Владимир Александрович Жуков
Саркома

– Вынужденно принимающей стороны, – подчеркнул Гнедой. – Сейчас не тот случай, когда можно сидеть и гудеть. Вечером я должен быть у Макарца. Еще надо опросить очевидцев инцидента водителей Трошина и Цыгейка.

– Зачем вам терять драгоценное время на этих мужиков? Они находились в стороне и вряд ли что новое добавят к моей исчерпывающей информации, – произнес Вячеслав Георгиевич.

– Иногда малая деталь дает представление о сути происшествия, события, – возразил партфункционер.

– Пожалуй, вы правы, детали, улики важны для объективного следствия, – согласился майор и предпринял вторую попытку. – Давайте совместим полезное занятие с весьма приятным?

– Каким образом?

– Если вас не устраивает ресторан, то предлагаю баньку, сауну с дубовыми и березовыми веничками. А потом, как полагается, застолье в укромном месте, подальше от чужих глаз и ушей. Кстати, если вы любитель «клубнички», то к услугам красивые девочки без комплексов и предрассудок.

– Что вы предлагаете, в своем ли уме!? – возмутился Гнедой. К его лощеным щекам прилила кровь. – Не будьте циником, Как можно развлекаться, когда Александр Петрович находится на больничной койке. Я о вас был лучшего мнения.

– Я тоже, – парировал начальник РОВД. – Лев Платонович, ваша предвзятость ко мне очевидна. Следуя традиции партийной корпоративности и солидарности, вы горой стоите за Слипчука. Он вам ближе по духу, а я – пришей кобыле хвост. Поэтому иллюзий насчет справедливого решения не питаю. Но имейте в виду, если почувствую ущемление своих прав, то молчать, посыпать голову пеплом не стану. Обком партии – не последняя инстанция, есть еще ЦК КПУ и ЦК КПСС, партийная комиссия.

– Вячеслав Георгиевич, в оценке инцидента я постараюсь быть максимально объективным, – заверил Гнедой. – Упреки в партийной корпоративности и солидарности неуместны, так как дело касается коммунистов, независимо от того, в каких ведомствах, учреждениях они служат или трудятся. Обращаться в ЦК нецелесообразно, ибо в первую очередь в ваших интересах не выносить сор из избы. Уверен, что министр Щелоков не будет в восторге, если узнает, что его подчиненный уподобился разбойнику с большой дороги. Этот факт вызовет у него ярость, тогда увольнение из милиции неизбежно.

– Значит, еще до полного и всестороннего расследования конфликта вы считаете меня разбойником. А клялись в отсутствии предвзятости, – поймал его на слове начальник РОВД и попенял. – Вы – не юрист, и тем более, не следователь, поэтому не вправе квалифицировать вполне мотивированный поступок. К тому же, еще никто не отменял презумпцию невиновности. А по поводу выноса сора из избы, так это не в интересах руководства обкома партии.

– Отчасти вы правы, поэтому я пытаюсь найти компромиссное решение, чтобы, как говорится, и волки были сыты, и овцы целы,– признался Лев Платонович. Калач проводил гостя до двери. Нехотя обменялись дежурным рукопожатием.

«Мягко стелет, да жестко будет спать. Да, с этим упертым клерком надо ухо держать востро. Похоже, каши с ним не сваришь, – огорчился Калач. – И до него было в гостях немало партийных и милицейских чиновников, но от сауны, охоты, рыбалки, ресторана, пикников с участием знойных девиц никто не отказывался.

Попадались нормальные мужики, охотно пили коньяк, водку и вино, мяли покладистых баб, травили анекдоты, а этот Гнедой жеребец, оказался упрямым. Если генерал Добрич не выручит, то уволят из милиции, еще и под статью УК подведут. Хорошо, что сработала интуиция, догадался проинструктировать водителей Трошина и Цыгейка на случай расследования. Михаил меня не сдаст, а на Федора нагнал страху, поэтому тоже изложит мою версию».

Такая перспектива развития событий Калача несколько утешила.

