полная версия

Виталий Ерёмин
Щенки-медвежатники

Они устроили дикий танец и бросились в море.

Когда вышли из воды, Генка спросил:

– Ну и что теперь? Отдавать это Сысоичу?

– Жалко все отдавать, – сказал Мишка. – И глупо. Нас снова кинут.

– Давайте скажем, что не успели ничего взять, – предложил Генка.

Мишка возразил:

– Все равно всплывет, что грабители ушли не с пустыми руками. Нам головы отвернут. Давайте возьмем половину.

– А сколько это будет по деньгам? – спросил Андрей.

Мишка начал пересчитывать ценники. Андрей и Генка посматривали по сторонам. Все было спокойно. Никто к ним даже не приближался.

– Тысяч по двенадцать будет, – сказал, наконец, Мишка.

– А блатным сколько оставил? – спросил Генка.

– Блатным – почти шестьдесят.

– Давайте отдадим шестьдесят шесть. А себе оставим по десять, – предложил Андрей.

– Широкая у тебя душа, Андрюха, – заметил Мишка.

– Я просто не хочу лишних претензий, – сказал Андрей.

– У них все равно будут претензии. Как же, без них поделили, – сказал Генка. – Я думаю, им за глаза хватит и пятидесяти тысяч.

Он немного помолчал и добавил:

– Лично мне мало радости дарить лишнее. Я обратно не еду. Мне на запад надо, а не на восток.

Мишка виновато посмотрел на Андрея.

– Андрюха, я тоже остаюсь. В Одессу поеду, у меня там родственники. Там легче обменять рыжье на деньги. Если хочешь, и вам обменяю.

Андрей подавил тяжелый вздох. Он оставался один. Это круто меняло его жизнь. Черт возьми, туго же ему придется. Кольнула обида. Неужели им не будет плохо без него? Наверное, будет. Но они видно, решили отбросить эту лирику. От этого и было особенно обидно. Они знают, что им нужно. А что нужно ему? Этого он не знал. Он смотрел на коробочки с драгоценностями и ловил себя на том, что не испытывает никакой радости. Больше того, на душе было противно. Противно, и все тут.

– Надо сегодня посидеть, – сказал Генка. – Может, никогда больше не увидимся.

– Точно, – подхватил Мишка. – Только не у Сысоича. Давайте купим вина и устроим пир у моря.

– Но сначала надо отчитаться, – сказал Андрей.

Они поднялись, чтобы пойти к Сысоичу, и обомлели: старик сам шел к ним, и не один, а в сопровождении двух местных блатных. Один бугай с воловьей шеей, другой хищного вида стручок.

Сысоич как-то странно улыбался.

– А мы вас обыскались. Хоп – и куда-то пропали.

Он сел рядом с ними среди валунов, отер со лба пот. Блатные остались стоять.

– Ну что, огольцы, вляпались? – сказал Сысоич, закуривая сигарету.

– Чуть не вляпались, – уточнил Андрей.

– Да нет, – протянул Сысоич, – вляпались. Ну а с чем ушли? Показывайте.

Ребята понуро молчали. Все их планы рушились, как карточный домик.

Андрей придвинул старику сумку. Сысоич заглянул в нее, озадаченно помолчал, потом тихо спросил:

– А где остальное?

– Какое остальное? – удивился Андрей.

– Корень, не пудри мне мозги. Вы всю витрину выгребли, а тут сколько?

– Тут все, что мы взяли, – сказал Андрей.

– Ты знаешь, что за такие фокусы бывает? – спросил старик.

– С чего вы взяли, что мы выгребли всю витрину?! – воскликнул Андрей.

Генка и Мишка вступили в разговор. Они стали уверять, что тут какая-то ошибка. То, что в сумке, – действительно все, что они вынесли из магазина. Глаза Сысоича и блатных становились все злее. Они не верили.

«Они просто не хотят верить», – подумал Андрей, начиная догадываться, с какой целью их прищемили в этом безлюдном месте. В глазах Мишки и Генки тоже читалось беспокойство. Они тоже понимали, что этот разговор может кончиться для них плохо.

– Хватит! – тявкнул Сысоич. – Хватит полоскать мне мозги.

От его старческой немощи и добродушия не осталось и следа. Он сказал, что у него свои источники информации, и он им верит. Ему сказали, что витрина обчищена полностью. Значит, драгоценностей должна быть полная сумка, а не половина.

