Владимир Фёдорович Власов
Наш эксперимент
Слушая эти вещи, я чувствовал себя полным идиотом. И подумал, что Егор, вероятно, испытывал то же самое. В мою душу вдруг закрался страх. Я вдруг осознал одну вещь: как же мы собрались их одолеть, если даже не понимаем, о чём они с нами говорят? Однако Егор не подавал вида, что их не понимает. К моему удивлению, он на некоторое время застыл на месте, как будто его всего парализовало. Я даже на некоторое мгновение испугался за него, решив, что даосы его загипнотизировали. Но затем он, придя в себя, сделал кивок, давая понять, что понял то, что ему хотела сказать девица.
Затем мы перешли к обсуждению правил, которых мы должны придерживаться во время игры. В основном, говорил Егор. Как и во всём другом, я предпочёл отдать ему пальму первенства, потому что догадывался, что он умнее и практичнее меня. Даосы приняли все его правила. Мы договорились сыграть наш матч в спортзале нашей школы вечером через неделю. Даосы откланялись и улетели. Глядя в тёмное небо, я спросил Егора:
– Ты понял всё, о чём они тебе говорили?
– Да, – просто ответил он мне.
Я посмотрел на него пристально, стараясь понять, не дурит ли он меня.
– Ты понял, откуда взялись мертвые? Как они ожили? И как размножились герои, космонавты и композиторы.
– Да, – опять ответил он мне.
– Тогда объясни мне.
– Чтобы понять даоса, нужно проникнуть в его сущность, – сказал Егор. – Здесь нужно переходить на совсем другие координаты мышления. Как говорил философ Чжуанцзы, мудрость – в пробуждении, ради забытья в интимно-неведомой данности.
– Откуда ты знаешь этого философа? – удивился я.
– От бабушки, – ответил он и продолжил, – пробуждение даоса от забвения истока бытия не преодолевает забвения, а скорее вводит в него, приучает мыслить немыслимое как имманентную основу самой мысли.
– Это мне не понятно, – заявил я, – ты говоришь слишком сложно для меня.
– Если ты и ребята не поднимутся до этого уровня, – предостерёг он меня, – то мы проиграем им матч.
– Но зачем нам подниматься до этого уровня? – возразил я ему. – Ведь мы с ними будем играть не в бирюльки с разными интеллектуальными выкрутасами, а в мяч.
– Ошибаешься, – сказал он мне, – чтобы знать природу даоса, нужно представлять, откуда он берёт силу.
– Ну, и откуда? – поинтересовался я.
– В интеллектуальном постижении реальности даос обретает необоримую духовную силу и становится подлинным хозяином самого себя. Забытье для даоса – это состояние, когда мысль спонтанно внемлет немыслимому. Даос не мешает раскрыться истине. Он не видит её в обычном смысле. В тот момент истина не является объектом его созерцания, потому что она ближе к нему, чем его собственное я. Истина находится в нём самом, в его груди. В его сердце. Чжуанцзы говорил: «Научись видеть, где всё темно, и слышать, где всё тихо. Во тьме увидишь свет, в тишине услышишь гармонию». Мудрость для даоса в том и состоит, чтобы не открывать что-то, никому не известное, а научиться видеть, что нечто даётся человеку прежде всякого познания, научиться внимать непреходящей правде вещей. В тот момент, когда говорила та девушка, я мысленно перенёсся в тот мрак и тьму, которую она назвала Небесной Сокровищницей, и я явственно увидел, как могут ожить мёртвые, как может размножиться один и тот же человек, если он даже давно умер. Мне трудно объяснить тебе это, потому что ты на многие вещи смотришь, и не видишь, слушаешь слова истины, и не слышишь их сути.
От этих слов я обиделся и засопел.
