Владимир Алексеевич Колганов
Охота на министра
Глава 31. Жаркая ночь в эфире
Всех, кто в этот поздний час не спал и догадался настроить приёмник на волну радиостанции «Слухи столицы», ожидал сюрприз. Вместо рекламы, музыки и надоевших новостей о том, как хорошо Кайманскому живётся на свободе, из репродукторов послышалось нечто такое, что этому времени никак не соответствовало. Давно такого не было, чтобы по ночам, в прямом эфире развёртывалась жаркая дискуссия, да ещё на столь животрепещущую тему:
– Здравствуйте, дорогие друзья! Сейчас за окном глубокая ночь, но мы собрались здесь, в «Закрытой студии», потому что дольше ждать уже нельзя. Вот только что нам сообщили, что утром произойдёт событие из ряда вон выходящее… – послышались всхлипывания. – Итак, в студии я, Александра Шанская, Вениамин Полифактов и наш гость Соломон Бляхер, известный политолог. Какие у вас ощущения, господа?
– Вы знаете, чем-то всё это напоминает ночь с третьего на четвёртое октября, когда я стоял в толпе у Моссовета.
– А мне вспоминается август, девятнадцатого числа. Моросящий дождь и такая, знаете ли, тоска!
– Ну что касается тоски, Соломон, так тут не обошлось без вашего участия.
– Я-то тут причём?
– Не вы ли нам твердили про «премьерского кота», про «громоотвод», про мальчиков для битья, окопавшихся в правительстве?
– Не вижу ничего обидного в «громоотводе», если премьер и в самом деле президента в чём-то прикрывал. Вот если бы «козёл отпущения»…
– У вас нет ни капли сострадания, Соломон!
– Сашенька! Можно подумать, что завтра вы напьётесь с горя.
– Так, давайте обойдёмся без намёков.
– Да я не намекаю. Просто хочу сказать, что народу это пофиг.
– Мне кажется, Соломон, что ты не прав. Те тысячи людей, которых мы видели на проспекте Сахарова, на Болотной… им не всё равно, – вмешался в беседу Полифактов.
– Ну, если у них есть потребность в клоунаде…
– Соломон! Веня! Давайте отнесёмся к этому более серьёзно. Я всё-таки хочу найти второе дно.
– Какое ещё дно, Сашенька? Это лишь дырявый тазик! – усмехнулся Соломон.
– А я думаю, что премьер и после отставки как-нибудь устроится. С голоду уж точно не помрёт, – резонно заметил Полифактов.
– Господи! Да я же не о том! Вы понимаете, что все наши потуги теряют теперь всякий смысл. Зачем расшатывать эту власть, зачем гнобить тех, кто сидит в Кремле, если не в состоянии никого предложить взамен?
– Я думаю, Саша, ты не права. Россия всегда была богата самородками.
– Где ты их видел, Вениамин? В тюрьме?
– Положим, Кайманский уже гуляет на свободе.
– Да-да, по земле обетованной. И кушает устрицы, запивая «Шабли» 2007-го года.
– Не ёрничайте, Соломон! Он это заслужил. После десяти лет на нарах можно кое-что себе позволить.
– Боюсь, пример Кайманского доказал, что никто из нас на жертвы однозначно не способен. То есть я хочу сказать, что одежды мученика никто не станет надевать. Так же, как и тащить свой крест на ту самую Голгофу.
– Я с вами не согласна! Вот, скажем, театр постоянно прогрессирует, несмотря на катастрофическое положение с финансами.
– Это ваше личное мнение. А я в театр не хожу. Если понадобится, так два пальца в рот… Хотя бы на билетах сэкономлю.
– Фу, Соломон! Не забывайте, мы в эфире… А ты что думаешь, Веня?
– А что тут думать? Меня давно уже предупреждали, что так будет.
– Что, цыганка нагадала?
