Владарг Дельсат
Мэйделе

Часть 9

«Здравствуй, милая Мамочка! Я доехала хорошо, встретила в поезде Аркашу Нудельмана, представляешь? Документы у меня приняли, и завтра уже первый экзамен, но я совсем не волнуюсь, хотя экзамены у меня сразу за первый курс. Всю ночь мне снилась ты, наш дом… Как там Йося? И Папа? Не плачь, Мама, время пройдёт быстро, и я снова обниму тебя, почувствую тепло твоих рук. Про Ривку пока ничего не знаю…» – слёзы оставляли следы на бумаге, а перо выписывало слова древними буквами.

Если бы не Аркаша, Мэйделе растерялась бы, но юноша был спокойным и уверенным. Сразу же поместив вещи в вокзальную камеру хранения, он обратился к дружелюбному милиционеру с вопросом, как проехать в мединститут. Сотрудник органов улыбнулся девушке с разноцветными, но очень красивыми глазами, конечно же, подсказав. Сюрпризом стало то, что мединститут в Москве был не один, но Аркаша будто бы точно знал, куда нужно Гите, и она… доверилась ему.

– Сейчас мы поедем на метро, а потом совсем недалеко будет, – пояснил юноша, придерживая Мэйделе за локоток.

– Хорошо, – кивнула девушка. – Как скажешь.

Спустившись в метро, девушка оглядывалась с интересом: вокруг было очень красиво, поезд удивил девушку, а проплывавшие за окном станции – поразили. Выглядевшие почти дворцами, они просто завораживали Гиту, заставляя улыбаться от её чистой детской радости Аркашу. Залюбовавшись Мэйделе, юноша чуть не пропустил нужную станцию, но быстро сориентировался, выскочив из поезда.

Девушка, увидев место, где предстояло учиться, замерла – красивое здание поражало воображение. Оно было будто бы круглым, от него веяло чем-то очень необычным, как будто бы на Гиту взглянула сама Гигиея.⁷⁹ Привычно зашептав молитву, Мэйделе под понимающим взглядом Аркаши медленно двинулась к этому строению. Внутри юноша извинился перед девушкой, сообщив, что всё разузнает и вернётся, но стоило ему уйти, как на Гиту обратил внимание пожилой мужчина с белой бородкой и очень умными глазами, одетый, как и многие здесь, в серый однотонный костюм.

– Документы? Очень хорошо, – произнёс этот человек, едва лишь девушка поздоровалась, подавшись в сторону. – Откуда вы?

– Из Одессы… – робко проговорила Гита, взглянув на мужчину, совсем не похожего на еврея, отчего девушка почувствовала необъяснимую робость.

– Вот как… – задумчиво проговорил встреченный в коридоре мужчина. – Давайте документы и следуйте за мной, – продолжил он свою речь, куда-то разворачиваясь.

– Хорошо, – кивнула Гита, пристраиваясь за незнакомцем. Ей было немного страшно, к тому же она боялась, что Аркаша обидится, но противоречить этому мужчине просто не посмела. Они прошли по коридору, куда-то поднялись, завернули в другой коридор, а мужчина просматривал документы.

– Ого! – воскликнул он. – Даже клиническая практика? Очень хорошо!

У двери, к которой подошел пожилой мужчина, обнаружился удивлённо посмотревший на Мэйделе Аркаша. Но она только кивнула на своего провожатого и сделала жалобное лицо, отчего Нудельман просто улыбнулся. Войдя в большую комнату, девушка внезапно узнала, что её привел сам Сергей Иванович Спасокукоцкий!⁸⁰ Поэтому, видимо, документы приняли просто молниеносно, сразу же выдав направление в общежитие.

– Стоп, – произнес Сергей Иванович, когда Гите хотели выдать расписание экзаменов. – Не эту бумажку.

– А какую, товарищ Спасокукоцкий? – удивился молодой мужчина, регистрировавший абитуриентов.

– У неё клиническая практика, отзывы из больницы, – терпеливо объяснил пожилой мужчина. – За первый курс давай, думаю, легко сдаст и не разочарует, надеюсь, своего учителя.

– Ого… – удивился его собеседник, выдав просимое, после чего объяснил, когда и куда приходить. Девушка, в свою очередь, обещала не подвести.

Выйдя из комнаты, Гита некоторое время не могла прийти в себя, ошарашенно оглядываясь. Нудельман нырнул в комнату, из которой девушка вышла, чтобы появиться снова через буквально несколько минут. Он, улыбаясь, подошел к Гите и предложил отправляться на вокзал.