– Не обижайся, – сказал он мне, ласково тронув меня за локоть, – за очень короткое время мы все должны увидеть в тёмном светлое, а в светлом – темное. Если мы не научимся на тренировках впадать в забытье, погружаться в сиятельный мрак, откуда идёт поток и движение, то мы не увидим того Единого и Единственного, что есть Истина. И никогда не сможем перехватить мяч, который будет лететь на нас, но пролетит сквозь нас. Мы не распознаем движение, которое через мгновение произведёт наш противник, чтобы обойти нас и забросить мяч в наше кольцо. Мы будем слепы и беззащитны, как котята. Потому что против нас будут играть бессмертные.
При этих словах моя обида мгновенно улетучилась, и я понял, что он говорит дело. Мы договорились на следующий день собрать команду и сразу же после занятий в школе пойти на тренировку. Распрощавшись, мы отправились по домам, чтобы хорошо выспаться и набраться сил.
На следующий день я подошёл к Кате и сказал ей, что мы с Егором собираем сильную команду, чтобы сразиться с циркачами. Когда я пригласил её принять участие в матче, она удивилась:
– Восемь человек в поле? И я одна девушка среди парней?
– Их команда будет играть тоже в таком составе, – сказал я.
– Но мы им продуем, – заявила она, – ты же видел, что они вытворяли в небе на своём представлении.
– Видел, – сказал я. – Но и мы сможем так в нашем зале.
– Как?! – воскликнула она с большим скепсисом.
– Приходи к нам на тренировку, и увидишь.
После занятий мы встретились с Егором. К нам подошла Катя. И мы вместе отправились в спортзал. Там уже шла тренировка нашей самой лучшей команды баскетболистов. Нам нужно было отобрать среди них пятерых самых лучших игроком. В своём отборе мы учитывали те особенности игроков, которые могли пригодиться нам в игре с даосами.
Катя должна было противостоять бессмертной деве Хэ, я брал на себя Квазимодо Люя, Егор – Чжуан Ли по прозвищу Облачный Дом. Из нашего класса мы выбрали только Тима. Он чем-то походил на даоса по имени Чистая Пустота, который имел золотую пластинку и во всём был артистичен, обладая весёлым нравом, не лез в карман за словом. Из соседнего класса мы приглядели Чуба, которого могли противопоставить магу Кентавру с бумажным осликом, и Гилёва, нашего школьного поэта, сочиняющего забавные стишки, которые были не хуже песенок Юродивого. Даоса по прозвищу Железная Клюка мог удержать только Сологуб из девятого класса толстяк, но вместе с тем силач и очень проворный парень. С Садовником, вызывающим снег и выращивающим цветы, мог справиться только наш школьный пройдоха Колин из восьмого класса «А» с его фокусами и постоянными розыгрышами друзей.
Когда мы объявили, что им оказана высокая честь, принять участие в дружественном матче с циркачами, они нам вначале не поверили. Тим заявил, что мы всех разыгрываем. Тогда Егор предложил ему пари, если этот матч не состоится, то он проглотит бритву, как делали это китайские сановники перед императором. Проигравший пари должен сделать то же самое. Тим тут же отказался от пари, и все поверили Егору.
– В таком случае, – сказал он, – нам нужно тренироваться, чтобы любым случаем добыть нам победу.
– Но выиграть у этих циркачей, – выразил сомнение Сологуб, – всё равно, что слетать на Луну.
– Значит, мы должны слетать на Луну, – объявил Егор. – Те, которые боятся, что их побьют, уже побиты.
Егор вышел на середину поля и попросил отобранных им ребят расположиться на полу полукругом. Мы с Катей тоже сели рядом с ними.
– Мы разговаривали с ними, – сказал он нам, стоя посреди поля, – и поняли, что они даосы. Только даосы могут перемещаться в пространстве, видеть в темноте и слышать в тишине. Чтобы победить даосов, нужно нам самим стать даосами.
Такое заявление заинтересовало ребят. Не все из них знали, кто такие даосы, но недавнее представление в сквере всех впечатлило.
– Вы хотите стать такими же лёгкими и всепроникающими, как даосы? – спросил ребят Егор.
– Хотим! – в один голос воскликнули они.
– Тогда, вам нужно представить, что они сейчас наблюдают за вами.
