Влад Козлов
Красные кеды
15
Девочку звали Лиза. Прекрасное имя, окутанное летом и запахом свежесорванных ягод. У неё были яркие, солнечного цвета глаза, которые, казалось, видели тебя настоящего и смотрели прямо в душу. Аккуратный носик и подтянутые детские щёчки покрывали веснушки, а за её прекрасной улыбкой прятались чуть кривоватенькие зубки, с торчащими клычками. Её белые туфельки на застежках говорили всем вокруг: «Посмотрите! Вот она я – настоящий ангел!». Будь она старше лет на шесть – влюбился бы как дурак, до беспамятства. Ну а сейчас меня интересовало только лето, которое она прятала в своей наивной душе.
Я следил за ней довольно долго. В старых учебниках разведывательных служб говорилось, что на человека нельзя смотреть дольше двух секунд, иначе он догадается, что за ним следят. Хоть и стоит сделать скидку, что это ребенок, но все же я был предельно осторожен. Долго ждал, пока она останется одна на площадке, и вот этот момент наконец наступил.
Вышла её мама, видимо для того, чтобы развесить бельё. Я так думаю, до ребенка ей особо дел не было, поскольку маленькая Лиза хотела поиграть со своей мамой, или что-то ей рассказать, но мать лишь отмахнулась и всучила ей помятый полтинник, наказав купить что-нибудь, лишь бы её не трогали. Она, видите ли, взрослыми делами занимается – дырявые трусы своего домашнего алкаша развешивает. Ну и правильно, ведь благодаря нерадивой мамаше я смогу больше времени провести с будущим украшением моего холста.
Лизе тоже было все равно. Едва увидав полтинник, она тут же их схватила и вприпрыжку побежала к магазину, поглаживая ветерок своим платьем с цветочками. Я проследовал за ней.
Магазин находился в нескольких сотен метров от её дома. Нужно было пройти по тропинке до мусорных баков, потом повернуть вниз с горки, пройти гаражи и выйти к большой дороге. Я хотел отойти на безопасное от дома расстояние, чтобы пообщаться с моей звёздочкой. Спускаясь вниз по тропинке я нагнал её и подозвал к себе.
– Привет, Лиза. Куда ты так бежишь? – спросил я у слегка озадаченного ребёнка.
– Дяденька, а вы кто? – спросила Лиза.
– Я брат Димки. Ну так куда ты так спешишь?
– А-а-а. Да я в магазин, вот. Сухарики куплю и коробочку сока. А Димка выйдет сегодня гулять?
– Не знаю. Как дома буду – спрошу у него. Хотя там скорее у мамы надо спрашивать.
Лиза улыбнулась и пошла дальше. Повисла небольшая пауза и я решил действовать.
– Слушай, Лиз, мне все интересно было, а как ты такие волосы себе сделала? Это мама тебе их так завила, или ты сама?
– Нет, они сами по себе такие.
– А можно я потрогаю их?
– Да, конечно, вот! – Лиза остановилась, схватила один из локонов и оттянула его в направлении моей руки.
Локон был великолепен. В руках он ощущался гораздо более свежим, девственным и чистым, нежели Юнин. Хотя у Юны тоже прекрасные волосы, но далеко не такие, как у Лизы.
– А ты знаешь, Лиза, что с твоими волосами можно сделать?
– Их можно расчесать, погладить, завязать в хвостик. Еще я косички заплетать люблю, мне Машка, подруга моя, заплетает иногда.
– А еще из них можно сделать настоящую кисточку! Ты знала об этом?
–Нет, а как? – удивленно сказала Лиза.
– Очень просто. Я твои волосы как увидел, то сразу подумал, что из них крутая кисточка получится. Там надо отрезать то всего-ничего, маленький кусочек. Видно вообще не будет, зато ты сможешь на уроках и дома рисовать кисточкой из своих собственных волосиков. Круто же. Ни у кого вообще такой кисточки не будет!
16
Раздавленная, сломленная Лиза сидит на моем стуле. На её ножке не хватает двадцати квадратных сантиметров кожи, волосики все порезаны, зубики сухие совсем. Кожа была такой белой, когда она впервые пришла сюда, такой чистой и красивой! А теперь она синяя, неприятно тёмная. Запах ягод тоже ушел, о нем остались лишь воспоминания и лёгкий аромат от волос. Мои кеды теперь снова красные. Справедливости ради стоит отметить, что я на радостях всё вокруг забрызгал красной краской моей новой подруги. Каждый уголок квартиры не остался без её следа, ведь в силу моей собственной неопытности я долго ловил Лизу по квартире. Надо было сразу её к стулу привязать.