Андрей погрузил руки в песок и нащупал крупную гальку. Генка, который следил за каждым его движением, сделал то же самое. А Мишка, кажется, даже не думал, что ему вот-вот придется себя защищать. Он сидел с поникшей головой.

Обращаясь к блатным, Сысоич бушевал, брызгая слюной:

– На это дело ушло столько бабок. Плиту надо было сделать, привезти, установить в нужном месте. А какие-то тухлые фраера устраивают нам кидалово. За кого они нас держат?

– Может, продавцы сговорились с мусорами? – спросил Андрей, думая при этом: «Если он не согласится, что такое возможно, значит, у него одна цель – разделаться с нами».

– Это вы сговорились, – тихо ответил Сысоич.

Блатные переглянулись, на их мордах проступила нехорошая решимость. Похоже, они ждали от нафталина какого-то сигнала. Пора было выпутываться. И прежде всего спасать Мишку.

– Мишаня, сходи за одеждой, – сказал Андрей.

Мишка сделал движение, чтобы встать, но его остановил визг Сысоича:

– Никуда он не пойдет!

Андрей выложил последний аргумент:

– Сысоич, нас послал сюда Алмаз. Перед ним я и отчитаюсь.

– Ну, конечно, отчитаешься. – Старик переглянулся с блатными и после короткой паузы добавил с расстановкой: – Жаль мне вас, ребятки.

Последние слова были сигналом. Блатные вытащили ножи. Но при этом почему-то медлили. Было видно, что они распределили роли. Бугай должен был завалить Андрея, а стручок – Генку. Но бугай наступал неуверенно. Его смущал рост Андрея и его длинные маховики. Стручок был одной комплекции с Генкой и тоже не вполне уверен в себе. К тому же им, похоже, еще не приходилось убивать по заказу.

– Ну что вы сиськи тянете, мочите их! – крикнул Сысоич.

Бугай сделал выпад, но Андрей увернулся. Лезвие пролетело в сантиметрах от левого бока. В ответ Андрей сыпанул ему в глаза пригоршню песка. Кажется, попал, но бугай проморгался и с диким ревом бросился на Андрея. Но тот снова увернулся и врезал блатному ногой в промежность. Бугай скрючился, и Андрей со всего маху опустил ему на голову округлую гальку. Блатной упал на колени и выронил нож.

Андрей обернулся. Генка сидел верхом на стручке и остервенело втирал ему в глаза и рот пригоршни песка. Стручок истерически орал.

– Козлы! – завизжал Сысоич.

Он схватил сумку с рыжьем, собираясь убежать. Но Мишка уцепился за сумку с другой стороны. Старик прошипел и сделал выпад. В его руке что-то блеснуло. Мишка охнул, выпустил из рук сумку и начал оседать на песок. А нафталин шустро полез по небольшой скале.

– А ну назад! – с дикой злобой заорал Генка.

Старик упорно карабкался вверх. Генка догнал его в два прыжка. То ли от немощи, то ли от страха нафталин упал. Генка вырвал сумку и вмазал ему кулаком в лицо. Старик замахал руками, но не удержал равновесия и свалился со скалы. Когда Андрей подошел к нему, он уже обмяк. От него шла вонь.

Стручок пополз к морю, чтобы промыть глаза. Генка подбежал к нему и пинками отогнал от воды. Андрей вернулся к бугаю и, хотя тот лежал без движения, на всякий случай еще раз пнул его в промежность.

Мишка с белым лицом, жалко улыбаясь, держался за правый бок. Его трясло. Андрей подбежал к нему.

– Мишаня, он тебя порезал?

Мишка оторвал руку от живота. Из раны выступало что-то желтое.

Андрей крикнул Генке:

– Давай сюда!

Генка подбежал. Они подхватили Мишку, закинули его руки себе на плечи и почти бегом потащили к пляжу. Метров через сто решили передохнуть и опустили Мишку на песок.

– Он не дышит, – сказал Генка.

– С чего ты взял? – спросил Андрей.

– Посмотри, какие у него глаза, – с ужасом произнес Генка.

Точно. Глаза были необычные, невидящие. И челюсть у Мишки чуть отпала.

– Мишаня! – на всякий случай потормошил его Андрей.

– Слушай, он умер… – с удивлением и ужасом произнес Генка.

– Надо вызвать «скорую», – сказал Андрей.

– Надо сваливать, – сказал Генка.

– Я вызову «скорую», – повторил Андрей. Ему не хотелось верить, что Мишке уже ничто не поможет.