Ребята стали озираться по сторонам.
– Вы меня не так поняли, – сказал Егор, заметив их реакцию, – можно оставаться очень далеко от этого места, но знать, что здесь происходит.
– Как? – удивился Сологуб, сидящий в позе лотоса на своих толстых ногах. – У них, что же, есть телекамеры.
– Их телекамеры здесь? – сказал Егор, стукнув себя пальцем по лбу. – Потому что они знают поток времени и поток движения. Они знают, что здесь происходит. Для того чтобы соответствовать им, вам нужно знать, что происходит у них.
– Но как это сделать? – удивился Сологуб.
– Вы должны на некоторое время забыться и представить то, что невозможно представить на первый взгляд. А именно, помыслить то, что невозможно помыслить тут и сейчас. И ещё точнее: узнать непознаваемое, увидеть невидимое, услышать неслышимое. Но главное: понять не только ту реальность, которая уже осуществилась в далёком невидимом и неслышимом от вас месте, но и узнать, что с ней произойдет.
– Но как это сделать? – удивились все сидящие на полу ребята.
– С физической точки зрения я не буду это объяснять, – сказал Егор. – Это очень сложно и связано с торсионными полями, это только собьёт вас с толку. Давайте говорить только о практике. Когда вы закроете глаза и погрузитесь во мрак, представьте, что та темнота, которую вы видите с закрытыми глазами, есть сиятельный мрак, в котором при вашем сильном желании, обязательно забрезжит сияние правды. То есть то, что уже происходит, и то, как произойдёт это в будущем. Сияние правды – это не образ Сологуба, которого мы все сейчас видим, а Сологуб, скрытый в Сологубе.
От этих слов у Сологуба от удивления открылся рот.
– Мы должны почувствовать, что он сейчас собой представляет.
Все рассмеялись, а Сологуб хитро улыбнулся и спросил:
– Так что я думаю?
– Вот, – сказал Егор, – он уже поставил защиту. Молодец! И мы уже не можем проникнуть в его мысли. Он знает, что мы пытаемся проникнуть в его голову, и у него срабатывает защита, он противодействует всем нам, как бы отгораживая свои мысли экраном от нашего проникновения.
Ребята с интересом посмотрели на Сологуба.
– Так и со всеми нами, – продолжал Егор, – мы должны научиться защищать свои мысли и проникать в чужие.
– Но как этому научиться? – спросил Чуб. – Как увидеть это сияние правды?
– Любое светлое несёт в себе тёмное, – сказал Егор, – а в тёмном есть всегда светлое. Наша с вами задача – разглядеть то и другое, одно в другом. Движение, которое охватывает весь наш мир, содержит в себе множество вещей, сущностей и явлений, уже проявленных и несущих свои имена. Но в этом же движении таятся ещё не проявленные и безымянные образы, которые можно видеть, погрузив себя в забытье. Стремитесь почувствовать это не проявленное, но уже заложенное в той данности, с которой вы сталкиваетесь.
Сидящий с закрытыми глазами Колин спросил:
– Но как же во мраке можно увидеть свет?
– Тресни себя по лбу и увидишь свет, – сказал сидящий рядом с ним Тимоша.
Все засмеялись.
– Это должен быть не просто свет, – сказал Егор, – а свет, как небесное сияние, передающее идею абсолютной открытости присутствия всего, что скрыто от наших глаз. Этот свет должен осветить всё, другими словами, он должен высветить даже дорефлективное и совершенно свободное присутствие, дающие бытие. То есть, то обычное место вещей, которое не равнозначно тому, которое указано нашим обыденным сознанием.
