Владимир Поселягин
Горячее лето 42-го

Глава 3

Выиграл сражение не тот, кто дал хороший совет, а тот, кто взял на себя ответственность за его выполнение и приказал выполнить.

Наполеон I, Бонапарт

Открыв глаза, я на миг замер, вслушиваясь в тишину. Вот опять. По танку явно кто-то ходил. Стараясь не шуметь, сел, убрав в сторону автомат, который обнимал, и, поднявшись к месту командира, осмотрелся в смотровые щели. Двигался я бесшумно, это было легко, сапоги снял перед сном, босиком был. Правда стукнулся о какую-то выступающую железку, но даже глазом не моргнул и не издал ни звука. Хоть больно было жуть. Оказалось, трое в стороне прятались, и у танков возились четверо оборванных бойцов Красной армии, двое из них забрались на танки. Мой и немецкий. Оставшиеся стояли внизу. Оружие было только у одного. Это надо же себя довести до такого состояния. Гнать их в шею. Башни танков стали почти одновременно поворачиваться, отчего все семеро бойцов мигом смылись. Пятеро светились зеленым, двое – нейтральным оранжевым, но меня это не интересовало. Визуально я видел троих, но рядом еще были. Останавливать я их не стал, к окруженцам после последнего случая стал относиться достаточно жестко. Уходят и черт с ними.

Посмотрев на часы, трофейные, это с диверсантов в роще, понял, что проспал пять часов. В принципе, уже нужно вставать. Генерала я встретил утром тридцатого, сейчас как раз было два часа дня, до заката еще немало времени. Покинув танк, прихватив сапоги и автомат, обулся и стал готовить, есть хотелось.

В этот раз побаловал себя яичницей с копченой колбасой, свежим хлебом и стаканом молока. Потом костерок развел и воды для чая вскипятил, купил пирог с капустой и кусочек съел. Как же это все вкусно, да на природе. Остальное оставил на потом. Ночь длинная. Да, ту банку с тушенкой, где треть осталось, я еще в пути съел с двумя сухарями. Вполне ничего пошло. Сухари сунул в банку, они с желе смешались, пропитались, очень вкусно было, черпал ложкой. Поев, медлить не стал, вернулся в танк и погнал к дороге, а там уже на максимальной скорости, сдерживал меня немец, он самым медлительным оказался, и я двигался к передовой. Громыхало на горизонте, уже дымы было видно. Приметив на пути пост, явно отступающие подразделения перехватывали и возвращали на передовую, я спустился в танк и погнал дальше, не останавливаясь, хотя мне махали руками – какой-то командир, кажется полковник, выскочил наперерез, размахивая пистолетом и стреляя в воздух, но я ушел дальше. Знаю, что будет, если остановлюсь. Переподчинит себе и отправит вперед в атаку на укрепленные немецкие позиции, любят они так танки отправлять, чтобы их немцы жгли. Не умеют командовать и управлять танковыми соединениями и нечего лезть. Я в этих командирах еще в сорок первом разочаровался, хотя встреч с крупными военачальниками было мизер.

Так и катил по дороге. Причем отметил, что настырный полковник прыгнул в машину, «полуторку» с несколькими бойцами, и погнал следом, сигналя. Даже обогнал и встал на пути, ну не давить же их. Полковник оказался подполковником. Даже не подполковником, а старшим батальонным комиссаром, политработником. Открыв люк, я выглянул и зло рявкнул:

– Какого надо?!

– Немедленно следуйте за моей машиной, – ответил с подножки политработник. – Я вас переподчиняю себе.

– Иди на х…

– Что?! – тот аж рот открыл, и лицо его в ярости исказилось.

– Я могу повторить. Нах иди. У меня своя задача, и закрывать зады таким долбое… как вы я не собираюсь. Обосрались, сами и подтирайтесь.

