Влад Евгеньевич Ревзин
Крон

Секрет крылся в любовной истории, произошедшей более четверти века назад.

Тогда простую, но очень милую одесситку Розочку Гойхман страстно полюбил иностранный студент из Палестины по имени Сафьян. Интернациональная семья, отбросив совершенно невозможную для советских реалий фамилию Ангирухат, объединилась для производства себе подобных маленьких Гойхманов.

Сафьян, потеряв дорогую сердцу фамилию, настоял на том, чтобы один из вновь народившихся однояйцевых малышей был назван именем уважаемого деда, потерявшего верхнюю конечность в борьбе против ненавистных сионистов, но вскоре охладел к изучению инженерных и воднотранспортных наук и инкогнито отбыл за рубеж, -возможно, в свои палестины. Как он там объяснял родне смену фамилии, неведомо, но братья выросли и оказались неоценимы на службе у Крона.

Если учесть, что в конторе юристом трудился еще один Гойхман, но уже Семен, можно было сделать вывод как о протекции Болтика клану Гойхман, так и о том, что Розочка Гойхман в свое время была не такой уж юной, да и поводу невинности любимой милый Сафьян был введен в некоторое заблуждение. Семе-то было под тридцать, и где прятала мама своего первенца, было неведомо никому.

Утром в понедельник, сменив брата, зеленый близнец доложил сенсационные данные. Услышав доклад, Крон тут же отзвонил Александре, и, не поздоровавшись, буркнул:

– Поздравляю. Ты была права. Приезжай, посоветуемся.

Суть доклада сводилась к следующему: обе ночи на выходные Гнесин провел в доме Бородиных.

Мотив адюльтера обрел плоть и кровь.

Шеф сидел у себя и священнодействовал, -закуривал первую на сегодня папиросу. Обычно их было три на день. У Болтика были странные взгляды на долголетие: он курил папиросы, но вместо кофе пил бурду из цикория с заменителем сахара; пил анисовку, в том числе и на ночь, но во время редакционных перекусов питался попеременно то хлебом с овощами, то колбасой и сыром, выуженными из бутербродов.

Это он называл раздельным питанием. Он безумно любил свою ротвейлершу, был несносен и очарователен одновременно.

– Тебе привет от нашего доблестного подполковника, -сообщил он, указывая на бланки экспертиз.

– Хамло, – коротко сказала Александра.

– Сто процентов, -усмехнулся Крон.– А со мной он вежлив. Ну, я ему скажу. Садись. Ты готова?

С полчаса они обсуждали то, что стало известно за последние несколько дней, обозначили версии.

Затем Болтик позвонил штатному юристу. Семен пришел с пустыми руками, как всегда озабоченный, вежливо поздоровался и сел сбоку стола.

Он был безукоризненно одет, на лице, не чета братьям, читался ум и на лбу отпечаталось высшее юридическое.

– Что ты знешь об этом дЕльце?

– Как удалось установить с девяностопроцентной точностью, супруга получает все, что принес бизнес Максима Бородина. Вероятно, это не менее пяти миллионов долларов. В этой сумме не учтена недвижимость за рубежом, – доля двух фабрик в России, дом с участком во Франции, дом в Чехии. Возможно, вложена сумма до полумиллиона в одну из команд Формулы1. Детей нет, близких родственников, претендующих на части наследства, тоже. Имущества под судом не имеется. Не наследство, а сказка. Пока это все.

– Хороший кусок. – Облизнулся Крон.– За это и человека можно убить, а?

– Вам виднее, – уголками губ улыбнулся Семен.

– Протягиваем цепочку: Бородина-Гнесин-Бровко, механик, – предположила Александра

Крон одобрительно покачал головой:

– Хорошая цепочка, – каков же будет кулончик?. Нет прямых улик, вот незадача. А с предположениями выходить он-лайн несолидно. Цепочки сцеплять может любой обыватель. Надо искать железные улики. И здесь без экспертиз не обойтись.

– Да они дырявые, эти экспертизы. Кстати, ведь по головушке Лутченко тоже не случайно вломили? – Покачала головой женщина.– Не сама же Бородина.

Крон уже раскладывал на столе протоколы. Семен сослался на дела, и его отпустили.