Некоторые ребята переглянулись, и Егор понял, что до некоторых его мысли не дошли. И он увлечённо воскликнул:
– Как же мне проще объяснить вам?! Возьмём, к примеру, свет. Свет – это исключительное свойство открытого пространства. Но присутствие, дающее бытие, недоступно объективной силе мышления, и поэтому скрывает себя. Открытость присутствия бытия нам как бы немыслима, потому что мы не можем знать наверняка, существует ли эта вещь, или этот феномен в реальности. Поэтому даосы достигают его своим раскрепощённым погружением в него забытьем. В нашем сердце как бы возникает потайной свет, в котором и проявляется эта вещь, или это событие. Если вы достигните в себе способности погружать себя в это состояние, то вы не только сможете противостоять даосам, угадывая каждое их движение, но и обретёте способность понимать реальное развитие всех событий в мире.
Егор закончил свою речь. Ребята сидели на полу погружённые в свои мысли. Никто не задавал вопросов.
– А сейчас, – сказал Егор, – давайте закрепим эти знания на практике в игре.
После этого мы начали нашу тренировку, и ребята, слушавшие объяснения Егора, играли намного сильнее, чем до этого. Можно было сказать, что вся команда была в ударе.
После тренировки мы втроем: Катя, Егор и я, отправились домой. По дороге Катя спросила Егора:
– Откуда ты всё это знаешь?
– Что? – спросил он рассеянно.
– Все эти мудрости, – пояснила она.
– Так, – неопределённо ответил он, – бабушка мне рассказывала.
Услышав этот разговор, я почувствовал, как внутри меня что-то шевельнулось похожее на ревность. Я испугался, что потеряю Катю, которая может полюбить Егора. Женщины всегда тянутся к самым умным и сильным. Хоть он был и младше меня, но я чувствовал, что знаний у него больше, чем у меня. От всего этого у меня начало портиться настроение. Когда Катя, простившись с нами, ушла, я спросил Егора в расстроенных чувствах:
– Ты бьёшь клинья к Кате?
– С чего ты взял? – удивился он.
– Катя уже начинает интересоваться тобой.
– Но разве я виноват в этом?! – воскликнул он. – Мне совсем это не нужно, потому что я влюблён.
– В кого? – задохнулся я от такого признания. – В Катю?
Егор рассмеялся.
– Я вижу, последнее время ты совсем поглупел, – улыбаясь, заметил он. – Как я могу влюбиться в Катю, когда я люблю другую девушку.
– Кого? – спросил я.
– Вечную деву Хэ.
– Когда ты успел её полюбить? – спросил его.
– Мы с ней встречаемся по ночам.
– Когда спят твои родители?
– Да, – ответил он, – она ко мне прилетает, и мы ведём с ней долгие беседы.
– Так вот, значит, откуда у тебя эти знания, – осенила меня.
– Да, – ответил он, – конечно, бабушка мне тоже рассказывала о даосах, но большую часть знаний я почерпнул от неё.
– И о чём же вы с ней ведёте беседы?
– Она наставляет меня на путь мудрого.
– И как это она делает?– с интересом спросил я.
– В первую же нашу встречу она рассказала мне, как она это делает. Она наставила уже многих. Кто-то стал учёным с мировым именем, кто-то искусным каллиграфом, художником или писателем. Но лишь немногие до конца прошли по этому пути, превратившись в даосов. Она считает, что я тоже имею соответствующие способности, но ещё не постиг этого пути. Я спросил её, если бы кто-то изъявил желание пойти путём мудрого, что бы она делала? И она мне ответила: «Вначале я бы лишь его удерживала и ему говорила, а через три дня он сумел бы познать отчуждённость от Поднебесной. После того как он познал бы отчуждённость от Поднебесной, я бы снова его удерживала, и через семь дней он сумел бы познать отчуждённость от вещей. После того как он познал бы отчуждённость от вещей, я бы снова его удерживала, и через девять дней он сумел бы познать отчуждённость от жизни, был бы способным стать ясным, как утро. Став ясным, как утро, сумел бы увидеть Единое. Увидев Единое, забыл бы о прошлом и настоящем. Забыв о прошлом и настоящем, сумел бы ступить туда, где нет ни жизни, ни смерти».
– Вот оно что? – удивился я.
– Значит, ты хочешь стать даосом?
