Владимир Фёдорович Власов
Наш эксперимент
Однако один из демонов, летающий над городом в образе большой летучей мыши, всё же угодил в эту сеть и изжарился на огне высокого напряжения. И остальные демоны сразу же исчезли. Это произошло сразу после установки электрической сети на крыше нашего дома, когда мы поздним вечером вышли в сквер, чтобы посмотреть, не очень ли она бросается в глаза. Демон врезался на большой скорости в сеть и вспыхнул как факел. Он бегал и суетился, стуча своими копытами по шиферу, пытаясь выпутаться и разбрасывая во все стороны снопы ярких искр. А потом просто исчез и огонь прекратился.
Я, радостный, побежал домой, чтобы посмотреть на дисплее своего компьютера, исчезли ли все демоны. Демонов там не было, но вместо них я увидел шесть японских «Zero» с подвешенными под их брюхами бомбами. Они летели на нас с востока. Для жителей нашего городка их появление было таким же неожиданным, как для американцев налёт на Пирл-Харбор. Я выбежал на балкон и услышал в воздухе шум их двигателей. Внизу в сквере находился Егор, он сидел на скамейке и с удивлением смотрел на ночное небо.
– Японцы! – крикнул я ему. – Боевая тревога! По машинам!
Егор меня понял и бросился к своему подъезду. В городе началась паника, многие люди, особенно те, кто частично потерял память, в том числе и старожилы, решили, что Япония нарушила мирный договор, заключённый между Молотовым и Коноэ, и вступила в войну с нашей страной на стороне фашистской Германии. Наш завод был построен ещё до второй мировой войны, когда Манчжурия была захвачена японскими войсками. Так что с китайской границы до нашего городка японские самолёты вполне могли долетать. В небе шестёрка самолётов разделилась. Три самолёта сбросили свои бомбы на наш городок, а три других атаковали завод. В городке одна из бомб угодила в клуб «Рассвет», другая в магазин, который стоял рядом с клубом, а третья бомба подожгла деревянное здание школы № 36, которая находилась на горе возле бани. В нашем городке начался пожар. Со стороны авиазавода тоже раздались взрывы. Японцы бомбили ангар с вертолётами и взлётно-посадочную полосу аэродрома. Я бросился к компьютеру и быстро перенастроил игру «Воздушный бой», совместив его с панорамой нашего городка. И вот, я уже находился в кабине английского «спитфайера» и летел на перехват ночных налётчиков. Из кабины своего самолёта я видел, как над нашим домом пролетел другой английский истребитель, с нарисованным на борту драконом. За штурвалом самолёта сидел Егор. Он летел в сторону завода, чтобы перехватить другую тройку «Zero». В небе над нашим городком и заводом начался настоящий воздушный бой. Внизу в городке я видел три очага пожара, на заводе возле взлётно-посадочной полосы горел ангар. Я набрал высоту и спикировал на тройку японских самолётов, дав по ним очередь из пулемёта, они разлетелись в разные стороны. И мои трассирующие пули пролетели мимо них. Моя очередь прошлась по крышам домов, сбивая с них черепицу и шифер. «Боже Милостивый, – подумал я, – так я могу убить кого-нибудь из горожан. Их нужно срочно увести за город». Вражеские самолёты устремились за мной. Я направил свою машину к заводу. Там Егор тоже сражался с тремя японцами. Все трое «Zero» гонялись за ним над взлётно-посадочной полосой, на обочине которой горели три заводских вертолёта. Егор уходил от вражеских истребителей, делал крутые виражи и «бочки» в небе над аэродромом, отстреливался. Я чувствовал, что ему приходилось не сладко. Да и за мной на хвосте висело трое японцев, от которых я всё время уклонялся, посылая свою машину то вправо, то влево. Мимо меня пролетали трассирующие огоньки пуль. Я направил свой самолёт за преследователями Егора и дал длинную очередь из пулемёта. Пули пролетели мимо японских самолётов. Те разлетелись врассыпную, и Егор на какое-то время освободился от преследователей. Сейчас мы уже вдвоём вели бой с превосходящим нас противником.