– Типа того. Вы не смейтесь, Соломон. Тут дело в том, что правительства приходят и уходят, а он остаётся. Всё потому что он Дракон, а не Змея.
– Ну вот, и ты ударился в эту астрологию.
– По-моему, она всё объясняет.
– Я всё же не пойму, господа – но почему снова этот август? Разве нельзя было выбрать другое время, не накануне отпусков? Ваше мнение, Соломон.
– По-моему, тут всё предельно просто. После Олимпиады несколько месяцев можно было почивать на лаврах, следовало воспользоваться ситуацией, чтобы укрепить авторитет кремлёвской власти. Майские праздники, да и вообще весь май тоже не подходит – может возникнуть подозрение, что смещение премьера у них ассоциируется с победой над заклятым врагом. Ну а затем потребовалась пара месяцев, чтобы подготовить общественное мнение и довести рейтинг премьера до нуля. Вот вам и получается этот самый август.
– Так что же теперь делать?
– А что можно предпринять, если ввязались в чьи-то там разборки? Мы-то тут при чём?
– Веня, я от тебя этого не ожидала.
– Ну вот и дождалась. Поверь мне, брось ты это! Пиши о своём театре, если нравится, а в политику не лезь.
– Согласен! Это совсем не бабье дело.
– Прекратите, Соломон! Или вас отсюда выведут!
– Молчу, молчу! Только Веня прав – на шахматный доске всего один король и куча пешек. Так и на что ещё надеяться?
– Похоже, вас это не смущает…
– На мой век и придурков хватит, и дураков!
– Ну, знаете ли!..
На этом разговор прервался, в эфире послышался грохот падающих стульев, чей-то визг…
Сашенька ещё долго не могла успокоиться. Да как так можно? Ей, хрупкой женщине, приходится вразумлять взрослых мужиков! Где они набрались всей этой ереси? Или прежде тщательно скрывали? В её понимании только тот достоин уважения, кто остаётся верен своим принципам до самого конца – если, конечно, эти принципы не противоречат идеям равноправия и свободы. Само собой, каждый может ошибаться, но важно, чтобы он хотел понять смысл того, что происходит в мире и в стране. Вот и она не сразу осознала «подлость и коварство» тех, кто правил государством ещё на заре её карьеры.
В юности Сашенька мечтала стать актрисой. Хотела бы порхать по сцене, как Нина Заречная из чеховской «Чайки», хотела быть любимой зрителями, хотела, чтобы дарили ей цветы… Увы, с самого начала что-то не заладилось. Она бы не решилась никогда признаться в отсутствии таланта, но даже в тех небольших ролях, которые ей поручали, не смогла показать всего, на что способна. Короче, зритель её не полюбил, а вслед за тем и главный режиссёр разочаровался. Поняв, что выдающейся актрисы из неё не выйдет, Сашенька стала пить, не миновав судьбы других своих коллег-артистов. Но если во многих случаях оправданием этому пагубному увлечению в какой-то степени может быть талант, то Сашеньку так и не простили. В итоге она оказалась обузой для театра, и пришлось искать новую профессию.
Если бы не Полифактов, пошла бы, наверное, пивом торговать – это только так говорят, что у нас нет безработицы для несостоявшихся актёров. Кое-как избавилась от депрессии, хотя бывало, что прошлое давало о себе знать самым жутким образом. Тогда хотелось выть, кричать, напиться вдрабадан… Наверное, многие знают, что такое женская истерика. Столь же хорошо известно, что единственный способ выйти из состояния полной безнадёги – это найти внешнего врага. То есть не копаться в самой себе и не искать там причины неудач, но вместо этого ясно осознать, что вот он, тот злодей, который виноват в том, что с ней случилось.