– Не знаю, – ответил он, – но нам нужны знания, чтобы их победить. Поэтому я и стал встречаться с ней. Она мне сказала, что сможет наставить меня на путь Дао.
– И ты согласился на этот опасный эксперимент?! А вдруг ты покинешь нас, или просто умрёшь?! – воскликнул я с негодованием. – И оставишь нас одних расхлёбывать эту кашу, которую ты заварил.
– Я на это согласился только ради того, чтобы узнать их секреты, – оправдывался Егор, – чтобы понять, как их победить.
– И что же ты узнал? – спросил я.
– Я понял, что такое забыть себя, отказаться от человеческого искусственного. Это и есть проникнуть в природу. Человек, уподобляющийся и следующий Единому, достигает Пути Дао. Его свойства совершенного подобны свойствам самого Дао. Отказавшись от субъективного, мудрец приобретает особую целиком соответствующую природе натуру. Основой его формы становится чистая энергия. Чистота энергии мудреца обусловливает его особую природу, так называемый характер.
– И сколько дней ты уже с ней встречаешься? – спросил я Егора.
– Уже больше недели, – ответил он.
– И за это время ты успел в неё влюбиться?
– Да, – ответил он. – Мудрец видит все связи между собой и другими в единстве, сам не ведая, почему таков его характер.
– Значит, ты можешь последовать за ней, если её любишь, – сделал я предположение. – Признайся, тебе нравится их жизнь?
– Не знаю, – ответил он уклончиво, – даосы странствуют в едином эфире неба и земли. Дао не может им повредить, человеческое не наносит урона, бедствие не затронет башню их разума. Они не строят планов – и им не нужны знания. Они не торгуют – и им не нужен товар. Вместо всего этого мудреца природа кормит естественной пищей. Поскольку пищу он получает от природы, зачем ему людское?
– И чем же питаются даосы? – спросил я его.
– Они вдыхают ветер и пьют росу, а зерном не питаются.
– Скажи, – спросил я, взяв его за рукав курточки, – а чем питаешься ты?
– Последнее время я стараюсь ничего не есть, – ответил он.
– А твои родители чем-то питаются? – спросил я его, холодея внутри.
– Нет, – ответил он, – с тех пор, как они появились, у них не было во рту маковой росинки.
– Как же они живут?! – воскликнул я. – Что поддерживает их жизнь?
– Их жизнь поддерживает внутренняя энергия.
Я вспомнил, что и моя собака ничего не ест, а остаётся всегда одинаково спокойной и весёлой.
В этот вечер я расстался с ним с тяжёлым сердцем, серьёзно опасаясь за его судьбу. На следующий день в школе во время перемены я отозвал Катю в сторону и сказал:
– Ты знаешь, с Егором творится что-то неладное. Я очень опасаюсь за его здоровье.
– А что такое? – спросила она, встревожено.
– Он общается с бессмертной девой Хэ и, кажется, влюблён в неё ни на шутку.
Я внимательно следил за Катиной реакцией. Но она не проявила никаких эмоций, лишь спокойно спросила:
– И что из этого?
Потом, немного подумав, добавила:
– Так вот откуда он всё это знает. А я-то думала…
– Что ты думала? – спросил я её.
– Ничего, так, – ответила она, махнув рукой.
– Он очень изменился, – сказал я озабоченно, – ничего не ест, так же, как и его родители.
– Мой маленький брат тоже ничего не есть, – заметила Катя, – вначале мы очень беспокоились, но сейчас к этому привыкли. Весь день он играет, не сидит на месте. Но ночью спит, ни разу не проснётся. Ложится с заходом солнца, а встаёт с первыми утренними лучами солнца. Но я слышала, что так делают сейчас многие, особенно те, кто вернулся с кладбища.
– Меня очень тревожит то, что Егор живёт со своими родителями, вернувшимися с того света, – опять сказал я.
– А что ты переживаешь, – сказала Катя, – половина нашего города сейчас живёт с родственниками, которые вернулись с кладбища. Все уже к этому привыкли. Никто ничему не удивляется. И никто об этом не беспокоится.