– А зачем? – не поняла все ещё пребывавшая в некотором удивлении девушка.

– Вещи забрать, Мэйделе, – спокойно объяснил Аркаша. – А потом поедем в общежитие, хорошо?

– Спасибо, Аркаша! – искренне ответила ему Гита. – Без тебя я бы пропала, наверное.

– Ты бы точно не пропала, – погладил её по плечу юноша. – Ведь ты наша Мэйделе.

От этих слов стало как-то очень тепло на душе девушки. Отправившись на вокзал, с помощью Аркаши она забрала вещи, чтобы потом вернуться в общежитие, куда юношу не пустили. Поэтому, договорившись встретиться через два часа, Аркаша распростился с отправившейся к какому-то «коменданту» Мэйделе. Этим словом называлась строгая женщина, будто просветившая Гиту взглядом насквозь, но не напугавшая девушку, потому что казалась какой-то искренней. Мэйделе ей просто улыбнулась, и комендант сразу же подобрела.

– Комната у тебя будет номер тридцать четыре. – Эта новость заставила девушку заулыбаться, ибо число было счастливым. – Значит, четвёртая на третьем этаже, – продолжила женщина. – У нас реорганизация, потому соседка у тебя будет одна. Ты на первый курс?

– На второй, похоже, – смутилась Мэйделе. – Мне сам товарищ Спасокукоцкий сказал сдавать за первый сразу…

– Хирургия, значит, – кивнула комендант. – Что же, поздравлю для начала, а посочувствовать будет кому. Мальчиков не водить, поздно не приходить, понятно?

– Понятно, – кивнула Мэйделе, внутренне вздохнув. Требования были естественными.

Комната оказалась комфортной – стол, два стула, два шкафа, две кровати, одна из которых пока пустовала, давая возможность Мэйделе выбрать. Рванувшись поначалу к окну, девушка передумала и разместилась поближе к двери. Разобрав вещи и написав письмо Мамочке, Мэйделе вскоре уже была готова встретиться с Аркашей, спросив перед этим у сидевшей на страже внизу женщины, где находится почта. Поначалу суровая, та увидела, как прижимает девушка к груди конверт, и отчего-то подобрела.

– Мэйделе! – окликнул Гиту Аркаша. – Подожди!

– Ой, привет! – заулыбалась девушка. – Мне нужно на почту, письмо Маме отправить.

– Конечно, – кивнул юноша, показывая направление. Гита согласно кивнула, и молодые люди отправились в сторону почты.

– Надо же… – женщина-вахтёр грустно улыбнулась, услышав, какие эмоции эта девочка вложила в слово «мама». Сколько женщина перевидала таких, оторванных от дома и родных, – не счесть, и всё же именно эта чем-то отличалась от всех… Что-то было в ней необычное, да и называл её этот парень «девочкой», произнося слово как имя. И Зоя Самуиловна улыбнулась, пожелав мысленно удачи.

* * *

Экзамены за первый курс начинались раньше, чем приёмные, но раньше и заканчивались, поэтому уже на следующий день с трудом державшая себя в руках девушка шагнула перед очи доктора наук, которого мгновенно узнала, сразу же как-то очень радостно улыбнувшись. Яков Львович тоже узнал разноглазую любопытную девочку, улыбнувшись в ответ. Несмотря на это, профессор Рапопорт гонял Мэйделе по всей анатомии, физиологии, спланхнологии…

– Назовите кости черепа… Какие мышцы соединяют… Какова форма и расположение печени… – вопросы сыпались вразбивку, Гита уже давно потеряла счет времени, а находившиеся в той же аудитории студенты смотрели на Мэйделе с жалостью и с ужасом – на профессора. – Ну что же… – наконец сказал знаменитый врач. – Отлично! Вот так и нужно ориентироваться! Умница, Мэйделе!

– Спасибо! – счастливо улыбнулась девушка ещё и оттого, что профессор запомнил, как её называли.

На других экзаменах было где посложнее, где попроще, но, успокаивая себя разговором с Ним, Мэйделе сдавала один за другим. Правда, приходила в общежитие выжатая как лимон. Нудельман, узнав, какие именно экзамены сдаёт девушка, старался её поддержать, приободрить, накормить, потому что Гита временами забывала и поесть, но вот минула сессия, теперь нужно было подождать решения пару дней… Тут приехала припозднившаяся соседка.