7. На «ковер» с докладом

Через два с половиной часа водитель доставил Гнедого в Симферополь. В поздний вечер окна в кабинете первого секретаря обкома ярко светились. «Ждет Виктор Сергеевич, волнуется», – подумал Лев Платонович и по ковровым дорожкам на лестнице и в тихом коридоре направился на доклад.

– Что со Слипчуком? – с места в карьер спросил Макарец.

– Прогнозы неутешительны, надолго, если не окончательно, выведен из строя, – с грустью ответил помощник.

– Подтвердились ли обвинения в аморалке?

– По достоверной информации из местного отдела КГБ, Александр Петрович чуть ли не всех красивых женщин в аппаратах райкома и райисполкома перепробовал. Впрочем, никто из них в инстанции не жаловался: то ли остались довольны, то ли опасались скандалов? Даже без анонимок обошлось. Загадочная женская натура. Похоже на то, что и жену Калача собирался положить под себя.

– Женщин он пробовал по принуждению или взаимному согласию?

– Его пассий я об этом не спрашивал, слишком деликатная тема, – признался Гнедой. – Вы же знаете, что Слипчук импозантный, симпатичный, коммуникабельный мужчина. Одевается модно с иголочки, блещет эрудицией, красноречием. Неравнодушен к женщинам, щедрый на подарки и комплименты. Женщинам такие ухажеры очень нравятся.

– Он не ухажер, а партийный работник, идеолог, – сухо напомнил Макарец.

– Заигрался в служебные романы, – посетовал Лев Платонович. – Наверное, многие из соблазненных им женщин считали за честь переспать с таким красавцем. И не только ради удовольствия, но и с корыстью для карьерного роста.

– С женой Калача тоже переспал?

– Поклялся, что не прикоснулся к ней пальцем, сугубо деловые отношения. Впрочем, кто же в этом сознается. Если и согрешили, то по взаимному согласию. Не проводить же медэкспертизу?

– А что, чекисты? У них есть информация о порочных связях Слипчука и Калача?

– Разводят руками. Говорят, что для наружного наблюдения за номенклатурой требуется разрешение «сверху». Свечку не держали, но сообщили, что Александр Петрович часто приглашал Ларису Юрьевну Калач и других красивых женщин в свой кабинет. Возможно, там, комнате для отдыха и совокуплялись, дело ведь нехитрое.

– Перед искушением редко кто устоит, – согласился Виктор Сергеевич.

– Чекисты сетуют на большую загруженность, так как в поселке и селах района активизировались сектанты: баптисты-пятидесятники, адвентисты седьмого дня и свидетели Иеговы. У последних сектантов изъяли комплект журнала «Сторожевая башня» и агитационные брошюры, изданные в Бруклине. По сути, это «пятая колонна», агенты влияния, наносящие вред не только православию, но и советскому строю. Они задействованы в тайных операциях ЦРУ, ФБР, АНБ и других западных спецслужб.

– Да, с этими мракобесами надо усиливать борьбу. Недоработки, упущения тех же Слипчука и Калача. Вместо того, чтобы пресечь сектантов, агентов капитализма, они делят баб.

– В случае насилия, Лариса Юрьевна не молчала бы. Она дама с характером, гордая. Если между ними и возникла страсть, произошла интимная близость, то по взаимности, – сообщил Лев Платонович.

– Почему чекисты раньше не сигнализировали об аморальном поведении Слипчука? Всполошились, когда запахло жареным? – возмутился Макарец.

– Так ведь и другие госслужащие грешат этим делом, – произнес помощник. – Как говорится, запретный плод всегда слаще.

– Грешить надо с умом, – заметил первый секретарь обкома.

– В КГБ на шалости Слипчука закрывали глаза, мол, это личная, интимная жизнь гражданина.

– У нас с вами, Лев Платонович, на сей счет больше возможностей, однако не позволяем себе вольностей, усмиряем плоть, не поддаемся соблазнам, искушениям, не порочим моральный облик коммуниста.

– Да, не порочим, – подтвердил Гнедой.