– Но если Егор совсем перестанет питаться, то он может умереть.
Катя улыбнулась и сказала:
– Что-то я не слышала, чтобы в нашем городе кто-то умер за последнее время. Мне, почему-то, кажется, что уже никто не умрёт.
– Ты думаешь, что все обрели бессмертие? – спросил я.
– Похоже на это, – ответила она.
Так мы с ней и не договорились ни до чего, а после уроков вместе пошли на тренировку.
Я внимательно присмотрелся к Егору, стараясь уловить в его чертах признаки утомления или истощения, но ни того, ни другого не было видно. Он, как всегда, казался свежим и бодрым. Возможно, подумал я, что он живёт за счёт энергии торсионных полей нашего агрегата, установленного на крыше над его квартирой.
Перед тренировкой Егор опять прочитал нам небольшую лекцию о даосизме. Он учил нас науки жизни «по сиянию правды», которое заключалось в том, чтобы презирать блеск лукавых речей, не держаться за самодельную истину, но оставлять всё на своём месте. Многое из того, что он нам объяснял, мы не понимали. Но он и не стремился нам это объяснить, говоря, что до всего мы дойдём своим сердцем. Знания даосов он сравнивал с Небесной сокровищницей, спрашивая нас:
– Кто знает бессловесное рассуждение, несказанный путь?
И мы молчали и смотрели на него, как бараны на новые ворота. А он тем временем продолжал:
– Это, если кто-нибудь способен его знать, называется Небесной Сокровищницей. Добавляй в неё – и она не наполнится, черпай из неё – и она не оскудеет, и неведомо, откуда она возникает. Назовём сие потайным светом.
Он сказал нам, что цитирует некоторые изречения Чжуанцзы, но нам было всё равно, кого он цитирует, лишь бы это способствовало нашему успеху. Во время небольшого перерыва я сделан несколько снимков команды своей цифровой камерой.
В этот день то ли от усталости, то ли от его речей, которые стали нам уже порядком надоедать, нам не очень давались передачи мяча. И он прервал тренировку и снова усадил нас всех на пол. Он спросил нас, хотим ли мы выиграть предстоящий матч. Мы сказали, что хотим. Тогда он посадил нас в круг и сказал, чтобы мы очень быстро передавали мяч друг другу. Когда началось ускорение передачи, мы опять потеряли мяч.
– Что вы делаете? – спросил он нас с раздражением.
Мы молчали.
– В игре происходит то же самое, что и в жизни, – заявил он. – Вы получаете мяч, вы его отдаёте. Всё очень просто: приход и уход. Это и есть идея слитности, общая идея превращения вещей.
Мы слушали его слова.
– Вы не можете передавать мяч друг другу даже в спокойной обстановке. Как же вы хотите передавать его во время игры с высшими сущностями, когда вы будете постоянно перемещаться? Вы его тут же потеряете, и от этого будут зависеть победа или проигрыш.
Мы стали к нему прислушиваться, потому что нам хотелось одержать победу над даосами.
– Приход и уход мяча нельзя вычленить из реальности, – сказал нам Егор, – из целостного потока, и то и другое всегда дано в становлении. Каждое мгновение представляет собой неразрывное единство «прибытия» и «ухода», так как оба понятия оказываются несостоятельными. Вы должны привыкнуть к неожиданным мечам, летящим на вас со скоростью пушечного ядра. Даосы будут пользоваться этим приёмом. Я это знаю.
– Как же мы будем ловить такие мячи? – удивился Сологуб. – Ведь его можно даже не разглядеть в воздухе.
– Совершенно верно, – сказал Егор, – лодка, скрытая от взора, движется незаметно. Миновать путника, идущего навстречу, значит никогда не встретиться. Ничего нельзя остановить на миг, в мгновение ока всё появляется и исчезает.
Каким бы он не был странным, и как бы туманно нам не объяснял, но его объяснения помогали нам играть лучше и двигаться быстрее. Домой мы все возвращались уставшие и измотанные тренировкой до изнеможения, но зато все были довольные, потому что наше мастерство возрастало с каждым днём.
