Владимир Фёдорович Власов
Волшебное зеркало

Обманутые женой бога

(О чём не говорил Конфуций)

У Врат Хуцу жил эскулап Ту Чье-лу, всем известный,

Его невестка Ву сестрою младшей приходилась

Достойному чиновнику, чей образ честный

Был образцом для подражанья, им семья гордилась.

В сорок шестом году Цянлун государя правления (1776)

Ву увидала сон, где Ли печатник в храме, близком,

Просил у неё милостыню с текстом сутр, буддийским,

Пророчествуя в будущем пожары, разоренья.

Ли убеждал её, что милостыню собирает

Для бога, ведь способен тот предотвратить несчастья,

Так как помочь всем может, поменять всё – в его власти,

Он сильный, всемогущий, он всё может и всё знает.

Ву госпожа была убеждена на половину,

Тогда печатник приводить событий стал детали,

Места и имена в его рассказах совпадали,

С событиями теми в эту страшную годину,

Но многое из тех вещей ей слышать было странно,

И многое в действительности там не совпадало,

К тому же, Ли о многом говорил весьма пространно,

Ву колебалась. Но вдруг рядом женщина сказала:

– «Дня третьего, а месяца девятого случится:

Произойдёт воспламененье, город пострадает,

Семья же ваша будет первой, в картах говорится,

Никто из вас не выживет, гадалка это знает».

Так в жёлтой блузке, красной кофте женщина сказала:

– «Никто на том пожарище из ваших не спасётся,

Но чтоб беду предотвратить, вам нужно для начала,

Сжечь деньги в храме, всё предотвратить ведь удаётся

Пожертвованием и обряда соблюдением».

Открыв глаза, Ву о печатнике всё разузнала,

Ли умер, и прошло три года после погребенья,

О женщине в той блузке ничего так не узнала.

Но всё же не могла она рассеять подозренья,

Пошла в храм бога местности, чтоб богу помолиться,

Её увидела там, не могла не удивиться,

То была статуя и жена бога, без сомненья.

Тогда спросила у соседей Ву о совпаденье,

То все они были напуганы и поспешили

Собрать как можно больше денег для их подношенья,

И выражая храму преданность, фонд учредили.

Настал девятый месяц, семья дома не осталась,

К родным в дом переехала, огня не зажигала,

И не готовила, три дня прожить так постаралась,

На третий день всё, как всегда, спокойно и стояло.

Не знала Ву, что думать, когда храм вновь посетила,

То ли богиня храма прихожан всех обобрала,

То ли пожар в их доме всё же так предотвратила,

То ли на платье, новое, себе денег собрала?

Хорошенькое маленькое приведение

(О чём не говорил Конфуций)

В Цзиньлине парень молодой жил, его Гэ все звали,

Любивший выпить и всегда действовать жестоко,

Обычно люди все знакомств и встреч с ним избегали,

Имел друзей он, не чувствуя себя одиноко,

Любил пристать, запугивая гадостью ужасной.

Раз рано утром в парке Юхайтай он был с друзьями,

Вдруг видят чёрный гроб торчит, разбитый, меж корнями

А из него свисает наземь угол юбки красной.

Друзья его, возьми тут, и с ним выкинули шутку,

Сказав: «Ты, малый, хорошо людей других пугаешь,

Не хочешь ли в гробу побеспокоить ту малютку,

Иль ты лишь с беззащитными людьми в испуг играешь»?

Смеясь, сказал Гэ: «Почему б нет? Это ж не опасно»!

И, к гробу подойдя, сказал: «Эй девка, просыпайся!

Пойдем со мной, я угощу тебя вином, прекрасным.

А после пьянки, обслужить меня уж постарайся».

Друзья Гэ рассмеялись, оценив его браваду,

И каждый по делам своим пошёл своей дорогой.

Заметил к ночи Гэ, что получил свою награду,

За ним шла тень, передвигая ноги понемногу.