– Получается, что Слипчуку поделом перепало. Надо перевести его на хозяйственную работу, в какой-нибудь захудалый колхоз, быкам хвосты заносить, – вслух рассуждал Виктор Сергеевич.

– В селе тоже много красавиц, взращенных на молоке, масле, фруктах, ягодах и овощах, – напомнил помощник.

– Пусть энергию расходует не на баб, а на то, чтобы вывести колхоз в передовые. Там не шибко разгуляется. За нравами следят старушки и старики сталинской закалки. Мимо них мышь не пробежит.

– Эх, Виктор Сергеевич, в саду, в лесополосе, на сеновале легко со знойной голубкой спрятаться от чужих глаз. Хотя какой из Слипчука в инвалидной коляске председатель колхоза и сердцеед. Через ногу не сможет перелезть, нескоро его потянет на баб.

– Насчет сеновала из личного опыта, что ли знаешь? – усмехнулся первый секретарь.

– По молодости лет, – с грустью вздохнул помощник. – Весна, комсомол и любовь. Все мы в те годы норовили девчат портить. Особенно весной, когда гормоны бурлят. Как мартовские коты, искали любовных приключений.

– С водителями драчунов встречался?

– Непременно. Михаил Трошин – водитель Калача, как водится, на стороне своего шефа. Сообщил, что Слипчук первым затеял поединок, поцарапал майору лицо и нос, тот вынужден был обороняться. Поведение водителя Слипчука мне показалось странным.

– В чем именно?

– Буром пошел против Александра Петровича. Заявил о том, что тот выпил в ресторане «Старая крепость» триста граммов коньяка и при встрече с Калачом первым полез в драку, поцарапал майору лицо и нос. В общем, слово в слово, будто под копирку, повторил показания Трошина. Я уверен, что Калач, обладая опытом оперативной работы, успел их проинструктировать. Скорее всего, склонил Цыгейку на свою сторону, посулив должность, блага или, напротив, шантажировал, угрожал и тот сдался.

– На лице Калача есть следы насилия?

– Нет, успели сойти.

Макарец, напустив на лицо суровость, спросил:

– Против кого будем заводить персональное дело?

Пристально поглядел на Льва Платоновича. Тот медлил с ответом и после паузы произнес:

– Зачем?

– Как это зачем? Мы обязаны жестко реагировать на инцидент другим коммунистам в назидание. А то ведь одни возомнят себя Казанова, а другие – ревнивцем Отелло. Иначе не удастся пресечь разборки с травмами и скандалами, порочащими высокое звание коммуниста.

– Виктор Сергеевич, скандал надо замять, спустить на тормозах, пока не получил широкий резонанс, – посоветовал помощник. – Если информация дойдет до ЦК партии, до генсека, то Леонид Ильич поручит Суслову и Пельше разобраться. Эти аксакалы раздуют кадило, что нам не поздоровится. Вороньем слетятся журналисты из Москвы, в том числе из «Правды» в погоне за сенсацией, жареными фактами, пострадает ваша репутация. Зачем нам эти осложнения и дурная слава?

– Резонанс, репутация? – Макарец призадумался. – Дурная слава нам не нужна. Тогда труженики ни ордена, ни переходящего Красного знамени за достижения в соцсоревновании не получат, останутся без наград и почестей и отдельные передовики производства и ударники труда.

– Будь у нас рядовая область, как та же Житомирская, Херсонская, Тернопольская, а ведь Крым – всесоюзная здравница, летняя резиденция генсека и членов Политбюро. Едва в мае-июне прогреется море, весь политический бомонд, как перелетные птицы, слетаются на южный берег в Ялту, Алушту, Севастополь, Евпаторию, Симеиз, Алупку…

Как историк, напомню, что это повелось еще с вояжа императрицы Екатерины 11 и других самодержцев, в том числе последнего царя из династии Романовых Николая 11, известного, как кровавый, облюбовавшего Ливадийский дворец, откуда он совершал прогулки по царской тропе…

– Лева, ты осторожнее с такими сравнениями, параллелями и аллегориями. Могут возникнуть неприятности. По твоему получается, что генеральный секретарь ЦК КПСС и члены Политбюро мало, чем отличаются от венценосных персон, – предостерег Макарец. – А насчет инцидента, пожалуй, ты прав, надо взвесить все «за» и «против», чтобы не ударило бумерангом. Злопыхатели, сексоты, анонимщики настучат «наверх» по линии КГБ или в комиссию партийного контроля. Как тогда будем выглядеть, какую нам дадут оценку? И на кофейной гуще гадать не надо. Пропесочат по полной программе за укрывательство негативных фактов.

