Владимир Дараган
Оптимистические этюды

Торт

– Какая может быть мистика в торте? – спросила нас Марина Николаевна, женщина солидная, старший научный сотрудник. – А вот есть и в торте загадки.

Мы всей лабораторией сидели за столом и пили чай – отмечали то ли Восьмое марта, то ли чей-то день рождения. Сейчас уже не помню, но это неважно.

– Мистика есть везде, – сказал Боря, наш самый молодой сотрудник. – Мистика уже в том, что Марина Николаевна об этом заговорила.

Боря был прав. Марина Николаевна могла связать более трех предложений только тогда, когда говорила о науке. Всякие бытовые темы ее не интересовали, и когда наши женщины начинали обсуждать цены в магазинах или молодежную моду, то она демонстративно выходила из комнаты и шла в библиотеку, чтобы ознакомиться с последними статьями по ее теме.

Так вот, был у меня мистический случай с тортом, – начала рассказ Марина Николаевна. – Уехал как-то мой муж в командировку, а у меня слабость – люблю я сладкое. Дай, думаю, куплю себе тортик и съем его. Все полегче будет переносить разлуку. Зашла в булочную, выбрала свой любимый «наполеон», продавщика показала мне его, закрыла коробку, перевязала ленточкой, положила в пакет и дала мне. Я оплатила, принесла домой, положила в холодильник и начала готовить ужин. Перекусила, включила чайник и хотела достать торт. Открываю холодильник, а торта нет! Я все полки обшарила – нет торта. Так, думаю, надо рассуждать логически. Продавщица мне его в пакет положила, я к кассе подошла, оплатила картой. Тут же в телефоне проверила – оплата прошла. Иду домой с тортом, открываю подъезд магнитным ключом, подхожу к лифту. Как сейчас помню – пакет с тортом в другую руку взяла. Вошла в лифт, нажала кнопку, вышла, ключ от двери уже был в руке. Зашла на кухню, пальто даже не сняла, открыла холодильник, поставила коробку с тортом на полку, вернулась в прихожую, сняла пальто, помыла руки в ванной, начала варить овсянку. Все помню, а торта в холодильнике нет! Ладно, думаю, чудес не бывает, потом все выясню. Выпила чай с сухариками, приняла снотворное и спать легла. А на следующий день…

– Купили еще один торт, – догадался Боря.

– Совершенно верно. Купила, дошла до подъезда, там на скамейке бабушка сидела, так я ей специально сказала, что сегодня буду баловать себя сладеньким, и пакет с тортом ей показала. Поднялась к себе, торт в холодильник поставила, а сверху баночку с кизиловым вареньем – это чтобы торт никуда не убежал. Сварила кашу, включила чайник, открываю холодильник, а там…

– А там пусто? – спросил Боря.

– Да, ни торта, ни баночки с вареньем. Сказать честно, я даже не удивилась. Если чего-то ждешь и это случается, то появляется чувство удовлетворения. Я спокойно все продумала, сходила к лифту, спустилась вниз, осмотрела вестибюль, ступеньки перед подъездом – ничего! Я вернулась, налила полстакана коньяка, залпом выпила и легла спать. Даже думать ни о чем не хотелось, хотя, было о чем – надо грант дописывать, последние эксперименты заканчивать. На следующий день…

– Мы уже догадались, – сказал наш инженер, – путь домой лежал через булочную.

– Именно так! Я намеренно старалась ничего не запоминать, думать о работе, было интересно – исчезнет ли и этот торт. Вхожу я в квартиру, в руках пакет с тортом – это я хорошо помню, вижу на кухне свет горит. Муж вернулся, чай пьет. Увидел меня с тортом и спрашивает – кого это мы в гости ждем? А сам на кухонный прилавок показывает, где две коробки с тортами стоят. Я как закричу! Не было ничего на прилавке, я же там кашу в кастрюльку насыпала и утром там кофе заваривала.

– Не было, – говорит муж, – прилавок чистым был.

Тут я и села. Хорошо, что стул рядом оказался, ноги просто подкосились.