– Да, специалисты исчезают, как класс, -ворчал он. -Ты посмотри, на фото какой аккуратный проломчик прямо над ухом, а в протоколе, – «средней тяжести». Любители…

Александра зажгла сигару и подтянула к себе фотографии.

– И здесь, смотрите, -показала она зажженным кончиком, -похожая дыра. Впрочем, это не пробитый череп, а рваная рана…

– Угу, – сосредоточенно буркнул Крон. – Здесь над правым ухом, а здесь… переверни-ка. Над левым. Это что получается?

Движения шефа замедлились, он закрыл глаза, потом упал в кресло и попросил:

– Найди траекторию движения автомобиля после взрыва.

– Это только со слов механика, -напомнила журналистка. – Взрыв мог быть и в другой точке.

– Дорогая моя, – открыл глаза Крон. – Могу с уверенностью сказать, – Вадим Бровко не врет. Так что точку взрыва, отмеченную на схеме с его слов, будем считать отправной. А вот дальше…

– Дальше совсем непонятно.

Они склонились над вычерченной на компьютере схемой.

– После взрыва машина ведет себя странно. Вместо того, чтобы двигаться по прямой, и, не вписавшись в очень пологий поворот, врезаться в дерево левым крылом, она сдвигается вправо и бьется бампером почти по центру. Кроме того, судя по всему, скорость в момент столкновения была гораздо ниже той, что можно было ожидать.

– Да, Вадим запомнил скорость, – 120. А, судя по разрушениям, у дерева было не более семидесяти. Значит, Максим смог затормозить, уже теряя сознание. Смещение автомобиля…

Александра задумалась.

– Бензобак слева, так? В результате взрыва в движении машину развернуло вправо, и она ушла ближе к правому бордюру. Вот, видите, вектора направлений.

– Вижу.

– Так оно и было.

Крон почесал затылок:

– Смотри, как у тебя складно выходит. Взрыв, механик отрубается, водитель, получив смертельную травму осколками, все же тормозит, машина врезается в дерево под нужным углом. Гнесин выскакивает с заднего сидения, вытаскивает механика, пытается вытащить водителя, но машина горит, ремни заело, и Гнесин убегает от греха. Жарковато там было, должно быть

– Похоже на то. А что вас не устраивает, Евгений Карлович?

– В твоих рассуждениях есть одна неточность, – заявил Крон.

– Какая же? – осведомилась Александра.

Повисла пауза. Крон опять закрыл глаза и качал здоровенной башкой из стороны в сторону.

– На самом деле все было не так. Поверь, нам лучше сосредоточиться на следующем вопросе: не КТО, а КАК убили Максима Бородина. При этом мы должны доверять тому, что механик запомнил перед взрывом.

– А понятнее нельзя? – обиделась женщина.

– Давай-ка ты встретишься с Гнесиным, – вместо ответа приказал Крон- Пора. Мужчина, говорят, красивый, холеный.

– Как скажете.

– Учти, Саша, этот тип может оказаться очень опасным субъектом. И если поймет, что ты может стать его проблемой, попытается ее решить. Своими средствами.

Кабинет и хозяин соответствовали друг другу. Чистые, ухоженные, нарядные. Если бы не ледяное выражение глаз Владимира Гнесина, можно было поверить об искренности радушного приема. Суровость глаз подчеркивали синяки на виске и подбородке, а также следы ожогов на шее. Совсем небольшие.

– Все ведь и так понятно, уважаемая Александра, – отреагировал Гнесин на вопрос Александры об аварии.– Дело, как я знаю, закрывается. Только вашему шефу неймется. Нет здесь сенсации, черт побери, нет.

– Для журналиста не существует закрытых дел, – попыталась пошутить женщина.

Он улыбнулся уголками рта:

– Ну, если я смогу удовлетворить ваше любопытство…

– Судя по тому, что мы уже знаем, – решила взять быка за рога журналистка, – вас связывают с Мариной близкие отношения.

Он на секунду замер, потом расслабился. Расстегнул пуговицу на воротнике. Лишь глаза еще более охладели.

– Вы собираетесь упомянуть об этом в репортаже?

– Нет, если не станем доказывать вашу причастность к смерти Максима.

Гнесин приподнял бархатные брови:

– Даже так?

– Такие вещи трудно спрятать.