Вечером, придя домой, я включил компьютер и перевёл снимки со своей цифровой камеры на экран. Затем я растащил лица членов нашей команды с фотографий, присоединив их к моим безликим ангелам. Ангелы стали похожими на учеников нашей школы. Среди них оказалась и Катя, только мы с Егорами по-прежнему оставались драконами. Как только ангелы получили своё завершение, они тут же начали игру с даосами. На сей раз вместо нашей летающей тарелки, они играли с баскетбольным мячом, который я изобразил на экране. Ангелы каждый раз проигрывали даосам. Я просмотрел несколько игр и от усталости заснул прямо за экраном компьютера.
В тот вечер за ужином с родителями я впервые попробовал взглянуть на некоторые вещи по-другому, как учил нас Егор, в «сиянии правды». Отец рассказал, что все взрослые люди, вернувшиеся с кладбища, устроены на работу. Директор завода перевёл свою секретаршу в инженерный корпус, а на её место устроил свою жену. Он ездил вместе с ней на работу, ходил сияющим по цехам и постоянно пребывал на седьмом небе от счастья. Дела на заводе сразу же наладились то ли оттого, что директор постоянно пребывал в благодушном настроении, то ли оттого, что в рабочий коллектив влилась новая свежая сила, побывавшая на стажировке неведомо где, и вернувшаяся на завод с таким творчески креативным потенциалом, что бюро патентов за короткий срок было завалено рацпредложениями. Это сказалось на выпуске основной продукции завода – военных вертолётов. Производство их увеличилось сразу же в несколько раз, а их модель была доведена до такого совершенства, что превзошла все аналоги в мире. Машина стала не только очень послушной в управлении и виртуозной в работе в небе, но и превратилось в самое грозное оружие в мире, превзойдя в несколько раз «чёрную акулу», что стало объектом пристального внимания американских шпионских спутников. Для сохранения государственной тайны директор добился разрешения военного министерства закрыть город от всех посторонних лиц. Жители городка тоже обязаны были получать специальное разрешение на выезд по очень уважительным причинам. Но всё это было сделано, как думается, лишь с одной целью – не допустить утечки информации о чудесах, творящихся в городке. Впрочем, охотников распускать языки и так не было. Все жители городка держали язык за зубами, потому что от этих чудес им перепадало много того, чего они не хотели бы лишаться.
Мать, в свою очередь, рассказала подробности от своей подруги-продавщицы о странном явлении, произошедшем во время превращения снега в манну небесную. Возле магазина с вывеской «Консервы» вся улица была завалена всевозможными консервами, которые когда либо продавались в этом магазине. Там были такие деликатесы из говяжьих языков и куриных крылышек, которые она пробовала ещё в детстве. Неплохие консервы оказались и довоенного производства, и что удивительно, все они прекрасно сохранились. Откуда они взялись, этого никто не знал, да и не хотел особо напрягать свою голову. Все лопали деликатесы до отвала. А многие благодарили случай, что им хоть раз в жизни удалось попробовать то, чем питались их умершие родители. Однако ожившие родители хотя и не брали ничего в рот, но радовались вместе с детьми тому, что те расширили своё представление об их прожитой юности.
Используя Егоров метод «сияния правды», я пытался вникнуть в суть произошедших событий и найти хоть какое-то объяснение всем этим чудесам. Я видел, что многие люди радовались переменам, потому что их жизнь стала праздником. Но, не смотря на полное изобилие всего в нашем городке, никто не придавался ни лени, ни праздности. Просто, у всех было приподнятое настроение. Многие из них обрели то, что давно безвозвратно потеряли. Прошлое вернулось в их жизнь и вернуло им все их утраты. Я старался понять при помощи нового метода мышления, как могло это произойти. Нет, конечно же, я помнил о нашем торсионном поле, которое изменяло реальную действительность, но мне хотелось понять, почему всё происходит так, а не иначе. Напрягая свой разум, я постепенно стал понимать, что всё в нашем мире не так просто, как видится на первый взгляд. Как говорил Егор, цитируя Юэ Гуана, «указатели не пребывают», то есть не характеризуют означаемое, и тем самым не определяют истинно-сущее. Мы видим то, чего совсем не видим. И внешние признаки, совсем не раскрывают внутреннего содержания. Как говорил Егор, цитируя другого китайского философа Чжуанцзы: смотреть на вещи в «сиянии правды» означает прозревать равенство всех вещей в их изначальной природе и понимать одинаковую истинность и ложность всякого суждения о них.