– Где? – спрашиваю, – где они были?

– В шкафчике, что рядом с холодильником, – говорит муж. – Я как увидел, не знал, что и подумать.

Мы все посмеялись, посоветовали Марине поменьше думать о науке, а Боря сказал, что у него мистики тоже хватает.

– В прошлую субботу, – начал он рассказ, – пошел я на вечер в Патентную библиотеку. Это на набережной, около Киевского вокзала. Там одни девчонки работают, они на таких вечерах женихов себе ищут. Пригласил я на танец одну блондинку, пухленькую, люблю таких. Танцуем мы, значит, ну я, как обычно: что завтра делаете, давайте встретимся, поближе познакомимся. Она не против. Договорились в воскресенье у памятника Пушкину. Это всем удобно – туда с любого конца Москву на метро за полчаса добраться можно. Прихожу, темно уже, фонари горят. Девушек там штук десять. Кто блондинка – не разберешь. Вся в шапочках. Лица я не помню, когда танцуешь щека к щеке, то не на лицо смотришь, а других девушек разглядываешь. Хожу я, в общем, жду, когда Аня, так ее звали, сама ко мне подойдет. Вот подходит, берет под руку, говорит: «Здравствуй, Боря». «Здравствуй, Аня», – говорю. Ура, думаю, не надо мне напрягаться. Я на всякий случай понюхал ее – точно она, духи те же самые. Она предлагает по Тверскому бульвару погулять, там лампочки цвет меняют, нравится ей это. Идем, я спрашиваю, как ей в библиотеке работается?

– Хорошо, – говорит, – работа простая, есть время к экзаменам в МГУ подготовиться.

Отлично, думаю, девушка серьезная, симпатичная, может у меня с ней что-то и получится.

– А как посетители, – спрашиваю, – не очень докучают?

– Не очень, – отвечает, – в четверг смешно было. Приходит одна, просит пособие о математике для поступающих в вуз. А какие у нас пособия? Она скандал подняла, говорит, что она на двух автобусах к нам добиралась, время потеряла.

Я киваю, соглашаюсь, что у них никаких пособий не бывает. Она говорит, что обычно к ним пенсионеры приходят, сидят по часу, журналы листают, картинки там смотрят.

– Схемы, наверное, – говорю, – какие у вас картинки.

Она смеется.

– Картинки пляжей и женщин в бикини.

Тут я мистику и заподозрил.

– Ты же в Патентной библиотеке работаешь? – спрашиваю.

Она говорит, что работает в обычной, районной.

– Аня, мы же с тобой вчера танцевали, – говорю. – Я же еще сказал, что ты самая красивая на этом вечере.

Тут она ойкнула, убрала свою руку и назад к памятнику побежала.

– Ха-ха, – сказал наш инженер, – конец истории был предсказуемым. Ты назначил ей свидание неделю назад и забыл про это.

– Нет, – сказал Боря. – Ничего я ей не назначал. Темно же было. Это она меня с другим Борей перепутала.

Путаница

Прочитал я последние этюды и огорчился. Во-первых, Михаил Зощенко эти правдивые истории описал бы гораздо лучше. Во-вторых – не мой это стиль. Я же пофилософствовать люблю, о великом и вечном подумать, а тут какая-то бытовуха с предсказуемыми концовками. Стал я думать о следующем этюде с ключевым словом «путаница». И столько сюжетов придумал, только записывать успевай. Потом понял, что, когда сюжетов много, это значит, что все они дерьмо, нет хорошего сюжета. Так у мужчин бывает, когда у него много женщин одновременно. Огорчился я и вспомнил, как мучился, когда роман о любви писал. А история с этим романом такая.

Пришла как-то жена ко мне в кабинет и говорит:

– Ты все какую-то мелочевку пишешь, больше абзаца написать не можешь. А напиши-ка лучше роман о любви. Большой, со многими героями. Такой, чтобы сел человек в поезд Москва-Сочи, залез на верхнюю полку, открыл твой роман в Москве, а закрыл бы в Сочи, забыв и про вагон ресторан, и что у него вареная курица с бутылкой пива в сумке лежат.