– «А, это – ты идёшь, – сказал он, – маленькая шлюшка,

Вина хочешь попробовать, и мне потом отдаться?

Ну, что ж, пошли в трактир, какой-нибудь, моя подружка».

И он пошёл туда, наедине что с ней остаться.

Поднялся на второй этаж, вина чтоб выпить с нею,

Кувшин взял и налил две чашки, и они общались,

Шутить стал, шапку снял, обмахивая ею шею,

Никто не видел духа, а над Гэ все потешались.

Узнать хотели все, с кем он так резво веселится,

А он болтал без умолку, всё больше напиваясь.

В конце сказал, из-за стола встав, с лестницы спускаясь,

Оставив шапку на столе: «Мне нужно облегчится».

Слова услышав эти, тень кивнула головою,

Ждать стала, в это время Гэ домой уж направлялся,

А бармен в баре поздно на работе задержался,

Увидев шляпу, взял её и тень вместе с собою.

В ту ночь им маленькое приведенье овладело,

Как только спать ложился, сну устало отдаваясь.

Он бормотал, смеялся, вскрикивая, то и дело,

К рассвету же повесился в бреду, не просыпаясь.

Хозяин же трактира, этот случай обсуждая,

Сказал: «Я думаю, она людей не различала,

Могла лишь шляпу видеть, и её лишь замечала.

Была хорошенькой, как видно, девушка такая».

Духи, претворяющиеся, что говорят по-мандарински

(О чём не говорил Конфуций)

Однажды суперинтендант по транспорту в Хэндоне

Ву Юнь-цун был секретарём Палаты наказаний,

Шёл праздник и, чтоб посмотреть народное гулянье,

Служанка его сына вывезла на фаэтоне.

Во время праздника ребёнок наземь помочился

В одном из мест, безлюдных, на обочине дороги,

И там, когда он писал, не смотрел себе под ноги,

В траве лежащий череп человека рассердился.

Ребёнок вдруг заплакал, плакал, не переставая,

Служанка с ним в тревоге сразу же домой вернулась,

Никто не понимал, что стало с ним, её пытая,

И с этим детским плачем ночь та медленно тянулась,

Но плач затих, и тут раздался говор мандаринский:

«Какой ужасный мальчик! Ты нанёс мне оскорбленье.

Описал голову мне, накажу за униженье.

Начнёшь ты с этого дня говорить лишь по-пекински».

И вновь раздался плач и до утра так продолжался,

Наутро написал Ву богу города прошенье,

Отнёс в храм, сжёг, и богу сделал жертвоприношенье.

Затем молиться стал, до вечера там оставался.

В письме писал он: «Я владею диалектом юга,

И вся семья оттуда, сын по недоразуменью

Пекинского случайно духа оскорбил в забвенье,

Тот напугал его, и сын мой плачет от испуга.

От всей души прошу вас с глубочайшем к вам почтеньем,

В серьёзном этом деле поскорее разобраться,

И сделать всё, чтоб сына наступило облегченье,

Я ж буду до смерти вам угодить во всё стараться».

И в эту ночь истерики ребёнка прекратились,

Уснул он, как младенец, не произнеся ни слова,

Но на другую ночь плачь, крики вновь возобновились,

Ребенок начал говорить по-мандарински снова:

– «Вы ведь чиновник ранга, низкого, по положенью,

А мы, пекинцы, друг за друга держимся все дружно,

За то, что нанесли вы с сыном брату оскорбленье,

Чтоб искупить вину, вином вам напоить нас нужно».

Была спокойной жена Ву, скандалов не любила

Всегда стремилась добротой размолвки все исправить,

Пошла на рынок духам снеди и вина купила,

Сказав: «От нас вино вам, и прошу вас нас оставить».