На высоте в полтора километра, мы сплелись в самый настоящий клубок. Всё перемешалось. Небо и земля постоянно менялись местами. Трассирующие пули пролетали мимо меня и спереди, и сбоку, и сверху, и сзади. Моя голова от всей этой кутерьмы начинала кружиться, а перед глазами мельтешили проносящиеся фюзеляжи, крылья и хвосты самолётов. Трескучие очереди заглушали вой моторов. Я уже не понимал, кто в меня стреляет, и сам поливал из своего пулемёта, на кого Бог пошлёт. Единственное чего я боялся, это попасть в самолёт Егора. Но вот я увидел, как один самолёт запылал ярким пламенем. К моему счастью, это не был «спитфайер». Горел японский «Zero». «Это первая победа Егора, – подумал я, – а раньше ему в игре ещё не разу не удавалось подбить японский самолёт. Молодец!» Я точно знал, что в этом бою я никого не подбил. «Но может быть, – подумал я, – сами японцы нечаянно подбили свой «Zero». Я вывел свой самолёт из этой круговерти и с облегчением вздохнул. Как бы там ни было, но это была наша победа, одержанная в тяжёлом бою. Вражеские истребители исчезли. Вероятно, они улетели на восток.
И тут я вспомнил о нашей электрической сетке, натянутой на крыше, которая могла в качестве антенны привлечь из другого измерения ещё какую-нибудь пакостную сущность. Я бросился на крышу. Там я встретил Егора, который уже отключил эту проволочную сеть. Мы сели возле нашей летающей тарелки, и я его поздравил с его первым сбитым самолётом. Над ночным городом светилось зарево пожара. За нашим домом, возле бани горело двухэтажное деревянное здание тридцать шестой школы. Слева от нас на востоке зарево было ещё ярче. Там горел клуб «Рассвет» и деревянный одноэтажный магазин. Перед нами в районе авиазавода пылал ангар с новенькими вертолётами. Этот налёт причинил огромный ущерб нашему городку.
– Нужно отключать нашу машину, – сказал я и кивнул головой на торсионный агрегат.
– Но эксперимент ещё не закончен, – возразил мне Егор.
– Какой, к чёрту, эксперимент! Видишь, что творится от нашего эксперимента, – воскликнул я, показав рукой на занимающееся над городом зарево от пожаров. – Мы ещё не знаем, обошлось ли это без человеческих жертв. Какое право мы имеем проводить такие эксперименты над обществом?
– Но другие же их проводят, – оправдывался Егор.
– Кто другие? – спросил я его.
– Политики и учёные, – ответил он. – Если взрослые проводят свои эксперименты, почему бы не попробовать детям? К тому же, мы не отягощены их стереотипами, наш взгляд на вещи свежее, и мы можем добиться в наших экспериментах больших результатов, чем они. Ведь мы и знаем-то больше их, потому что постоянно учимся. Спроси своих родителей, помнят ли они о биноме Ньютона или о законе Ома? А у нас, даже каждый троечник их знает. Не говоря уже про успевающего школьника. Если уж кому экспериментировать, то это нам, а не им. Мы будем жить в том мире, который возникнет после наших экспериментов. Так уж лучше давай создавать наш мир сами, а не принимать его по наследству у взрослых, скроенный по их меркам, и не перестраивать его потом для наших нужд.
– Но от наших экспериментов страдают взрослые, – заметил я.
– А от их экспериментов страдаем мы, дети. Когда они начинают войну, они же не думают о нас.
На это я не смог ему возразить ни одним аргументом.
– И что будет дальше? – спросил я его.