Ха, как нечего делать! Тогда я собой гордился, считал, что во мне проснулся писательский талант, хвастался, что могу за десять минут написать хороший рассказ о том, как чищу картошку. Короче, сел я за роман, две главы за вечер написал, гордый хожу, на себя в зеркало с восторгом поглядываю.

На следующий день перечитал – как-то просто все. Он любит ее, она любит его, проходит время, они друг другу надоели, поехали в отпуск, там он встречает девушку, но замутить с ней не решается, так как рядом жена и вообще он не по этому делу.

– Таких историй у каждого полный ящик, – думаю, – надо больше героев, все запутать, пусть читатель затылок чешет.

И что? Появились в романе еще штук пять женщин и с десяток мужчин. Все они друг друга любят, не любят, плюют, целуют, к сердцу прижимают, а в конце всех к черту посылают. Читаю, сам уже ничего не понимаю. Вроде по отдельности каждая история жизненная, но такая путаница на страницах, такой везде бардак, что нужно блок-схемы рисовать, чтобы хоть немного во всем этом разобраться.

Хорошо, думаю, это мне сложно, а читатель он вдумчивый, разберется. Посылаю рукопись знакомому писателю. Мы с ним книгами перед публикациями обмениваемся. Я его хвалю, а он меня ругает. Прочитал он, пишет, что дальше пятой главы не продрался, запутался.

– Кто у тебя любовник Алены? – спрашивает. – И почему Панкрат сначала встречался с одной, любил другую, а женился на третьей?

– Кто такой Панкрат, – думаю, – Неужели есть такой у меня герой?

В общем, роман и сейчас лежит в ящике стола, ждет, когда автор разберется со всеми путаницами, а то – ишь! – романист выискался. Про любовь хочет написать. Роман о любви должен быть Книгой с большой буквы.

Книги

Давно прошло время, когда книги были дефицитом. За воспоминания Александра Бенуа тогда спекулянты просили сумму, размером в среднюю месячную зарплату.

– Однова живем, – сказал я жене.

– Ой, – сказала она, догадавшись, что я иду к букинистическому магазину, около которого шла торговля книгами.

Я вернулся с томиками Бенуа. Покупку теплых югославских перчаток пришлось отложить на следующий месяц.

– Ты ведь не будешь это читать, – сказала жена, помыла яблоки, положила в вазочку и легла на диван с первым томом.

– Важна возможность, – сказал я, думая, какое место на книжной полке украсят эти книги.

На работе я похвастался своей добычей. Женщины посмотрели на меня строго, но вслух осуждать не стали. «Это лучше, чем водку пить», – услышал я чей-то шепот. «Даже не знаю, что хуже», – прошептала другая.

Мы с химиком, который в электронике разбирался лучше, чем в химических формулах, спустились в подвал, где стоял огромный спектрометр. Компьютер у него не работал, и мы уже месяц пытались его починить. Я рассказал ему о Бенуа.

– Интересуешься этим периодом? – спросил он, включив паяльник.

Я жестами показал, что это неважно.

– Как жена отреагировала? – продолжил он допрос.

Я вздохнул, но не так грустно, показывая поднятыми бровями, что меня иногда понимают.

– Нормально, – сказал химик. – Ты что-то в дом принес, хозяйство увеличил. А я вот без разрешения жены на день рождения другу наш трехтомник О’Генри подарил.

Он вздохнул, хотел что-то добавить, но паяльник разогрелся, и мы начали работать.

Паяльник

– Каждый физик должен уметь паять, любить женщин и… – сказал завлаб.

– И уметь скакать на лошади, – добавил младший научный сотрудник Боря.

– И не перебивать старших по званию, – закончил завлаб.

Завлаб терпеть не мог химиков и теоретиков. Он говорил, что от химиков только вонь, а от теоретиков нет даже этого. Звали завлаба Лев Львович. Боря пытался называть его «л в квадрате», что было решительно отвергнуто всеми сотрудниками.

– У тебя четыре слога, – объяснили ему, – а Лев Львович – это только три.