После этого закрыл люк и, не слушая вопли комиссара, что обещал меня из-под земли достать, погнал дальше, объехав машину. Горели все зеленым, потому давить и не стал. А хорошо, что реально я к РККА никакого отношения не имею и могу посылать таких вот мозгоклюев куда подальше, что и сделал. И совесть меня не мучила, даже мурлыкал себе под нос. А вспомнив о сборнике музыки до шестидесятых, нашел, включил и дальше слушал. Хорошая музыка, заводная. Вскоре на пути попалось село, трасса через него пролегала. Бои уже где-то недалеко шли, глухая канонада слышалась, немцы добивали войска, что их сдерживали. Скоро выйдут на оперативный простор, лишь редкие заслоны попытаются их притормозить, даже не остановить. Однако в селе я остановился и, покинув танк, с фляжкой и термосом, поглядывая на пустые улицы, брошенное поломанное армейское имущество (два автомобиля явно столкнулись и их бросили), с помощью журавля спустив вниз ведро, стал доставать воду. Свежая и ледяная, аж зубы ломит. Сам напился, флягу наполнил и как раз термос наливал, когда услышал рев движка, а посмотрев, кто это, досадливо скривился. Это все тот же старший батальонный комиссар. Передвинув автомат на грудь и, дистанционно управляя, развернув танк, я перегнал китайца так, чтобы тот стволом сопровождал подъезжающую «полуторку», явно нервируя как тех, кто сидел в кабине, так и тех, что в кузове находились, шесть бойцов. Комиссар покинул кабину и, поправив ремень, направился ко мне, с ним трое бойцов.

– Лейтенант, сдайте оружие, вы арестованы.

Тут прозвучала очередь, мой китаец выпустил, и дорожка пылевых фонтанчиков перегородила путь комиссару с бойцами. Отчего они замерли. Я уже налил воды, так что закрывал термос, но решил все же высказаться:

– А я еще удивляюсь, почему Красная армия все время отступает. Если ею командуют и руководят идиоты, это не удивительно.

– Да как вы смеете?! – сорвался особист на фальцет.

– Смею я, смею. И оружием махать не стоит, иначе расстреляю вас к черту. И да, такое право я имею, и мне за это ничего не будет.

На несколько секунд воцарилось молчание, я поднял термос и флягу и направился к танку, своему китайцу, поворачиваться спиной к комиссару я не боялся, держал его на прицеле пулеметов. Открыл люк мехвода и убрал емкости в танк, а когда закрыл люк и собрался уже подняться на башню, то комиссар остановил, каким-то усталым надтреснутым голосом сказав:

– Подождите, лейтенант, – он на миг замолчал, но все же продолжил: – Я прошу, я умоляю помочь моему подразделению. Командир дивизии, того, что от нее осталось, велел мне без подкреплений не возвращаться. В дивизии едва полторы тысячи активных штыков осталось, и они тают под немецкими атаками как свеча. Наши взорвали плотину и мост, все вода залила, дорога для немцев только через нас, или обход в пятьдесят километров. Артиллерии нет, гранат нет, ничего нет, только настоящая храбрость наших бойцов и командиров. А на дороге лишь тыловые части, набрал вон шесть бойцов из дезертиров, да твои танки. Я прошу, помоги.

Спрыгнув на пыльную дорогу, я подошел к комиссару и минуту смотрел ему в глаза, и тот их не опустил и не дрогнул.

– Хорошо, помогу. Только есть условие. Умение управлять танковыми соединениями не каждому дано, так что покажите, где тяжелее всего, дальше я сам. И поверьте, если знать, как танками управлять и вести их в бой, немцы понесут куда больше потерь, чем, если ими командуют обычные армейские командиры, которые ни черта в этом не разбираются и гонят их на убой в атаки.

– Договорились, – слабо улыбнулся комиссар. – Нужно спешить, можем не успеть.