Впрочем, злодеев оказалось много – со временем составилась целая коллекция. Тут была и «циничная скотина без сердца и без совести», осмелившаяся посетить онкологическую клинику для безнадёжно больных детей как раз накануне президентских выборов, и «ошалевший от власти мелкий стукачок, раздающий налево и направо то свой гнев, то милость». Тут были и дремучие деятели искусства, не ведающие, что такое интеллект, и уродливая публика уровня третьего класса средней школы, наводнившая театры. Глядя на них, снова хотелось выть, биться в истерике, однако Сашенька сумела найти в себе силы и начала борьбу не за жизнь, а за выживание.
Первый, за кого она пыталась заступиться, был её собственный муж. Когда несколько лет назад его пригласили на работу в Прагу, где располагалась штаб-квартира «Свободного радио», Сашенька решила, что наконец-то повезло. Уехать из России, куда глаза глядят, она давно мечтала, а тут появилась перспектива перебраться в одну из красивейших столиц мира и в полной мере ощутить себя свободной и от мерзкого прошлого, и от пут ненавистного режима. К тому же доход главного редактора русской службы этому ощущению вполне бы поспособствовал.
Всё началось после того, как Олег решил привести в редакцию своих людей. Тогда ещё ни ему, ни Сашеньке было невдомёк, что свободное общество предоставляет каждому его члену все мыслимые права для борьбы за радость бытия, за кусок вкусного пирога, за приличную зарплату. Вот и посыпались доносы начальству в Праге и спонсорам за океан. Тому, что они устроили Олегу, трудно подобрать достойное название. Это была гражданскую казнь, это было ритуальное убийство! В итоге контракт расторгли, а Сашенька наконец-то поняла, что «Свободное радио» оказалось мифом. Единственная свобода, которую оно может дать – это свобода алчности и подлости.
К тому времени она вела на радио только передачи о театре. Отзывы были разные – приходилось слышать, что тексты у неё красивые, но почти бессмысленные. Полифактов как-то ей сказал, что такое можно сочинить только под хорошим кайфом, приняв сто пятьдесят граммов «вискаря». В какой-то степени он был недалёк от истины.
После событий в Праге Сашенька почувствовала, что не может ограничивать себя проблемами театра и кино. Ей захотелось вести серьёзную политическую передачу. Веня тогда оправдывался на летучке, ей об этом позже рассказали:
– Она заныла, заскулила, потом стала угрожать мне Страшным судом. В общем, я дрогнул…
Это был один из тех немногих случаев, когда Веню удалось переубедить. А в основном, он вёл эти утренние совещания как настоящий диктатор, которым и должен быть деловой человек, зарабатывающий себе на хлеб с зернистой икрой трудом многочисленного коллектива:
– Итак, с утра садимся на телефоны и согласовываем тексты передач. Чтобы буквально на каждое слово было разрешение от тех, кто нам платит за рекламу. При этом нельзя забывать и о балансе между главным акционером и рекламодателями. С одной стороны – они, то есть те, кто нам жизненно необходим. С другой – интересы акционера, который нам тоже крайне важен. И не надо никого из них дразнить! Дразнилки и прочие интеллектуальные выверты оставьте за порогом дома. Короче, не будет визы – не сносить вам головы!
Спорить с Полифактовым решался только первый зам, да и того потом уволили:
– Что-то ты сегодня слишком агрессивен, Веня.
– Я агрессивен? Да побойся Бога! Ты меня с кем-то перепутал. Я исключительно нежен и сегодня, и всегда.
– А вот не стоит ли…
Дальше следовало чьё-то предложение внести в сетку вещания радиостанции новую программу взамен прежней, изрядно устаревшей. На это всегда следовал один ответ:
– Ерунда всё это! Полный бред! Можешь говорить тут, что угодно, а я буду делать только то, что посчитаю нужным, – и упираясь взглядом в собеседника, кричал, забрызгивая всё вокруг слюной: – И не скули больше! И не ной!
– Веня, ты не прав! – пытался успокоить его первый зам.
– Считай, что я этого не слышал.