– Вполне вероятно, но риск – благородное дело, – напомнил Гнедой. – В случае утечки информации объясним свою позицию, мол, решили разобраться на месте, чтобы не отвлекать ЦК от важных дел. Покаемся, а повинную голову меч не сечет.

– Лев Платонович, тебе бы дипломатом работать, чтобы нашим идейным врагам мозги пудрить, – польстил первый секретарь.

– Не откажусь, походатайствуйте перед главой МИДа Андреем Громыко, вы ведь с ним часто пересекаетесь в ЦК.

– Твои мудрые советы мне самому нужны, поэтому дорожу надежными помощниками и советниками. За усердие в выполнении деликатных поручений летом вместе с семьей отдохнешь в санатории ЦК КПСС «Россия», что вблизи Ливадии.

– Премного благодарен, но я предпочел бы санаторий «Южный».

– Высоко замахнулся. Даже мне не просто получить туда путевку, – признался Виктор Сергеевич. – Этот санаторий предназначен для членов Политбюро и лидеров коммунистических и рабочих партий стран социалистического лагеря и «третьего мира». Мы еще не доросли до их статуса. Будем довольствовать тем, что положено по рангу.

Лоснящееся жиром лицо Гнедого расплылось в лукавой улыбке.

– Назавтра к семнадцати часам вызови ко мне на ковер Калача, Слипчука и генерала Добрича, – велел Макарец.

– Слипчук нетранспортабелен.

–Тогда Добрича и Калача, снимем с них стружку, – строго произнес первый секретарь обкома. – Ох, эта доблестная милиция, сколько с ней хлопот и проблем. То ли дело КГБ. Чекисты работают аккуратно, без лишнего шума и скандалов. За их действия и репутацию я спокоен, не подведут, надежные товарищи.

– Неудивительно. Подбор кадров в это ведомство очень тщательный, как в космонавты, – заметил помощник. – Все имеют высшее образование, родословную проверяют до третьего колена. Одним словом, интеллектуалы, эрудиты, белые воротнички. А милиции приходится выполнять функции ассенизаторов, чистильщиков общества от деклассированных элементов, поэтому нет гарантий от ЧП и скандалов.

– Но Калач не рядовой милиционер, а начальник РОВД, коммунист, – возразил Виктор Сергеевич.

– И на старуху бывает проруха, – вздохнул Гнедой. – Его обуяла ревность и мания вседозволенности.

– Ладно, Лев Платонович, охладим пыл ревнивого Отелло. Но о нашем компромиссном решении, ни слова. Подержим его и генерала в напряжении, чтобы глубоко прочувствовали и осознали драматизм ситуации и негативные последствия. А то прикрываются погонами и лампасами, словно бронежилетом, как во времена НКВД, когда над партией верховодили. Следует поставить их на место.

8. Размолвка и отчуждение

– Вячеслав, Слава, по поселку ползут слухи о том, что ты жестоко избил Слипчука? – вечером после ужина, то ли спросила, то ли сообщила Лариса Юрьевна. – Мне скоро с расспросами о подробностях проходу не дадут. Это правда или очередная утка, клевета, чтобы опорочить твое и мое имена, запятнать репутацию?

– Слухи, сарафанное радио? А может он тебе сам поплакался в жилетку, чтобы пожалела, утешила и обогрела? – резко отозвался Калач.

– Вячеслав, я тебе уже не один раз говорила, что у меня с Александром Петровичем сугубо деловые отношения. Лишь потому, что я заведую не свинофермой или птичником, а отделом культуры исполкома, то есть той сферой, которую он курирует, сотрудничество, общение, контакты неизбежны.