Машенька была именно Машенькой – в простом сарафане, платке, она приехала из недалёкой деревни. Худенькая девушка была робкой, даже поначалу испугалась Мэйделе, но Гита всё отлично поняла и принялась помогать Машеньке с документами, с размещением, отчего комендант улыбалась.

– У меня нет никого, – объяснила Машенька. – Родители от тифа померли, а меня тётка воспитала. Она хорошая, но нас у неё семеро…

– Ничего, вот увидишь, всё будет хорошо, – улыбнулась ей Мэйделе.

– А почему тебя тот парень так называет? – поинтересовалась Машенька. – Ведь тебя совсем иначе зовут.

– Меня все так называют, – немного смутилась Гита. – Это «девочка» на языке идиш.

«Здравствуй, милая Мамочка! Ты не поверишь, что со мной случилось! Я сдавала экзамены, очень страшно было на русском сочинении, но всё прошло хорошо. А потом внезапно оказалось, что меня берут аж сразу на второй курс, ты представляешь? Я так счастлива, ведь это значит, что мы сможем поскорее встретиться… Я быстрее закончу учёбу и никогда никуда больше от тебя не уеду. Я так скучаю по всем… Ривка написала, что у неё все хорошо, я так рада! Мама, Мамочка, я скоро приеду, ненадолго, но я успею!» – слёз было поменьше, ведь девушка теперь была счастлива.

Получив документы и встав на учёт в комсомольском комитете, она отправилась на вокзал – до начала занятий Гита вполне успевала вернуться домой и приехать обратно, спасибо профессору, назначившему ей экзамены первого курса. Как оказалось, такая практика чем-то особенным не была, что девушку очень порадовало. Аркаша ещё сдавал экзамены, жалея, что не может отправиться с Мэйделе, но и он вполне успевал, что сулило совместное возвращение в Москву.

Поезд свистнул, неся уже студентку, ударными темпами сдавшую экзамены, домой, чтобы ещё хоть немного побыть с Мамой. А вот Ривка не успевала, отчего очень завидовала сестре, но по-доброму. Циля гордилась младшей дочерью, радуясь её победе, ведь это была и победа Мамы. Сидя в купе поезда, Мэйделе предвкушала встречу с Мамой. Она очень-очень уже соскучилась…

Дорога минула как-то неожиданно быстро, и вот уже спустя совсем немного времени девушка смогла обнять свою самую-самую любимую на свете Мамочку. По дороге с вокзала Мэйделе ничего не говорила, только прижималась к женщине, прикрыв глаза, и Циля гладила свою младшую дочку, которой очень гордилась. Ведь Мэйделе поступила сразу на второй курс!

Ещё сдавал экзамены Йося, радуясь сестре, но девушка старалась просто не отходить от Мамы. Как будто хотела накопить ласку впрок, ведь впереди были целых три месяца без Мамы. Мэйделе старалась не думать об этом, а Циля, слушая рассказы о профессорах, понимала, что всё сделала правильно. Как бы больно ни было – она сделала правильно. Доченька выучится у очень хороших учителей и вернётся, став большим человеком.

Когда зашёл приехавший Аркаша, Гита поняла, что уже совсем скоро уезжать, отчего девушке всё чаще плакалось. Всё чаще Мама обнимала и гладила своё дитя. Именно в эти дни Циля больше всего жалела о решении послать ребёнка в Москву, но держалась – женщина очень хорошо понимала, что такое «надо». Вот Гита совсем не хотела расставаться с Мамочкой. Не так печалила разлука с Одессой, как с родной Мамой.

– Мама, Мамочка! – снова, как много недель назад, кричала со ступенек вагона Гита. – Я буду писать! Береги себя, Мамочка! И Папу с Йосей! Мама…

Циля плакала, глядя вослед поезду, плакала и Гита в вагоне. Аркаша никак не мог успокоить девушку, уже не зная, что делать, когда ту обняла совсем незнакомая женщина, видевшая прощание этой «мэйделе» со своей Мамой. Плачущую Гиту обнимала женщина, представившаяся тетей Идой, успокаивая ребёнка, оторванного от самого дорогого человека на свете. А потом Мэйделе уснула, чтобы проснуться с молитвой на губах. С молитвой на губах вступала в новую жизнь а идише мэйделе.⁸¹

Часть 10

Распростившись с Аркашей, как-то очень грустно посмотревшим на неё, Гита отправилась в общежитие. На сердце было очень тяжело, Мама была далеко, отчего хотелось плакать, что замечали люди вокруг. Девушка встала у окна на своём этаже и просто смотрела в окно, ощущая себя как-то… одиноко. Но в голове всплыли строки, вечные строки Песни Песней⁸², поэтому Мэйделе обратилась к Нему. Губы девушки шевелились, а слова молитвы будто прогоняли тоску и ощущение одиночества, заставляя брать себя в руки.