– Мы вызовем «скорую», но сейчас надо сваливать, – повторил Генка. – Или это повесят на нас.

С ближайшего телефона-автомата Андрей позвонил в «скорую». И потом они наблюдали за тем, что происходило, со стороны. Санитары уносили на носилках Мишку, укрытого белой простыней с головой. Подъехали милиционеры и пошли по следам крови до того места, где произошла кровавая разборка. Потом провели бугая и стручка. А санитары пронесли еще одни носилки – с телом Сысоича.

Пляж гудел.

– Паспорта! – спохватился Генка.

Они побежали к домику, где их держал Сысоич, убедились, что паспорта на месте, похватали свои вещи и бросились на автовокзал, чтобы сесть в автобус на Симферополь. Но у самого вокзала Андрей остановился.

– Стоп!

– Ты чего? – спросил Генка.

– Назад, – сказал Андрей. – Нельзя на вокзал. Там могут обыскать.

– Точно, – согласился Генка. – Нужно взять частника.

Андрей покачал головой.

– И на частнике нельзя.

– Тогда как?

– Никак. Отсидеться надо. Или где-то закопать это проклятое рыжье. Или выбросить.

– Не забудь показать, где выбросишь, – пошутил Генка.

– Мне ничего уже не надо, – упавшим голосом проронил Андрей.

Они пошли к морю. Генке пришла в голову неплохая идея – украсть шлюпку. Он открыл замок толстой проволокой, освободил от цепи весла. И они поплыли вдоль берега на восток.

– Провожу тебя и поплыву в Турцию, – сказал Генка, загребая веслами.

– Ага, прямо в лапы к пограничникам. И загремишь лет на десять. Счастливого пути! – отозвался с кормы Андрей.

Раньше он считал мечты Генки о побеге из страны пустыми бреднями. Но приятель стоял на своем. И эта глупость злила. Андрей сказал:

– Геныч, отец у тебя, как я понимаю, был шишкой? Только шишки получают журнал «Америка».

Генка нахмурился.

– Батя нормальный мужик. Просто хотел нормально, по-человечески жить. Но у нас же ненормальная страна, ты это понимаешь? Когда отец говорил мне это, я тоже не понимал.

– Где он? – спросил Андрей.

– Сидит.

– А мать?

– А мать вышла за другого.

– За что посадили-то? – спросил Андрей.

Генка объяснил, постепенно повышая голос:

– Понимаешь, батя в снабжении работал. Организовал подпольный цех. Говорят, первый в стране. Шили разный дефицит, в основном рубашки. Понимаешь, он ничего не украл. Он просто коммерсант, от бога. В Америке он стал бы миллионером. А в СССР он преступник и зэк. Почему я должен любить эту страну?

– Мне тоже многое не нравится, – поддержал его Андрей. – То нельзя, другое нельзя. И наоборот: ты и это должен делать, и это. С какой стати? Почему за меня кто-то решает?

Генка оживился.

– Плывем, Андрюха, в Турцию. А оттуда можно – куда хочешь.

Андрей подумал и сказал:

– Слушай, надо позвонить Димону: как там?

Генка скривился.

– Соскучился?

Андрей вздохнул.

– Соскучился. И вообще ни на что уже не способен. Надо прийти в себя. Мишаня все время перед глазами.

Они доплыли до Алушты. Пришло время поделить драгоценности. Андрей с мрачным видом подвинул Генке сумку.

– Дели сам.

– Андрюха, приди в себя, – спросил Генка. – Мы не можем так распрощаться.

– Тебе заграница, мне – хана, не ясно, что ли? – сказал Андрей. – Что я предъявлю Алмазу? Свою долю? Он мне скажет: а где остальное?

– Он, как Сысоич, спросит с тебя всю витрину, – сказал Генка.

– А я скажу ему, что это неправда. И он должен мне поверить. Если он видит цвет моей печени. Но если я скажу, что половину отдал тебе, мне хана. Мы не имеем права делить сами. Мы – только исполнители. А условия для нас создавали его люди. Значит, только Алмаз может решать, кому сколько.

– Но он может спросить за Сысоича, – заметил Генка. – Старик хотел удрать с рыжьем, убил Мишку. Мы должны были спокойно смотреть?