– Не знаю, – ответил он, пожав плечами. – По теории моей бабки после шестерых должны последовать пятеро. Что это будут за силы, я не знаю. Но мне пришла в голову идея. Нам не нужно ждать милостей от природы, взять их – наша задача. Кажется, кто-то уже такое говорил. Сейчас мы должны перейти в наступление. Видишь, какая кругом разруха, нам нужно взять ситуацию в свои руки, и начать всё приводить в порядок. Я предлагаю следующей пятёркой объявить наши пять рабочих дней: Понедельник, вторник, среду, четверг и пятницу. Пусть эти дни станут днями нашего общего созидания, где мы не будем терять ни минуты. Мы восстановим то, что было разрушено, и создадим новый плацдарм нашей будущей жизни. Мы не только вернём себе память и те знания, которые были нами временно утеряны, но и сделаем новый прорыв в высшие духовные сферы. Небесная сила проверяла нас на доброту, на страх и враждебность. Пусть она сейчас нас проверит на усердие. Мы покажем, чего мы стоим и в труде, и в учёбе, и в творчестве. Откроем же новую эру, где наш интеллект, наше творчество и труд превратят нас в новых людей.
Его эффектное выступление подействовало на меня успокаивающе, но всё же тайная мысль – пробраться ночью тайком на крышу и сбросить агрегат на землю – не оставляла меня. Единственное, что меня сдерживало от желания уничтожить летающую тарелку – это опасение, что после своей чёртовой торсионной машины Егор придумает ещё какое-нибудь изобретение, ещё более чудовищное и зловещее. Всегда трудно предположить какой гений вселяется в человека: добрый или злой. Но так как Егор решил встать на путь созидания, я не стал ему возражать и решил подождать, что будет дальше.
Когда я вернулся домой, отца не было. Его опять вызвали на работу. Я включил компьютер и увидел своих товарищей ангелов летающий по небу. Ни демонов, ни японских самолётов не было. Вместо них летали пять каких-то непонятных сущностей похожих на лёгкие воздушные облачка.
Утром отец пришёл с работы усталый и в дурном настроении. За столом во время завтрака он сказал:
– Похоже, что скоро наш город откроют и снимут карантин.
– Вот как? – удивилась мать.
– Ночью сгорело несколько новых вертолётов новейшей конструкции, и вместе с ними ангар. Охранники утверждали, что завод подвергся бомбовой атаке японских камикадзе. Этой ночью очень многие слышали рёв поршневых самолётов над городом. Кое-кто утверждает, что над заводом произошёл самый настоящий ночной бой, где был подбит японский самолёт одним английским. Уму не постижимо. Все эти самолёты были времён второй мировой войны. К тому же, в городе одновременно было разрушено три здание: школа, клуб и магазин. Удивительно, что никто не пострадал.
Услышав эти слова, я вздохнул с облегчением.
– Вот такие дела, – сказал отец, – никто не может понять, что за чудеса происходят последнее время на заводе и в посёлке, как будто все подвергаются массовой галлюцинации или гипнозу, или имеют дело с таким мощным полтергейстом, который втянул в свои шалости уже весь наш город. Директор завода только разводит руками, и говорит, что ситуация выходит из-под контроля. Заводу и городу причинён материальный урон. Этого уже не скроешь. Из министерства должна приехать комиссия, чтобы разобраться во всём этом.
От такого заявления у меня душа ушла в пятки. «А что если эта комиссия докопается до нашего торсионного агрегата, который мутит воду в городке? – подумал я. – Тогда нам с Егором несдобровать. За всё придётся ответить по всей строгости закона».
В школу я пошёл с тяжёлым сердцем. На перемене Егор собрал нашу команду в актовом зале. Он спросил Тима:
– Ты отдал директору школы золото даосов?
Тот ударил себя по лбу и воскликнул:
– Вот, чёрт! Совсем забыл об этом золоте.
– Решил зажилить, – сказал Сологуб.
– А может быть, он решил вставить себе золотые коронки, – пошутил Колин.
Тим покраснел и гневно заявил:
– Как вы можете обо мне такое подумать?! Ребята, вы так не шутите. Вот хоть чем могу поклясться, что забыл про золото. Оно совсем вылетело у меня из памяти. Я даже не помню, где я спрятал его в доме. Что-то последнее время у меня с памятью совсем плохо стало.
