Владимир Алексеевич Колганов
Феномен ДБ
Слово Дмитрию Быкову [76]:
«"Всякое даяние – благо". Я не берусь оценивать премию "Национальный бестселлер" и благодарно умолкаю. К сожалению, я не был в этот раз в Питере на её вручении и до сих пор не знаю, дадут денег или нет. Деньги нужны, примерно этой суммы не хватает на отливку памятника Пастернаку в Москве, и я давно их определил туда. Осталась малость – получить обещанную сумму. Хотя я и так вполне доволен».
Чем доволен Быков, я не вполне уразумел – то ли тем, что уже готов проект памятника Пастернаку, то ли совсем наоборот. Пожалуй, ради такого дела стоило бы смирить свою гордыню, забыть обиды и явиться на поклон к организаторам церемонии вручения премии «Нацбест», тем более что сумма полагалась Быкову немалая, 250 тысяч рублей. Но лауреат предпочёл эпистолярный жанр, полагая, что авторитет надо поберечь, ну а деньги никуда не денутся. Вот и в беседе с Дмитрием Ольшанским (Time Out Москва №35 (094) 4 – 10 сентября 2006) снова возникает тема этих пресловутых денег и неизбежно сопутствующего им проекта памятника [77]:
«Насчёт денег – интересно. Не пришёл я на церемонию – ну, подумаешь. Я честно прислал за себя большую зелёную лягушку. Можно меня любить или не любить, но деньги-то мои где? Прошло два месяца, никто не звонит, не пишет. Пользуясь случаем, хочу воззвать к "Нацбесту": уважаемые господа! Или объявите, что премия перешла в разряд моральных поощрений, я не обижусь, они мне даже нужней, или отдай, старуха, мои деньги. Я уже пообещал, что немедленно всё до копеечки перечислю на памятник Пастернаку в Москве».
Здесь речь идёт об огромной плюшевой игрушке, которую Быков прислал вместо себя на церемонию вручения премии. Но самое любопытное в этой истории, что памятника Пастернаку в Москве как не было до сих пор, так и нет. Будем надеяться, что к тому времени, когда книга окажется в руках читателя, появится новое объяснение его отсутствию. Возможно, кто-то станет утверждать, будто во всём виноват только Быков, так и не получивший свою премию, но мне думается, что всё не так. Скорее всего, Быков премию получил, но есть силы, упорно препятствующие его желанию пожертвовать на доброе дело часть своих доходов.
Решение о возведении памятника было принято на заседании Московской городской думы ещё в 2006 году. Тогда имелся и проект, разработанный скульпторами Даниэлем Митлянским и Захаром Караяном. Решение решением, но вскоре наступил кризисный 2008 год и финансирование проекта прекратилось. А в 2010 году вдруг выяснилось, что старого проекта уже нет, а новый разработан Зурабом Церетели. Но даже и этот вариант реализовать нет никакой возможности, поскольку Церетели откликнулся на слёзную просьбы жителей Тамбовской области, и памятник в 2012 году установили в городе Мучкап, лишив Москву надежды, а Быкову сохранив кое-какие деньги, насколько я могу предположить.
Ну что ж, покончим с уже порядком надоевшей мне историей с «Нацбестом» и перейдём к премии Стругацких, тем более что Быков был лауреатом этой премии четырежды. Да что я говорю – он им остаётся по сей день! И между прочим, этим горд, как следует из его признания [78]:
«Почему-то нам свойственно очень гипертрофированное значение придавать премиям. Вот организаторы премии "Нацбест" просто считают, что люди убиваются за то, чтобы их премию получить. Уверен, что после объявления шорт-листа обязательно какая-нибудь гнида напишет про то, как я старался, как я всех подкупал и вообще сплю и вижу второй «Нацбест» получить. Соответственно, большие интриги идут вокруг «Большой книги», не понятно совершенно почему, премий всего три, оставшиеся участники шорт-листа вообще ни копейки не получают, была бы честь предложена. Единственная престижная, на мой взгляд, премия, это премия АБС, премия Стругацких».
На чём основано столь уважительное отношение Быкова к этой премии, не берусь судить. Вряд ли причина в том, что среди членов жюри нет сторонников Виктора Топорова. Скорее всего, дело в личности братьев, Аркадия и Бориса Стругацких, авторов произведений, которые заслужили высокую оценку у читателей.