– Но всё-таки…
– Сколько раз надо повторять?! Наехал на меня – или извинись, или ищи себе работу! Есть ещё пятьдесят четыре радиостанции. Свет клином на «Слухах» не сошёлся. Вот иди туда и там сколько угодно будешь меня грязью поливать. Надеюсь, я понятно выражаюсь?
– Не совсем…
– Вот странные вы люди! – после этих слов Веня театрально всплёскивал руками. – Сто раз я уже это говорил! Ну как так можно? Надо же беречь время своего руководителя. Неужели я буду умолять, упрашивать, валяться у вас в ногах ради того только, чтобы меня здесь поняли?
– Веня, а почему бы нет?
– Так. Все, кто задал невнятные вопросы, будут наказаны и оштрафованы.
– Но за что?
– Теперь что касается этой твоей новой программы. Вот когда я почувствую, что старая исчерпана, тогда на этом месте появится другая. Ю андестэнд?
– Однако, на мой взгляд…
– Ну хоть кол на голове теши! Запомните, у сотрудников «Слухов» не может быть своих взглядов. Взгляд есть только один-единственный, и это мой личный взгляд. Зарубите себе это на носу!
Несмотря на столь оригинальный стиль Вениного руководства, Сашенька получила возможность заявить о своих взглядах на политику, на то, что происходит в стране и в мире. Её гостями были близкие по менталитету люди – неважно, из искусства или же из бизнеса. Особое предпочтение она отдавала тем, кто не стеснялся в выражениях, ругая власть – в её понимании, именно они обладали особым обаянием ума. Увы, так продолжалось недолго. Получив от Вени очередную нахлобучку, Сашенька поняла, что не стоит впредь подставлять своего благодетеля – радиоэфир оказался не самым подходящим местом для подобных откровений, и пришлось снова вернуться к теме искусства и кино.
С тех пор Сашенька позволяла себе изливать душу только в Интернете, в собственном блоге – там каждый сам себе хозяин, а поскольку за всем, что там пишут, невозможно уследить, то появляется возможность «отрываться» по полной программе, и излагать то, что не всегда скажешь даже в компании друзей. Да, в радиоэфире она была паинькой, вот только сегодня сорвалась, так ведь Соломон сам был виноват, теперь будет знать, как спорить с Сашенькой! Впрочем, Соломон тут по большому счёту ни при чём – он только крохотная пешка в большой игре.
Глава 32. Одержимость
С недавних пор Стрекалов, прежде чем докладывать наверх, самостоятельно, не прибегая к помощи своих подчинённых, копался в родственных связях возможных фигурантов, и если обнаруживалась близость к некоему важному лицу, срочно вызывал Викулова. Вот и теперь передал папку с документами и спрашивает:
– Егор! Ну вот скажи, зачем это мне подсунули?
– Аристарх Игнатьевич! Я тут ни при чём, этот материал проходит не по нашему отделу.
– А ты всё равно скажи: зачем? – настаивал Стрекалов.
– Ну как зачем? Чтобы жулика вывести на чистую воду. Чтобы возбудить дело, выдвинуть обвинение…
– И чтобы общественность узнала, как власть борется с коррупцией.
– Ну и это тоже, – согласился Викулов, так и не поняв, куда клонит генерал.
– А через два года напряжённого труда нашего героического коллектива мне вдруг сообщат, что этот жулик на самом деле ни в чём не виноват, и что таких, как он, ни в коем случае не надо обижать, – генерал встал из-за стола, сжал кулаки и стал ходить по комнате. – Вот ты скажи, на кой хрен мы пишем все эти протоколы, устраиваем очные ставки, делаем запросы, если всё можно выяснить заранее? Почему бы сразу не сказать, что есть некий круг лиц, которых ни при каких условиях не трогать! Ну разве что немного припугнуть, чтобы не очень зарывались. Это как в детской комнате при отделении милиции, куда приводят шаловливого подростка, чтобы только пожурить. Контора «Напрасный труд» – вот кто мы такие!