Он вернулся к машине и возглавил колонну, мои танки пошли следом. Кстати, в «полуторке» я приметил ящики, на которых бойцы сидели, по маркировке гранатные. Вроде оборонительные, а вот есть ли противотанковые, не знаю. До расположения дивизии было около двенадцати километров, мы их за полчаса пролетели на максимальной скорости, машину водитель грузовичка не жалел, а мы вполне способны были держать высокую скорость. Вскоре тактическая карта стала давать информацию по месту боя дивизии. Да уж, комиссар скорее даже преуменьшил, чем преувеличил положение дивизии, шесть немецких танков утюжили стрелковые ячейки, пять еще горели, так что в бой пришлось вступать с ходу. Мы проскочили мимо КП штаба дивизии, оттуда выскочил перемотанный бинтами командир, какого звания – не понятно, он что-то орал вслед нам. «Полуторка» именно там остановилась, бойцы споро разгрузили машину, и она направилась к медсанбату, где было огромное количество раненых, а сам комиссар побежал с бойцами следом за мной, цепью, в атаку. Танки я видел визуально, но до них уже было с полутора километров. Дальность высока. Так что, скатившись в овраг и объезжая походные кухни, да разное армейское имущество, я на полной скорости погнал к позициям. Выскочил я наверх в четырехстах метрах от позиций и с ходу открыл огонь. Два выстрела – и две «тройки» заполыхали. Пушки БТ «немца» тоже работали, только далековато для них. Однако сбить гусеницу одной «четверке» и поджечь «тройку» смогли, я их добил, а потом и два других, что не прекращали кататься по позициям и крутится над ячейками с бойцами. Дальше мы рванули вперед и, выскочив на позиции, я остановил танки, и их пушки забили без перерыва. Только сейчас на карте проявилось огромное количество красных точек, сообщавших о противнике. У меня даже волосы зашевелились, перед позициями низина была, и нас атаковало больше ста танков. Вот это я попал. Похоже, немцам действительно в обход влом идти, решили тут себе дорогу проложить. Пехоты немецкой два полка точно, и следом третий выходил, но я думаю больше. По ним били некоторые уцелевшие станковые пулеметы, причем короткими очередями, явно патронов мало было, но никто не бежал, видели, кто на них надвигался, но не отступали. Не люди, кремни.

Первой взорвалась «двойка». Словив несколько снарядов, пулеметы всех трех танков били по массе пехоты, не переставая, то, что попадаю и убиваю – видно, росли баллы и кредиты, а пушки работали по танкам. Я успел на БТ сбить гусеницу только одной «четверке», легких я тут не видел, «тройки», «четверки» и самоходки, как он вспыхнул, не прекращая стрелять, а потом и моему китайцу досталось. Хорошо хоть погиб не зря, успел поджечь две «четверки» и одну «тройку», еще две остановились подбитые, но не горели. Ремнабор я использовал, пожаротушение тоже, потому и смог столько уничтожить, пока танк буквально не развалило бронебойными снарядами. Прихватив аптечку, я выскользнул наружу и стал стрелять из автомата, спина горела, припекало, но уничтожил четырех немецких танкистов из ранее подбитых мной танков и, прыгнув в небольшой окоп, стал кататься, сбивая пламя, пока на меня мелкий боец не накинул шинель и не помог.

– Спасибо, – прохрипел я, осматриваясь.

Это оказалось пулеметное гнездо, три бойца лежали на дне, укрытые шинелью, явно мертвые, тут же «максим» стоял, и ряд винтовок к стенке прислонены, видимо пулеметного расчета, куда и входил этот боец. На вид пулемет целый, только щиток пулями побит.

– Что с пулеметом?

– Патронов нет, товарищ старший лейтенант.

– Патроны есть, ленты набивай.