Он вздохнул:

– Что ж, нас с Мариной действительно связывает постель.

– Как долго?

– Уже три месяца.

– Только постель?

Гнесин пожевал нижнюю губу. Его голова с идеальной прической на фоне обоев напоминала негатив.

– Почему я должен… -он замялся, пытаясь подобрать слова. -Вы думаете, что имеете право.…Впрочем,…Вы имеете в виду любовь, виды на брак и тому подобное?

– Да.

– Называйте, как хотите. Желания овладеть Мариной, для того, чтобы стать ее мужем не было, у нее был любимый муж.

– Любимый?

– Не верьте слухам, милая.

– Но сама Марина…

– Чего не скажешь с досады, когда муж предпочитает пацанские развлечения домашнему уюту. Мы такие. Марина не убивала мужа ни сама, ни с моей помощью, поверьте.

– Еще один нескромный вопрос. А вы-то когда нашли время на отношения, ведь занимались квестом не меньше Максима?

– Было бы желание…

В общем, Гнесин так ничего нового и не сказал. Встреча осталась бы совсем пустой, если бы под конец Александра не спросила:

– Женщине позволено задать глупый вопрос?

– В дополнение к остальным, – бесцеремонным и нескромным?

– При ударе подушки безопасности должны срабатывать, не так ли? Почему они не среагировали?

Но поймать его так и не получилось

– На машине Максима не было подушек безопасности. Считалось, что ремней, ребер жесткости хватает. Подушки иногда срабатывают на ухабах, при таких скоростях. Мой приятель однажды сломал себе нос о подушку при резком торможении. Если это все, я хотел бы еще поработать.

Уходила Александра слегка озадаченной. Этот лощеный господин вёл себя как-то не так. В поведении, в жестах. Он пытался что-то скрыть…

– Словно он что-то пытался скрыть. Знаете, как женщина непроизвольно прикрывает рукой в разговоре кривоватые зубы, или бедняк в гостях прячет заношенные ботинки.

Крон засмеялся.

– Ему есть что скрывать. Не зря я отправил тебя туда. Молодец.

– Но я не понимаю…

– Потерпи, еще немного.

– Объясните хотя бы неувязку с бензобаком. Вадим не мог минировать его, ожидая взрыва в машине, где сидел штурманом. Гнесин доступа к гаражу не имел. Есть возможность сговора, но тогда Гнесин должен был обмануть механика, каким-то образом изменив время взрыва. Полная ерунда.

– Вот-вот. Вадима выводим из списочка подозреваемых. Так что вопрос, как взорвали машину, становится не только главным, – он становится единственным. Впрочем, нет.

Крон задумался. Потом сказал:

– Удовлетворю твое любопытство, если скажу, что на месте аварии был еще один человек, исчезнувший до приезда патруля скорой, и был он не в машине Бородина?

– Господи, этого нам только не хватало.

– На тебя не угодишь, в самом деле. А ты знаешь, мы готовы к передаче. Две-три детали, и мы готовы. Тебе предстоит еще одна встреча, Александра. С Бородиной. Спросишь у нее следующее…

В бутике немецкой фирмы «Триумф» Марина выбирала белье, активной красной расцветки.

Пока Александра шла к ней вдоль стеллажа, ее слегка покачнуло от ценника на милых трусиках размером с тряпочку для вытирания очков. В ее душе поднялось непреодолимое желание сразу по окончании передачи «Ночной квест» вызвать шефа на принципиальный разговор, и вырвать обещание о прибавке жалованья.

– Ах, это опять вы.

В голосе Бородиной не хватало теплоты.

Вдова со страдальческим видом повесила на место милый лифчик из гипюра и отвернулась к зеркальной стене.

Поздоровавшись, журналистка слегка перекрыла вдове выход из тупичка между двумя стеллажами, и кашлянула.

– У меня два вопроса, – как можно нежнее сказала она.

– А не хватит? – грубовато осведомилась Марина, и сделала попытку освободиться.

Но не тут-то было.

– Мне лично вы неинтересны, – сказала Александра.– Это мой шеф господин Крон хочет уточнить кое-какие обстоятельства. А у вас, как я знаю, некое соглашение с ним.

– Валяй, ищейка, – оскалила зубки Бородина, окончательно выходя из образа леди.

