Владимир Фёдорович Власов
Буддийское сердце

39. История о садовнике

Когда в Бенаресе царь Брахмадатта находился,

Народом своим правил, все законы соблюдая,

То Бодхисаттва духом дерева в лесу родился,

В дремучей чаще обитал, существ жизнь наблюдая.

В то время некий человек садовником трудился

В Бенаресе и на своём работал огороде,

Коренья, зелень продавал, и тем кормился,

Имел достойный вид и уважение в народе.

Была дочь у садовника, красивая такая,

Что молодые люди к ней сватов все засылали,

Была она по виду ласковая и простая,

О её скромном поведении все парни знали.

Придерживалась она заповедей, зла боялась,

Но было нечто в ней, что её сильно отличало

От всех других, она всем улыбалась и смеялась,

И это несколько её папашу огорчало.

Когда сваты парней к отцу шли, и в их доме были,

То девушка, завидев их, обычно улыбалась,

Отец считал: «Ей замуж надо, сроки наступили,

Она ведёт себя так, что без мужа б не осталась.

И почему она всё время только и смеётся?

Девичья добродетель и смех – что за сочетанье ?!

Родители что скажут, когда в доме жить придётся

У мужа ей, не будет ли от них ей нареканья»?

Девичью добродетель он подвергнуть испытанью

Решил одной проверкой, как она себя покажет,

Взял с собой в лес, корзину дал для ягод собиранья,

В лесу стал приставать к ней, ожидая, что та скажет.

Когда отец приблизился к ней, то дочь отстранилась,

Заплакала, сказав: «Зачем мне это испытанье?!

Отец привёл меня в лес, чтоб я с ним здесь осрамилась,

И это в сердце вызывает у меня страданье.

Ты – мой отец, и твой поступок в ужас повергает,

Перед моим вечным бесчестием меня страх гложет,

Кому я жаловаться буду здесь, кто мне поможет?

Кто должен защитить меня, насилью подвергает».

Отец воскликнул: «Репутацию ты оправдала!

Утешила меня, и я не ожидал другого,

Я убедился, что ты добродетельною стала,

И выдам тебя замуж я за жениха, любого».

Домой вернувшись, сразу свадьбу пышную сыграли,

После которой сразу дочь ушла в семью, другую,

Она смеялась, как и раньше, и её все знали,

Любили за весёлость и за доброту, простую.

40. История об оброненной чести

Когда в Бенаресе царь Брахмадатта находился,

Народом своим правил, все законы соблюдая,

То Бодхисаттва снова сыном брахмана родился

В учёном городе Таккасиле, там проживая.

Имел он с юности широкое мировоззренье,

Добился вскоре выдающегося совершенства,

Освоил в Ведах все три грандиозные ученья.

Достиг среди коллег-учёных высшего главенства.

Учителем, известным, стал в науках и искусствах,

Его познанья жизни широтою отличались,

До тонкостей всех разбирался он в душевных чувствах.

Ученики элиты у него лишь обучались.

Один из них был ученик из брахманского рода,

Когда родился он, отец зажёг огонь небесный,

Невидимый глазам людей, обычных, из народа,

Который вечно мог гореть, сокрытый повсеместно.

Когда ученику тому исполнилось шестнадцать,

Отец сказал: «Огонь я создал при твоём рожденье.

Его никто не видит, он с тобою возгораться

Лишь может, если овладеешь ты моим ученьем.

И если мира Брахмы ты достигнуть устремишься,

То, как поклонник бога Агни, ты им овладеешь,

Поможет этому огонь, который ты имеешь,

Для этого же, ты от сего мира удалишься.

Не должен дома жить ты, светской жизнью наслаждаться.

Тебе желательно в лесные дебри удалиться,

Жить, как аскет, в глуши, с товарищами не встречаться,

Всё время медитировать, жить в тишине, поститься.

В начале должен получить глубокие ты знанья,

Сейчас у Бодхисаттвы тебе надобно учиться

В Таккасиле, расширить чтоб ещё своё сознанье

У друга Бодхисаттвы можешь ты остановиться,

И помни, что ты должен добродетели держаться,

И время не терять и не лениться, а трудиться,

Подальше тебе нужно и от женщин всех держаться,

Ведь с ними лишь разврат один, ты можешь опуститься.

Когда ты нужные у мудрецов получишь знанья,

То женишься на девушке, род брахманов продолжишь,

Родишь детей, стараться будешь на семью, как можешь,

Чтобы семья и род наш весь пришёл бы к процветанью».

Но юный брахман думал про себя: «Я же не буду

Собою заниматься, жить, огнём овладевая,

В лесу, а лучше семье нашей славу я добуду

Среди людей, карьеру сделаю, сам процветая».

С такою мыслю он с отцом простился, уезжая

В город Таккасила, с деньгами, где весь год учился

Усердно у учителей, искусства постигая,

После учёбы он домой обратно возвратился.

Его родители не жаждали, чтоб жил он с ними,

Они хотели, чтоб он аскетизмом занимался

В лесу огнём, невидимым, искусствами, другими,

И, совершенствуясь умом, так сам бы исправлялся.

Хотела мать, чтоб осознал он женскую порочность,

Решила: «В Таккасиле мудрец умный и толковый,

Способный дать оценку слов, определяя точность,

Поможет выработать юноше на всё взгляд новый.

Он сыну моему втолкует, что суть означает

Падения души у падшей женщины, обычной,

Кому отдаться и за это что-то взять – привычно,

И пусть он таких женщин в своей жизни избегает».

Она его спросила: «Сын, ты овладел ученьем,

А знаешь ли, что значит поговорка в нашей вере:

«Оброненная честь есть возмещение потери»?

Ответил сын ей: «Нет», – смотря на мать с недоуменьем.

– «Но если ты не знаешь этого, то как ты можешь

Сказать, что ты учён? Езжай к учителю учиться,

Когда узнаешь суть её, то можешь возвратиться,

Суть этой поговорки, знаний всех твоих дороже».

Отправился сын в Таккасилу снова для ученья,

А там имел учитель мать свою в годах, преклонных,

Исполнилось уже сто двадцать лет ей от рожденья,

И не хотела умирать она, определённо.

А сын её боготворил, заботу проявляя,

Кормил, поил и одевал её, и так трудился,

Для радости всё делал для неё, ей дни продляя,

А в городе о них молва шла, этим он гордился.

Подумал сын: «А если с ней в лесу мне поселиться,

Жить там, заботиться о матери и наслаждаться» ?!

Он выбрал место, хижину построил, чтоб остаться,

Набрал плодов и фруктов, чтобы было чем кормиться.

А юный брахман в городе его не обнаружил,

Когда приехал, стал его искать, ему сказали:

– «Учителя ты ищешь, а зачем он тебе нужен?

Учитель и его мать уж давно в лесу жить стали».

Нашёл в лесу их, тот спросил: «Зачем же ты вернулся»?

Сказал тут брахман юный: «Вы в ученье не сказали

Одну мне поговорку, и родители послали

Меня к вам, чтобы я в ученье снова окунулся».

Я должен фразы суть понять «потери возмещенье»,

Сказал он. Тот спросил: «А кто тебя просил об этом»?

– «Моя мать, – он сказал, – без этой сути нет ученья,

Потери возмещенье чести кроется ведь в этом»?

Подумал Бодхисатва: «Ничего не значит фраза,

Урок мать о пороке женском преподать решила».

Сказал: «Я обучу тому, что мать твоя просила,

Ухаживать за матерью моей ты будешь сразу.

Поить, кормить и мыть её ты будешь всю руками,

Когда с вниманьем её тело будешь мыть и тщаньем,

Скажи ей: «Госпожа, а вы в хорошем состоянье,

Красавицей вы были и остались ей с годами».

И что она ответит, передай мне без смущенья,

Иначе не поймёшь ты сути женского мышленья,

Ведь скрыта в каждой женщине основа обольщенья,

Которая живет всегда до смерти от рожденья».

И юный брахман выполнил учителя желанье,

А во второй раз мать учителя его спросила:

– «Находишь моё тело ты в хорошем состоянье,

А хочешь насладиться мной, пока во мне есть сила»?

Сказал он ей: «Не прочь бы я, но мой учитель строгий,

И вряд ли он одобрит наше страстное сближенье».

– «Но если нравлюсь я тебе, то нет другой дороги,

Убей его, и мы получим оба наслажденье».

– «Но как могу убить того, кто дал мне много знаний?

Я алчности и бурной страсти не могу отдаться».

Она ему сказала: «Раз в таком ты состоянье,

То я убью его, препятствия все устраняться».