Я купил в магазине шесть ящиков с патронами, специальными, пулеметными. Боец, а по виду он из Средней Азии, расширил глаза в изумлении, но тут же бросился ящики вскрывать. А я злой как черт, стал доставать танки, четыре, те же, что были уничтожены, параллельно модернизируя БТ и немца, а также японца. И бросал их в бой, их сжигали, а я бросал, от сотни немецких танков осталось уже восемьдесят машин, хотя это и не сильно помогло, немцы были уже вокруг нас, навалившись на позиции. А тут в наш окоп перекатом свалился комиссар, что меня сюда привел, увидев открытые ящики с противотанковыми гранатами, их я тоже достал, как и два ящика с коктейлями Молотова, и, схватив, стал кидать. Два танка поджег, остальные вне пределов броска. Однако это не все, он помог бойцу установить пулемет, тот вроде две ленты снарядил машинкой, и комиссар встал к пулемету. Он стал отстреливать пехоту, пока мои танки все так же продолжали появляться, уничтожать противника, укрываясь за остовами подбитых танков, что продлевало их жизнь. Фактически мы бились в окружении, как к нам скатилось еще два бойца, уставших, в рваной форме, окровавленных, я их еще не видел; они стали помогать держать оборону. Они раскидывали противотанковые гранаты. От них не только немцы страдали, но и мы. Слишком много тротила внутри было, контузии получили все, но бой продолжался. Что важно, я прикрывал медсанбат, к нему прорвалось четыре танка, однако я направил туда китайца, который, стреляя в корму, уже сам полыхал, но подбил и поджег все четыре немца.

Бой был тяжелейшим, мне казалось, шел несколько часов, но посмотрев на часы, понял, все это заняло едва ли сорок минут. Комиссар чудом выжил, он отвлекся от пулемета, схватил гранаты и стал кидать в две самоходки, что к нам приближались, гусеницы им сбил, однако выстрелом пушки пулемет с позиции сбило, изувечив его. Там погиб тот маленький узбек, он как раз перезаряжал пулемет, набив очередную ленту. Купив три фляги, я раздал их выжившим, и мы жадно пили такую вкусную воду. Посмотрев на комиссара, я хрипло сказал, причем громко, все страдали сильной глухотой:

– А ты мужик, комиссар, настоящий воин. Извини, был неправ. Думал, ты такой же горлопан, как и другие.

– А я такой и есть, – криво усмехаясь, смахивая текущую по лицу кровь, ответил он, поискав, нашел смятую фуражку с поломанным околышком и, водрузив на голову добавил: – Все мы в окопах воинами становимся.

– К бою, немцы снова атакуют! – скомандовал я. – Всего десять минут передышки дали. Сорок танков против нас, двенадцать самоходок и два десятка бронетранспортеров. Вот пехоты меньше. Чуть больше полка, хорошо мы их проредили.

В этот раз встречал я немцев с более серьезными силами. Теперь у меня танки не первого, второго или пятого уровня, прокачал за те сорок минут адского боя. Китайца до ИС-2 полностью модернизировал, начал копить на следующий танк. Советскую линейку, как и немецкую, до пятого уровня, шестой почти добил. А это Т-34 и VK 30.01P. Ну и японца прокачал до пятого уровня, но он еще проходит модернизацию, осталось ему поставить орудие пятого уровня. Больше я ничего не прокачивал, все четыре танка тут же стояли, урчали моторами, укрываясь за корпусами уже подбитых танков, и, как немцы снова появились, открыли огонь с дальних дистанций, выбивая танки, самоходки и пехоту.