– Мэйделе! – Зоя Самуиловна, не поленившаяся подняться к девушке, назвала её так же, как тот явно влюблённый мальчик. – Тебе телеграмма!

– Телеграмма? Мне? – Гита мгновенно развернулась от окна, и, видя, как полыхнули надеждой глаза совсем ребёнка, женщина только вздохнула. – Спасибо-спасибо-спасибо!

Казалось, ещё мгновение, и девушка расцелует пожилую женщину. Читая всего несколько слов, Гита улыбалась, чтобы потом поцеловать бланк. Ривка нашла возможность вырваться из Ленинграда, встретиться со своей младшей сестричкой и поддержать не умеющую жить без Мамы девочку. Зоя Самуиловна решила попозже поговорить с товарищем Пельцер, иначе девочка сердце себе спалит. Женщина обладала большим опытом, поэтому понимала, что происходит с Гитой.

Ривкин поезд прибывал через три часа, но Мэйделе не выдержала, помчавшись на вокзал. Нужно было, разумеется, ждать, что и делала Гита, вызывая поначалу интерес милиционеров, никак, впрочем, не проявлявшийся. Вот наконец появился поезд, к которому рванулась девушка, и спустя несколько бесконечно долгих минут… Девушки стояли, обнявшись, на привокзальной площади, и каждому было видно – это близкие, родные люди.

– Не плачь, Мэйделе, – попросила Ривка. – Так хотела наша Мама, чтобы мы поехали учиться, надо слушаться.

– Я слушаюсь, Ривка, – всхлипнула Гита. – Но это так тяжело – уезжать из родного дома…

– Я знаю, малышка, – старшая сестра погладила младшую. – Ты уже нашла синагогу?

– Да, – кивнула младшая сестра, вспоминая ошарашенное лицо местного ребе.⁸³ – Я молюсь за вас всех, чтобы Он вам ниспослал мир, забрав всех врагов.

– Ох, Мэйделе… – вздохнула Ривка, понимая, как тяжело на самом деле их младшей, их девочке.

Провожать сестрёнку было больно, но Мэйделе держалась, хотя хотелось только плакать. Она держалась, хотя хотелось не отпускать, спрятать Ривку в карман или… спрятаться самой. Сколько таких прощаний видел этот вокзал… Скольких провожали, будто навсегда… И Мэйделе бежала вослед вагону, желая ещё хоть на минуточку удержать перед глазами родное лицо. Когда она остановилась, запыхавшись, слёзы всё ещё текли по лицу девушки.

Так её и нашел Аркаша, очень беспокоившийся о Мэйделе. Сгорбившаяся фигурка выражала такую тоску, что юноша не смог сдержаться, подбежав и обняв Гиту, этого, казалось, даже не заметившую. Но тепло объятий Аркадия помогло взять себя в руки, постепенно захлестнувшая тоска отпускала, помогала и молитва, отчего девушка вздохнула, подняв взгляд на наполненное беспокойством о ней лицо юноши.

– Спасибо… – прошептала Гита, спросив затем: – Как ты меня нашел?

– Цербер ваша подсказала, – улыбнулся Аркадий. – Ну что, пойдём?

– Пойдём, – согласно кивнула девушка, чему-то робко улыбнувшись. – Ты удивительно вовремя…

– Ты же наша Мэйделе… – не очень понятно ответил ей Аркадий и, взяв за руку, как маленькую, повел к метрополитену.

«Здравствуй, милая Мамочка! Вчера уехала Ривка, а я плакала всю ночь… Сестрёнка приехала, чтобы утереть мои слёзы. Наверное, я неблагодарная, но так хочется убежать к тебе и спрятаться от всего… Мама, Мамочка, я так тебя люблю! И Папочку! И Йосю! И Ривку! Умоляю, берегите себя! Ваша Мэйделе», – древние буквы ложились на бумагу. Гита по привычке писала на идише, ей было так удобнее выражать свои мысли, хотя и по-русски она тоже могла, но…

Аркадий тепло думал о девочке, оторванной от дома. Все чаще он задумывался именно о ней, можно даже сказать, что Мэйделе покорила его сердце, но, по мнению самого юноши, не любить девушку было просто невозможно. Поэтому, помня, что сказала тетя Циля, он старался быть рядом, а это было не очень просто, потому что Гита поступила сразу на второй курс, то есть занятия и аудитории были разными, но Аркадий старался.