И я вдруг понял, что хотел сказать Егор, когда я спросил его на крыше, что он думает о том, почему у нас в посёлке получилось сразу же много Моцартов, Чайковских и Гастелло. Мне тогда показалось, что он уклонился от ответа потому, что сам этого не понял. Но меня вдруг осенило, что помимо того, что мы получаем знание от родителей, от школьных учителей и друзей, всё же основные знание мы приобретаем из реальной жизни, где многое необъяснимо. Но вместе с тем, всё-таки можно понять интуитивно, что происходит, потому что нет таких слов, чтобы всё можно было разложить по полочкам с помощью звуков речи и письменных символов. Это происходит, как говорил Егор, ссылаясь на мнения великих даосов, потому что многое из постоянно трансформирующегося бытия остаётся за пределами сказанного. Это как сила безмолвия, творящее слово и оставляющее позади себя безжизненную цепочку слов. Главное в прозрении – это услышать анонимный глас небесной флейты, сокровенный вселенский ветер, который возбуждает всё многоголосье мира. Этот глас не существует вне его самого, но и не сводим к отдельным голосам.
И вдруг я понял, как многогранен мир, а в нас есть некий скрытый инструмент, ключик, который находится в нашей голове, способный раскрыть его и узнать все его секреты. Хотя, как сказала Егору его вечная дева Хэ, «ни словом, ни молчанием не выразить предела вещей».
И я вдруг почувствовал, что меня совершенно покинула леность ума, и что я вдруг загорелся неутолимой жаждой познать всё в этом мире. Я уже не осуждал Егора за то, что он хотел последовать за своей возлюбленной в неизведанные дали, потому что там таилось что-то новое для нас, непознанное нами. И наша жизнь является движением от незнания к великому познанию, что бы нас не ожидало впереди.
На следующий день, слушая на уроке объяснение учителя, я вдруг поймал себя на мысли о том, что не слышу слов учителя. В его словах было движение, и я, как отстраненный от потока его слов, вдруг увидел это движение своим внутренним взором, и то, что он нам говорил, показалось мне смешным, потому что за этим потоком, открывался другой поток истины, который противоречил тому, что он говорил. И я понял, о чём говорил мне Егор, ссылаясь на то, что нас в школе учат не истине, а лишь подобию истины.
Я огляделся по сторонам. Мои товарищи сидели за партами и, открыв рты, ловили каждое слово учителя. Но мне хотелось им крикнуть: «Вы, остолопы, неужели у вас не хватает своих собственных мозгов, чтобы понять всю ложность объяснения учителя». Я видел, как учитель расставляет ловушку для ловли зайцев, и они попадают в эту ловушку. А учитель, поймав зайцев, уже забывает об этой ловушке, потому что эти ученики уже теряют свободу своего собственного мышления и находятся под влиянием той идеи, той ловушки, куда они угодили. И в этот самый момент я вдруг понял всю ценность нашего с Егором эксперимента, при помощи которого мы научились смотреть на мир новыми глазами, видеть то, что не видят другие, слышать то, что стоит за потоком обычных слов, то есть, то, что не слышно обыкновенному уху. И на нас стал проливаться иной свет, который исходил из самой глубины тайн Вселенной.
На перемене я опять подошёл к Кате и спросил её:
– Ты со всем согласна, что нам только что объяснил учитель?
Она посмотрела на меня испытывающим взглядом своих прекрасных глаз и сказала:
