Владимир Евгеньевич Псарев
Дорога в Нерюнгри
Солнце окончательно село за горизонт, пришел первый гость – бывший сослуживец отца. Старая заношеная одежда. Господь бы с ней с заношенностью – здесь лучшая вещь та, которая не грязная. Разделся, уселся за стол, не помыв руки – подумаешь тоже, какая формальность.
Оля ему первому подала блюдо. Гость покряхтел, поморщился, скосился на бутылку.
– Сейчас, сейчас, Андрюха, – подбадривал его отец. – Ты покушай чуть.
Гость вздыхал – ему хотелось, чтобы налили хоть чего-то. "Ну хоть понюхать дайте!", – думалось. Алкоголь – лишь способ ускорить время. Облегчить страдания? Нет. Найти ответы? Нет. Ускорить время, и укоротить его. Путь для тех, кто не нашел себя, но не может своими руками свой путь завершить.
Оля с каменным лицом расставляла посуду.
– Чего невеселая? – толкнул ее брат.
– А чего гоготать? – шипела.
– Посмотрите на нее! Брысь!
У Оли не было вообще никаких мыслей. Главное стиснуть зубы и потерпеть, как на ненавистной работе, пока не пришла последняя зарплата. Ах, зарплата? Ей последняя так и не "постучалась".
– Эй, ты, на том конце? Ставь еще одну бутылку сюда, – позвал отец.
Оля покорно вынула из морозилки, и даже не хлопнула дверцей.
– Молодчина.
Стали подтягиваться остальные гости. Сначала пришел еще один сослуживец отца, потом бывший одноклассник брата. Одноклассник из тех, кто уже перестал искать себя, и даже Иркутск его не привлекал. Какая разница? Любой город лишь саркофаг, если ты уже мертв внутри. Оголтелое поколение. Здесь через одного не смогли выбраться из слизи и гноя, заполнивших ауру. Он кивнул девушке и как-то ехидно улыбнулся.
Оля повернулась, ничего не отвечая. Мама в комнате тихо плакала. От боли душевной или физической – уже не ответит. Да и ответы не нужны.
Девушка уселась на край кровати и несколько минут смотрела в пол.
– Доча?
– Да, мамочка?
– Тебе не страшно?
– Нет, мама. Уже нет.
– А когда-то было?
– Было страшно, когда внутренние переживания накладывались на внешние неурядицы. А сейчас я отвердела.
– Но надежда есть?
– Лишь для меня, видимо, – горько ответила Оля.
Мама лежала на спине, и слезы дрожали в глазах, никуда не стекая.
– А почему ты спросила, мама?
– Потому что мне страшно. Душа болит. За твою надежду.
Черное окно. Черное как космос, но космоса за ним не видно. Совсем. Только панельки, а за ними сотни километров тундры, в которой даже оленей больше нет. Только снег и наледь. Кровь сотен первопроходцев и их противников – представителей коренных народов. Ушла в соседнюю, чтобы не шуметь.
– Представь, как меня прокатили? Купил и продал квартиру, – кричал Андрюха.
– Может, выпьем?
– Я непотопляемый "Дредноут".
– Откуда ты такие слова-то знаешь?
– Ну знаю, – Андрюха заливался смехом.
– Ты так же безнадежен, как налоговая служба России.
– Да ну?
– У меня подруга работала. Там полный тлен. Вообще.
Андрюха смеялся, чуть не бился головой об стол.
В какой-то момент Ваня – одноклассник брата Оли – встал в туалет, и пошел искать девушку. Заглянул в одну комнату и вышел грустный. Приоткрыл другую комнату, пока другие головы качались над фанерой. Полная темнота. Кромешная.
– Олька?
В ответ лишь тишина. Даже отзвуков никаких. Ваня шагнул и захлопнул за собой дверь – Оля не выходила, а значит, что она где-то в этой трешке.
–Ольга? Ты здесь?
Снова полная тишина.
Ваня не стал церемониться и начал щупать руками по стенам. Немного надо в таком состоянии.
– Да я только с дежурства! Там такие уроды! – кричал кто-то из-за стены.