– Оно и понятно, – сказал Гилёв, – когда речь заходит о золоте.
– Ей, Богу, отдам я это проклятое золото директору, – сказал Тим, – как только найду.
Царапина на щеке у Тимура почти зажила, но когда он покраснел, она проступила явственно. Все стали отпускать по этому поводу шутки.
– Ребята, – прервал их остроты Егор, – разве вы сами последнее время можете похвастаться хорошей памятью.
Ребята с удивлением признали, что у них с памятью не всё в порядке.
– Поэтому, – сказал Егор, – давайте подумаем, как нам восстановить память и свою былую духовность, а заодно помочь городу в восстановлении порядка и культуры.
Ребята задумались. Многие из них понимали, что в нашем городке, что-то происходит, но никто толком не мог разобраться, что именно. За короткое время тут многое изменилось.
– И как же мы восстановим порядок и культуру? – спросил Чубов.
– А память? – спросил Гилёв. – Я даже свои стихи не могу запомнить.
– А духовность? – поддержала их Катя.
– Всего можно добиться трудом, – заявил Егор. – Для укрепления памяти нужна тренировка и ежедневная интеллектуальная нагрузка. Для духовности необходима постоянная работа мысли, а для порядка и поднятия культуры нужен непрестанный труд. Само слово культура, подразумевает культивирование, иными словами, труд, приводящий постоянно что-то в порядок. Например, если вы стрижёте газон, или убираете где-то определённое местечко, то там не будет не запустения, ни дегенерации. Все интеллигентные люди постоянно заняты обработкой своего сада, который находится здесь.
И Егор показал на свою голову.
– Мы с вами победили даосов, мы в очень короткий срок достигли их духовной культуры, а затем, за тот же короткий срок потеряли всё, что имели. Поэтому на духовном поприще не главное что-то приобрести, а главное – это сохранить и надолго. Поэтому люди, встающие на путь духовного роста, делают его образом своей жизни.
Он ещё долго говорил о том, как победить в себе лень, как весь день работать с полной самоотдачей, а в конце речи заявил, что мы, как избранные и посвящённые в тайны даосов, должны принять свою собственную программу совершенствования.
– Что же это за программа? – спросил его Сологуб.
– Мы уже знакомы с программой даосов. – сказал Егор. – Помните? Она состоит из шести пунктов: прекрати свой обмен, затвори свои врата…
– Притупи свою остроту; освободись от своей раздельности, – дополнил Гилёв.
– Сгармонируй свой блеск; воссоедини свои пылинки, – докончил Колин.
– Вот именно, – сказал Егор, – мы приняли эту систему, как и многие миллионы китайцев. Но суть прогресса состоит в том, чтобы каждый человек мог не только приять какую-то систему на вооружение, но и создавать свою собственную. И это делается ни только для того, чтобы его творческий дух не застаивался, а чтобы он максимально мог приспособить свою душу к той системе, которая наиболее отвечает его потребностям и полнее раскрывает его личные качества. Каждый человек должен смотреть на мир своими глазами, видя те краски, которые воспринимает его зрачок. Вдыхать воздух своей грудью, ощущать запахи своим носом. Слышать своими ушами в том диапазоне звуков, который доступен его слуху. Чувствовать вкус рецепторами своего языка и ощущать мир в прикосновении своей собственной кожей. Кроме того, он должен думать своим умом, и стараться понять мир, пропуская через призму своей собственной философии. Но для этого он должен выработать свою собственную систему восприятия мира.
– И как же это сделать? – спросила его Катя.
– У каждого из нас должен быть свой секрет. Только он один может понять, что ему больше всего подходит при создании своего собственного инструментария.
– И тебя уже есть такой? – спросил его с иронией Сологуб.