Борис Натанович так сформулировал критерии присуждения этой премии [79]:
«Премия присуждается за лучшее фантастическое произведение года, причем под фантастическим понимается любое произведение, в котором автор в качестве художественного сюжетообразующего приема использует элементы невероятного, невозможного, небывалого. Таким образом, рассмотрению подвергается чрезвычайно широкий спектр произведений – от чистой научной фантастики в манере Герберта Уэллса, Станислава Лема и Роберта Шекли до гротесков и фантасмагорий в стиле Франца Кафки, Михаила Булгакова, Владимира Маканина или современных сказок в стиле Евгения Шварца или Вадима Шефнера. Награждается не автор, а произведение. Поэтому один и тот же писатель может неоднократно становиться лауреатом этой премии».
Это как бы в оправдание легитимности четырежды лауреата. Но мне более интересны причины пристрастия Быкова к фантастике. Не ради же премии он столько фантастических романов написал? Обычно люди придумывают мифы, когда не могут найти объяснения происходящему. Но вот Стругацкие, напротив, смогли многое в нашей жизни объяснить, используя сюжеты, внешне очень далёкие от привычной нам реальности. Тут надо бы иметь в виду, что писали Стругацкие в те годы, когда за откровенные высказывания можно было поплатиться не только должностью, но и свободой. Сейчас другое время, однако у Быкова, похоже, своё мнение на этот счёт, поэтому и плодит один за другим нереальные сюжеты.
Итак, иной недоброжелатель может предположить, что Быков создаёт очередной роман, следуя вполне понятному желанию получить премию имени братьев Стругацких, людей близких ему, в частности, по менталитету. Не исключено также, что он решил повторить их путь к успеху и только поэтому стал писать фантастику. Даже если это так, понятно, что ничего подобного произведениям Стругацких у Быкова-фантаста при всём старании так и не получится. Хотя бы потому, что пишет он один, ну а многочисленные двойники заняты, по его определению, подёнщиной. И этому есть вполне уважительное объяснение [14]:
«Я считаю, что и журналистика – вполне писательский труд. Я ведь пишу, и именно это, слава Богу, мой основной заработок. Вдобавок журналистика даёт возможность ездить, а это писателю тоже весьма полезно. Что касается разных побочных профессий – преподавания, скажем, – это скорее для души и для сознания пользы. Выживать одной литературой – стихами и романами – кажется, сегодня нельзя, если не ваять в год пару бестселлеров. Но я и не думаю, что это нужно. Писатель обязан уметь делать что-нибудь ещё. Просто чтобы не зависеть от гонораров и не пытаться писать на политический или иной заказ».
Мне вспоминается фильм Эльдара Рязанова «Берегись автомобиля» и замечательный монолог Евгения Евстигнеева перед артистами народного театра. Говорил он про Ермолову, которая по его словам могла бы играть в театре гораздо интереснее, если бы днём стояла у шлифовального станка. И мне тоже хочется повторить вслед за Евстигнеевым… Но нет, пожалуй, не смогу. Да и не простят мне подобного издевательства над авторитетной личностью. К тому же шлифовальный станок тут ни при чём – вместо него у Быкова имеется газета [80]:
«Роман пишется два года – меньше у меня не бывает, даже если роман небольшой. Его надо как-то прожить. "ЖД" я придумывал 20 лет, писал 5, но это скорее исключение. "Окуджава" написан за четыре года, "Пастернак" – за два (год писал, год правил). Новый роман, который сейчас заканчиваю, хоть и невелик, а занял все три – одной масонской литературы сколько перечитано. Гонорар за книгу, в зависимости от жанра и издательства, колеблется от двух до пяти тысяч долларов. <…> Главный источник моих заработков – газета, и я надеюсь, что так будет впредь».
Готов согласиться, что газета может стать источником семейного благополучия, особенно если имеются в виду сразу несколько газет. Правда, сдаётся мне, что есть более выгодное место приложения своих талантов, поскольку стишок или статья в журнале ценятся гораздо ниже, чем двухчасовое выступление перед зрителями в «Барвихе Лакшери», о которой речь пойдёт чуть ниже, или же в иных не менее привлекательных местах. Существенную прибавку к жалованию столичного журналиста может дать и гонорар за книгу, изданную в переводе где-то за границей.