Ничего не жалко, кроме её платья с цветочками. Маленькое такое, хлопковое, дышащее. Бабушка может подарила, ну или на край мама, но точно не этот алкаш. Но как бы то ни было – она в нем невероятно красива. Произведение искусства, наконец-то приведенное в состояние покоя.
Я беру свою новую кисть «Лиза» и старательно покрываю свои кеды еще одним слоем красной краски. Да, это всего лишь имитация, но я сам её создал, без помощи Евы. Она моя и только. После использования кисточку не мою, мне понравился красный оттенок на её волосах. Выглядело так, будто ягодка пустила сок.
В моих руках был первый холст, посвященный моей любви. Он был прекрасен. В нем было так много наивности, лета и моей собственной страсти. Это была сублимация моего искусства, высшая его степень. Казалось, что я положил на алтарь своей задумки абсолютно всё, что мог. Отдал всего себя, одарил работу душой Лизы.
И так шли недели. Я продолжал создавать прекрасное и освобождать людей от красоты их оболочек. Только так я смогу приблизиться к моей Еве. Я должен стать таким же свободным в своем мире, как она в своём. Пенал, сшитый из свадебного платья, потихоньку наполнялся сначала локонами, а потом и новыми кисточками.
А потом я плакал, так долго и так больно. Мне было жалко их, настоящих и будущих, но я не мог поступить иначе. Я должен был доказать всем, а в первую очередь и себе, что я что-то значу в этой вселенной. Пусть все знают, что я могу на самом деле. Пусть все увидят мою душу. Знай, человечество – я смог!
Я был достаточно аккуратен и выбирал людей из разных мест на карте города, ведь мир ко мне был еще не готов. Правда сказать, вскоре мне начало наскучивать и это. Всё еще чего-то не хватало. Той самой последней детали в постройке моего внутреннего храма имени Евы. Но ничего не оставалось, и я продолжал создавать иконы в нашу с ней честь из тел еще невинных, но в скором грешных.
17
Шли недели моей искренности. Я был все более раскован в своих действиях, ведь всё должно было иметь рост, в том числе и моя смелось. Без роста всегда ничего не имеет смысла.
Однажды мне стало скучно. Я перестал видеть смысл даже в выбранном мной пути. Людишки снова становились однотипными, красивые уже давно стали кисточками, пока однажды я не встретил одну девочку…
Кажется, это была Ева.
Только маленькая. Лет двенадцать, может чуть больше. Волосы были тёмные, правда… Но это точно она! Я не мог ошибиться.
Не мог. Никак не мог.
Точно она.
Только…Нет, это она!
Я увидел её, когда в очередной раз шел в ларёк, воровать цветы, её любимые. Эх, как же жаль, что их не оказалось у меня в руках, когда я тебя встретил. Так долго я ждал нашей встречи, так долго… Но теперь, когда она произошла я снова оказался не готов, какая ирония.
Я шел за ней не долго, метров триста всего. Я просто не мог себе позволить терпеть, ждать и отпустить её сейчас.
– Привет, девочка. Как тебя зовут? Куда ты так бежишь? – сказал я, борясь с отдышкой. Отсутствие завтрака и слабая физическая подготовка давали о себе знать.
– Здравствуйте, мы знакомы? – спросила моя великолепная кроха.
– Я брат Димки. Помнишь Димку? – реплики в моей голове путались. Речевой аппарат не поспевал за мозгами. Мне хотелось прямо сейчас, всё и сразу.
– Кто такой этот ваш «Димка»? – ответила Ева. Мне надо быть серьёзнее. «Димка» – это мой тренировочный полигон перед встречей с тобой. Он помог мне уже далеко не одну кисточку заволочить в свой пенал. Хороший паренёк, жаль вымышленный, как и все, кроме нас с тобой.
– Брат это мой. Я думал он твой одноклассник – с каменным лицом сказал я.
– Нет у меня такого одноклассника. – она прибавила шаг, я не отставал. Микро-паника проникла в мою голову. Что же делать? Как быть? Кажется, сейчас моё самое главное оружие – это честность. Только она может мне помочь.
– Ты умеешь рисовать? Я вот обожаю! Хочешь я тебе покажу свою маленькую коллекцию кисточек?
– Что за кисточки?