– Может быть, – ответил Егор, – только что я создал для себя одну из таких систем для моего духовного роста. Я ещё не знаю, подойдёт она мне или нет. Я не апробировал её на себе. Но я вот хочу открыть её вам для того, чтобы вы на её примере создали для себя нечто похожее, но своё, то, что вам больше по душе. Я назвал её «Пять дней». Можете понимать её, как хотите, как руководство к действию, как систему аутотренинга, или как порядок осуществления какой-то задуманной работы. Эти пять дней могут у вас растянуться на целый год, на один месяц, одну недели, или несколько часов, а может быть, и минут, всё будет зависеть от быстроты вашей мысли.
– И что же это за пять дней? – спросил Тим.
– Мы берем вся неделю – семь дней, но два дня отбрасываем. Это субботу и воскресенье. Потому что субботой является земля, а воскресеньем солнце. Солнце – это для нас эталон, тот свет, который приходит к нам извне, а земля – это мы, или то дело, за которое мы берёмся. Итак, у нас имеется цель – эталон, и результат нашей работы. Свет солнца должен осветить землю. Понятно?
Только один Тим кивнул головой. Ребята и Катя напряжённо ждали, что скажет Егор.
– Итак, – продолжил он, – свет солнца светит нам в затылок, мы его не видим, потому что смотрим на землю, которая у нас впереди за пятью планетами. Это – Луна (понедельник). Это – Марс (вторник) с Меркурием (средой). И ещё – Юпитер (четверг) с Венерой (пятницей).
– Луна не планета, а спутник, – поправила его Катя.
– Не важно, – ответил он.
– Это расположение планет неправильно, – заметил Колин.
– Вы меня слушаете? Или будете перебивать? – теряя терпения, спросил их Егор.
Все замолчали.
– В таком порядке идёт восточный календарь недели, – пояснил Егор. – Так вот, луна, отражающая солнце, где-то яркая, где-то освещённая только на половину, а где-то вообще в затемнении. Это есть понятие той истины, свет от которой струится от солнца. Вам нужно понять эту истину, и проникнуться светом солнца.
– За свет истины взято солнце? – спросил Сологуб. – Сейчас понимаю.
– Да, – ответил Егор, – как только понятие достигнет полнолуния, наступает другой день, день Марса – Вторник. Во вторник мы решительно берёмся за дело и строим экспозицию сражения, а затем устремляемся вперёд с полной верой в победу. После этого наступает день Меркурия, среда, день полной трансцендентности и проникновения в высшие сферы интуиции и трансформации. Мы должны так понять идею, как её не видит никто, и посмотреть на дело Божьим взглядом не из нашей сферы, а со стороны Высшего Разума. Это и приведёт нас к трансформации. Трансцендентность всегда приводит к трансформации. После чего следует день Юпитера, четверг, когда мы этот трансформированный объект пропускаем через некий эфир, наполненный душой и разумом мира Юпитера, всё порождающего и всё принимающего в себя, создавая наполненный и законченный образ, форму или синопсис. Это и есть рождение основной идеи. И потом настаёт день Венеры, пятница, день милости Божьей, день творчества и творения. Вы создаёте шедевр, оплодотворяя свою идею в каком-то произведении, деле или мысли. Это – день появления на свет вашего собственного дитя: сочинения, вещи, стиха, картины, песни. Не важно чего, того, что создано вашей душой, руками, разумом, представлением. Это и есть пятый день творчества. На шестой день вы дарите свой подарок земле и радуетесь вместе с землёй, и отдыхаете, наслаждаясь своим творением.
– А на седьмой день, день солнца, мы сравниваем его с солнцем? – спросил я его, улыбаясь.
– Верно! – воскликнул он, – и если ваш земной подарок не соответствует небесному оригиналу, иными словами, тому свету истину, что струится из божественного сияния, вы его уничтожаете и принимаетесь лепить новый шедевр, более совершенный и приближенный к Истине.
– Интересная система, – сказала Катя, – нужно попробовать.