– Машенька, ты покушала? – поинтересовалась Гита, помня, что за соседкой присмотреть некому.

– Нет ещё, – покачала та головой. Столовая пока не работала, а своих денег у Маши почти что и не было, поэтому она старалась экономить.

– Пойдём, – не слушая никаких возражений, произнесла Мэйделе, потянув соседку за собой. Продуктов она привезла достаточно, чтобы прокормить не только Машеньку.

– Спасибо… – от душевности еврейской девушки Машеньке хотелось иногда плакать. Получавшая с детства очень мало тепла девушка просто растекалась в доброте Мэйделе.

Назавтра были и первые лекции, на некоторые из которых уже нужен был халат и шапочка, которые у Гиты, разумеется, были. Привычно положив в карман бинт, потому что мало ли что, случаи бывают разные, девушка отправилась спать. Сегодня, как никогда, хотелось Маминых рук, поэтому Мэйделе тихо запела, а Машенька лежала тихо-тихо, слушая песню на смутно знакомом языке,⁸⁴ в которую соседка вкладывала, казалось, всю свою душу, без остатка.

* * *

Войдя в первый раз в корпус, Мэйделе на минутку растерялась, но сопровождавший её Аркаша, улыбнувшись, подвёл девушку к большой доске, на которой висело расписание. Вокруг толпилось множество молодых людей и девушек, кто в халатах, а кто и без. Быстро найдя расписание второго курса, молчаливый юноша потыкал в него пальцем.

– Тебе сейчас нужно вот в эту аудиторию, – объяснил он, заглядывая в своё расписание. По какой-то радостной случайности аудитории оказались рядом. – Пойдём?

– Пойдём! – радостно улыбнулась девушка, двинувшись в указанном направлении.

Аркаша, пока сдавал свои экзамены, детально изучил корпус «лечебников»,⁸⁵ поэтому в расположении аудиторий ориентировался хорошо. Поднявшись по красивой лестнице из белого мрамора, они оказались в полном студентов коридоре, но юноша не дал Мэйделе потеряться, шагая в известном ему направлении. Через несколько минут девушка оказалась в огромной, по её ощущениям, комнате, рассмотрев амфитеатром располагавшиеся столы, первый из которых оказался свободным.

– Ты не заблудилась? – поинтересовался какой-то юноша, отметив молодость Гиты и не помня её на первом курсе.

– Нет, – помотала та головой. – Это же второй курс лечебников?

– Лёшка, оставь девочку, она, наверное, как Пашка – сразу на второй поступила, – заметила какая-то очень серьёзная девушка в белом халате, расстёгнутом на груди так, что был заметен её комсомольский значок. – Привет, – поздоровалась она. – Меня зовут Лена.

– Гита, – робко отозвалась Мэйделе. – Я из Одессы…

– Комсомолка? – уточнила Лена. – На учёт встала? – и, увидев ответный кивок, улыбнулась. – Вот молодец!

В этот момент их прервал громкий звонок, отчего ойкнувшая Гита быстро уселась за стол, приготовившись слушать. Спустя несколько минут в аудиторию вошел мужчина лет сорока-пятидесяти, в костюме, а не в халате. Мэйделе почему-то отметила именно внимательный и какой-то пронизывающий взгляд. Это оказался Александр Николаевич Бакулев – выдающийся уже тогда хирург. Он внимательно оглядел собравшихся, чуть улыбнувшись немного жадному взгляду девушки на первом ряду, выбранную в ученицы его учителем.

– Здравствуйте, коллеги, – заговорил он, заставив удивиться Мэйделе. – Вы все будущие коллеги, так что привыкайте к такому именованию. Нам предстоит много работы в этом году, поэтому я бы хотел остановиться на…

Гита с интересом слушала, записывая опорные моменты, потому что лекция была обзорной, касаясь каких-то ещё не изученных дисциплин. Александр Николаевич быстро завоевал внимание студентов, и после лекции сделал знак остаться Гите. Ещё раз внимательно осмотрев девушку, хирург усмехнулся.

– Профессор Спасокукоцкий будет ждать вас по средам в четыре пополудни на кафедре, – передал Мэйделе информацию Бакулев. – В ваших интересах не опаздывать.