Генка долго сидел молча, смотрел в море, вздыхал. Потом спрыгнул со шлюпки, поплавал, влез обратно и сказал:

– Какая на хрен Турция? Какой Запад? Я знаешь о чем сейчас подумал? Если мы провезем золото через полстраны, Алмаз это оценит

Кончита

Они отправились в Пензу. Там пересели на поезд, идущий в Казахстан. И потом тряслись еще двое суток. Боялись соседей по купе, двух взрослых мужиков с татуировками. И в особенности милиционеров, которые ходили по вагонам и всматривались в лица пассажиров.

Они не доехали до своего города километров восемь. И пошли пешком, по шпалам, с наслаждением вдыхая привычный степной воздух.

Осторожность не была лишней. К тому времени Досанов уже знал из всесоюзной оперативной сводки, что в Ялте произошла кража в ювелирном. Со слов Жорика капитан знал также, что Корнев, Сорокин и Левитин исчезли из города. Связав эти два факта, Досанов доложил о своих соображениях начальству. И теперь на железнодорожном вокзале и в аэропорту дежурили милиционеры с фотографиями ребят, о чем они, естественно, не знали.

До сумерек они просидели в рощице на окраине города, потом закопали сумку с драгоценностями и направились к Димке. Новостройка сияла огнями. Но странное дело: обычно до одиннадцати вечера во дворах было полно ребят. А сегодня в десять все словно вымерло.

Открыв дверь, Димка по виду ребят сразу определил, что они устали и хотят есть. Андрей и Генка по очереди принимали душ, а он готовил на кухне яичницу.

– Мальчуганы, здесь такое творится! Не знаю даже, с чего начать.

Димка усадил ребят за стол, поставил перед ними тарелки с яичницей и плеснул в рюмки коньяк.

– Ну, за ваше возвращение. Я так рад. Господи, зачем я уехал из Маньчжурии!

– Давай, Димыч, по порядку, – тоном взрослого сказал Андрей, стараясь откусывать больше хлеба, потому что яичница быстро исчезала с тарелки.

Димка покачал головой.

– Легко сказать – по порядку. Когда блатные разъехались, чехи устроили свой слет: собрались со всего Казахстана. Мы играли одну лезгинку и смотрели зикр. Они танцевали эту дикость в ресторане! Это надо было видеть! Ну, короче, чехи со всего Казахстана требуют освободить Алихана, считают, что Крюк его спровоцировал, обозвал козлом. Мол, по их законам, Алихан ответил на оскорбление как мужчина – ударом ножа. В общем, давят на суд. Сами понимаете, этот номер у них не пройдет, никто Алихана не освободит, но срок могут дать по минимуму. Власти боятся побоища, как в Аркалыке. И чехи на этом играют. Требуют, чтобы Алмаза и Звана либо посадили, либо убрали из города. А слободские боятся, что чехи устроят им еще одну бойню, и поднимают другие районы. Слободку-то били взрослые чечены, теперь и со стороны русских в конфликт втягиваются молодые мужики. Милиция прямо на ушах стоит: сводит Адама то с Алмазом, то со Званом, пытается их помирить. Но, говорят, ничего не получается.

– Вот почему во дворе пусто, – заметил Генка.

– Люди боятся даже днем ходить по улицам, – со страхом проговорил Димка. – Слободские срывают зло на новостроевских. Опять пристают с поборами. Давайте я лучше Алю позову. Она больше меня может рассказать.

Димка набрал номер. Андрей выхватил у него трубку и услышал голос Али.

– Это я – сказал Андрей. – Мы приехали.

В ответ послышался почти крик:

– Я сейчас!

Андрей положил трубку. Рука его дрожала.

– А вы изменились. Как-то неудобно звать вас мальчуганами. У вас-то как дела? – спросил Димка.

– Нормально – сказал Андрей.

– Джага как-то раз интересовался, – вспомнил Димка.

– Алмаз беспокоится, – усмехнулся Генка.

– Погодите, а где Мишаня? – спохватился Димка. – Он что, не приехал?

– Нет, – коротко ответил Андрей. Он не хотел раньше времени расстраивать чувствительного Димку.

Но тот уловил неладное.

– Постой, по-моему, вы чего-то недоговариваете? Что с Мишаней?

– Мишани нет, – сказал Генка и часто заморгал.

– Как нет? – замер Димка.

Андрей тихо спросил:

– Можно, мы переночуем у тебя?

– Какой разговор? Но, может, ты все-таки скажешь, где Мишаня?

– Димыч, сыграй «Школьный вальс», – попросил Андрей.

Теперь Димка все понял окончательно. Он налил в рюмки коньяк, поставил четвертую рюмку, наполнил и ее. У него тряслись руки и беззвучно шевелились губы. Похоже, он ругался.