Хрипло дыша, я встал. От окопа осталось одно название. С одной стороны завалилась на бок «тройка», я по ней больше не стрелял, а то сам тут испекусь, только экипаж перестрелял, что пытался вылезти. В этот раз бой шел едва ли полчаса. Немцы сдулись быстро, потеряв половину техники и солдат, и стали отступать под плотным прицельным огнем моих танков. Самоходки я уже выбил, так что проредил отступающих знатно, вернулось едва ли полтора десятка танков и батальон пехоты. Остальные так и остались лежать в этой низине, которую уже и не видно под плотным слоем дыма горевшей техники. Оборону я держал плотную. Не стоит думать, что я танки держал подле себя. Вовсе нет, раз я могу их контролировать на семьсот метров от себя в любую сторону, по сути, почти полтора километра, то как их мне уничтожали, так и гнал снова подальше, прицельно стреляя на ходу, и держал плотную оборону на этот километр. Особенно за медсанбатом присматривал, там уже почти четыре тысячи раненых скопилось, а как не вывозили, так и не вывозят. Не на чем. А ведь дивизию практически окружили. И девчата смело кидались под разрывы, подползая к позициям, осматривали убитых и раненых бойцов, волоком утаскивали найденных живых, но раненых бойцов, к медсанбату. Я как мог прикрывал самоотверженных девчат. Но семеро все же погибли. Из нашего окопа выжил только я, комиссар погиб, когда уполз проверять стрелковые ячейки. Там и встретил свою смерть, когда к нему ползли танки. А я не успел, японца у меня сожгли, а купив, погнал в ту сторону, но не успел. Один танк он подбил противотанковой гранатой (три с собой прихватил), потом взвод пехоты второй гранатой разметал и лег под гусеницы второго танка с третьей гранатой. Он уже был тяжело ранен и понимал, что умирает, вот и прихватил с собой врагов. Я плакал, когда за этим наблюдал. Сам я тоже и ранен был, и контужен, но успел забраться в ИС и подлечиться, так что физически чувствовал себя хорошо, даже отлично, вот только морально… Эти два часа полностью выпили мои силы.

Немцы откатились и пока замолкли, хотя нет, вот начала давать редкие залпы их артиллерия. Я-то думал, они молчат потому, что своих накрыть не хотят, а как объяснил пленный немецкий танкист, их просто только сейчас подтянули, и они на позициях встали. Авиация плотно задействована в другом месте, но скоро и до нас руки дойдут. Ну пусть попытаются, у меня в советском ИСе зенитный пулемет, я его уже раскрыл, хотя еще модернизировать нужно, только ходовую и движок купил, а также у китайца, у того открылся восьмой уровень, тоже зенитный пулемет был. Вообще да, усилил технику я неплохо, а именно, китаец восьмого уровня модели «110», купив ему ходовую. Советский ИС – тут ходовую и двигатель. У немца «Тигр», тут кроме ходовой и двигателя еще приобрел и пушку, но осталось башню купить и еще одно орудие, улучшенное, модели «ахт-ахт», на них баллов не хватило. Японец стал шестого уровня «0-I», тут приобрел ходовую, двигатель и пушку, но рацию еще не модернизировал. А нужно, я уже отметил, с хорошими рациями и управлять легче, и связь лучше.

Причем я тратил только те баллы, что зарабатывали сами танки. Личный счет не тратил, поэтому, когда немцы стали отходить, я отогнал прочь японца и немца, у них все равно зенитных средств не было, те самоликвидировались, и я стал своими баллами исследовать арты двух стран, США и Британии, смог раскрыть их аж до четвертого уровня, но на модернизацию баллов не хватило. Купил, а как только те появились, стал вести контрбатарейную стрельбу с немецкими батареями. И они раскрыли себя, когда открыли стрельбу. Так что немцы сосредоточили огонь на моих установках, игнорируя другие цели, а я сел на корму китайца и покатил к госпиталю. В госпитале чувствовалась безнадега и усталость. Когда мои танки подкатили, я посмотрел на военврача третьего ранга, тот стоял, шатаясь, в настолько окровавленном халате, что уже и не понять, что он когда-то был белым. Врач курил, наблюдая, как я подъезжаю. Спрыгнув с кормы, я подошел и сообщил:

– Товарищ военврач, докладываю. Когда создавались эти танки, то их освятили в нашей православной церкви, и они стали святыми. Все, кто в них внутри находится, освящаются, и раны их зарастают. Посмотрите на меня, я в грудь очередь автоматчика получил, весь израненным был многочисленными осколками, контузию не раз получал, но танки излечили меня. Лечат только внутри. Предлагаю использовать это и вылечить всех раненых.

– Вы бредите? – спросил тот.

– Эх, а хотел все провести спокойно.

Достав из кобуры пистолет, я направил его на военврача и жестким тоном сказал:

– Мне проще заставить и наглядно показать, чем убеждать. Времени на это нет. Лезьте.