– Вот видите, – сказал Егор, – из всего можно создать для себя систему, главное в этом знать, чего вы хотите добиться. Постарайтесь сами сделать для себя что-нибудь более совершенное, чем мой скромный шаблон. Встретимся через неделю, и вы мне расскажите о своей собственной системе и определите в жизни своё призвание. Итак, с сегодняшнего дня мы с вами встаем на путь усердия и стремления к совершенству. Здесь наши пути расходятся. Каждый из вас пойдёт своим собственным путём. Желаю вам успехов во всех ваших начинаниях. Речь Егора воодушевила нашу команду. Все ребята разошлись по классам одухотворённые с желанием испытать себя в каком-нибудь творчестве.
Я отозвал Егора в сторону и озабоченно спросил его:
– Ты знаешь, что на завод приезжает из министерства комиссия по расследованию происшествий с ночным налётом.
– Ну и что? – спросил он.
– А если они узнают про наш торсионный агрегат?
– Как они узнают?
– Ну, не знаю. На то она и комиссия.
– Дураки они все, – заявил он и, улыбнувшись, хлопнул меня по плечу, – ничего они не поймут. Ты разве не видишь, что мы на голову их выше. Они даже не поймут, что это такое. И не поверят. По их стереотипам, такого явления не может быть в природе. А раз они не смогут это объяснить с научной точки зрения, то припишут всё временному помешательству или массовому психозу.
– А если бы кто-то погиб во время налёта?
– Ты ещё не понял, что все мы здесь в посёлке обрели бессмертие? С кладбища вернулись даже те, кто давным-давно умер. Разве может при этом положении кто-то умереть. Наше общее торсионное поле никому этого сделать не позволит.
Он почесал затылок и задумчиво молвил:
– Сейчас меня заботит другое.
– Что, именно? – спросил я его.
– Сможем ли мы при нашем усердии вернуть былую духовность. В это испытание мы все входим добровольно.
На этом мы расстались. М-да, Егор нам всем задал нелёгкую задачу: самоопределиться и начать свою собственную внутреннюю работу. Хорошо находиться в команде, когда за тебя всё решают другие, когда говорят, что следует делать, а чего делать не следует, и когда свобода выбора сужается. Чувствуешь себя автоматом, винтиком в большой машине, и потому нет нужды шевелить мозгами, и нет большой ответственности за неудачи и неправильные решения. Ведь не ты принимал эти решения, не ты строил эти планы, не тебе отвечать.
Система духовного совершенствования, предложенная Егором, показалась мне интересной, и я решил её испробовать на себе. Но, прежде всего, мне нужно было разобраться, что происходит вокруг меня и найти своё место в этих событиях. Итак, для начала, я должен был воспользоваться Луной, Понедельником. Осветить свой разум полным пониманием того, что происходит. Но для понятия Истины, мне нужно было установить, откуда я получаю этот свет, который наполнит меня этим пониманием. Из глубин Вселенной? Или от той небесной силы, которая контролирует нас и всё, что происходит в этом мире. Я подумал и пришёл к мысли, что такой силой может быть только одна сила Господа. Но всегда ли она властна над нами? И что такое промысел Божий? Мои родители были атеистами. Но я думаю, что они были просто обыкновенными людьми и не задумывались о разных сложных вещах, таких как религия или философия. Они жили своей жизнью и воспринимали окружающий мир так, как его понимали. Но меня это уже не устраивало, тем более после всех последних событий, которые мне пришлось пережить. Поэтому я и решил осветить свой ум истинным светом, таким же, каким луну освещает солнечный свет.