Так сладострастно и низко всех женское начало,

Что даже в возрасте, преклонном, чтобы насладиться,

Оно и сына может устранить, что воспитало,

Чтоб с целью, ею вожделенной, ей соединиться.

И юный брахман рассказал учителю об этом,

Сказал тот: «Правильно ты сделал, как и ожидал я.

А хочешь ли ты видеть, чем закончится всё это?

Чтобы понять до глубины суть женского начала.

Давай мы ей последнее устроим испытанье,

Дойдёт ли до конца она, поставив точку в деле»?

Взяв кусок дерева, в своё одел он одеянье,

И в своей хижине уложил на своей постели,

Укрыл его, как человека, как сам спал он раньше,

Так, чтоб угадывались его тела очертанья,

Сказал ученику, что ему делать нужно дальше.

И к матери его пошёл тот как бы на свиданье,

Сказал ей: «Сын лежит ваш на постели в сне глубоком,

Я к хижине его верёвку протянул тугую,

Вот вам топор, к нему вам можно подобраться с боку,

Убить, если развязку вы желаете такую»?

– «А что меня удержит это сделать»? – та сказала,

Взяла топор из его рук дрожащими руками,

Собралась с силами и со своей кровати встала,

Шла ощупью, держа верёвку, шаркая ногами.

Когда увидела фигуру сына, то сказала:

– «Вот сын мой, я его убью, мне нужно быть смелее,

Ведь я помолодела и хорошенькою стала».

И подняла топор, ударила его по шее.

Услышала она звук «бум», и ручка отскочила

От топора. Спросил сын: «Что творишь ты у постели»?

Она от страха на ногах стояла еле-еле,

Вскричала: «Я обманута»! И дух свой испустила.

Она бы умерла и так, пришёл её час, смертный,

Знал это Бодхисаттва, с небесами связь имея,

Но он хотел, чтобы аскет, не сделался слабее,

Урок ему он преподал, открыв вход в мир, запретный.

Похоронив свою мать, с брахманом вступил в беседу:

– «”Потери возмещенья чести” нет и быть не может,

Я понял эту истину, долго бродя по свету,

А то, что говорят, понять нам это не поможет.

Любая женщина несёт нам в жизни лишь потери,

И это – её суть, так как в ней женское начало,

Которое брало всё, ничего не отдавало,

Оно эгоистично, лишь варьируется в мере.

Понятье наше чести – лишь понятие мужское,

И в женском обиходе раньше не существовало,

Его у женщин нет, есть только женское начало.

А что считаем честью мы, у них – это другое.

Так как мы не равны, в них нет того, что мы имеем,

То ихний эгоизм для равновесья существует,

То, что желают иль хотят они, нас не волнует.

Поэтому с любовью их и ненависть в них тлеет.

Они чувствительны, живут желанием, страстями,

И то, о чём мы мыслим все, они не понимают,

Мы отдаём им всё, они лишь это принимают,

И в этом скрыта основная разница меж нами.

Живём умом мы, игнорируя все их желанья,

Так как живём в мирах мы разных, вовсе непохожих,

То, что для нас сутью является существованья,

Для них всего – иллюзия; стремлений нет в нас схожих.

И «возмещение потери» есть то сладострастье,

Как и «оброненная честь», им нет до неё дела,

Они находят не в уме, а в чувствах своё счастье,

Хоть толику увидят, идут сразу к нему смело.

Твоя мать и направила тебя за разъясненьем,

Чтоб я тебе открыл глаза на разную природу

Мужчин и женщин; разделенья и объединенья

Роль каждой из сторон – спасенье и продленье рода.

Тот, к целям кто в учении, возвышенным, стремится

Объединить вокруг себя мир, привести к спасенью,

От женщин должен, по возможности, он отдалиться,

Они ведут всех к разделенью или наслажденью.

Так как ты хочешь стать аскетом, подавляй все страсти,

Которые и раздувает женское начало.

Огнём, невидимым, овладевание – в твоей власти,

Забудь о женщинах, чтоб цель тобой овладевала.

Для этого в лесу тебе бы надо поселиться,

И полностью своей мечте и цели отдаваться,

Чтоб совершенства своего, духовного, добиться,

Священником стать, чистым, и всю жизнь так оставаться».

И брахман юный домой после слов тех возвратился,

Спросила мать: «Жить будешь дома или мир оставишь?