– Понятно, какие контакты, – распалялся супруг.

– Не придирайся к словам, деловые контакты. Это же ясно, как божий день. Без этого общения невозможно провести сколько-нибудь общественно значимое культурное мероприятие. Необходимы согласование, одобрение и поддержка отдела пропаганды и агитации, художественного совета. У нас, кто рулевой в стране? Партия. Вот я и держу на нее равнение. Твои подозрения неуместны, оскорбительны и обидны…

– Не давай повода, не строй ему глазки. Мне все известно, каждый твой шаг.

– Значит, установил слежку? Веришь сплетницам и завистницам, а не родной жене?

– Лучше бы ты занималась свиньями и курами, чтобы этот пижон, не ошивался возле тебя, как кот возле сметаны или оса возле меда, – хмуро произнес Калач. – Ты поднаторела в риторике и казуистике, умеешь выйти сухой из воды. Говоришь, что у вас сугубо деловые отношения. Но он тебе уделяет больше внимания, чем другим женщинам. Постоянно выделяет среди других, не скупится на поощрения и подарки? Тебе это льстит, возвеличивает на фоне коллег. Понятно, что они завидуют, подталкивают тебя к аморалке. Не за красивые же глаза Слипчук оказывает знаки чрезмерно повышенного внимания?

– Я не страдаю звездной болезнью и тщеславием, а просто добросовестно выполняю свою работу, – ответила Лариса. – То, что меня поощряют и награждают, не от меня зависит. Не могу же я запретить, да и глупо отказываться от сувениров и других презентов. В жизни не так уж много маленьких радостей, сплошная монотонность и серость.

– Что же прикажешь тебя постоянно развлекать? Ты же понимаешь, какая у меня напряженная работа, что на личную семейную жизнь не остается времени.

– Хотя бы иногда вспоминал, что у тебя, кроме милиции, есть жена.

– Вот я и вспомнил. И насчет слухов, как говорится, нет дыма без огня. Получил твой ухажер по заслугам, чтобы не лип к тебе, как банный лист, – продолжил он. – Можешь навестить своего Ромео в больнице. Это для него будет подобно бальзаму, элексиру молодости. Быстрее выздоровеет, а то ведь есть риск остаться калекой и остаток дней провести в инвалидной коляске.

– Не злорадствуй. Горе, беда имеют, словно бумеранг, свойства возвращаться к тому, кто их совершил по отношению к другому человеку.

– Мистика, суеверие, бабушкины сказки.

– Что же ты наделал? – Лариса в отчаянии обхватила голову руками. Тебя за нанесение телесных повреждений, тем более должностному лицу такого ранга, могут арестовать, уволить из органов, приговорить к лишению свободы на длительный срок.

– Ты не меня, а его сейчас пожалела. Я это почувствовал кожей. Может дело у вас слишком далеко зашло, он успел обворожить и уложить?

– Не смей меня порочить, – с обидой возразила супруга. – У нас с Александром Петровичем не было и никогда не будет близких отношений. Он не в моем вкусе.

– А как же любовные письма с признаниями: «дорогая, милая, нежная Лариса…»?

– Они остались безответными, как в стихотворении Есенина «Сукин сын», хотя в отличие от героини, я их прочла. Обычный флирт и не более, желание понравиться и покорить. Он со многими женщинами себя так ведет. Ты ведь тоже неравнодушен к молодым и стройным грациям. Но я к твоим страстям, капризам и прихотям терпима. Не впадаю в истерику, не закатываю скандалы, потому, что понимаю, что мужчина по своей природе – самец, охотник.

– Лариса, во-первых, на баб у меня нет времени, а во-вторых, если я кому-то и симпатизирую, то не перехожу границы приличия, – возразил он. – Слипчук возомнил себя боссом, большой шишкой, для которого не существует запретов. Вот я его и опустил с небес на грешную землю. И то, что посадка для него оказалась слишком жесткой, сам и виноват.

– Слава, ты неисправимый ревнивец и эгоист. Вместо того, чтобы испытывать гордость за то, что твоя жена нравится другим, ты устраиваешь кулачный бой. Что же теперь будет? Тебя уволят, исключат из партии? Это крах.