Боря хотел спросить, как они будут использовать сэкономленное таким образом время, но не стал. В лаборатории он был самый молодой, и ему не раз намекали, что старших надо слушаться. Однажды его попросили припаять транзистор, он припаял, но пришел завлаб, шлепнул платой с транзистором по столу, показал, что две Борины пайки треснули, и начал объяснять, что должен уметь физик. Борино замечание про лошадей тогда осталось незамеченным, но не совсем. Через день завлаб подошел к Бориному столу и спросил, какое у него хобби.

– Кино, – начал Боря, – французский язык и…

– И лошади? – спросил завлаб.

– Нет, – сказал Боря, – но если вы считаете…

– Ты, случайно не в теоретики подался? – перебил его завлаб.

Он смотрел на раскрытую книгу с обилием формул на страницах.

– Что вы, – сказал Боря. – Да я лучше на лошади по нашему корпусу проскачу, чем хоть одну формулу напишу.

Формулы

Я показал своей девушке листок с формулами. Девушка была уже не моя, но тогда я об этом не догадывался.

– Смотри, – сказал я. – это начало расчетов.

– И что ты будешь рассчитывать? – спросила девушка.

Она собиралась в отпуск на море, и формулы ей были неинтересны.

– Я хочу доказать, что возможно путешествие в прошлое, – сказал я.

– Ты туда сам езжай, – сказала девушка. – Мне и тут хорошо.

– Без тебя не поеду, – решительно сказал я.

Девушка пожала плечами. Я разорвал листок.

– Псих, – сказала девушка. – А я могу предсказывать будущее.

Она взяла чистый листок и нарисовала рожицу.

– Это твоя будущая жена, – сказала она. – Она будет физюлей, вы будете вместе рисовать формулы и мечтать о прошлом.

Прошлое

Он пытался доказать, что в прошлом мы жили лучше.

– Вещи служили десятилетиями, в продуктах ни химии, ни ГМО, люди читали книги и не думали о деньгах.

– Конечно, – сказал я, – сколько о деньгах ни думай, они не появятся. Вот и оставалось книжки читать, да вещи ремонтировать.

– А какое образование было! – не унимался он. – Сейчас без калькулятора никто двузначные числа не сложит.

– Сколько будет двадцать шесть плюс тридцать семь? – спросил я.

– А медицина какая была, – проигнорировал он мой вопрос. – Ежегодные осмотры, бесплатные профилактории, санатории.

Я вспомнил знакомого, который несколько лет лечился в онкоцентре, и только на третий год после институтского медосмотра врач обратил внимание, что у него не в порядке анализ крови.

– Хочешь в прошлое? – спросил я. – А загородный дом, три машины и трехкомнатную квартиру ты с собой заберешь?

Квартира

Они остановились перед дверью, он достал ключ.

– Ты представляешь, что это наша квартира, – сказал он. – Никаких соседей, никаких хозяев. Это наша дверь, наш замок.

Она показала на щель между дверь и косяком.

– Будет дуть, – сказала она. – Надо утеплить.

Он сказал, что это легко, он все сделает завтра. Но вот дверь открылась, они вошли в прихожую. Она подошла к встроенному шкафу, попыталась прикрыть дверцу. Дверца заскрипела и снова открылась.

– Ерунда, – сказал он. – Завтра купим магнитные защелки.

Они вошли в кухню. Она провела пальцем по поверхности электроплиты, достала из раковины окурок, не нашла, куда его выбросить, положила обратно. Он вынул пачку сигарет, похлопал по карманам.

– Зажигалку забыл, – сказал он. – Ничего я от плиты прикурю.

Конфорка быстро покраснела, он нагнулся, приложил кончик сигареты к раскаленной поверхности.

– Отличная вещь! – сказал он. – Можно на зажигалках экономить. А вид какой!

Они подошли к окну. Далеко внизу у светофора стояли десятки машин, в просвете между домами виднелся парк с темными верхушками деревьев.

– Форточки нет, – сказала она. – Если мы тут поставим стол и приоткроем окно, то будет дуть.