Но мы изрядно отвлеклись, попробуем вернуться к премиям [8]:
«Конечно, премии добавляют вам ненависти коллег. И это тот ингредиент, без которого жизнь писателя несовершенна. Писатель, которого любят коллеги, – это, чаще всего, плохой писатель. Коллеги должны ненавидеть, я имею в виду массовые коллеги. Хорошие, умные коллеги должны любить. Я очень скептически отношусь к литературным премиям вообще. Достаточно сказать, что почти никто из крупных русских писателей последнего времени не получал "Букера", а получала его такая дрянь, что стыдно вспомнить. Никто практически из крупных литераторов не получал за последнее время ни одной журнальной премии. Некоторые из них получали "Большую книгу", которая единственная более-менее объективна. Мне особенно приятно об этом говорить, потому что я её получал дважды. <…> В принципе, премиальный фактор полезен ровно в одном отношении – он вам даёт немножко денег, немножко – много там не бывает».
Довольно двусмысленный по своему содержанию пассаж. Коллеги вроде бы должны ненавидеть, но из этого неизбежно следует, что писателя некому любить, поскольку это «массовые» коллеги, которых чрезвычайно много, а «умных», как ни странно, кот наплакал. Словом, одно с другим в этом монологе не стыкуется, хотя Быков упорно настаивает на своём. Впрочем, презрительное отношение к писателям, и здравствующим, и давно ушедшим в мир иной, Дмитрий Львович демонстрировал не раз, в чём мы ещё получим возможность убедиться.
«Премиальным фактором» Быков тоже удивил. Неужто он так разбогател, что три миллиона рублей премии «Большая книга» воспринимает как «немножко»? Могу лишь порадоваться за успешного писателя.
Но перейдём к другим признаниям Дмитрия Львовича, касающимся «премиальных», а также прочих способов обеспечить приличный достаток для семьи [81]:
«А я езжу очень много. Сейчас у меня вышла книжка, я всё время езжу её продавать. Езжу по разным городам. Должен вам сказать, что приходит немало народу, и это народ весьма понимающий».
Приятно, что народ всё понимает. Было бы странно, если бы Быков разъезжал по всей стране, рекламируя творения Лимонова или Пелевина. С какой стати? Пусть сами ездят, если есть желание прилично заработать! Так что народ прекрасно понимает: Быков приезжает для того, чтобы способствовать продаже только своих книг. И на том спасибо! Когда ещё где-нибудь в глухой провинции, в Нижней Туре или в Качканаре, удастся лицезреть живого классика?
Но Быков может приехать даже в Петербург [82]:
«Могу приехать в тот же Санкт-Петербург и выступить вообще бесплатно. <…> Это одно дело. А иногда выступаю в московских клубах. Что не предосудительно: все гонорары декларирую. Это бывает 200-300 тысяч за вечер».
Что ж, за такие деньги можно съездить даже в какую-нибудь Тмутаракань, скажем, в тот же Качканар, что затерялся где-то на Урале. Но есть адреса гораздо ближе, не на границе с Азией и не в Причерноморье – совсем рядом, скажем, на Рублёвке. Если бы не дорожные пробки, на машине можно доехать всего за полчаса [83]:
«Я смею выступать с концертами в "Барвихе Лакшери". <…> Для меня совершенно естественно показывать своё искусство там, где мне позволяют это делать».
Я бы ещё добавил – там, где платят деньги. А тот, кто платит, тот иногда даже заказывает музыку. Однако музыка тут ни при чём, поскольку Быков развлекает публику чтением сатирических стихов, хотя не исключено, что когда-нибудь по его стихам поставят оперу. Я ничуть не сомневаюсь, что Дмитрий Львович со временем освоит этот жанр – сам напишет либретто, сочинит кое-какую музыку. Не исключено, что сам выступит в главной роли «гражданина и поэта» – но это лишь в том случае, если постановку осуществит Большой театр. А чем Быков хуже Владимира Сорокина?
Но прежде, чем предаваться грёзам, отдадим должное логике стихотворца-декламатора. Надо же как-то объяснить его появление в Барвихе. Не сомневайтесь, у Быкова на всё есть оправдания, под каждый рубль своего гонорара он способен подвести идеологическую базу [84]:
«Ну, во-первых, надо сказать, что концерт в "Барвиха Лакшери Вилладж" – это просто один из концертов во многих залах. <…> Я, к сожалению, должен заметить, что инстинкт независимости и самостоятельности гораздо более силен в русской элите, нежели в массе. Это всегда так было, и, собственно говоря, и декабристы, ведь, простите, происходили не из простого народа. К сожалению, чувство собственного достоинства в России сильнее развито у тех, кто финансово независим».