– Не паникуй. Исход конфликта зависит от того, подаст ли бабник заявление в прокуратуру или решит не обострять ситуацию?

– Лучше наведайся к Александру Петровичу в больницу, покайся, скажи, что погорячился, мол, поверил клевете, был вне себя. Я уверена, что он не кровожадный и простит, – взмолилась супруга.

– Ты в своем уме? Ни в коем разе. Он это расценит, как мою слабость, и, даже трусость, признание вины и страх за последствия. Нет, нет и нет! – твердо произнес он.

– В таком случае, ради спасения нашей семьи, а сама с ним встречусь и попрошу проявить к тебе снисходительность, – столь же твердо сообщила она.

– Запрещаю! Он обязательно потребует от тебя плату. Сама понимаешь, какую. Этот инцидент не стоит такой жертвы. Лариса, не суетись. Были в жизни ситуации и сложнее. Переживем и эту. Здоровьем, умом и силой я не обижен, голова на месте, руки-ноги целы, а работа всегда найдется.

К счастью, в стране нет безработицы, бродяг, попрошаек и тунеядцев устраиваем без проблем или по статье 214 УК отправляем на «химию» и другие стройки народного хозяйства. Подамся в адвокатуру. Опытные защитники на гонорарах зарабатывают больше начальника милиции, голова не болит за криминогенную обстановку. Зато теперь никто из сексуально озабоченных бабников не сунется к тебе с непристойными предложениями.

– Ты ведешь себя, как собственник, хозяин гарема. Я ведь не прислуга, не кухарка, а личность с характером и женскими слабостями. Любой женщине, как и кошке, доброе слово приятно. Вспомни, когда ты мне дарил духи?

– На день рождения и 8 Марта.

– Вот именно. Но это всего лишь два дня из 365 в году.

– Виноват, но ты, же знаешь, какая у меня служба, рабочий день не нормирован. Совершенно нет времени бегать по цветочным рынкам и магазинам.

– Вспомни, когда мы с тобой были на концерте или в театре?

– 10 ноября в День советской милиции на концертах солистов крымской филармонии Софии Ротару и Юрия Богатикова.

– У тебя совершенно нет времени на жену и детей. При живом муже я чувствую себя соломенной вдовой. А вот Александр Петрович, даже при его ответственной партийной работе, выкраивает время на театры, музеи, концерты и другие культурные мероприятия.

– Да, у него свободного времени, хоть отбавляй, – вспылил Калач. – Языком болтать – не землю пахать, а демагогию разводить – не бандитов ловить, постоянно рискуя здоровьем и жизнью.

– У тебя для задержания преступников есть подчиненные, личный состав, работники угрозыска, следователи, кинологи с овчарками…

– Что же мне, по-твоему, отсиживаться в окопах и кустах, когда другие рискуют жизнью?

– Но и лезть на рожон не следует. Надо думать обо мне и детях. Кто о нас позаботиться в случае трагедии?

«Если бы у нее был роман со Слипчуком, то она бы так не тревожилась о будущем, о моей безопасности и здоровье, ведь недаром подмечено: «какая грустная жена не мечтает стать веселой вдовой», – подумал майор, окинув взглядом ее стройную, изящную фигуру. Лариса Юрьевна стояла у освещенного заходящим солнцем окна.

«Все-таки замечательная у меня жена. А то, что мужики провожают ее взглядами, так созерцать красоту никому не запретишь. Главное, чтобы их симпатии и вожделения не преступали границы дозволенного. Любовные письма Слипчука, если они остаются безответными, еще не факт их интимной близости. Как говорится, не пойман – не вор, – продолжил он размышлять. – Возможно, я действительно, поторопился, наломал дров со столь грубым выяснением отношений. Все-таки он не рядовой гражданин, которого в отместку за домогательства к супруге, можно было бы для профилактики поместить в ИВС или медвытрезвитель.