Они выпили не чокаясь. Димка сел за фортепьяно и медленно прошелся пальцами по клавишам. Сегодня «Школьный вальс» звучал особенно горько. В горле застревал комок. Генка сделал вид, что дым от сигареты попал ему в глаза. Андрей глядел в одну точку.

Аля уже примчалась. Она стояла в дверях и пыталась понять, что происходит. Первым ее увидел Андрей. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Потом Андрей встал, вышел в коридор и обнял девушку. Алю била мелкая дрожь. Они прошли на кухню. Аля попросила сигарету.

– Ты начала курить? – удивился Андрей.

– Я брошу, – сказала Аля.

Наконец она успокоилась и рассказала, что происходит в Новостройке. Звана не видно, а Жгучий с Волдырем совсем обнаглели. Требуют со школьников за каждый вход в школу. Тех, кто отказывается платить, бьют по графику, в одно и то же время. Занимаются прикидкой: подходят и требуют отдать что приглядели из одежды. Чтобы рассчитаться с вымогателями, новостроевские тащат из дома деньги и книги, сдают их в скупку. Родители поняли, что милиция то ли бессильна, то ли не видит серьезности положения, и установили возле школы дежурство. Но слободские зверски избили родительский патруль.

– А самое страшное, – сказала Аля, – подходят к девчонке, хватают за руку: пойдешь со мной. Куда? Зачем? Куда скажу, туда и пойдешь. Что скажу, то и будешь делать. Ах, ты честная? Неси справку.

– К тебе приставали? – спросил Андрей.

– Они чуть не затолкали меня в свой «москвич», Жгучий и Волдырь. Если бы не отчим, они бы увезли меня. Они его избили.

– Погоди, ведь он офицер. Разве он не носит оружие?

– Теперь носит. Но эти скоты получили по заслугам. Чечены так их отделали!

– Жгучего и Волдыря?

– Угу. Зубы им повыбивали. И пригрозили, что кастрируют.

«Черт! Это плохо. Хуже просто некуда», – подумал Андрей.

– Ну вы что? Я тоже хочу послушать! – На пороге кухни появился Генка.

– Давайте все сюда! – крикнул из комнаты Димка.

…Они сидели в гостиной. Аля и Димка, перебивая друг друга, рассказывали о положении в городе. Андрей слушал внимательно, успевая размышлять. Если Алмаз в городе, то почему так ведут себя Жгучий и Волдырь? Выходит, блатной не держит своего слова. Неужели круто изменил свое отношение к нему, Андрею? Похоже на то. Но почему? В чем причина? Скорее всего, был звонок из Ялты. Кто-то сообщил, что там произошло. И Алмаз решил, что они сбежали вместе с драгоценностями.

«Если так, то ничего страшного, – думал Андрей. – Я принесу Алмазу сумку с рыжьем, и он успокоится. Куда хуже другое: что нам-то с Генычем делать? Документов при Мишане не было. Но все равно, рано или поздно милиция узнает, кто он и откуда. И тогда нас возьмут. И мы уже не отвертимся».

Андрей чувствовал, что для сопротивления милиции у него не осталось сил. Он устал, ему опротивело все до чертиков. Ему хотелось, чтобы все кончилось. Он только не знал, как остановиться, где поставить точку.

Неожиданно Генка склонился к уху Али и сказал ей что-то. Потом точно так же, шепотом, сказал Димке. Потом все трое, заговорщически улыбаясь, окружили Андрея и принялись драть его за уши. И он вспомнил: мама дорогая, у него ж сегодня день рождения. Восемнадцать лет! Совершеннолетие!

Димка открыл шампанское. Аля достала из серванта старинные фужеры на невероятно длинных ножках. Генка наполнил фужеры.

Димка сделал дирижерское движение рукой, и они спели втроем:

– «…В жизни раз бывает восемнадцать лет…»

Андрей счастливо улыбался. Ему никогда еще не было так хорошо.

Аля посмотрела на него как-то странно, пошла в прихожую и вернулась со своей сумочкой.

– Хочу кое-что тебе подарить. Только не насовсем, – сказала она Андрею.

Все с интересом ждали, что будет дальше.

Аля открыла сумочку и вынула из нее пистолет Марголина.

Парни смотрели онемело. Первым пришел в себя Димка.

– Это что, настоящий?

Аля вынула обойму, полную малокалиберных патронов, и вставила ее обратно.