Что у кого сильнее развито и по какой причине – это вопрос, требующий деликатного подхода. Если осознание собственного достоинства приходит после того, как видите склонившегося в почтительном поклоне вышибалу при входе в ресторан – это всего лишь одна сторона вашего достоинства. Другая сторона может быть основана на чувстве удовлетворённости результатами своего труда, гарантией чего является счёт в солидном банке. Но мне больше по душе достоинство математика Григория Перельмана, отказавшегося от того, чтобы его талант и достижения оценивали в евро или в долларах.
Тезис о связи достоинства с финансами Дмитрий Львович пытался обосновать на страницах «Новой газеты» [85]:
«Я вообще свою профессию не люблю. Я люблю книжки писать и преподавать в школе. Но журналистика для меня – это единственный способ зарабатывать на жизнь, не теряя при этом совести».
Это что же получается? Выходит так, что и в романах, и в стихах, и на уроках в школе Дмитрий Львович врёт бессовестно, причём исключительно любя? Ну, если даже не врёт, то хотя бы лицемерит, зачем-то скрывая свою любовь к зарабатыванию денег? Вот не решаюсь предположить, что эта его временами проявляющаяся «бессовестность», вызванная тем, что он «финансово зависим», может уничтожить последние остатки упомянутого им достоинства. И не дай бог, если отсутствие совести выразится ещё более неприемлемым, бесчеловечным способом!
Но вот, кстати, ещё кое-что о литературе и, конечно, о любви [86]:
«Брать деньги за литературу, по-моему, так же наивно, как брать их за любовь. Или так же, наоборот, не наивно, но неправильно. Я зарабатываю другими вещами, и мне представляется, что писатель вообще, в идеале, должен существовать на нелитературные заработки».
Ну, тут опять напрашивается отсыл к шлифовальному станку и фильму «Берегись автомобиля».
Глава 7. Советы неудачникам
От гонораров за выступления перед публикой плавно перейдём к анализу способов достижения успеха. Здесь речь не идёт о миллиардах долларов – хотя бы пару миллионов в год, притом в рублях, конечно. Вот вам совет от Быкова, датированный 2008 годом [87]:
«Хорошо раскупаются в последнее время книги всех неписателей. Это сегодня главное условие успеха – финансового, конечно, о другом не говорю: прославиться в другой области (попсовом пении, фигурном катании, руководстве фракцией), а потом писать».
Этот совет в значительной степени основан на собственном опыте – Быков сначала приобрёл известность как журналист и лишь после нескольких лет работы в газетах и на телевидении получил возможность развить успех в качестве этого самого «неписателя». Здесь я имею в виду то обстоятельство, что никаких литинститутов Дмитрий Быков не кончал, ну а полученный в незапамятные времена билет члена Союза писателей СССР уже давно утратил свою пробивную силу.
Ещё один совет, он относится к 2012 году, поначалу вызывает удивление [88]:
«Я абсолютно убеждён, что чем книга непонятней, чем больше она интригует, чем больше себя человек будет уважать за факт её прочтения, тем больше шансов, что он это в результате прочтёт».
Честно говоря, никогда не задумывался о том, стану ли себя больше уважать, если прочитаю ту или иную книгу. Вот, скажем, «ЖД» я не стал полностью читать – ограничился большими фрагментами из начала, середины и финала. Роман вполне удовлетворяет приведённому критерию – малопонятен, однако интригует. Прежде всего, интригует тем таинственным смыслом, что заложен Быковым в название. Стал ли я себя после «непрочтения» меньше уважать? Скорее уж наоборот. Но дело тут не в моих пристрастиях или антипатиях. Когда впервые взялся за роман «Идиот» Фёдора Михайловича Достоевского, был заинтригован ещё больше – и необычным названием, и содержанием первой главы. Могу ли я назвать эту книгу непонятной? Да нет, не было такого ощущения. И тем не менее, до сих пор восхищаюсь талантом её автора. Так что совет Быкова на этот раз, что называется, «не катит».
Попробуем перейти от сложного, малопонятного к простому. Вот что говорил Дмитрий Львович на встрече с преподавателями и студентами Новосибирского государственного университета [8]:
«Я могу дать море простых прикладных советов. Во-первых, пишите роман. Рассказ – это очень сложный жанр, поэтому начинайте с романа, как делали все приличные люди. Лев Толстой только к старости научился писать хорошие рассказы, а в молодости у него это совершенно не получалось. <…> Второе – пишите о себе, потому что всё остальное уже сказали, а вас ещё не было. Третье – старайтесь придумать сильную фабулу, потому что без фабулы читать прозу невозможно: не пишите эссе, пишите сюжет, как можно более жёсткий. Помните чётко о структуре текста: на третьей странице должно быть уже смешно, на четвёртой должна быть опасность. <…> Старайтесь, чтобы было как можно больше диалогов. Потому что, мне кажется, большая глупость делать так, как Набоков говорил, будто книга тем лучше, чем меньше в ней диалогов. <…> Не думайте о стиле, старайтесь, чтобы просто было понятно и увлекательно. <…> Вот те немногие советы, которые я могу дать. В надежде, что они не будут услышаны».