– Зря вы, Аристарх Игнатьевич! Везде есть издержки производства…
– Нет! Это не издержки! В стране совершается масса преступлений, и мы могли бы их раскрыть. Смогли бы, если бы не увлекались совершенно безнадёжными делами.
– И что вы предлагаете?
– Да очень просто, – генерал остановился перед Викуловым и стал увлечённо излагать свои соображения: – Сейчас идёт смена поколений, контингент омолодился, а ведь у каждого из них есть папа, или тесть, или хотя бы свёкор. Так вот, надо бы принять закон, чтобы каждый госчиновник завёл себе ученический дневник. Не знаю, как сейчас, но раньше в школе там не только ставили отметки, но и писали замечания специально для родителей. Ну вот и мы будем время от времени делать записи в этом дневнике. К примеру, сегодня ваш милый Вася получил откат в размере трёх миллионов долларов. А через месяц запишем, что на эти деньги он купил себе виллу на Лазурном берегу. Потом напишем, что добивается гражданства Израиля – так, на всякий случай. Ну а вышестоящая родня пусть принимает меры – пусть лупят, как нашкодившего школяра. Впрочем, порка, говорят, теперь не в моде. Ты-то своих лупишь?
– Да не завёл ещё.
– Что так?
– Всё некогда.
– Напрасно! Семья – это залог успеха. И в личной жизни, и в карьере. Семья – это, Егор, семья! – Стрекалов поднял палец, то ли пытаясь придать значительность произнесённой фразе, то ли указывая куда-то вверх, выше потолка, и вдруг неожиданно спросил: – Выпить хочешь?
Викулов посмотрел на генерала, как тот же ученик смотрит на учителя, предложившего опохмелиться.
– Ты что же, бросил или брезгуешь с начальством? – усмехнулся генерал.
– Да что вы! Просто никак не ожидал…
– Да я, брат, сам за то, чтобы блюсти субординацию, чтоб на работе ни-ни… Но вот, бывает, так припрёт, что хоть на стенку лезь или стреляйся…
Стрекалов достал коньяк, налил им по стопке.
– Ладно, давай выпьем за твоё потомство. Таких, как ты, Егор, надо интенсивно размножать. Если потребуется, даже в инкубаторе. А то расплодили, понимаешь ли, поголовье какого-то… скота!
Выпили. Всё бы ничего, однако Егора беспокоила вот какая мысль: понятно, что у генерала это всего лишь крик души, но интересно, вспомнит ли он завтра о том, что наговорил сейчас?
В его мозгу тоже иногда возникало ощущение, что слищком много времени истрачено впустую? Что если всё закончится ничем? Собственная судьба Викулова мало волновала – пока силы есть, без работы не останется. Беспокоило только сознание собственной беспомощности. Будто это не его страна, будто он здесь нежеланный гость со всеми своими нравственными заморочками и верой в необходимость соблюдения закона. Иногда даже складывалось впечатление, что он попал в воровской притон – вот вышел из подворотни, завернул за угол, а там всё совсем не то, что в его родном московском дворике. Тот крохотный мир, где его дом, где друзья, где его любимая – это как бы исключение. А остальное пространство живёт по своим понятиям, по неписаным законам, и то, что происходит там, для него совсем чужое. Викулов гнал эти мысли, но они появлялись снова и снова. И только работа позволяла хотя бы на время избавиться от них.
Тем временем, дело Аникеева постепенно двигалось к финалу. Важную информацию сообщила Элен – будто бы Докутович требовал от министра, чтобы тот не допускал к участию в приватизации те компании, которые находятся под контролем государства. Аникеев возражал, один раз дело чуть не дошло до потасовки – Элен даже пришлось их разнимать. Судя по этому эпизоду, клиент созрел! Впрочем, дело не в одном каком-то человеке – вся эта шобла засуетилась в ожидании неизбежных перемен, и тут уж только бы не прозевать, когда сделают неосторожный шаг, когда подставятся. Так рассуждал Стрекалов, в очередной раз наставляя своего «следака» на путь истинный.