– Да так, хобби моё. Мои подруги иногда, после парикмахерской, дают мне свои срезанные локоны, а я делаю из них кисточки и называю их в честь носительниц этих самых локонов. Я тебя, если честно, поэтому и догнал. Мне волосы твои очень понравились.
– Хм, интересно как. А ты прям рисуешь ими потом? Или как?
– Ну конечно! Подружки часто просят портреты свои, ну я и делаю их, взамен на кисточку из их волос!
– Ух ты. А мне можно такой бартер?
– Ну конечно можно! Только давай сначала познакомимся, окей? Я вот Максим! Можно просто Макс. Приятно познакомиться – я протянул ей руку.
– Евангелина, можно просто Лина. Мне тоже приятно.
– Может лучше Ева?
– Не, мне не нравится, лучше Лина! – она улыбнулась. Как же я скучал по этой улыбке.
– Ну хорошо, Лина. Может тогда в субботу?
– Хорошо, давай. Возьми, вот, мой номер. Договоримся что и где. – скрывая волнующую меня дрожь в руках я взял бумажку из её рук. Кажется, будто я ждал этих цифр целую вечность.
18
И вот, тот самый день моего свидания с Евой, правда маленькой. Как так произошло, что спустя столько лет я её встретил? И почему она такая крохотная? Не важно, главное то, что это, возможно, тот самый день, которого я ждал всю свою жизнь. Сегодня я проснулся с жуткой головной болью и оторванным от души самомнением. Я был с самого утра уверен, что что-то испортил, но почему-то также был уверен, что оно того точно стоило.
Подойдя к окну, я сделал небольшой глоток жасминового чая и томно посмотрел на заснеженную улицу моего уже столь странного города. Я и любил, и ненавидел его одновременно. С одной стороны, это был мой любимый уголок вселенной, те самые 60 квадратных метров этого города, что были моим убежищем от «наружи», в которых могу всегда стать самим собой. Тут никто не видит, кто я такой на самом деле. Тот самый закуток, что позволял мне раскрыться, обрывок пространства абсолютной свободы, оклеенный старыми пожелтевшими обоями. То самое пространство абсолютной свободы. В этой вселенной, под названием «квартира» я становлюсь самим собой, в божественном одиночестве. Одиночество напоминает мне наркотик, ведь если прибывать в этом состоянии недолго, то можно наслаждаться этим. Но лишь когда одиночество становится частью твоей жизни, оно начинает жрать тебя изнутри, как гниль.
Как и любой человек, в своей квартире я мог показать себя миру именно здесь и сейчас, это тот бесценный дар, что даровали мне мои 60 квадратных метров. Но это и одиночество в своем самом широком понимании. Одинок в безумии, смотрю в окно и пью любимый жасминовый чай, идеальный образ мужчины. Парадокс был в том, что квартира и раскрывала меня, и замыкала одновременно. Терпеть не могу одиночество, а потому постоянно разговариваю со стенами, обоями, предметами да моими, еще на вид свежими порванными куклами. Общаясь с тенями своего прошлого, будто могу себе ответить на все существующие вопросы. В такие моменты кажется, что я могу поссориться сам с собой, обсудить все самые важные для себя вещи и… меня поймут и примут. Меня наконец признают, моё творчество найдет своего зрителя, и я стану знаменит. В один момент стану богатым и красивым. Только вот всё это не больше, чем диалог с «умным человеком» – как говорил мой отец. Он мог часами напролет разговаривать сам с собой, так как лишь он сам являлся для себя тем человеком, с которым можно поделиться самым сокровенным, самым личным и самым тайным. Я всегда смотрел на него и представлял, что, когда вырасту – обязательно придумаю себе образ лучшего друга.
Но увы, сейчас я лишь сам с собой могу быть искренним, причем во всех вопросах. В зеркале всегда стоял тот человек, с которым могу поделиться чем угодно.
Так и сейчас. Стакан горячего чая обжигал его губы и язык, а прохладный, но очень свежий воздух из окна остужал моё исхудалое тело. Контраст впечатлений от такого чаепития заставлял оставаться у открытого окна как можно дольше. В такие моменты в голову приходят мысли. Радостные и смешные мысли. Спросонья вспоминается та самая глупая и надоедливая песня из рекламы газировки или прокладок, вспоминаются понемногу дела на этот великий в масштабах моей вселенной день, вспоминаются прошлые ошибки и предвидятся будущие.