В масштабах района второй секретарь – большая шишка и сумеет отомстить по полной программе. Проступок, если конечно, инкриминируют, как злостное хулиганство по статье 206 часть 3 УК, будет стоить мне увольнения из органов МВД, исключения из КПСС и осуждения на пять-шесть лет в ИТК строгого режима без отсрочки исполнения приговора. Это – катастрофа».

– Слава, у меня тревожно на сердце, ноет и щемит, – призналась женщина, будто проникнув в сонм его мыслей. – Очень плохое предчувствие. Тебя могут арестовать?

– Вполне. Но не будем загадывать, утро вечера мудренее, – попытался ее утешить. – Уже поздно, погас закат, пошли отдыхать. Может это наша последняя ночь перед долгой разлукой. Подари мне свою нежность.

– Прости, но я не настроена, на сердце кошки скребут. Дай Бог, чтобы беды и неприятности прошли мимо.

– Ты все-таки жалеешь бабника.

– Глупо, дико после такого случая предаваться утехам. В тебе опять закипает лютая ревность, – с обидой промолвила Лариса. – Как ты не можешь понять, что Александр Петрович многим, в том числе замужним, женщинам оказывает знаки внимания. Такой он любвеобильный человек. Другие мужчины относятся к его хобби терпимо, не конфликтуют, как ты.

– Он, что же, всем сотрудницам, как и тебе дарит французские духи «Шанель№5», «Опиум», «Дюна» и косметику? Это сколько же надо получать денег. Только матерый коррупционер, взяточник способен на такие затраты. Я поручу начальнику ОБХСС заняться этой персоной.

– Не знаю, дарит или нет? – ответила она. – Повремени со своим ОБХСС, не усугубляй ситуацию. Мы еще с одной проблемой не разобрались.

– Согласен. Но имей в виду, что принимая от него дорогие подарки, ты обрекаешь себя на зависимость и ответную благодарность. Сама знаешь, какой самый желанный подарок для мужчины, чего он от нее добивается? Знойного тела, интима. Это лишь глупцы считают, что «в СССР секса нет», откуда тогда младенцы берутся.

Стоит, хотя бы один раз проявить слабость и ты окажешься его любовницей, по сути, наложницей и заложницей своей доверчивости и легкомыслия. В случае отказа, он станет угрожать и шантажировать. Не упоминай в моем присутствии его имени, и все, что подарил, золотой перстень, серьги, духи, косметику, немедленно возврати, чтобы в нашей квартире от него духу не было.

Она на это категоричное требование ничего не ответила, а супруг продолжил:

– Ты говоришь, что другие мужчины проявляют терпимость к тому, что он пристает к их женам. Проявляют лишь потому, что боятся его высокой должности и мести. Но тебя он теперь будет обходить десятой дорогой. Если пропишут костыли или инвалидную коляску, то станет к бабам равнодушным, а значит неопасным.

– Не будь циником. Любой человек, оказавшийся в беде, заслуживает помощи и сострадания. Это же в твоих интересах, чтобы Александр Петрович…

– Я просил не называть его имя, – прервал он.

…чтобы он быстрее выздоровел и встал на ноги, – закончила она предложение. – Лишь тогда удастся замять скандал, избежать наказания. Чем бы ни завершилось эта история, нам придется отсюда уехать. «Доброжелатели» и завистники не дадут нам житья. Я не смогу свободно пройти по улице, не услышав проклятий и оскорблений.

– О перемене нашего места жительства позаботиться начальство. В их интересах, чтобы я и этот бабник находились подальше друг от друга. Либо его или же меня переведут в другой город или райцентр.

– Соглашайся на переезд, начнем жизнь с чистого листа, – попросила жена.

– От меня выбор уже не зависит, я человек подневольный, живу по приказам.

Несмотря на внешнее примирение, они все-таки ощутили отчужденность, словно между ними пробежала черная кошка. Брачное ложе осталось неразделенным, холодным, а ночь бессонной, обуреваемой тревожными ожиданиями.

Утром из райкома партии поступила телефонограмма о срочном вызове гражданина В. Г. Калача к первому секретарю обкома партии товарищу В. С. Макарцу к 15.00.