– Александра, ты в своем уме? – строго спросил Димка.

Девушка сказала Андрею:

– Только не убивай никого. Просто пригрози. Скажи, чтобы отстали от всей Новостройки, не только от нас.

Димка с возмущением вытаращился на нее:

– Ну ты – детский сад, честное слово! Ты думаешь, что говоришь? Когда это слободские боялись чьих-то угроз?

– Чеченцев они испугались, я видела, – сказала Аля.

– Ладно, буду чеченцем, – шутливо произнес Андрей, принимая пистолет.

– Что за система? – живо спросил Генка. Глаза у него блестели.

– Это «марго», – сказала Аля. – Десятизарядный пистолет Марголина.

– Учти, Андрюха, тебе уже восемнадцать. Если кого-нибудь грохнешь, получишь вышку, – предупредил Димка.

Утром в квартиру позвонили. Димка открыл дверь. На пороге стоял Джага.

Калмык был рад видеть Андрея. И не скрыл, что в общих чертах знает все, что произошло в Ялте.

– Мы привезли все, что взяли, – сказал Андрей.

Джага кивнул.

– Алмаз тебе верит.

– А как насчет Сысоича?

– Сысоич – старая гнида. Не бери в голову, Алмаз тебе верит, – повторил Джага. – Но ему не нравится Зван. Зван присвоил то золото и хочет сдать Алмаза чехам. Чехи пасут их обоих по всему городу.

– Какие у Алмаза основания подозревать Звана?

– Золото было в тайнике. А где был тайник – кроме Алмаза, знал только Зван. Теперь золота нет, исчезло. А где рыжье, которое вы привезли?

Они поехали в рощицу, Андрей откопал сумку и отдал ее Джаге. С таким грузом нельзя ехать по городу. Джага сказал, что доберется до Слободки степной дорогой.

Высадив Андрея на окраине, он напомнил:

– Алмаз ждет тебя сегодня в десять вечера у дома Любаши. Только об этом – никому!

Калмык похлопал ладонью по сумке и спросил:

– Здесь все, что взяли?

– Все, – сказал Андрей. – Мы себе за щечку ничего не положили.

– А добирались сколько?

– Почти неделю.

– Через полстраны провезли, – с уважением сказал Джага. – Ну ладно, до вечера!

Андрей вернулся к Димке и стал ждать Алю. Они договорились, что она зайдет сразу после школы. Чтобы скоротать время, начал готовиться к вечернему походу в Слободку. У «марго» длинный ствол. Не засунешь ни в один карман. Пришлось распороть подкладку кожаной куртки. Теперь пушку можно было достать из-за пазухи одним движением.

Генка валялся в постели. Димка ходил по своим делам и вернулся полный впечатлений. На подступах к Гусинке много эмвэдэшников. Проводили в домах чеченцев обыски, искали оружие, а нашли раба.

– Самого настоящего раба. Представляете, русский мужик сидел в подвале на цепи. Чехов спросили: зачем вы это сделали? А они говорят: русская скотина должна ухаживать за чеченской скотиной. У них же во дворах и коровы и овцы. А теперь догадайтесь, в чьем доме нашли раба? – спросил Димка.

– У Адама? – сказал Андрей.

– Точно!

Они долго еще обсуждали это событие. Андрей посматривал на часы. Потом попросил Димку позвонить Алиной матери. Мать сказала, что начала тревожиться, звонила в школу, там сказали, что занятия давно закончились, а Али все нет.

– Может быть, она пошла в ДОСААФ? – по подсказке Андрея спросил Димка.

– Я звонила, ее там нет, – сказала мать.

Андрей пошел к вешалке.

– Пойду поищу.

Генка быстро оделся, и они отправились вместе.

Они обошли всю Новостройку. Странно, но все вокруг выглядело чужим. И мимо окон своего дома Андрей прошел почему-то спокойно. Только вздохнул с облегчением, что его никто не заметил из домашних.

Они опросили всех ребят, кто встретился на их пути. Никто не видел Алю.

Вернувшись к Димке, снова позвонили Алиной матери.

– Нужно заявить в милицию, – сказал ей Димка.

– Уже заявили, – ответила женщина.

Часы показывали девять вечера, когда Андрей и Генка пошли в Слободку. У дома Любаши Генка нырнул в кусты.

Джага встретил Андрея у калитки и повел в огород, где стояла банька.

Алмаз сидел на пороге. Он только что попарился и теперь попивал пивко. Протянув Андрею руку, спросил:

– Как сон? Как аппетит?