Не так легко покончить с той проблемой оказалось,

Когда все духи досыта наелись и напились,

То некотором буйным того мало показалось,

Поэтому они, напившись, враз раздухарились,

Кричать жене все стали, чтобы им вина подали,

Мясное, рыбное и заливное попросили,

Жена им с рынка приносила, они всё съедали.

Буянить начали, уже на визг переходили.

Услышав этот буйный шум, Ву к сыну устремился,

И дал ему пощёчину, угрозы повторяя:

– «Ты что?! С кем говоришь, болван, иль ты совсем забылся?

Речь выбрал императора (1), на ранги не взирая!

Как можешь ты, кретин, на этом языке ругаться,

Себя чиновником или царём воображая?

Я покажу тебе, что здесь не стоит забываться»!

Он сына по щекам лупил, все руки отбивая.

В отчаянье, он вновь составил в храме том прошенье

О том, что духи те же в его сына вновь вселились,

Просил у бога города их дома очищенье,

Так как те только пили, всем мешая, веселились.

В тот вечер в доме Ву семьи хлыста щёлк раздавался,

Из комнаты одной, всем было слышно: «Мы клянемся,

Не бейте, хватит, просим вас, сюда мы не вернёмся»!

Там после этого дух не один не появлялся.

Пояснение:

1. На пекинском (мандаринском) диалекте говорили, в основном, чиновники и официальные лица императорского двора.

Пьющий бог города

(О чём не говорил Конфуций)

Студент по имени Шэнь Фэн-ю из Ханжоу вышел

В секретари судебные в одном Укан уезде,

Работа нравилась ему, хоть был он всех и ниже

По службе, оставаясь на одном и том же месте.

Приказ как-то пришёл в отдел арестовать пирата

По имени Шэнь Ю-фэн и попал в руки другого,

Решил тот подшутить, подставить своего собрата,

Места «Ю» поменял с «Фэн», был в восторге от такого,

И подчеркнул то место красной тушью, забавляясь.

А получилось, что студент Шэнь сделался пиратом,

Ему он показал приказ, при этом улыбаясь,

Сказал: «Как видно, ты являешься тем виноватым,

И ждёт тебя арест». Шэнь посмотрел на всё серьёзно,

Бумагу сжёг, в графе поставил, что приказ утрачен,

А ночью увидал сон, что полицией был схвачен,

И приведён в храм бога города был на суд, грозный.

Бог города сидел на троне, приступив к дознанью:

– «Ты – тот пират, от рук кого столько людей погибло?!

В аду ты палок заслужил, чтоб зад тебе отшибло».

Позвал он стражу, приказав, исполнить наказанье.

Шэнь стал протестовать, себя студентом называя,

А не пиратом. Бог от слов пришёл в негодованье,

Сказав: «На ваше имя нам прислали предписанье,

Хотите нас запутать, преступления скрывая?!

Вот из Укан уезда нам послали подтвержденье,

Где значится ваша фамилия и службы место.

А также ваш ранг должности и местоположенье,

Считаете, ошиблись там служители уезда»?

– «Сегодня этот вот указ сжигал я самолично,

Так как не верен он, и со мной шутку разыграли,

Зарекомендовал себя на службе я отлично,

Проверьте, данные сомнения не вызывали».

– «В подземном мире, – сказал бог, -у нас ошибки были,

Но наши бюрократы, на земных ведь не похожи,

Хотя и изредка случаются ошибки тоже,

Но тут как день всё ясно, как бы вы там не юлили».

Бог страже дал приказ, и Шэня к лавке потащили,

Как не протестовал он, приступили к наказанью,

Терпел побои Шэнь, когда те палками лупили,

Придумать ничего не мог, смягчить чтоб истязанье.

Ему шепнул один страж, над спиною наклонившись:

– «На Небе если справедливого суда хотите

То где-нибудь другого магистрата поищите,

Так как бог города наш любит выпить, судит, спившись».

Шэнь посмотрел на бога и заметил следы пьянства,

Нос синий, щёки красные, отёки под глазами,

Следы, кто выпивает с регулярным постоянством,

И понял, что с таким судьёй умрёт под батогами.