Несомненно, наши с Егором эксперименты помогли мне подняться над нашей обыденной действительностью, отвлечься от скучного серого существования нашего замкнутого в себе рабочего городка и понять, что существует огромный непознанный мир, о котором мы имеем смутное представление. Наши опыты с Егором сделали меня более сильным и породили неодолимое желание стать причастным к постоянной внутренней духовной работе. Мне захотелось узнать, что же происходит в мире на самом деле, не то, что написано в наших учебниках, которые нам не дают глубоких знаний, а выйти за порог миропонимания наших учёных, проникнуть в истинные тайны мироздания. Благодаря этим опытам, нам стало понятно, что какая-то неведомая сила вторглась в наш мир и ведёт с нами свою игру. Кто же, всё-таки, вершит все эти чудеса в нашем городке? Сила Бога или сила дьявола? А может быть, это наша собственная сила, которая по каким-то неизвестным нам законам проявилась в неком гипертрофированном виде, и над которой мы потеряли всякий контроль. И эта неуправляемая сила, подобно джину, вырвавшемуся из бутылки, стала творить то, что нам и не снилось раньше. И я решил разобраться во всём этом.
В нашем городке жизнь входила в прежнее русло. Горожане и рабочие ликвидировали последствие пожара в посёлке и на авиазаводе. Мы с Егором тоже приняли деятельное участие в разборке пожарищ тридцать шестой школы, магазина и кинотеатра «Рассвет», потому что они сгорели по нашей вине. Правда, этого никто не знал, но мы чувствовали себя виноватыми. На месте школы было решено построить бассейн, тем более что он стоял рядом с баней. На месте деревянного магазина планировалось возвести небольшой магазинчик и автостоянку. А к развалинам кинотеатра никто не проявлял интереса, так как последнее время жители отвыкли ходить в кино, потому что в каждой квартире имелся телевизор. Развалины кинотеатра так и остались стоять, сиротливо выставив напоказ свои дорические колонны танцевального зала. Мы с Егором очень переживали пожар в школе, хотя в районе парка строилось для этой школы новое современное здание. До времени окончания строительства учеников этой школы распределили по другим школам. И в нашей школе занятия стали проводить в две смены. Что касается ущерба авиазавода, то все сгоревшие вертолёты оказались бракованными. Поэтому директор не сокрушался по этому поводу. Как бы там ни было, но пожар и восстановление посёлка и завода, как случается во время несчастий, сплотили людей, заставили их встряхнуться и забыть о своей лени и безответственности. Ко многим стала возвращаться память.
Для нас с Егором это происшествие тоже стало встряской. Мы серьёзно стали задумываться над целесообразностью продолжения нашего эксперимента. Встав на путь духовного роста, мы всё больше осознавали, что не имеем права продолжать этот эксперимент, так как он затрагивает интересы и жизни многих людей. И мы сознательно решили отключить наш торсионный аппарат. К этому решению, кстати, пришёл сам Егор. Как-то вечером он вызвал меня в сквер и озабоченно сказал:
– Знаешь, мне кажется, что нам стоит прервать наши опыты, потому что не известно, к чему они могут нас привести.
– Вот именно, – воскликнул я, обрадовавшись. – По моим математическим подсчётам может получиться, что наш посёлок и авиазавод могут вообще исчезнуть с лица земли. Не то, чтобы они совсем исчезли, но они могли просто замкнуться в некую непроницаемую сферу, куда никто не сможет попасть, и откуда никто не сможет выйти. При высоком торсионном поле с ускорением может вообще произойти чёрная дыра, и нас всех затянет в какое-нибудь другое измерение.
Я врал всё это ему, потому что никаких математических расчётов не делал. Но страх за будущее гнездился в моём сердце. Интуитивно я чувствовал, что мы сами не только движемся в неизвестное, но и тянем за собой других, поэтому мне это не очень нравилось.
– Представляешь, – сказал я, – если наш город и завод зависнут в каком-то неопределённом пространстве, откуда не будет ни выходы, ни входа? Откуда завод будет брать комплектующие детали? А продукты и прочие товары повседневного спроса? Я думаю, что мы не сможем прожить без нашей страны.
– Ну, эту проблему можно решить, – возразил мне Егор, – ты забыл о снеге, который превращает влагу в консервы и прочие деликатесы.
– Но с нами нет даосов, – уже я возразил ему.
– А мы, разве, не даосы? – заявил он мне. – Разве мы не проникли в тайны даосов и не победили их в честном поединке. Нашему разуму сейчас под силу решать любые проблемы. Но дело сейчас не в этом.