Займёшься овладением огня и род прославишь»?

– «Да, – он сказал, – я в недостатках женских убедился,

Я дома никогда не буду жить, найду обитель

В лесу, где обрету спокойствие в уединенье,

И буду жить, как вечного огня хранитель,

Где стану заниматься я аскезой и моленьем».

Так он покинул дом и в хижине обосновался

В лесу глухом, и миру предпочёл уединенье,

Поддерживал огонь в себе и высшие стремленья,

А в старости своей на Небо Брахманов поднялся.

41. История о обманутом духовнике

Когда в Бенарисе царь Брахмадатта находился,

Народом правил, в чтенье, мудром, ощущал блаженство,

То Бодхисаттва от первой жены царя родился,

Рос и искусствам обучался всем для совершенства.

Когда умер отец, он получил трон, как наследство.

Страною в праведности правил, мудрым оставался,

С ним духовник жил там, воспитывавший его с детства,

С которым он частенько игре в кости придавался.

Запел он, думая, раз песню, в кости с ним играя:

– «С изгибами течёт река, любая, и виляет,

Леса стоят деревьями, все вверх произрастая,

Творит зло женщина, когда возможность позволяет».

Бросал златой он кубик на серебряное блюдо,

Когда пел песню ту, и в выигрыше оставался,

Как будто бог судьбы победу слал ему оттуда,

Священник, с ним играя же, до нитки проигрался.

Подумал он: «Раз так пойдёт, я бедным скоро стану.

Найти мне нужно девушку, хорошую, скорее,

Тогда с нею проигрывать уж так я перестану,

Пред ней он не споёт, вести себя будет скромнее.

И надо, чтобы девушка других мужчин не знала,

Меня лишь только видела б, жила бы в заточенье,

И только одному бы мне душой принадлежала,

Но где такую я найду, для моего спасенья?

Такую надо, чтобы родилась в моём бы доме,

Не видела бы мира, и не с кем бы не общалась,

И никого других бы не любила, меня кроме,

Я наставлял б её, лишь со мной бы оставалась».

Он женщину искать стал, одинокую, простую,

Которая была б беременной, в деньгах нуждалась,

И вскоре он нашёл всё ж одну женщину такую,

Он пригласил её и у него она осталась.

Мистическую связь имел священник с небесами,

И знал, что девочку родит она по предсказанью,

Так как умел общаться с духами он, с голосами,

Которые его всегда снабжали нужным знаньем.

Как родилась та девочка, он женщину отправил

Из дома, денег дав, ушла та удовлетворённой,

А в доме прислугу себе лишь женскую оставил,

Которая заботилась о только-что рождённой.

Ребёнок рос, став девушкой, в домашнем заточенье,

Прекрасной, как сошедшая с небес на землю фея,

Из всех мужчин она была в его лишь подчиненье,

Её воспитывал он в строгости, сил не жалея.

Пока росла, с царём он в кости не играл ни разу.

Когда же выросла, сели играть, царь петь собрался,

Сказал тут брахман: «Кроме девушки моей». И сразу

Царь, бросив кости, спел куплет и сразу проигрался.

Подумал Бодхисаттва: «В доме он кого-то прячет,

Скрывает женщину, которая мужчин не знает.

Её удерживает против воли, не иначе,

Никто её нигде не видел, он её скрывает».

Решил проверить царь, мошенника нанял для сыска,

Узнать чтоб, добродетелен брахман или корыстен,

Купил тот лавку, парфюмерную, от дома близко,

Чтоб в дом попасть, понять: священник этот лжив иль истин.

У брахмана был дом с удобствами, семиэтажный.

Имелось семь балконов, их служанки охраняли.

Они кроме хозяина мужчин в дом не пускали,

Обыскивали всех, кто в дом что нёс, и мусор даже.

До девушки одну лишь брахман допускал служанку,

Раз, деньги взяв, из дома она вышла за цветами,

Шла мимо лавки, где сидел мошенник спозаранку,

Он знал, что соблазнить её нельзя даже деньгами.

Придумал способ, чтобы к ней в доверие втереться,

Упал пред нею на колени, вскликнул возбуждённо:

– «О, матушка, я жил без вас, не знал куда мне деться.

Являетесь вы моей матерью определённо.

Вы только присмотритесь-ка, мы с вами так похожи,

Никто не различит нас, одного мы с вами рода,

Лицом, ногами и руками, и одеждой тоже».