– Сделаем форточку, – сказал он. – Какие проблемы.

– В этих окнах ничего не сделаешь, – сказала она.

Они прошли в комнату.

– Странно, – сказала она, – эта стена выпуклая, а другая впуклая.

– Позовем штукатура, – сказал он, – все равно обои будем менять. Я сам обои наклею и плинтуса заменю. И дверь заменю.

Он показал на фанерную дверь со вмятиной посредине. Она прошла в ванную.

– А это я сама сделаю, – раздался ее голос. – Тут страшные щели между плитками. Я куплю шпаклевку и все замажу.

– Надо специальной цементной затиркой, – сказал он. – Я тебе помогу.

Он зашел в ванную.

– Ты ведь все равно счастлива? – спросил он.

Счастье

Они расстелили на траве одеяло, он лег на спину и стал смотреть в небо. Она села рядом.

– Уходи, проклятая муха, – сказала она и махнула ладонью над его лицом. – Ты такой сладкий, – добавила она, – тебе даже мухи любят.

– Ты счастлива? – спросил он.

– В данный момент очень, – сказала она и начала доставать продукты из сумки. – Вино будем сначала или после еды?

– И сначала, и во время, и после, – сказал он. – Мне давно не было так хорошо.

– Ты такое обычно после секса говоришь, – сказала она. – Что произошло?

– Я вдруг понял, что ты самая лучшая девушка на свете. За что мне такое счастье?

– Сама удивляюсь, – засмеялась она. – Ты просто воспользовался моей наивностью и невинностью.

– Давай никогда не будем ссориться? – предложил он.

– Возражений нет, – улыбнулась она. – Открывай бутылку.

Через месяц он стоял у ее подъезда и слушал длинные гудки в телефоне. Вскоре включился автоответчик: «Оставьте сообщение после сигнала», – раздалось в трубке. Он нажал кнопку отбоя, набрал другой номер:

– Люсь, что делаешь? – спросил он. – Не хочешь кофейку со мной выпить?

Кофе

Кроме него в кафе за соседним столиком сидели три девушки. Их стол стоял у окна. Две девушки сидели на диване, третья сидела на стуле, поджав под себя ногу.

– Пирсинг, татуировки, глаза намазаны, ресницы приклеены – думал он. – Неужели парням это нравится?

Он достал из кармана блокнот, щелкнул шариковой ручкой, записал эту мысль.

– Еще кофе? – спросила подошедшая официантка. – Может пирожные, у нас есть вкусные, с ягодами?

– Кофе, – сказал он. – И сырную тарелку. У вас есть свежий белый хлеб?

– Есть булочки, – сказала официантка. – Я попрошу их подогреть.

Он продолжил наблюдать за девушками. Официантка подошла к ним, и он услышал, что они заказали зеленый чай и пирожные.

– На вино денег не хватило, – подумал он и записал в блокнот: «денег хватило только на пирсинг, а вино им должны покупать мужики».

Девушки, поглядывая на него, начали шушукаться. «Обо мне сплетничают, – подумал он. – Сидит тут старпер, на нас вылупился. Видно жена ему не дает, вон как облизывается».

Он вытер губы салфеткой. Девушки достали из сумок тетради, начали их перелистывать.

– Студенки, – подумал он, – или школьницы. Сейчас уже не разберешь.

Он встал и подошел к их столу.

– Девушки, я тут гадаю. Вы студентки? – просил он.

– Да, МГУ, – сказала девушка, сидевшая на стуле. – А мы тоже гадаем, вы писатель? А то сидите перед пустой чашкой и все время пишете.

– Я в банке работаю, – сказал он. – А пишу так, это у меня хобби.

– Вот видишь, – сказала одна из девушек, сидевшая на диване. – Я была права. Для писателя он слишком медленно пишет.

Медленно

– Не надо, – сказала она, высвобождаясь из его рук. – Не будем торопиться. Самолет в пять утра, у нас с тобой целый вечер и половина ночи. Будем делать все медленно, а то быстро все переделаем и начнем скучать.

– Как скажешь, – он сел на табуретку. – Давай помогу, салат нарежу или картошку почищу.

