите, Василий Прокопьевич.
– А о пике?
Морозов потёр руки и снова загадочно улыбнулся, оглядывая людей за столом. Только Тамара Ильинична невозмутимо продолжала возиться с десертом.
– Карбонадо или пике – это чёрный алмаз! Так вот, дорогой мой Сергей Геннадьевич, между прочим, цена за карат пике с сертификацией – от тысячи до трех тысяч долларов. Ну а крупные камни «с именами» ценятся ещё дороже. На аукционе две тысячи первого года камушек по имени «Амстердам» нашёл покупателя, который выложил больше чем триста сорок тысяч долларов, то есть алмаз стоил по десять тысяч за карат!
– Совсем неплохо! – щурясь спросил Бугрин.
– Полагаю, вы все уже раскусили меня. Я не просто так завёл речь о карбонадо. В прошлом месяце мы впервые в России добыли такие алмазы. Ого-го какие! Так-то вот, знай наших! И там есть прелюбопытный экземпляр…
Все захлопали. Морозов не сводил глаз с Бугрина. Конечно, весь этот театр одного актёра в первую очередь был устроен для него. В ответ гость выдохнул и заулыбался, глядя на хозяина:
– Всё идёт к одному… Потому мы и собрались в этом гостеприимном доме, чтобы завтра наконец-то принять решение по нашей сделке. Я тоже хочу такие…
Речь Бугрина прервал резкий скрип двери, донёсшийся со стороны западной башни. Все присутствующие оглянулись на звук. К столу неспешно шёл крепкий ещё мужчина с посохом в руках, в долгой, до самых колен, белой рубахе с открытым воротом из грубого самотканого материала да подпоясанный пёстрым поясом. Морозов привстал и указал на свободный стул слева от себя:
– Присаживайтесь, дорогой Окомир, и присоединяйтесь к нашей, как там говорится, трапезе.
Запоздалый гость не глядя пробубнил:
– Хлеб и соль, други мои.
Присев, Окомир расправил подол рубахи, окаймлённый расшитой полосой, и исподлобья оглядел всех гостей. Волхв расположился почти напротив Алёны, и она смогла его хорошенько рассмотреть. На вид ему было далеко за пятьдесят: лоб морщинистый, а на бледной коже лица местами пошли красные пятна. Редкие, «жидкие», как говорила бабушка, седые волосы были аккуратно зачёсаны назад и перехвачены алой лентой с колючим узором. Похожими узорами на полосатой домотканой материи белого, чёрного и алого цвета был оторочен ворот рубахи и выглаженные рукава со стрелками. Его тёмные глаза с опаской выглядывали словно из-за неведомого прикрытия и не впускали в себя любопытные взгляды окружающих.
Бугров, продолжил, желая непременно окончить свою мысль, прерванную появлением волхва:
– …хочу, так сказать, алмазы. Ну вот, значит, завтра всё и порешаем с вами, дорогой мой, Василий Прокопьевич.
За столом нежданно стало тихо. Волхв прищурился и, демонстративно отодвинув в сторону блестящие при свете ярких люстр серебряные вилки и столовые ножи, в наступившем безмолвии принялся кушать, прямо руками. Отведав хлеба и кусочек сёмги, он смахнул крошки в ладонь и отправил их в рот. После, поправив усы и бороду, кинул взгляд на хозяина застолья:
– Благодарю за хлеб-соль.