– Вопрос первый. Вы, – любовница Владимира Гнесина?

– Да, вы со своим шефом вообще охренели? – Взвизгнула вдова- Что ты себе позволяешь, шалава?

– Потише, пожалуйста, – невозмутимо попросила Александра. – Это ваше право, -не отвечать. Все и так понятно.

– Чтобы, ты знала, – чуть спокойнее сказала Бородина. -Более деликатного мужчины, чем Вова, я не встречала. Никаких приставаний, липких рук. А как ухаживал… Цветы, подарки, концерты. Обещал подождать, когда мы сами с Вадимом выясним отношения, а как с ним выяснишь, если Бородин меня за собственность.… Держал! И сам не имел, и другим не давал! Один раз заикнулась, так летела, свистела и не радовалась. Шишка на лбу была с твою левую грудь…

Она задохнулась и замолчала.

– Вопрос второй. -Голос Александры стал ледяным.– Что делал у вас в доме Гнесин в ночь с субботы на воскресенье, и с воскресенья на понедельник. Шашки, шахматы?

Глаза Бородиной полезли из орбит.

– Ты что плетешь, идиотка?!! Сказано тебе, до секса у нас и не доходило, андестуд?! А на выходные он на своей машине сам отвез меня в Совиньон, на дачу, так что делать в моем доме ему было нечего!!! Поняла, кретинка?

Из-за стеллажа донесся голос дяди Вити:

– Снято. ОК.

– Что?!!! – заорал вдова так, что было попрятавшиеся по углам продавщицы стали выглядывать бледными лицами над стеллажами.

– Ах!! – выдохнула Бородина, подняла руки с длинными кровавыми ногтями и вцепилась ими в волосы Александры.

Журналистке пришлось обороняться.

Она нанесла несколько коротких, но болезненных тычков в область солнечного сплетения истерички, и та, выпустив волосы соперницы, с воем упала навзничь, увлекая за собой стеллаж с бесценными образцами нижнего белья.

– Боже мой, что вы делаете, – причитали где-то неподалеку в несколько голосов работницы магазина.

Бородина каталась по полу, пытаясь выпутаться из ночных рубашек самых соблазнительных оттенков. Сзади отлетел в сторону еще один стеллаж, и шею журналистки охватила сильная рука. Она почувствовала недостаток воздуха и услышала у уха мужской голос:

– Я вас придушу, милая. А для ментов скажем, что это была самозащита. Как вам такая перспектива?

Александра пыталась вырваться, но безуспешно.

В голове зазвенели колокола, но тут раздался рывок, мужской голос над ухом ойкнул, ее шея освободилась и воздух полился рекой в легкие. Сзади раздавалась возня и глухие удары, затем грохот. В магазине больше не осталось стеллажей, хоть в каком-либо близком к образцовому порядку. Продавщицы рыдали в полный голос.

Бородина выпуталась из стильных вещичек и поползла к журналистке. Александра мстительно ткнула ее носком туфли по ребрам, отчего вдова завалилась набок.

Александра повернулась назад, чтобы узнать, что произошло. У стены валялся смутно знакомый человек, и это был не Гнесин. Ах, да. Это был дворецкий Виталик, выполнявший, вероятно, дополнительные функции не только водителя, но и телохранителя. У бодигарда были закрыты глаза, он был в тяжелом нокауте. Стоявшего над ним атлета Александра тоже сразу не признала, но когда тот оглянулся на нее с победной улыбкой, по оранжевому значку тут же определила, -Ахмед.

Болтик сказал, что тебя без присмотра оставлять нельзя, -оскалил Ахмед белоснежные зубы.– И, как всегда, шеф прав.

Прошли чуть менее двух недель.

Крон решил выбрать форму передачи, к которой иногда прибегал, – он задействовал оппонента, -нечто вроде адвоката защиты, чтобы подчеркнуть весомость обвинительных аргументов. Защитника играл актер, – юрист-недоучка с двумя курсами юракадемии.

Напомнив зрителям суть дела, Болтик приступил к правде-матке.

– Уважаемые зрители, – начал он.– Картина, которую уважаемые органы приняли на веру, была изначально ложной. Плохим парнем был сотрудник Максима Бородина Владимир Гнесин. Мотив: устранив своего шефа, он освобождал место у руки завидной невесты-вдовы Марины Бородиной, которая была готова к этой участи.