– Ой… Спасибо! – горячо поблагодарила мужчину Мэйделе, а он видел тот самый огонёк в её глазах, который отличал учителя от других коллег.

– Что-то случилось? – поинтересовался Аркаша, заметив несколько ошарашенное выражение лица девушки.

– Не знаю ещё, – медленно ответила ему Гита, рассказав затем то, что ей передали, и всё понявший Аркаша горячо поздравил девушку.

«Здравствуй, милая Мамочка! Как вы там поживаете? Я очень-очень скучаю! Представляешь, меня взяли в ученицы! Сам Спасокукоцкий! Я была такой счастливой, когда узнала. Аркаша постоянно стремится оказаться рядом, что мне очень помогает. Хотя мне иногда странно… Скажи, это странно, что он рядом? Мама, Мамочка, как бы я хотела тебя обнять сейчас… Ривка пишет, что у неё всё в порядке и ей всё очень нравится, а я хочу к тебе… Я неблагодарная, да?..» – буквы древнего языка ложились на бумагу, по щекам катились слёзы, а где-то там далеко Циля грустно вздыхала, читая пронизанные любовью и тоской строки, написанные её младшей дочерью.

Потянулись дни. До каникул было очень далеко, зато профессор начал брать девушку на операции, приучая к виду крови и внутренностей, воспитывая умение быстро находить решение. Не самый молодой врач будто что-то чувствовал, стремясь передать свои знания и опыт девушке, отчего та сильно утомлялась, но не роптала, с молитвой встречая новые испытания. А ещё очень помогал Аркаша, к которому Мэйделе, кажется, начала привыкать.

Зимняя сессия всё приближалась, отчего с одной стороны становилось все страшнее, а с другой… После сессии каникулы… Мама! Мамочка! Манеру девушки писать слово Мама с заглавной буквы профессора отметили, но ничего по этому поводу не говорили, а вот студенты удивлялись. Но девушка была активной, от работы не отлынивала, как-то успевая совмещать общественную работу и институт, не забывая при этом о синагоге, чему немало способствовал всегда готовый помочь Нудельман.

– Пельцер, зайди к секретарю, – попросил её кто-то из комсомольцев, на что девушка кивнула. Институтский комитет комсомола часто давал Гите поручения, с которыми она справлялась, не ропща и не задавая лишних вопросов. Даже на политинформации девушка рассказывала так интересно, что посещаемость занятий была почти стопроцентной.

– Кто за то, чтобы послать Гиту Пельцер представлять… – на всякие городские мероприятия девушка также отправлялась с улыбкой, возвращаясь с неизменной благодарностью. Еврейскую девушку заметили, причём, по слухам, чуть ли не сам Мехлис⁸⁶, отчего провокаций в отношении Гиты не было совсем.

«Здравствуй, милая Мамочка! У меня всё хорошо, даже очень. Вчера на практическом занятии мне доверили держать крючки⁸⁷, это было так интересно, хотя и немного страшно, но я будущий врач и должна уметь всё. Как ты там? Как Папа и Йося? Сдаётся ему медицинская наука? Скоро уже и зимняя сессия, а потом мы соберёмся все вместе за нашим столом, да?» – Гита писала каждое письмо как молитву, будто разговаривая с Мамой, предугадывая её ответы, и читать эти листы, заполненные буквами древнего алфавита, было как-то очень тепло. Циля ждала каждого письма, отвечая своей Мэйделе. Девочка была в Москве совсем одна, разве что мальчик… но каждую минуту чувствовала свою Маму рядом, что ощущалось в каждой строке.

– Не надо нервничать, – улыбнулся профессор, ещё вчера наблюдавший счастье девочки от похвалы Спасокукоцкого, очень круто взявшегося за этого почти ребёнка. – Вы всё знаете, вот и расскажите мне…

И Гита рассказывала, зачастую увлекаясь, но её не останавливали – профессора ещё помнили себя самих, радовались за неё, за её желание нести избавление людям, поэтому с удовольствием принимали экзамены. А растерявшая страх девушка радовалась каждой отличной оценке, великолепно сдавая сессию и тем самым приближая день отъезда домой. Её стремление было заметно многим, потому Гиту, которую всё чаще начинали называть Мэйделе, не нагружали.

Вот наконец последний экзамен оказался позади, и литерный поезд, уведомив всех паровозным гудком, был готов увезти её вместе с Аркашей домой. Лязгнули сцепки, поплыл назад Киевский вокзал, отмечая начало пути домой. Счастливо улыбаясь, ехала домой а идише мэйделе.⁸⁸