– Не жалуюсь, – сказал Андрей.

– Ну и ладушки, – мягко отозвался Алмаз. – А мне последнее время что-то плохо спится. Снится измена и все тут. Наверно, возрастное. – И неожиданно спросил: – Ты Сысоича завалил или твои кенты?

– Он сам со скалы свалился, – сказал Андрей.

– Сам или кто помог?

– Он прихватил золото, хотел убежать, Мишку убил.

– Большие деньги – большой соблазн, – сказал Алмаз. – А вы чего не рванули?

– Нам ни к чему, – сказал Андрей.

– Ну как ни к чему? До конца жизни хватило бы. Просто умеете просчитывать последствия. Я бы вас хоть где нашел. А у нас тут такие события – голова дымится, – пожаловался Алмаз. – Чехи снова войнушку готовят. Сдается мне, не без помощи мусорков. Любят мусорки сталкивать нас лбами. Но я обожду своего часа. У бога дней много, так и у меня. Устроим и мы хаволям такую баньку, всю жизнь будут помнить. Но пока то да се, может, вы бы еще одно дельце провернули. Как? Возьмешься?

– Что нужно сделать? – спросил Андрей.

– Надо бы шлепнуть одного человечка. У вас теперь это как бы не впервой получится.

– Какого человечка? – просто так спросил Андрей, думая про себя, что никого убивать не будет.

– Не догадываешься?

– Это уж тебе решать, – сказал Андрей, зная уже, как отвечать блатному, чтобы тому нравилось.

Ответ действительно понравился Алмазу.

– У тебя к этому человечку давние счеты. Он немочку твою увел и к новой молодайке клинья бьет. И ее уведет, неужели позволишь? Я бы не просил тебя, – вкрадчиво продолжал Алмаз. – Это бы Джага сделал. Но чехи его близко не подпустят. А тебя они не опасаются.

– Меня тоже не подпустят, – сказал Андрей.

– А и не надо. Ты ж не резать его будешь. Джага тебе пушку даст. «Тэтэшник» мусорка. – Алмаз сделал паузу и добавил: – Кончишь Адама – все рыжье твое.

Андрей сыграл алчность.

– Потом не скажешь, что пошутил?

– Не скажу. Вот Джага свидетель.

Андрей еще подумал и согласился:

– Ладно, попробую.

– Ты не пробовать должен, а сделать, – нажал Алмаз.

По его знаку Джага протянул Андрею знакомый «тэтэшник».

На прощанье Алмаз сказал:

– Зван сейчас где-то прячется. Чует кошка, чье мясо съела. Если вдруг встретитесь, не верь ни одному его слову. Фраер он оказался. Кровь подвела: папашка-то у него артист. Но ты, Андрюха, из другого теста сделан, душа у тебя чистая. А ему в хороших и правильных уже не быть. Ему вообще не быть.

– Я тоже фраер, – сказал Андрей.

– Ты – козырный фраер, – уточнил Алмаз.

– Я все сделаю, – сказал Андрей. – Только где Аля?

– Молодайка твоя? А что? Куда пропала? – деланно удивился Алмаз.

– Пропала, – сказал Андрей.

Алмаз сказал со смехом:

– Ну если пропала, то найдем. Куда она денется? Мы кого хочешь из-под земли достанем. Даже не сомневайся. Кончаешь Адама – получаешь свою Алю. Договорились?

– Договорились, – выдавил Андрей.

Андрей пошел к тому месту, где прятался Генка. Мысли путались. Голова шла кругом. Непонятно было, что делать дальше. Ясно только, что Аля в руках Алмаза и нужно срочно узнать, где он ее прячет.

Сзади послышались осторожные шаги. Андрей прижался к забору, вытащил «марго», убрал предохранитель и положил палец на курок.

Из темноты прозвучал насмешливый голос Звана:

– Корень, не вздумай шмальнуть.

– С чего ты взял? – спросил Андрей.

– Я все-таки у себя дома. Слышал ваш разговор. Не делай этого, Корень. Даже если убьешь Адама, чехи тебя живым не выпустят, на кусочки порежут.

– Знаю, – буркнул Андрей.

– На кой хрен тогда подписался?

– Ты бы лучше о себе подумал, – сказал Андрей. – Твое положение ничем не лучше.

Зван нервно рассмеялся.