– Иди в комнату, приберись немного.

– А ты будешь без меня скучать? – спросил он.

– Я поеду с тобой в аэропорт. Потом вернусь, все приберу, поеду домой и тогда начну скучать.

– А я сразу начну скучать, – сказал он. – Я уже начал скучать.

– Ты торопишься, – засмеялась она. – Сначала дождись, когда мы расстанемся.

– Обещаю тебе, что я не буду там смотреть на женщин, – сказал он.

– Вот это зря, почему бы тебе не убедиться, что я самая лучшая?

– Я и так это знаю.

Она достала из холодильника мясо, взяла разделочную доску, надела передник, стала нарезать мясо тонкими ломтиками.

– У тебя нет специальной доски для сырого мяса, – сказала она. – У тебя вообще одна доска. Так что салат пока не на чем резать. Иди, не мешай мне.

Он пошел в комнату, взял пепельницу, вернулся на кухню, вытряхнул окурки в мусорное ведро.

– Уборка закончена? – спросила она. – Пропылесось комнату, у тебя пыль по всем углам.

– Какой смысл? За год все равно наберется, – сказал он.

– Это для нашего вечера, – сказала она. – Я надела свое самое красивое платье.

– После ужина я его сразу сниму.

– Так я тебе и доверила, – засмеялась она. – Посмотри на свои пальцы.

Он посмотрел. Пальцы были серыми, он случайно залез ими в пепельницу. Он пошел в ванную, вымыл руки, посмотрел в зеркало, провел рукой по щеке, включил бритву, начал бриться.

– Сосем другой мужчина, – сказала она, когда он вернулся на кухню.

– Я тебе буду звонить, – он снова сел на табуретку. – Прилечу и сразу позвоню.

Он позвонил через неделю.

– И как тебе в Америке? – спросила она.

– Утром на улицах пахнет омлетом с беконом, – сказал он, – а в обед – жареным мясом и какими-то приправами.

– Понятно, – сказала она. – А как работа?

– Нормально, – сказал он. – Работаю потихоньку.

Работа

– Знаешь, а ведь я никогда не работал по-настоящему. Учился, потом академический институт, где полная свобода. Потом университеты в Америке – они мало чем отличались от академических институтов. Даже в корпорации, куда я перешел, была свобода. Я там сам себе задания придумывал, начальников практически не было. Утром придешь, до обеда посидишь за компьютером, а если после обеда в сон клонит, махнешь рукой, да и домой поедешь.

– Завидую. А я каждый день с девяти до шести. Вечером еду приготовлю, уроки у детей проверю и спать. В выходные магазины, готовка, детей в разные секции надо отводить. Отпуск тоже с детьми. Иногда проснусь ночью и думаю, что не живу, а жду чего-то. Дети вырастут, или в лотерею миллион выиграю – тогда смогу на полставки перейти.

– Нельзя жить и ждать. Годы проходят, тебе надо хоть любовника завести.

– Смеешься? Мне только не хватало кого-то утешать и слушать рассказы о чужих проблемах… Что ты задумался?

– Вспомнил, как жила моя бабушка. Печь с дровами, вода из колодца, белье полоскать на речку ходила.

– Хочешь сказать, что у других еще хуже? Знаешь, я в институте курсовую писала, сравнивала, например, московское метро с парижским и американским. Ну и еще: бездомные, налоги… Сравнение, конечно, в нашу пользу. А мне препод говорит: «Нельзя гордиться тем, что у других еще хуже». Я эти слова хорошо запомнила. Теперь, когда по телевизору начинают сравнивать, что у нас и что у них, я всегда этого препода вспоминаю. Жаль, что он этим говорунам не преподавал. Что ты опять замолчал?

– Думаю, как тебе помочь.

– Не думай, ты мне уже помог. Я сейчас себя с Наташкой сравнила.

– Но Наташка порхает по жизни, у нее нет детей.

– Вот поэтому сравнение в мою пользу. Ладно, пока, я бегу, мне моих мальчишек надо из футбольной секции встречать.