– Ну что ж, Егор, с заданием вы оба справились. Пора заканчивать рейд по тылам врага. Ещё немного поводи их за нос, а после завершения операции и Елену отзовём, и тебе больше не нужно будет прикидываться «шестёркой» при Докутовиче и Аксельборге.
– Скорей бы, а то совсем невмоготу. Одно дело воры и взяточники, там всё предельно ясно, надо только доказать вину. А с этими что делать? Ведь не подкопаешься.
– Потерпи чуток! Скоро кто-нибудь из них проколется. Есть у меня такое твёрдое предчувствие.
– Вряд ли Аксельборг подставится.
– Этот не по нашему ведомству. Да и Докутовича в обиду не дадут – премьер души в Костике не чает. А вот если прихватим Аникеева, тогда Первый поставит на это место своего человека, и Докутович окажется в полной заднице! Уж мы крылышки им тогда подрежем.
– А что с премьером?
– Да ничего! Придёт время, и его задвинут. Но уже без нашего участия.
Викулов уже смирился с тем, что возможности его не беспредельны. Тут ведь шаг вправо, шаг влево – требуют следователя заменить, а то и вовсе – за ворота! Придётся довольствоваться тем, что разрешено. Однако Аникеева тоже не возьмёшь голыми руками – прямых улик нет, есть только подозрения. Судя по намёкам Стрекалова, кое-кто уже взял его в оборот – не исключено, что готовят Аникееву «подставу». Остальное – дело техники.
Глава 33. Брать или не брать?
В отличие от Федюкина, Артём Митрофанович о дворянстве не мечтал, да и планов несбыточных иикогда не строил. И дело даже не в том, что тесть его не имел никакого отношения к «Дворянскому гнезду». Всё потому что женился Аникеев не по расчёту, а по любви – приглянулась ему симпатичная студентка на экономическом факультете МГУ, вот тогда и понял, что пора бы внести в личную жизнь свежую струю. О прежней своей супруге он теперь не вспоминал – что было, то было, и давно быльём поросло. Родила ему сына – и на том спасибо. Правда, Митя не решился брать пример с отца – со временем Аникеев понял, что наследник из сына не получится. Что поделаешь, если испытывал он отвращение к всем этим дебитам-кредитам. Поэтому Артём Митрофанович и обратил внимание на толковую студентку – после лекции сама к нему подошла, задала несколько вопросов. Всё по делу, чего он никак от неё не ожидал. Сразу как-то исподволь возникла мысль: с этой мы наверняка поладим.
Слава богу, теперь есть кому передать то, что накопил трудами праведными, не считая того, что скрыто до поры до времени от посторонних глаз. Со временем Нюра стала надёжным помощником во всех его делах – часть недвижимости на неё записал, кое-какие зарубежные активы. Однако всего этого было явно недостаточно, чтобы обеспечить семье достойное существование – достойное его нынешнего положения человека, сидящего на сундуке с деньгами. Ключик, правда, не в его руках, но без его визы ни один проект не получит финансирования, ни один кусок государственного пирога не сможет перейти в частные руки. Да что тут говорить, если народ чуть ли не ломится в его кабинет в надежде получить выгодный госзаказ или иные преференции. А между тем, уже сил никаких нет смотреть на то, как «жирные коты» приумножают свой капитал, причём не без участия министра экономики? Такое впечатление, что ложку проносишь мимо собственного рта, подкармливая тех, у кого и так уже несварение желудка от ежедневного обжорства.
Вот потому и выискивал Артём Митрофанович всё новые способы как-нибудь подзаработать, не вступая в очевидный конфликт с уголовным кодексом. Причём очевидность в его понимании означала не только присутствие свидетелей, но и все иные возможности проследить путь денег из одного кармана в другой. Так что при выборе клиентов действовал крайне осторожно – присматривался, прикидывал, не сдаст ли, да и цену за услуги не заламывал – брал по-божески, только небольшой процент от сделки.