– Позвольте, – вмешался защитник.– Но сама гражданка Бородина утверждает, что они не были любовниками.

– Физически, – нет, – подтвердил Крон.– Однако со стороны Бородиной имела место страсть, – как по отношению к Гнесину, так и к мужу, только с противоположным знаком. Бородина мечтала освободиться от собственного мужа.

– Так она участвовала в интриге, или нет? – вопросил адвокат.

– Нет, конечно, нет. Она чиста перед законом. Возможно, она благодарила небеса за взрыв машины Максима, но руки к этому не прикладывала. Другое дело Гнесин.

– Странно, – перебил обвинителя защитник.– Страсть, и без, мм…

– Плотской любви? Странно, потому что Гнесиным также владела страсть. Только не к Марине Бородиной, а к ее слуге, Виталию.

– Ах… – в студии зашумела небольшая аудитория. -Ох!

– Поэтому посылы и реверансы в сторону красавицы Бородиной со стороны пылкого влюбленного могли быть только платоническими. Получив же контроль над маленькой империей в качестве нового короля, Гнесин не стал бы, предположу я, насиловать свое естество. Еще один маленький несчастный случай, и безутешный новоявленный вдовец смог бы отдаться моногамной любви, имея громадный капитал.

– Но как же произошло убийство? – недоверчиво спросил защитник. – Пока это все слова.

– Действительно, невозможное невозможно. Как можно взорвать машину, будучи в ней, остаться живым, да еще оставить свидетеля. Тем более, что машину никак не заминировать, – она стоит в неприступном гараже. Все становится проще, если предположить, что убийство произошло не во время, а до взрыва.

– Как это может быть?

– Вот схема движения машины. Здесь, по словам механика, рвануло. Эти слова и для нас, и для следователей долгое время были определяющими. А если мы перестанем им верить?

– Так что же, Бровко лжесвидетельствовал?

– Нет, он честный человек. То, что он ПРИНЯЛ ЗА ВЗРЫВ, БЫЛО НЕ ЧЕМ ИНЫМ, КАК СИЛЬНЫМ УДАРОМ ПО ГОЛОВЕ. Нанесенным сзади. Смотрите, вот увеличенное фото раны. Очнувшись, и узнав о взрыве, он и не смог предполагать что-либо иное.

– Что же было дальше?

– Нанеся удар механику, Гнесин заставляет Бородина остановиться и бъет его таким же ударом, но только в правую часть головы. Видите, следы ударов расположены зеркально, только голове Бородина принесен больший вред.

– Но эксперты читали эти снимки?

– Их читали практиканты, а опытный специалист Лутченко лежал дома с перевязанной головой. Кто ему нанес удар из двух любовничков, не знаю. Думаю, дворецкий.

– Сплошной вынос мозгов…

– Итак, Бородин агонизирует. К машине подбегает этот самый дворецкий, Виталий, и помогает Гнесину вытащить из автомобиля почти мертвого Бородина и полумертвого механика. Место удобное, свидетелей нет. Гнесин садится в машину, разгоняется до семидесяти километров и бьет машину о дерево, получая при этом небольшие травмы. Для правдоподобия, это стоит того.

Максима Бородина усаживают на место, затягивают ремни и заклинивают их каким-то способом, специалисты подскажут. Машина подожжена, бензобак взорван, можно звонить по мобильному телефону и дрожащим голосом вызывать подмогу. Все.

Мы только представим вам несколько видеороликов и два-три вещдока для полноты картины. Извещаю вас, что господин Гнесин и его любовник арестованы подполковником Лунгулом накануне передачи. Подполковник принимал самое активное участие в работе над этим делом. Хотел бы только еще упомянуть, что львиная доля работы, позволившая изобличить преступников, проделана сотрудницей «Расследований» Александрой Кузьменко.

Прошу, господа…

Поздно вечером, когда друзья и соратники разъехались по домам, Крон и Александра покуривали перед ее парадным под звездами. Крон устало прислонился к дверце машины и тер глаза.

– Устали мы сегодня, – сказал он. – Однако поработали не зря. Что меня рассмешило, -Бородина нам еще и заплатит за разоблачение своего любовника. Парадокс.