– Мое похуже будет. Сначала чехи приговорили, потом свои. Но я еще могу напоследок почудить. Дай мне пушку, Корень. Ты знаешь, я не сделал тебе ничего плохого. Наоборот, всегда был на твоей стороне. Я хотел с тобой работать. Дай мне пушку. Я кончу его прямо сейчас, он как раз во всем чистом.

– Ага, и Джага скажет всем, что это моя работа! – отозвался Андрей.

– У тебя есть другие варианты? – спросил Зван. – Нет других вариантов! Все дело в Алмазе. Не будет его, не будет и проблем с чехами. А слободские тебя не тронут. Алмаз в авторитете только у Жгучего и Волдыря. Но я и с этими козлами разберусь. Я не кину тебя, Корень.

Зван стоял совсем близко. Его голос дрожал. Чувствовалось, что он на пределе.

– Геныч! – позвал Андрей.

Генка выбрался из кустов.

– Ну вы отчаянные ребята! – подивился Зван.

– Где Аля? – спросил его Андрей.

Зван засмеялся. Понятно, смех был нервный. Но все равно неуместный, противно было слушать.

– Скажешь, где Аля, дам пушку, – пообещал Андрей.

– Не буду врать, не знаю, – сказал Зван. И неожиданно завелся: – Не отвлекай меня. Дай мне пушку, по-хорошему прошу, дай!

Андрей тоже завелся:

– Ну подумай, где Алька может быть! Ты же знаешь Слободку как свои пять пальцев!

– Мы узнаем, где твоя девчонка, у самого Алмаза, – сказал Зван.

Похоже, он был прав. Нужно преодолеть животный страх перед Алмазом и вернуться.

– Оставайся здесь, – сказал Андрей Генке.

Тот попытался протестовать.

– Оставайся, – повторил Андрей

Генка не настаивал.

Андрей протянул Звану «тэтэшник».

– Эх, была не была! – пробормотал Зван.

Зван подвел Андрея к баньке огородами. Алмаз и Джага сидели возле порога и о чем-то тихо говорили. Услышав шорох, Джага встревоженно вскочил.

– Побудь здесь, – шепнул Зван Андрею и пошел к баньке.

Андрей вынул из-за пазухи «марго» и снял его с предохранителя.

– Я ж говорю, никогда не знаешь, кого принесет поздний вечер, – с усмешкой произнес Алмаз, увидев Звана. – Где шастаешь, красавец? Соскучились мы тут без тебя.

Зван молчал. Он остановился напротив Алмаза в пяти шагах и молчал, тяжело дыша.

Алмаз поднялся и подошел к нему вплотную.

– А ты вроде не в себе? Что с тобой?

– Сука! – выдохнул Зван. Непонятно, зачем он начал с этого ругательства. Наверно, хотел подзавести себя.

– Что? – спокойно спросил Алмаз. – Что ты сказал, сынок? А ну, повтори!

– «Сынок!» – передразнил Зван.

«Чего он тянет? – мелькнуло у Андрея. – Почему не стреляет?»

Но в руке Звана что-то блеснуло. Он наконец-то наставил пушку на Алмаза.

– Н-да, плох тот ученик, который не предал своего учителя, – врастяжку произнес Алмаз.

– Ты ж сам всегда говорил, что предательство – вещь естественная, – напомнил Зван, голос его дрожал. – Ты много чего говорил, я все помню, каждое твое слово. Ты всегда требовал преданности от своих сынков, а потом, в самую трудную минуту, предавал их.

– Сынок, не уверен – не предавай, – со смехом сказал Алмаз.

– Ты не заслуживаешь жизни, – с ненавистью прошептал Зван.

– Тогда стреляй! – истерически прошептал в ответ Алмаз. – Ну давай, давай, давай! – Его голос сорвался на визг.

«Не выстрелит, – мелькнуло у Андрея. – Он под гипнозом».

В темноте послышалась возня. Кажется, Алмаз пытался отобрать у Звана пистолет. Донесся сдавленный крик старого блатного:

– Джага, какого хрена стоишь? Помоги!

Раздался выстрел. Алмаз пробормотал:

– Е-мое! Выстрелил!

– Еще? – спросил Зван. Его голос набрал уверенности.

– Е-мое! – простонал Алмаз.

Зван выстрелил еще раз. Андрей видел, как Алмаз упал навзничь и затих.

Вдали послышались голоса. На грохот выстрелов соседи повыскакивали из домов.

Андрей и Зван подошли к баньке. Джага смотрел на них как-то странно. Будто хотел что-то сказать и не решался.