И вот в такие моменты я привык думать о прошлом, о самых ярких моментах. О смехе, что разрывал меня не так давно, либо пару тройку лет назад, не помню уже, когда я смеялся.
Просто дело в том, что в деталях вспомненная и просмакованная, словно жасминовый чай, история бодрит утром не хуже чашки отцовского кофе с тремя ложками сорта Арабики и четырьмя половниками ненависти. Ничто так не бодрит по утрам, как счастливые воспоминания. На секунду вспомнив свой первый рок концерт, где меня чуть не задавили в толпе, или пьяный поход по фестивалю, или то, как напившись поцеловал свою школьную любовь я обязательно окончательно проснусь. А вместе со мной под эту музыку бодрого утреннего настроения просыпается моё внутреннее дитё. Как только проснется мой ребенок – не умываясь – схватит арматуру, которой его так старательно била Ева каждый день, и отправится делать искусство.
А то внутренний ребёнок рыдал всё утро, ведь дети не любят обязательств. Ребенок рыдал, ведь дети не любят взрослых. Ребенок орал от боли, ведь дети ненавидят работать. А после такой мысленной разрядки он начал танцевать, да и чего уж скрывать, и я вместе с ним немножко скованно пританцовываю, наполняя ещё не начавшийся день настроением. Сегодня всё изменит. Обязательно. Мы в это верим.
19
Разверзлись небеса над дверным косяком моей квартиры. Показалось самое белое облако, что я только видел в своей жизни. Белое, как само счастье. А с облака – лестница, с самого Эдэмского сада, откуда отправляются в длительное странствие серафимы. Оттуда спускалась она – моя богиня, мой ангел смерти, в черной строгой юбочке и рубашке цвета слоновой кости. Ев…Лина. Нет – Ева. Моя Ева. Это точно она, только кед нет, пока.
– Привет, долго же я искала твой дом. – сказала она, улыбнувшись. Я растаял, вот она! Настоящая, прямо тут!
– Привет! Проходи. Я тут предпринял попытку убраться, но вышло весьма плачевно. – на самом деле я три дня уже пытаюсь спрятать трупный запах. Я, конечно, обрабатывал свои работы, но постоянный запах секса и крови всё равно как на зло не хотел уходить. Пришлось герметично упаковать все работы в плёнку и спрятать. Трупы я залил бетоном в подвале, это удобно, кстати. Главное в этом деле – армировать смесь, чтобы не потрескалась. При разложении там образуются пустоты с газом, которые могут порвать бетон, если слой недостаточно толстый. К тому же весь подъезд знает, что я на добросовестных началах делаю ремонт в подвале, так что вопросов ни у кого не возникало.
Она преодолела последнюю ступеньку райской лестницы, ступив на грешный пол моей квартиры. Мысочки ножек стянули чёрные туфельки, слегка задрав юбочку на сгибе ноги. Страх пред ней мутирует в адреналин, а адреналин в возбуждение. Мы проследовали в большую комнату.
Сегодня всё было готово. Кровать – а перед ней стул. Мольберт почищен до «дерева», рядом – табуреточка, главным украшением которой является пенал.
– Я тут тебе кое-что приготовил. Надень их, пожалуйста. После того, как я закончу, можешь оставить их себе. Это тебе подарочек будет на память.
Я достал из-под кровати обувную коробку и открыл её перед лицом моей юной королевы.
– Вау… Боже, они такие красивые. Макс… я даже не знаю, что сказать, это очень неожиданно и приятно, спасиииибо! – и она бросилась ко мне на шею. От неё пахло… я даже не знаю, как описать. Вот бывает идёшь по метро. И вдруг резко оборачиваешься, потому, что уловил запах тех самых духов. Тех самых, которые так шли её шее лет десять назад, а теперь ты случайно учуял их в этой Богом забытой подземке. Потом идешь за ней в вагон… А там стесняешься подойти и спросить про духи, просто стоишь и смотришь на неё. И вот она выходит на своей станции, и смотреть больше не на что. Мысленно прощаешься с ней на всегда и судорожно ловишь последние нотки запаха, витающего в воздухе.
Она тут же схватила их, примерила. Невероятно рад, что угадал с размером. Тридцать девятый, кеды красного цвета. Её ножка создана для этой обуви – вне всякого сомнения. Они так сильно ей идут!
Мы незамедлительно приступили к работе. Она села напротив, на стульчик, на который я предварительно постелил сложенный вчетверо плед, чтобы моей крохе было мягонько. Она деловито поёрзала попкой и закинула ногу на ногу.