Служанка будто обомлела, стоя средь народа,

Подумала: «А ведь и моим сыном быть он может»!

Заплакала, они обнялись и стояли вместе,

Спросил её сын: «Мама, а живёшь в каком ты месте»?

Спросил ещё, быть может, он ей чем-либо поможет.

Она сказал: «Я живу в том доме в услуженье

Одной прекрасной девушке, как нимфе, грациозной,

О ней заботится священник, господин, серьёзный,

Он платит хорошо мне, у него я в подчиненье».

Спросил сын: «Мама, а так рано ты идёшь куда-то»?

– «Иду, чтобы купить цветов и разных благовоний».

Сказал он: «Но за этим никуда ходить не надо,

Всё это подарю тебе, возьми без церемоний».

И он подарков наложил её целую корзину.

Когда она домой эти подарки приносила,

То девушка, увидев это всё, её спросила:

– «За что столько подарков много мне от господина»?

Но женщина сказала ей, от радости сияя:

– «Всё это не имеет отношенье к господину,

Так как подарки эти получила я от сына».

С тех пор стала ходить к нему, подарки получая,

А деньги, что брахман давал, себе все оставляла.

Раз как-то заболел сын и лежать дома остался,

Служанка об его отсутствии справляться стала,

Сказали слуги в лавке, он давно не появлялся,

Тогда спросила его мать, когда нашла в больнице,

Что с ним произошло, и почему он расхворался,

Молчал сын долго, но потом всё ж матери признался:

– «Влюбился я в ту девушку, хотел б на ней жениться».

– «Но как же ты влюбился, раз ещё её не видел»? -

Спросила его мать, о его сердце сожалея.

Сказал мошенник тут, вопрос как будто бы предвидел:

– «Умру, её не увидав, хочу с ней быть скорее.

О красоте её я слышал, и желаньем связан

Её увидеть. Один раз увижу, не забуду,

Поможешь если, за тебя всю жизнь молиться буду,

Лишь за мгновенье видеть, век буду тебе обязан».

Сказала мать: «Доверься мне и жди, я всё улажу».

Она взяла духов, цветов и разных украшений,

И обратилась к девушке, придя с этой поклажей,

И, как могла, передала от сына ей прошенье,

Сказав: «Дочь, сыну о красе твоей я рассказала,

Он сердце потерял, и что мне делать, я не знаю.

Он может умереть, я на тебя лишь уповаю,

Позволь мне показать тебя ему, чтоб хворь пропала».

Ей девушка позволила представить сына тайно,

И та со всех углов в коробку мусор весь собрала,

Чтоб вынести из дома, радовалась чрезвычайно,

А, вынеся, в коробку эту сына затолкала,

И, возвращаясь, стражнице коробку показала,

Её та быстро пропустила, внутрь не посмотрела.

Так оказался в доме сын, она его скрывала.

С красавицей его свела, как этого хотела.

И добродетели лишив, два дня с ней оставался

Мошенник, брахман дома же в те дни не находился,

А он с красавицей в постели страсти предавался,

Прошло всего три дня, и брахман дома появился,

Сказала та мошеннику: «Тебе нужно убраться,

Приехал брахман». Тот сказал: «Уйду тогда лишь только,

Когда побью его, чтоб он не начал зазнаваться,

До этого здесь буду жить, понадобиться сколько».

Она с улыбкой согласилась, и его укрыла

В своих покоях, внутренних. а брахману сказала:

– «Под вашу лютню я немного бы потанцевала,

А то, как это делается, я уж позабыла».

Тот лютню взял и стал играть, но та ему сказала:

– «Смущаюсь я, вы смотрите, глаза б я вам закрыла».

Тот согласился, та платком ему лоб завязала,

И стала танцевать, кивком пришельца пригласила.

Тот подошёл к ним, и она вновь брахмана спросила:

– «А можно, я ударю вас по голове рукою»?

Тот засмеялся и подумал, что она шалила.

Согласье дал и получил удар с болью такою,

Что чуть не помер, на голове шишка соскочила.

Мошенник так его ударил частью, локтевою,

И спрятался. Воскликнул брахман: «Вот какая сила!

А я не знал, что обладаешь силой ты, такою».

С глаз девушка платок сняла, лекарство приложила

К той шишке, что на голове заметно выступала.

