Влад Свон
Остановилось время
Потом он почувствовал тяжесть на животе и холодное прикосновение к горлу.
Зик сел на старика и прислонил нож. Руки парня дрожали, он не решался провести лезвием, лишить эту труху способности дышать. Бывший полицейский думал, что пройдя по закоулкам памяти, снова пережив глубоко засевшие насилие и страх, ему будет легко совершить месть, отыграться за испорченное детство и боль, которую нанес отец. Он украл не только радость и беззаботную жизнь ребенка своим ублюдским отношением, но и безжалостно отнял возможность быть братом.
Парень сделал глубокий вдох и усилил давление оружием. Закрыл глаза, потому что все равно боялся. И когда рука уже была готова дернуться в бок, чтобы оставить глубокую, рубиновую полосу на шее, Зик почувствовал легкое, теплое касание. Он с трудом сглотнул подступивший ком, и медленно посмотрел на серую ладонь. Собрав последние силы, Носкар дотянулся до сына. Пальцы тряслись, но держали крепко; веки открыты, зрачки закатились вверх; рот хватает воздух, губы шевелятся, но слова не произносятся. Второй рукой, старик пытался коснуться виска парня. Зик понял, что от него хотят и, напоследок, решил удовлетворить немую просьбу отца.
Ослепительная вспышка накрыла палату, и Зик очутился в белой пустоте. Напротив него стоял Носкар, склонив голову.
– У нас мало времени, – сказал он, – поэтому не буду тянуть. Зик, мальчик мой, я знаю, что вещи, совершенные мной – непростительны. Осознание содеянного дошло слишком поздно, и на смертном одре, я не смею просить отпустить вину. Хочу сказать лишь то, что понимаю тебя. Всю боль. Нет в мире большей несправедливости, чем упавшая на твои плечи по вине сумасшедшего, которого не любил отец. Я принимаю наказание. Надеюсь, тебе станет хоть немного легче, – Носкар поднял голову и посмотрел на сына. – Сложись жизнь по-другому, будь возможность вернуться обратно, с имеющимся багажом, уверяю, такого бы не повторилось.
В реальности, Зик почувствовал, как его рука с ножом начинает двигаться против воли.
– А теперь, пора прощаться, сынок. Не беспокойся, если после смерти есть куда идти, то дорога разведет нас разными путями. Ты больше никогда не увидишь меня, – Носкар слабо улыбнулся. – Где-нибудь, за пределами нашей реальности, мы смеемся на детской площадке и гуляем по торговому центру, как нормальная семья. Еще раз извини сумасшедшего старика, Зик, мой мальчик.
Образ Носкара хлынул на пол красной лужей и пространство исчезло. Зик очнулся, сидя на теле отца, в чьем горле торчал нож. Но оружие держал не Фулгур-младший, а сам старик. Руки парня слабо повисли в воздухе, когда он увидел, что Носкар умер с улыбкой, хоть и немного кривой от боли.
Зик слез с койки, отошел к окну, поджег сигарету и затянулся. Едкий дым щипал глаза, и невольно потекли слезы.
В коридоре поднялся шум, кто-то усиленно долбил в дверь.
«Что происходит?! Кто кричал?! ОТКРОЙТЕ!», – звучало вдали.
Когда санитары пробили себе путь в комнату, они обнаружили мертвого пациента и посетителя, чье заплаканное лицо освещал тлеющий уголек на кончике сигареты.
Они запомнили его последние слова:
«Кронос мертв. Остановилось время».
Блеснула молния, и окурок упал на пол. В палате остались только санитары и труп с застывшей улыбкой.
Врач потер веки, не поверив фокусу с исчезновением, и кое-как попросил товарища зафиксировать смерть.
– Не могу, – ответил напарник. – Часы не ходят.
Тогда они не могли предположить, что время замерло не только в больнице, но и за ее пределами, пока шла внезапно наступившая гроза.