– Ну что, приступим наконец? – властно приказала моя маленькая королева.
– Сию секунду! – подчинился я.
Я взял ножнички. Они отполированы до блеска, наточены и продезинфицированы. Я не хочу, чтобы хотя-бы одна бактерия с прошлых девочек испортила её образ. Она должна быть безусловна, едина и неприкосновенна. Девственная актриса моих снов, такая прекрасная и нежная.
Слегка подрагивая руками я направил ножнички на Еву. Она, позволяя мне вольность, повернула голову в сторону, чтобы я отрезал кусочек её локона. Вот он – кульминационный момент моего пути, всего в одном щелчке. Я закатал рукава рубашки и отрезал небольшой локон, сантиметров шесть в длину.
Предательски сваливаются штаны – поправляю ремень. Надеюсь, моя королева не подумала сейчас ничего лишнего.
20
Жизнь – трясина. А люди смертные.
Я не выдержал. Слишком сильно возбудился. Меня будоражило всего. Я дрожал и трясся, а потому немедленно отправил свою Еву домой на прощание я не выдержал и обнял её. Прижавшись всем телом. Она такая тёплая и нежная, как девочка. Такая родная, как дочь. Назначил встречу на следующий день. Завтра я точно завершу начатое. Я хочу ей рассказать всю правду, все как есть. Мне кажется она меня поймет, и мы начнем притворять наш сон в реальность.
Наш сон… а вдруг ей это тоже снилось? Вдруг она – такая же, как и я? Вдруг она настоящая? Нет… она точно настоящая, иначе и быть не может.
Спустилась лестница в Эдем – и она постукала своими туфельками по направлению в небо. Я верю в то, что не навсегда. Я думаю, что скоро мы с ней встретимся. Туфельки постучали в такт моему больному сердцу, пока она совсем не скрылась в «светлом как счастье» облаке.
Когда она ушла всё остановилось. Так стало пусто вокруг.
Ни-че-го.
Даже воздух, будто кончился. Я немедленно лёг спать, чтобы как можно скорее успокоиться и промотать свой день до завтра. Но всё равно долго не мог уснуть, часов пять ворочался в кровати. Снились странные сны, и странно, но до сих пор не было Евы. Мне показалось, что я давно бы уже решился на вечный сон, если бы не мысли о Еве, о моей бесконечной любви.
Но на утро чуда не произошло. Я проснулся слишком рано для чуда, сам виноват. Как только встал – тут же, в предвкушении лучшего дня в моей жизни, я побежал делать красоту на себе. А у нас как на зло отключили горячую воду, но ничего. Я разогрел кастрюльку воды, и горячей водой принялся распаривать свою кожу, очищая её от себя вчерашнего. В тот момент я был полностью уверен, что этот тазик способен смыть с меня все плохое.
Бреюсь так аккуратно, словно делаю это раскалённой нитью. Не отвожу взгляда от лезвия, ибо в его отражении еще остался мой страх перед грядущим. Думаю о том, что я так долго готовился, так усердно к этому шел, но все равно, в самый последний момент я оказался не готов. Чувствую себя голым посреди торговой площади, хочется спрятаться. Мне нужна помощь.
Стоило мне допустить эту мысль, как вдруг я осознал, что эти мысли вовсе и не мои, а того самого Максимки школьного возраста. Доброго, наивного и влюбчивого. Тот Максимка всегда всего боялся и всё всем прощал, но не я. Я давно уже другой. Я давно уничтожил себя, чтобы на прахе своих страхов и сомнений, наконец, вознестись и стать Максом – серьёзной и лучшей версией себя, готовой к любому, пусть даже безумному шагу. Максу не указ все морали и нормы мира, ведь это всего лишь кто-то придумал. Макс создаст мир вокруг себя, и будет там корол…Богом! Да! Не меньше, чем самим Богом. И главная задача Макса сейчас – отыскать свою Еву, спасти её от плена бренности и создать Богиню.
И вот настал этот момент. С минуты-на-минуту должна была вновь спуститься с небес прямо к моему порогу моя Ева. Кажется, что я уже годы не слышал топота её аккуратных ножек, хотя это было только вчера. В дверь раздался стук. Три удара – один мой тяжелый глоток. Уйди же, проклятая дрожь в голосе и руках, ибо я всего в шаге от величия!
Дверь открылась. На пороге стояло трое мужчин. Двое из них были в полицейской форме, а позади них стоял тот самый алкаш, отец Лизы.