Когда брахман ушёл, мать сына в короб положила.

И вынесла из дома, словно мусор из подвала.

Отправился к царю мошенник, рассказал об этом,

И то, как брахман был побит той девой у постели,

Когда брахман нанёс визит, и в разговоре где-то

Царь в кости предложил сыграть, опять за доску сели.

Но в этот раз царь песню спел, и брахман проигрался,

Сказав так: «Кроме девушки моей». Не защитился.

Заметил царь: «Чем оградить себя в игре старался?

Но ведь у девушки твоей любовник появился».

Она со дня рожденья хоть тобой и огранялась,

В надежде, что её ты защитить от греха сможешь,

Но, быть не может, чтоб она нетронутой осталась,

И женщине в любви ты уберечься не поможешь.

Для дела этого она и создана природой,

Когда отверстие есть, то в него проникнуть можно,

И сделать это с нею по любви совсем не сложно,

Так как она пришла в наш мир для продолженья рода.

Принадлежать она не может одному мужчине,

Когда играл на лютне ты, глаза та завязала

Тебе, в тот миг любви к тебе уж не было в помине,

Ты получил удар, она любовника скрывала,

Затем дала ему уйти, пока ты оправлялся,

Доверился ты женщине, за что и поплатился,

А что женщин касается, не очень б огорчался,

И меньше б ты играл со мной, пока не разорился».

Услышав правду от царя, домой он возвратился,

Сказал той девушке: «Ты злой поступок совершила».

Она ответила: «Из-а чего ты рассердился?

Всё – ложь, что говорят. Я никого не приводила

Домой, и как б могла я это сделать при охране?

Тебя ударила я, но не делала другого,

И почему не веришь мне, ты верил же мне ранее?

Ведь я же не способна сделать ничего такого.

Никто раньше, кроме тебя, ко мне не прикасался,

Могу пройти через огонь, чтоб ты меня проверил».

Но брахман, после слов царя, ей всё же не поверил,

И в приведённых ею доводах засомневался.

Он приказал разжечь костер и сделать испытанье,

Она служанку попросила, чтоб та передала

Всё сыну, чтобы он пришёл на общее собранье,

Взял б за руку, когда бы у огня она стояла.

К костру пришёл любовник, когда все собрались,

Она сказала: «Брахману я лишь принадлежала,

Другие же мужчины меня даже не касались,

Пусть я сгорю в костре, если неправду я сказала».

Так молвила она, к огню, большому, направляясь,

Её любовник закричал, схватив её за руку:

– «Смотрите, посылает брахман как её на муку,

Такую женщину, сам образцом добра являясь!

Ему я не могу позволить, чтоб она сгорела,

Женюсь на ней я, если ей другой не доверяет,

Нельзя нам допускать, чтоб она муки претерпела.

Кому принадлежать ей, пусть она при нас решает».

Она сказала: «Никому я не принадлежала,

Как кроме брахмана, но он ведь мне не доверяет,

И он решил так сделать, чтоб в огне я побывала,

А этот человек меня от гибели спасает.

Так с кем мне быть? Кто смотрит, или держит мою руку?

Кому принадлежать из них? Кто меня больше любит?

С тем, кто оберегает, а потом меня погубит?

Иль с тем быть, кто не даст испытывать мне в жизни муку»?

И брахман тут заметил, что его все обманули,

Он плюнул и ушёл, она ж с любовником осталась,

Царь рассмеялся, видя, как того оба надули,

Сложил сентенцию, которая распространялась:

«Повадки женщин всегда трудно распознать бывает,

Они похожи на следы рыб на воде, стоячей,

Они все вкрадчивы, лукавы, и их гладь скрывает,

Но хитроумны и коварны, как и слепец, зрячий.

Бывает трудно правду в хитростях их обнаружить,

И правда для них- ложь, а ложь за правду выдаётся.

И то, что создают они, то трудно всем нарушить,

А вывести на воду, чистую, не удаётся.

Когда из них кто говорит: «Желание имею»,

То их желанье, как коровы, что траву желают,

То, что хотят, тем обязательно завладеют,

Ползком до цели доползут, как делают то змеи.

Они докучливы, подвижны, как песок, сыпучий,

Суровы и тверды, в жестокости же откровенны,

В опасностях реакция их – как у змей, гремучих,

Для их ума мужских тайн не бывает, сокровенных».