– Учитывая качества возлюбленного, должна спасибо сказать. Мы ее буквальным образом спасли.

Крон повесил голову.

– Шеф, вам надо отдохнуть, -нежно сказала женщина. -Поднимайтесь ко мне, я сделаю горячую ванну и напою цикорием.

– Саша, -он поджал губы, – если бы разница в возрасте между нами была хотя бы на лет десять меньше, может, я бы и попался в твои сети, и воспользовался твоей наивной доверчивостью. В любом случае, спасибо. Поеду, собака голодная дома ждет.

Он легко коснулся ее лба губами.

– Спокойной ночи. Отдыхай, нас ждут великие дела.

Крон и Старое ружье

Серый прямоугольник окна еле обозначен в темноте спальни. Вдали шипят шинами автомобили, пролетая пустой, плохо освещенный бульвар.

Истерический визг ввинчивается в мозг. Невозможный, нечеловеческий…

Ее разбудил телефонный звонок.

Это, конечно, был Крон. К тому же нетрезвый. Кто еще будет звонить в субботу, в три часа утра, забыв о своем же пожелании хорошенько отдохнуть на выходные?

– Саша, мы тут со Славой в Пикнике сидим, ты не хочешь присоединиться?

– Я сплю.

– Есть фантастическая тема. Пальчики оближешь.

– Вы на часы смотрели?

– А что с моими часами? Мда, поздновато. Извини. Ты уже спала?

– Я бы сказала, рановато. Я могу продолжить делать то, чем занималась до вашего звонка?

– Разливай. А чем это ты занималась?

Слишком игриво для такого часа.

– Я спала.

– Да, прости. Она спала. Мы тут немного выпили. Спи спокойно, а когда проснешься, я расскажу тебе об одном самоубийце, застрелившим себя из старого ружья. Но дело в другом. Ружье двенадцать лет назад…

– Прощайте, Евгений Карлович. Мобильный я сейчас тоже отключу.

– Ну спи, спи.

– Ты помнишь расстрел посетителей кафе «Штурман» на 25й Чапаевской?

– Смутно.

– Ну да, ты тогда другим интересовалась, – Крон почесал затылок. – Рассказываю. В июне 1996 года, ближе к семи вечера, в кафе зашли два молодых парня, сняли имеющееся оружие с передков и без предупреждения стали палить по залу.

Погиб бармен и семеро клиентов: молодая парочка, компания работяг и пожилой мужик. Осталась в живых официантка, в подсобке возилась. Ее слегка зацепило, рикошетной пулей. Хватило глянуть в щелку. Почти ничего не видела, но утверждает, убийцам было по лет двадцать пять, не более. Больше обслуги в тот день не было, даже посудомойки. Кафешка нижнесреднего уровня, почти забегаловка.

Она надула щеки и выдохнула, – в кабинете шефа было жарковато.

– Вот уж, действительно, срочность, – из-за этого надо будить людей ночью.

– Ну извини, мне всегда кажется, что ты рядом и все новости должна слышать одновременно со мной.

Александра чуть приподняла штанину джинсов и оглядела каблук.

– За эти слова я вас прощаю. На этот раз.

– Ну, Слава Богу. Дальше слушать будешь? Повторять немного тяжело.

– Чем квасить с подполковником по ночам, спать надо. В вашем возрасте…

– Это уже хамство. Слушаешь, нет? В 96е такие события были чем-то вроде производственной необходимости: нападение списали на разборки крышевания, чем оно и было. Уголовное дело, само собой, открыли, подержали с месяц на следовательском столе и положили на полку.

– Классический «висяк», – кивнула женщина.

– По инерции, спасибо советской выучке, произвели подробный осмотр места преступления, проверили оружие и составили баллистическое исследование.

– Это я понимаю. Вы бы ближе к сегодня.

– Молодость, молодость, дали бы старичкам воспоминания пожевать. Стреляли из АК-47, второе оружие, – охотничье ружье, централка. Ага. Позавчера в Ильичевске мужчина шлепнул себя из этого самого ствола. Трассеология совпала. Всплыло, так сказать.

– Что, мужчина видный? – уточнила женщина.

– Нет, обыкновенный пенсионер с циррозом печени.