При этом я двум санитаркам, что были рядом и испуганно на меня поглядывали, видимо считали, что я с ума сошел, тоже велел забираться в танк. И не только им, а прихватить одного из лежавших с краю тяжелораненых. Их даже не перевязали, просто нечем, исподние рубахи использовали как тампоны. Раненые их сами к ранам прижимали.

– Ты что делаешь?! – со взбешенными интонациями прохрипел один из раненых, судя по синим бриджам, явно командир, но френча нет, торс обнажен, перемотанный нательной рубахой. – Мы тебя на том свет достанем.

Мат шел со всех сторон, многие раненые видели, что я делаю, те, кто в сознании был и соображал, угрозы шли со всех сторон, однако я не обращал на это внимание.

– Все будет хорошо, братуха.

В общем, я загнал и военврача, и санитарок, ну и раненому две санитарки еще помогли спуститься в один из танков, я ИС выбрал для демонстрации, тот ближе стоял. Дальше приказал протянуть им руки и порезал ладони. Причем только военврачу и одной санитарке, вторая и так ранена была, а самому раненому это не нужно.

– А теперь смотрите, как работают освященные танки.

Купив в магазине большую аптечку, чтобы лечить весь экипаж, приписал как к ИСу, так и к китайцу, хотя задействовать буду только одну, и активировал ее. После этого заглянул в танк и, протягивая раненому и санитаркам фляжки с водой, знаю, как после излечения есть и пить хочется, я сказал:

– Ну что, убедились, что ран больше нет? Вылезайте, уступите места другим раненым. Товарищ военврач, назначаю вас старшим по этим двум машинам, будете направлять раненых на излечение, начните с командиров и сержантского состава. Начинайте с тяжелых, которые вот-вот умрут. Можно даже тех, у кого ампутированы конечности, по идее должны отрасти. Заодно проверите. И еще, свежеизлеченных бойцов и командиров используйте на погрузке раненых в танки. Пусть по пять раз заполняют танки и можете отправлять на позиции, чтобы девчат не перетруждать, им и так досталось. У танков зенитки, прикроют от возможного налета вражеской авиации. Бойцам и командирам сообщите, что вот там я оборудую склад вооружения, боеприпасов и амуниции, пусть вооружаются и занимают позиции. Немцев мы отбросили, уничтожив целую дивизию, пока идет артиллерийская дуэль, а дальше поглядим.

– Комдива несите, – приказал военврач санитаркам, а сам, крепко меня обняв, ткнувшись лбом в плечо, потом уколов щетиной, крепко поцеловал. А от ножа, что я ему протянул, отказался и с улыбкой достал из кармана халата скальпель.

Дальше я пояснил, как нужно работать, и он приступил, в оба танка спускали раненых, причем среди них был не только комдив, но и медперсонал медсанбата. Капитан собирался вернуть часть сотрудников, раненых в разное время или сильно уставших. Помощь ему была нужна для спасения других раненых, которые могли не дождаться излечения в танках. Сюда же пришел и главврач медсанбата. А я убежал подальше и стал покупать боеприпасы. Патроны, гранаты, автоматы ППШ, сотню штук, патроны к ним. Противотанковые ружья, тридцать штук, пулеметы, почему-то только ручные в продаже были, гранаты, включая противотанковые, полсотни ящиков с коктейлями Молотова, вязанки формы. Сапоги, ремни с подсумками. На полтысячи человек. Медикаменты, а то в медсанбате с этим совсем плохо, у немцев пенициллин купил, лекарства и особенно перевязочные средства, полные санитарные сумки, их два десятка. Зная о бедственном положении дивизии с продовольствием, купил три десятка ящиков со свиной тушенкой, очень ее люблю, бумажные мешки с ржаными сухарями и пачки макарон. Еще взял пять мешков с рисом. Тушенка дорогая, а сухари с рисом и макаронами нет, так что объем неплохой приобрел. Людей нужно кормить, чтобы не ослабли. Кредиты со счета улетали со свистом, тем более аптечки работали уже непрерывно, к складу потянулись первые бойцы и командиры. Найдя среди них ротного старшину, посадил на склад, и тот стал заведовать выдачей. Чуть позже он передал склад излеченному интенданту. Оружие было у многих свое, его складировали у медсанбата, но дополнительное, что я накупил, тоже потребовалось. Да оружие было, а вот патронов у дивизии уже нет, так что мои покупки точно потребовались, и, выстраиваясь в отделения, бойцы потянулись к позициям занимая их вокруг медсанбата, откапывая и оборудуя, хороня павших. Излеченный комдив со штабными командирами уже работали. А излечение шло как на конвейере. Ни секунды зря не тратили, тот военврач знал, что танки у него ненадолго, и спешил излечить как можно больше народу. Плотно не забивал танки, знал, что излечение идет по местам экипажа, а так как у обоих экипажи из четырех человек, то за раз излечивалось восемь человек. Однако работали, и быстро, торопились, аптечка срабатывала часто, я управлял ей в ручном режиме, как только видел, что все готово.