Решил бог дать ему для каторги сопровожденье,

Когда вели его, то храм Гуанди им повстречался,

Шэнь закричал: «Ведут невинного на осужденье,

Я невиновен»! Бог войны услышав крик, вмешался,

Спросил, за что тот осуждён, Шэнь рассказал о деле,

Тот разбираться стал, и тут раскрылись все детали,

Бумаг взяв, бог написал: «Студента задержали,

Невинного, хотя для этого прав не имели.

Бог города судил его в нетрезвом состоянье,

Такое разбирательство на Небе не годится,

За это понесёт заслуженное наказанье,

Считаю, что он должен своей должности лишиться.

Виновен также начальник судебного отдела,

Который взял работника, который не годится

Для канцелярии судебной в рассмотренье дела.

Он за три месяца всех премий и зарплат лишится.

А что касается секретаря суда Юань Ая

Который жизнями так легкомысленно играет,

Кому-то оставляет, у кого-то отнимает,

Всё – ради шутки лишь, жизнь у него я забираю.

А что касается вас, принимаю я решенье:

Жаль, что когда вас били, вам кишечник повредили,

Умрёте, в этой жизни ничего вы не свершили.

Но вы как сын родитесь в семье в Шаньси в воскресенье.

Когда вам будет двадцать, вы экзамены сдадите

В столице, и получите высокий пост. Вы рады?

То будет за мученья в этой жизни вам наградой,

Поэтому сейчас ещё немного потерпите»!

Когда проснулся Шэнь, была боль резкая в желудке,

Позвал к себе друзей он, так как в помощи нуждался,

И рассказал историю ещё в здравом рассудке,

Прошло три дня, и он от боли в животе скончался.

Юань узнав о смерти Шэня очень испугался,

Оставив службу сразу, он в свой город возвратился,

Но вскоре он какой-то там болезнью заразился,

Его рвать стало кровью, через три дня он скончался.

А вскоре у начальника судебного отдела

Вдруг обнаружили, что он к работе относился

Небрежно, в беспорядке и расстройстве было дело,

За что он на три месяца довольствия лишился.

В то время в городе одно событие случилось:

(Видать, причиной стали пьянка или нерадивость)

Вдруг бога города статуя, рухнув, обвалилась,

Поэтому на небесах есть тоже справедливость.

Два великих способа взаимодействия с духами

(О чём не говорил Конфуций)

Лю Чжэн-рэнь говорил, чтоб люди духов не боялись,

Советует он способ тот, к чему все прибегают:

Когда увидят духа, чтобы сразу не пугались,

«Невидимое ведь невидимым и побеждают».

На дух влияет эффективно духа выдуванье,

И в мире нашем способы есть духа устрашенья -

Страшит из всех их человеческое лишь дыханье,

Оно страшнее, чем мечом или копьём владенье.

У Чжан Цзи-ши о борьбе с духом – собственное мненье:

Когда увидишь духа, главное – здесь не бояться.

Согласен, в схватке главное – есть сразу наступленье,

Когда напор, то трудно всем на месте удержаться.

Когда столкнёшься с духом, всё равно его не ранишь,

И если победишь ты, то тебе – все поздравленья,

Спокойным нужно быть при проигрыше иль везенье,

Ведь в проигрыше худшее – когда сам духом станешь.

Бессмертная проститутка

(О чём не говорил Конфуций)

Гора Сидзи есть под Сучжоу с непростым названьем,

На ней обителью бессмертных пик Юньай зовётся,

Взойдёт на пик кто, стать тому бессмертным удаётся,

И многие пытаются подниматься со стараньем.

Раз был студент по имени Фан в мрачном состоянье,

Так как на всех экзаменах терпел лишь пораженье,

И он решил на гору Сидзи сделать восхожденье,

Чтоб там на пике обрести бессмертного сознанье.