Особую привлекательность имели сделки, что называется, с душком. Тут вот в чём закавыка – скажем, некую госкомпанию решили приватизировать, однако наряду с частными компаниями на неё претендует крупная компания, контрольный пакет акций которой принадлежит государству. Как тут поступить? Для запрета такой сделки есть законные основания, но если не очень придираться, закрыть глаза на некоторые обстоятельства, тогда можно сделку разрешить.
«Да с какой стати разрешать? Я вот ночей не сплю, всё думаю, как бы составить убедительное обоснование этой сделки, а в итоге за своё подвижничество даже благодарности от премьера не дождусь. Докутович давно нашёптывает ему на ушко, мол, пора кончать с госкорпорациями и иже с ними. Я бы тоже не прочь, поскольку с частниками легче сговориться, однако ничего не поделаешь – приходится брать под козырёк, коль скоро глава компании чуть ли не самый надёжный соратник президента. Да уж, когда имеешь возможность откусить самый вкусный кусок от пирога, было бы неописуемой глупостью в чём-то ослушаться "хозяина"».
Так рассуждал Аникеев, с тоской глядя из окна на неспешно текущую куда-то Москву-реку. Вот и время течёт, причём неумолимо, и скоро всё это закончатся – после президентских выборов наверняка придётся покинуть министерский кабинет. А потому что он как бы сам по себе, вынужден лавировать между Сциллой и Харибдой, так что в итоге и те и другие недовольны. Но как им угодишь, если между собой договориться неспособны?
В итоге длительных раздумий пришёл к такому выводу: «А почему бы не рискнуть? Отношения с Чесиным почти приятельские, так что вряд ли он станет упираться. Ведь попрошу толику малую не из его личного кармана, а из бюджета госкомпании. Как он там отчитается – это его дела. Когда ворочаешь миллиардами, стыдно быть скупердяем. Всего-то пару миллионов долларов – от этого компания Чесина не обанкротится. Да все эти расходы он окупит без проблем».
Однако толчком к принятию решения послужила ситуация с премьером, чреватая и для него отставкой – стало понятно, что собираются зачистить правительство от либералов. Когда появились статьи Соломона Бляхера, Аникеев решил, что пора поторопиться – больше нельзя тянуть, надо форсировать разработку обоснования сделки, а параллельно дожать скрягу Чесина.
После того, как представилась возможность в приватной обстановке переговорить по этому вопросу, началось томительное ожидание. При каждой встрече с Чесиным Артём Митрофанович прикладывал два пальца к груди, как бы предлагая сообразить на двоих – навеяно это было эпизодом из «Кавказской пленницы». Словно бы в ответ Чесин незаметно кивал, но дело почему-то никак не двигалось. Аникеев весь извёлся – возникло подозрение, что его кинули, как примитивного лоха.
Но вот однажды ближе к вечеру раздался телефонный звонок:
– Приезжай! Корзинку я приготовил. Всё, как договаривались.
Поначалу, Аникеев даже не понял, о какой корзинке речь. Потому и спросил:
– Ты о чём?
– Да как о чём? О нашем уговоре. Ты извини, что затянул с выполнением поручения. Сам понимаешь, всё дела, дела… Так что, подъедешь? Прямо в офис, часикам к шести…
– Угу! – только и смог сказать Аникеев, потому что до сих пор не верил в то, что получилось…
Взяли Артёма Митрофановича на выезде с территории главного офиса компании. В багажнике его машины нашли кейс с мечеными долларами, а на допросе так прижали, что хоть кулаками отбивайся, но всё без толку. Вот тогда-то он и пожалел, что женился по любви, а не с расчётом на тестя-покровителя. Теперь, увы, не соскочить.