При этом я также работал артами, громил немцев, а от склада направился на позиции, где и действовали арты. Деньги утекли, но именно арты зарабатывали кредиты. Баллов уже давно хватало их модернизовать, но я этого не делал, так как все кредиты уходили на восстановление дивизии. Ведь каждое срабатывание аптечки платное, одна шесть тысяч, двенадцать на оба танка. У большой аптечки не было функции перезарядки, как у малой. Как бы то ни было, но арты выбили артиллерию, ту, что была в зоне тактической карты, и теперь работали по укрытиям пехоты, иногда попадали, редко увеличивался счет, было несколько золотых попаданий, когда накрывало целый взвод. Находясь у медсанбата, границы карты ушли вместе со мной, так что часть артиллерии немцев они не видели, а когда я вернулся на позиции, то карта сместилась, и стало возможным и их отработать, счет стал медленно пополняться. А то я уже смотрел с тревогой, аптечки так активно работали, что баланс моего счета стремительно падал. Быстрее, чем я его пополнял. За те два часа с момента, как начали излечивать раненых, уже восстановили более пяти сотен, всех самых тяжелых, как говорят безнадежных, ампутированные конечности тоже отрастали, ну и с ними несколько десятков командиров, что уже брали командование и теперь строили оборону. Три сотни их тут на позициях, в прикрытии, остальные в тылу готовились отступать. Оказалось, приказ на отход уже был, но из-за постоянных атак и раненых задержали его, ну а там я появился, и завертелось. Кстати, было девять вечера, и вот-вот должно стемнеть, солнце уже заходило за горизонт.

В общем, баланс рос, счет тоже, и тут наконец немецкая авиация появилась. Шесть «лаптежников», выстроившись в круг, понеслись по очереди вниз. Хотя на танках зенитные ДШК стояли, а не КПВТ, но и они неплохо отработали. Три штурмовика из атаки так и не вышли, в землю воткнулись, два потянули с дымами к своим, а шестой не успел уйти вниз и, испуганно покрутившись в стороне, не прицельно с высоты сбросил бомбы и полетел на аэродром. За сбитых мне сто пятьдесят тысяч на счет капнуло, это хорошо, денежный резерв есть. Однако пришлось его почти сразу использовать. Дело в том, что склад полностью выбрали, теперь там пусто. Припасы раздали, излеченных бойцов покормили, в двух уцелевших полевых армейских кухнях рис варили, раненых кормить, медикаменты разошлись, оружие и патроны тоже, не хватало именно последних, патронов, да и гранаты нужны. Именно с этой просьбой и подошел полковник, комдив Песочин. Кстати, дивизия была четыреста одиннадцатая, формировалась в Харькове и в ее составе были шахтеры Донбасса и жители Харькова, то-то так отчаянно бились и не отступали.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – козырнул я. – Старший лейтенант Шестаков, командир третьей роты особого тяжелого танкового батальона.