Александра наморщила нос.

– Вот бы, шеф, вам начинать с того, почему это вас так привлекло. Сынок его стал министром юстиции, супруга парикмахерша жены мэра, под паркетом нашли сценарий убийства президента?

– Нет, пенсионер тише воды. Конечно, без известных людей не обойдемся. Тебе знакомо имя Шота? Шота Папишвили.

– Богатый человек, будет участвовать на следующих выборах в Раду, что еще… Это его ружье?

– Какая-то ты сегодня неконструктивная. К подполковнику Лунгулу обратился некий гражданин, который считает, что Шота в 96м входил в группировку, подминавшую под себя Черемушки, и, возможно, отдал приказание стрелять по посетителям «Штурмана». Понятно, для чего.

– А не слишком много крови только для того, чтобы отобрать кафе?

– Тот человек предполагает, что это была показательная акция, на кону стоял район влияния со ста двадцатью тысячами жителей. Куча общепита, магазины, таксопарк. А кровь… кто в середине девяностых смотрел на кровь?

– И подполковник…

– Слава предложил гражданину мой контактный номер телефона.

– И гражданин готов раскошелиться?

Крон потер затылок и страдальчески сморщился:

– Уже. Пятьдесят тысяч. Задаток, подчеркиваю.

– Рискну предположить, кто этот гражданин. – Александра щелкнула пальцами.– Это, – противник Шоты Папишвили по избирательному участку, да?

– Ты права, увы. Виталий Всеволодович Панченко, действующий представитель народа по соответствующему округу.

– А собственно, почему появился этот слуга народа? Ждал, когда выстрелит ружье?

– Почти. – Крон нащупал стакан с водой и отпил глоток.– Слава Лунгул никогда не держит яйца в одной корзинке, и резво подторговывает компроматом, где может. Не удивлюсь, если Шоте он продал что- нибудь также резко пахнущее, в чем измазана визитка Панченко.

– Все равно не понимаю.

– Ты удивляешься, почему именно Панченко получил информацию о ружье? Как я уже сказал, подполковник активно ищет грязь для Панченко, а во-вторых, и это абсолютно конфиденциально, – сам Панченко в свое время был рядовым бойцом, то ли в той же самой группировке, то ли в конкурировавшей с ней бандой. Шота в то время якобы был бригадиром по рэкету, и правой рукой лидера группировки. Так что сам, конечно, не стрелял.

Александра покачал головой:

– Хорош у нас депутатский корпус, надо сказать. Куда катится Украина?

– Туда же куда и остальные. Только мы начали катиться несколько позже, лет эдак на восемьдесят.

– И вы, наплевав на свои принципы, станете топить одного бандюка на радость другому?

– Саша, не надо меня оскорблять. Если я докажу причастность Шоты к расстрелу в 96м, это послужит целям всеобщей справедливости, не так ли. Если Панченко был рядовым бандитом, это еще не значит, что на нем кровь, да и предположений у нас нет никаких. К тому же не он наша цель в этом деле.

Он остановился и, усмехнувшись, добавил:

– Глупо было бы предположить, что можно найти всех виноватых, убивавших и насиловавших в безвременье девяностых. Но неужели ты на секунду можешь подумать, что если мы нароем что-либо на самого Панченко, я оставлю это тлеть в своем сейфе?! Мы не платные цепные юристы, мы третья власть! Мы элита! Поняла, Александра?

– Эк вас понесло с бодуна, Евгений Карлович.

Виктор Черпаков тридцать лет прожил в пятиэтажной хрущевке, в полукилометре от уреза воды, в неуютной, захламленной квартире. В подъезде пахло кошками и газом, подниматься приходилось мимо обшарпанных дверей из стальных листов.

Его жена оказалась полной одышливой женщиной, щеголявшей в грязном заношенном халате, заплаканная и сердитая. Она еще не пришла в себя после похорон, но решительно согласилась на беседу, особенно разглядев купюру, осторожно положенную Александрой на скатерть.

– Ирина Сергеевна, – спрашивала журналистка, осторожно нащупывая направление своего допроса.– Виктор Семенович часто ходил на охоту в последнее время?