Он взял еды и всё необходимое с собою,

С семьёй своей простился, и подъем его начался,

А вскоре на плато вверху, безлюдном, оказался

Средь тонких облаков и трёх деревьев с синевою.

Его глаза невдалеке заметили движенье,

Как будто женщина среди деревьев пробиралась

Подумал он, что женщина здесь редкое явленье,

Их не должно быть средь бессмертных, как ему казалось.

Поэтому он напрягал глаза, стремясь всмотреться,

И женщина, его увидев, удивилась тоже,

Как в зеркало их прошлого они стали глядеться,

Она была на проститутку, что он знал, похожа.

Её Сье Чонньян из Сучжоу все в борделе звали,

В которую шесть лет назад он пламенно влюбился.

Она была красавицей, мужчины примечали

Её, поэтому знакомством с нею Фан гордился.

И Сье, обрадовавшись, что они были знакомы,

Взяв за руку, с улыбкой в лоб его поцеловала,

И пригласила в хижину из веток и соломы,

Где не было дверей, но пол листва древ покрывала.

Сье рассказала все события, что с ней случились:

– «Как мы расстались, арестована была я Ваном,

Который бил меня день, не переставая, пьяным,

Раздел и голую лупил, что кожа облупилась.

Но, несмотря на боль и униженья, я терпела,

Он бил и истязал, я продолжала унижаться,

Ведь я красавицей была, и нравиться хотела,

И как я после этого могла всем показаться?

Тогда придумала я план, как выбраться оттуда,

Сказала, что мне нужно в храм для жертвоприношенья,

Но вместо этого, я совершила восхожденья

На пик Юань, покончить с жизнью, но свершилось чудо.

Я бросилась с утёса, но запуталась в лианах,

Которых множество на горных склонах разрасталось,

Спасла меня в горах одна старуха утром рано,

И после этого я в этом месте оказалась.

Старуха, сняв лианы, корешками накормила,

И знанья, многие, мне от даосов передала,

Как концентрировать энергию мне, научила,

И после этих знаний я в горах бессмертной стала.

Сейчас я голода и холода не ощущаю,

Сперва ещё я состоянья своего страшилась,

Но страха за собою я уже не замечаю,

Видать, я в своём теле полностью переродилась.

Вчера ко мне старуха с того пика приходила,

Сказала, что любовника я своего здесь встречу,

Не думала, что будешь ты, с кем дружбу я водила,

Поэтому на все твои вопросы я отвечу.

Но мне скажи, тот Ван, он умер иль в живых остался»?

Студент спросил: «Уж неужели тебя месть всё гложет?

Ведь ты сейчас бессмертной стала. Я с ним не встречался.

И если ты убьёшь, неужто смерть его поможет»?

Она сказала: «благодарна я за это Вану,

И если б не было его, то что б со мною стало?!

Нет, ненавидеть я давно его уж перестала,

И мстить за то, что он мне сделал, Вану я не стану.

Но слышала о нём я весть, и не могу поверить,

Старуха видела, как его розгами пороли

На Небе по приказу бога за жестокость что ли,

Иль то ли за разврат, вот это я хочу проверить».

– «Раз видели его на небе, значит, он скончался, -

Решил студен, – видать, за жизнь имел грехов он кучу,

Как знаю я его, он добротой не отличался,

А, может, били там за то, что проституток мучил»?

Сказала Сье: «Но в мире нам не все вещи даются,

А те, кого красавицы и секс не задевает,

Кому они, однако же, свою любовь являют,

Они-то истинными мудрецами остаются.

А те, кто к сексу и красавицам не равнодушны,

Кого всегда и ко всему любовь одолевает,

Которые всем проявленьям чувств послушны,

Они есть люди настоящие, всё понимают.