– Лейтенант, не знаю, как ты это делаешь, но спасибо.

– Враг пришел на исконно русскую землю, товарищ полковник, вот лешие и волхвы и помогли формированию батальона, да и наши священники внесли свою лепту. Так что уничтожить в бою роту нельзя, она как птица Феникс, всегда из пепла возродится. Ну и излечивать, может. Да, вы своего особиста уберите. А то крутится вокруг, дырку своим глазами во мне прожег.

– Если бы своими глазами не видел, не поверил бы. А особиста уберу. Это правда, что патроны и припасы из воздуха появлялись?

– Правда, но в огромных количествах мне их не дают. Если уничтожу танк, могу взять, например, пять ящиков патронов, сбил самолет – десять. За использование танков в качестве лекарского пункта, за каждое излечение тоже берется. В общем, сложно все это объяснить.

– Патроны нужны, медикаменты, гранаты, продовольствие. Помоги чем сможешь.

– Товарищ полковник, могу, но давайте договоримся, до полуночи осталось три часа, я буду вам помогать, раненых восстанавливать, если не успеем, то легкораненые останутся, дальше помогу прорвать кольцо окружения, выведя вас, а потом расходимся. Вы к нашим, а я громить немцев.

– Договорились. Так ты, значит, тот самый Шестаков, что пленных в Минске освобождал?

– Тот самый.

– Долго о тебе не было слышно.

– Вышло так, – виновато развел я руками.

Вообще комбез и форма изорваны были, корка моей крови засохла, двигаться трудно, чесалось все, но я не менял форму, все средства тратил на восстановление раненых, потом себе куплю все что нужно, когда расстанемся.

– Спросить хочу вас, товарищ полковник. Я не знаю, кто был тот комиссар, что меня привел к вам.

– Старший батальонный комиссар Дуров. Он у меня был старшим по политработе. Не любил я его, не скажу, что плохой человек, но больно уж инструкции велел соблюдать.

– Виноват я перед ним, – вздохнул я. – Я тоже думал, гнилой человек, а он с гранатой под танк лег. Перед тем как мы расстались, он сказал, что у каждого человека есть место для подвига, теперь я его понимаю. Он герой, а я мерзавец, именно так себя чувствую.

Полковник заинтересовался, я ему и рассказал, как мы встретились, как матом посылал его и как он уговорил помочь, как погиб.

Дальше я на старом месте, где был склад, купил в магазине сорок ящиков с патронами, двадцать с тушенкой, и десять мешков с сухарями. Медикаменты начали грузить на телеги, готовились отбыть, было шесть телег, но всего три лошади; также я купил три ящика с ППШ, десять ПТР, а то всего тридцать штук. Артиллерии у дивизии уже не было. Еще патронов для противотанковых ружей. А интендант, что все принимал, попросил вещмешков. Оказалось, это дефицит, имущество нужно куда-то убирать, вот и купил кипами четыреста штук. Дальше умылся, и нас сфотографировали с командирами штаба дивизии, где-то фотоаппарат нашли. Фотографировали на корме танка, тут еще солнце было, а на земле темнело, и при последних лучах солнца и вышла фотография. Потом политработники спросили меня о том, как погиб Дуров, я показал им танк, под который он лег. Уже в темноте начали собирать то, что осталось, чтобы с почестями захоронить в братской могиле, ее копали, а я направился к артам. Нужно перегнать. С этой стороны у немцев я все выбил, а счет почти пуст, вот-вот остановится излечение, хочу перегнать на другую сторону и там по немцам ударить, пополняя кредиты. Окружение было полным, бойцы занимали оборону в небольших опорных пунктах вокруг, чтобы к нам не прорвались пехотинцы. Как-то они обошли нас по залитым полям. Да немцы и не пытались, после того, что было, они как-то тихо себя вели, артиллерия голос только подавала, даже авиации не было, после одного налета не появлялись. Зато наконец их разведчик прилетел, но улетел как стемнело.