– Нет, конечно, – ответила пожилая женщина. – Все стало дорого, и лицензия, и патроны с дробью, так он больше по рыбалке. Посчитай, лет семь как не был. А раньше приносил, дичь-то, мясо, в сезон не переводилось. Да и не в сезон…

Она подмигнула припухшим глазом, но тут же сморщилась и шмыгнула носом:

– Зайцев приносил, птиц, а вот как вышло, сам из себя дичь сделал.

Она приноровилась зареветь, и Александра срочно спросила:

– А почему он это сделал, вы не знаете?

Ирина Сергеевна приостановилась и с удивлением посмотрела на собеседницу.

– Так пил же Виктор, не просыхал.

– Вы думаете, это из-за водки?

– Ну да. Запойный был мой муженек. И как выпьет, все смысл жизни ищет. Из-за правды то кассиру рожу набьет, то на футболе подерется так, что глаз не видно, да что там говорить…

– Сильно употреблял? – участливо спросила Александра.

– Ох, сильно, милая, до зеленых чертей. В 99-м лечила я его, да что толку. Через неделю по новой запил. Вот и загрустил милок мой, жалко ему, видите ли, меня стало, что мне жизнь загубил, и – бабах!

– Он что, вас предупредил?

– Почти что. Дня три гундел на эту тему, кис да скис, обещал все решить одним ударом. А как пошла я за хлебом, он и стрельнулся.

Женщины помолчали.

– А что, Ирина Сергеевна, ваш супруг какого года?

– Сорок третьего.

– Ага. Он имел обыкновение одалживать свое ружье? На охоту сходить, мясом поделиться?

– Да ты что. У настоящих охотников это не принято. Нет, никогда.

Александра вздохнула.

– Вы когда-нибудь брали на квартиру, – студентов, или отдыхающих?

– Да, при наших доходах это неплохое подспорье.

– И давно у вас живут?

Женщина задумалась, теребя рукав халата.

– Да как на пенсию вышла, двенадцать лет назад.

– То есть в 95м?

– Ну да, так и есть. На пенсию не проживешь, сама знаешь. Вот эту комнату освободили, сами в большой, жили потихоньку.

– Не помните, первый жилец сколько прожил?

– Нет, не помню, девочка была, но недолго, месяц или два. Уехала домой. Потом, года полтора жил парень, спортсмен. Хороший мальчик.

Александра небрежно поддела пальцем ручку чашки с остатками жидкого чая.

– То есть этот парень жил у вас в течение всего девяносто шестого?

Черпакова прищурилась:

– Да, выходит так. В девяносто седьмом, по моему, к декабрю, опять девушка жила, Жанна.

– А спортсмена как звали, не помните?

– Дмитрий, -твердо сказала хозяйка.

– Где учился этот Дмитрий?

– Это что, не твой родственник? Смотри, покраснела. Или любовь?

– Ну, почти.

– Автомобильный техникум. Точно так. Только учился он кое-как, собирался, по -моему, бросить.

– Так.

На остальные вопросы, откуда Дмитрий родом, куда мог уехать и были ли у него друзья, пусть даже с криминальным уклоном, женщина в халате ответить не смогла. Не помнила.

Тем не менее Александре повезло. На вопрос, не ходил ли Дмитрий с мужем на охоту, Черпакова оживилась.

– Ходил, раза два, не меньше. Больше, правда, вина выпили, чем стреляли.

Александра поняла, что сегодня удача на ее стороне, когда хозяйка, кряхтя, вытащила из под дивана коробку из-под ниток, заполненную фотографиями. Еще полчаса ушло на перебирание фотографий, сопровождаемые комментариями типа: «А вот мы у Васи на даче», «Елена, моя сослуживица», и, наконец, на свет появилась фотография группы мужчин с ружьями, позирующих на фоне жидкой рощицы. Фотография была вполне качественной, чуть скрутившаяся по краям. Четкое изображение, лица не смазаны. С краю стоял стройный парень, щурился в объектив.

– Вот он, Дима, – ткнула ногтем в фотку Черпакова.– Красавчик.

– Дмитрий Кравчук, – объявила секретарша, возвращая фотографию с охотниками. – И вам повезло. Я здесь работаю с 94, поэтому его и запомнила. Документов не осталось, потому что этот студент диплом не получил. Его арестовали, за участие в большой коллективной драке, кажется, в декабре 96го.