Кто в красоте и сексе ничего не разумеет,

Кто никаких к ним чувств в душе и сердце не питает,

Кто ни сочувствия, ни состраданья не имеет,

Является тот зверем, его Небо презирает»

Когда меня бил Ван, чтобы снискать расположенье

У губернатора – конфуцианца по морали,

Хотел он очень выслужится из-за поощренья,

Считая, что он прав, а у меня кости трещали.

Таких вот типов Небо ещё больше презирает,

Я думаю, что у него есть много преступлений,

Которые ни небеса, ни боги не прощают,

Вед всё живое на земле – небесное творенье».

Спросил студент: «Бессмертные ведь чистотой блистают,

А ты же проституцией ведь раньше занималась,

Как стала ты бессмертной? Ведь такого не бывает.

С твоим-то прошлым как же ты бессмертной оказалась»?

Она сказала: «У нас, каждого, душа нетленна,

Секс права собственности по природе не имеет,

Любовь мужчины с женщиной есть сущность всей Вселенной,

Любой из нас, по сути, своим телом не владеет.

Мясник, отбросив нож, Буддой становится мгновенно,

И проституция других дел, многих, не грешнее,

Ведь бросив дело, мы становимся, обыкновенно,

Другими, и желаем быть, грубее иль нежнее».

Студент решил с ней планом о грядущем поделиться,

Сказал, что хочет стать бессмертным, на горе остаться,

Спросил, нельзя ли в её хижине с ней поселиться,

Пока он знанья с нею обрести будет стараться.

– «Добро пожаловать, – сказала Сье, – но ест сомненья,

Что путь к бессмертию ты посчитаешь лёгким слишком».

Они легли вдвоём на пол из листьев под пальтишко,

Но этой ночью между ними не было сближенья.

Он о романтике, интиме тем с ней не касался,

Так как она об этом говорить с ним избегала,

Когда рукой он к её нежным бёдрам прикасался,

Её лицо торжественную маску принимало.

К тому же, звери выть, рычать снаружи начинали,

И даже внутрь заглядывали и на них смотрели,

И было неуютно им лежать на той постели

Как будто на виду они у всех зверей лежали.

Он, всё же, ночью согревал её в своим дыханьем,

Так время шло, они в объятьях ночи коротали,

Но как-то ночью голоса снаружи услыхали,

Которые к ним приносило ветра колыханье.

– «Кто это там»? – спросил он. И ему Сье объясняет:

– «А это – боги гор, что по ночам друг к другу ходят,

Я к ним не лезу, и они меня не задевают,

Они во тьме дорогу по следам своим находят».

А утром Сье студенту одну новость сообщила:

– «Твои родные и друзья тебя ждут у подножья,

Они сюда прийти не могут из-за бездорожья,

Я на твоём бы месте, к ним на встречу поспешила».

Он стал отказываться, но она ему сказала:

«Увидимся потом мы, так судьба за нас решила».

Затем его с поспешностью до склона проводила,

И вниз пихнула. «Увидимся»! – лишь прокричала.

Когда он снизу посмотрел, увидел лик прекрасный,

Она смотрела долго вниз, рукой ему махала,

Затем исчезла, как во тьме, скрывается луч ясный,

Студент отправился домой, когда уже светало.

Шёл по дороге он, и вдруг с семьёю повстречался,

Те в горы шли, брат старший вёл с собой сопровожденье,

И плакали, как будто кто-то в их семье скончался,

Узнал от них он, двадцать дней он сам был без движенья.

Семья шла в храм вся, чтобы сделать жертвоприношенье,

Чтоб он в загробном мире там счастливым оставался,

Поправившись, узнал во время храма посещенья.

Что от сердечного удара Ван префект скончался.

Странно-ужасный эстет Чжан Ю-Хуа

(О чём не говорил Конфуций)

Студент был раньше Чэнь Шу-нин из города Аньцзина,

Талантами и красотою он не отличался,

Учился хорошо, жил в общежитье Хуайнина,

Имел там спальню личную, ни с кем же не общался.