– А в чём? – спросил я его.
– В одном ты прав, – сказал он, – что наша реальность может схлопнуться, и нас унесёт куда-нибудь космическим ветром к чертям на кулички. Это вполне возможно по всем физическим законам электромагнитных полей. Не хотелось бы терять связи с землей.
– Я об этом и говорю! – обрадовано вскричал я. – Зачем нам где-то болтаться в космосе или жить среди незнакомых нам сущностей, когда у нас свой рай на земле?!
Он задумчиво потёр переносицу и сказал:
– М-да, я с тобой согласен. Нам не нужно отрываться от земли и от всего нашего мира. Всё равно весь земной шар мы туда не перетянем, слишком много энергии понадобиться для этого. Но у меня есть одна просьба к тебе.
– Какая? – спросил я его.
– Пока у нас есть возможность там побывать, я хочу туда отправиться.
– Куда, туда? – не понял я его.
– Ну, в то измерение, к даосам. Не забывай, что туда улетела моя возлюбленная.
– О чём ты говоришь?! И как ты туда намереваешься отправиться?
– Ты же не забыл, что мы открыли в себе пара нормальные способности, – сказал он, – мы обрели возможность переноситься туда, куда хотим попасть. Помнишь даоса Железную Клюку, того, что любил путешествовать по мирам? Так вот, я хочу сделать то же самое. Я хочу посмотреть, что есть за той гранью, которая нам с тобой пока ещё не доступна. Родители мне ничего не могут рассказать. Может быть, они не имеют на это права, а может быть, вернувшись в наш мир, они оставили в том мире свои знания и память. Я хочу знать, что там есть.
– А если ты попадёшь ни в тот мир?
– Тогда попаду в другой. Это тоже интересно. Как бы там не было, пока у нас есть такая возможность, я должен её использовать. Ведь мы же с тобой исследователи.
– А если ты не сможешь вернуться оттуда? – спросил я его.
– Тогда ты один отключишь торсионный агрегат, а моё тело сожжёшь, я не хочу, чтобы в него вселилась какая-нибудь другая тварь или сущность.
– О чём ты говоришь?! – в ужасе воскликнул я. – Как я смогу сжечь твоё тело.
– Очень просто, – ответил он, – попроси наших друзей из команды, они помогут тебе отнести моё тело ночью за город. И там вы его сожжёте.
– Не говори ерунды! – вскричал я, – этого никто делать не будет.
– Тогда тебе придётся достать серной или азотной кислоты и облить моё тело. Оно сгорит под их воздействием.
– Ничего я с тобой делать не буду, – заявил я.
– Я отбуду на шесть дней, – твёрдо сказал Егор. – Если через шесть дней не вернусь, то сделаешь всё, как я сказал.
– Почему шесть? – удивился я.
– Больше этого мне нельзя будет пребывать в том эфире, иначе я просто уже не вернусь, и с отключением агрегата тянуть тоже не стоит, я чувствую, что через шесть дней начнут происходить необратимые процессы, и тогда может произойти катастрофа.
– Но как ты это понял?
– При помощи этого, – сказал он, показав на свою голову, и ещё мне помогла моя система пяти дней, о которой я уже вам говорил.
– Расскажи, – попросил я его, – а то я не могу пройти даже стадию луны и осилить Понедельник. Мой мозг никак не наполняется светом.
– Хорошо, – сказал он, улыбнувшись. – Так вот, слушай. Используя мою систему рабочих дней, я постарался понять, каким светом озарился мой разум.
– Вот, именно! – воскликнул я. – Это очень важная вещь – понять, под какое небесное влияние попадаешь.
– Да, – спокойно согласился со мной Егор, – важно отличить истинный свет от ложного света. Так вот, погрузившись в небесное сияние, я узрел Истину. А Истина заключалась в том, что после «пятерых», которые мы определили как дни недели, должны прийти «четверо». Это будут четыре мудрости. Или иными словами, «мудрости святости».