Про «глупость», связанную с именем Владимира Набокова, что называется, пропущу мимо ушей. У каждого писателя свой стиль и свой конёк. У говорливого Быкова – это диалоги. А с остальным, бывает, что не ладится, если потребовалось нечто большее, чем банальное описание событий, которое вполне привычно для опытного журналиста.
В сентенциях Быкова, как обычно, смесь сказанного всерьёз с немалой долей иронии. Признаюсь, будь я студентом, мечтающим стать писателем, для себя из таких советов не отобрал бы ничего. И не потому, что Чехов начинал с рассказов и никогда не писал семисотстраничных опусов. Тоже можно сказать и о Юрии Олеше. По-моему, как и что писать, в этом будущий писатель должен разобраться сам, без посторонней помощи. Надо только поменьше слушать ныне признанных авторов и побольше читать тех, что писали тридцать лет назад и раньше, в те годы, когда ещё существовала настоящая литература.
Но вот вопрос Быкову прямо «на засыпку» от журналиста православного журнала «Нескучный сад» [14]:
– А у молодого, талантливого литератора есть сегодня шанс войти в "большую литературу"?
– Да запросто. Напишите хорошую книгу или даже несколько отличных стихотворений – и вперед, в большую литературу. Времена кризисные и не слишком благоприятствующие искусствам как раз предоставляют оптимальный контекст для любого, кто хочет заявить о себе. Сегодня достаточно мало-мальского таланта, чтобы о тебе заговорили.
Снова Дмитрий Быков то ли издевается, то ли шутит, то ли просто не врубился в тему. Был бы предельно внимательным и искренним, тогда бы так сказал: надо в своём опусе пару раз пнуть сапогом советскую власть, ну и посетовать на то, что Путин в своём кресле что-то засиделся – вот только тогда появится реальный шанс. Однако уточню, что этот совет только на любителя. Несколько лет назад я бы рекомендовал добавить в роман несколько фраз с отборным матом, однако сейчас и это не пройдёт.
Если у кого-то появилось сомнение в эффективности моих советов, снова сошлюсь на слова Быкова, сказанные всё на той же встрече в НГУ. Здесь он излагает своё мнение об Эдуарде Багирове, Сергее Минаеве и Марине Юденич [8]:
«При каком, извините меня, строе, эти люди могли бы считаться литераторами? Ни при каком абсолютно. Они держатся очень за Путина. Не потому, что Путин им заплатил, а потому, что только при его строе убожество может на что-то претендовать. Так же будет происходить и со всеми остальными: убожества будут цепляться за этот режим, а нормальные люди будут выстраивать свою альтернативную жизнь».
Признаюсь, я тоже не в восторге от произведений обруганных Быковым писателей. Но это его обвинение можно перефразировать и приспособить к более удачливым литераторам, которых Быков не счёл возможным обругать. Выглядело бы это обвинение примерно так:
«При каком строе эти люди могли бы считаться литераторами? Только при ныне существующем в России. А всё потому, что их популярность держится на критике режима. Стоит перестать критиковать, и в одночасье все о них забудут, будто их и не было».
Кстати, отвлекаясь от критики режима, при котором «убожество может на что-то претендовать», замечу, что именно при Путине литератор Быков добился потрясающих успехов, причём ещё до того, как встал в ряды противников режима. О ужас! Очень хотелось бы так воскликнуть, однако не стану придираться к Быкову по мелочам.
В принципе, есть только один критерий разделения на хороших и плохих писателей – история всех рассудит, а вовсе не члены каких-то там жюри. И не читатели, которые слишком уж ведутся на то, что им внушают критики и велеречивые кумиры. Вот вам пример подобного «внушения», предпринятого Быковым, как обычно, не вполне всерьёз [89]:
«Плохие книги <…> гораздо полезнее для изучения эпохи. В хорошей книге слишком много видно автора, а в плохой – как раз эпоху с её болями, страданиями».
Теряюсь в догадках, какие из своих произведений Дмитрий Львович имел на этот раз в виду.