Когда был праздник «Двух девяток», и его справляли

Все люди, поднимаясь в горы, он один остался,

Решил немного прогуляться, посмотреть на дали,

Из южных выйдя врат, на кладбище вдруг оказался.

Столб дыма, чёрный, из земли привлёк его вниманье,

Из любопытства он прошёл мимо одной могилы,

Холодный ветер дунул на него огромной силой,

Так что внутри озноб он ощутил с недомоганьем.

Он сразу же покинул это место с чувством страха,

А ночью в его спальне ему странный сон приснился,

Как будто в храм попал, в сопровождении монаха,

Где было чисто и светло и синий свет струился,

Который освещал картину на стене, восточной,

Где речка в окруженье синих сосен проходила,

Где каждая сосна на пион чем-то походила.

Внизу стояла надпись из иероглифов построчно

Стихов, всем неизвестных, их «Пион» было названье:

«Когда восточный ветер дует, гладь реки краснеет,

А южный ветер дуть начнёт, всё сразу зеленеет».

Подписано: «Чжан Ю-хуа, поэтом, без признанья»».

Над смыслом Чэнь задумался черт, скрытых и прекрасных,

Но тут внезапно в спальню к нему человек ворвался,

Ему было под сорок, невысокий, коренастый,

Со взглядом дерзким, красным носом, сразу раскричался:

– «Я – Чжан Ю-хуа, пейзаж, как видишь, мне вполне удался!

Стихи – мои, я кистью написал их. Я умею!

Но вижу, что ты над моим талантом надсмехался!

Воскликнул в страхе Чэнь: «Смеяться? Разве я посмею» ?!

Хотел Чэнь объяснить, но слова в горле застревали,

А с красным носом тот спросил: «Я кто? Ты это знаешь»?

Я – человек иль призрак? Как ты это понимаешь»?

Сказал Чэнь: «Дует холодом, вы призраком предстали».

Сказал дух: «Да, я – призрак, но вот как ты полагаешь,

Я обладаю сущностью хорошей или злою?

Я вижу, что в искусстве ты всё ж что-то понимаешь,

Как думаешь, я лучше всех с моею головою»?

Чэнь молвил: «Я не знаю, кто вы с вашими стихами,

Быть надобно хорошим, написать поэму чтобы».

Но призрак с красным носом бросился вдруг с кулаками,

Крича: «Я злой, ошибся ты, я полон чёрной злобы»

Когда дух лез, ставало холодней и холоднее,

Озноб и холод в тело Чэна, как лёд, проникали,

И сердце становилось леденей и леденее,

Все внутренности Чэна постепенно замерзали.

Студент от страха за бамбуковый навес укрылся

Кровати, от объятий, леденящих, увернулся,

Но дух его и там схватить за яйца изловчился,

До дикой боли сжал их, и Чэнь сразу же проснулся.

Он посмотрел на яйца, они вздулись, покраснели,

Продолжив до огромного размера раздуваться.

Врача позвали, тот, глядя, мог лишь удивляться.

А в полдень, не вставая, умер Чэнь в своей постели.

Префект Хуанина присутствовал на погребенье

Студента, всё хотел в причине смерти разобраться.

Нашёлся позже один служащий из управленья,

Он и помог ему о всех деталях догадаться.

Когда префект спросил его, не знал ли тот поэта

По имени Чжан Ю-хуа, тот вспомнил: «Было дело»!

Сказал, что был один смутьян, служил в отделе этом.

Два года, как он умер, не могли сжечь его тело.

Потом его у южных врат так и похоронили.

Он был словно нетленный, и, к тому ж, очень упрямый,

До сей поры стоит столб дыма на его могиле,

При жизни говорил он, что он знаменитый самый.

Писал картины и стихи, считал себя даосом,

Талант его не признан был, его не все хвалили.

И всё, что он творил тогда, не пользовалось спросом,

Его стихи, немного странными все находили.