В. Г. Белинский
Петербургский сборник

Людям непременно надобно видимые знаки, несчастию немому они сочувствовать не могут. «Вот видите этого толстого мужчину с усами – он сидел год в тюрьме», – и все: «Ах, боже мой! бедный, что он вынес!» Ну, а какая же тюрьма в образованном государстве может сравниться с свободной жизнью этой женщины? С чего тюремщику, если он не какой-нибудь изверг, которых так же мало, как и великих людей, с чего ему ненавидеть колодника? Они оба несут две довольно тяжелые ноши, и тюремщик, исполняя свою обязанность, не смеет итти далее приказа. Конечно, заключение тяжело – я это знаю лучше многих, но ставить тюрьму рядом с семейными несчастиями смешно. Люди, по своему несовершеннолетию, только те несчастия считают великими, где цепи гремят, где есть кровь, синие пятна, как будто хирургические болезни сильнее нравственных.

Когда я хожу по улицам, особенно поздно вечером, когда все тихо, мрачно и только кое-где светится ночник, тухнущая лампа, догорающая свеча, – на меня находит ужас; за каждой стеной мне мерещится драма, за каждой стеной виднеются горячие слезы, слезы, о которых никто не сведает, слезы обманутых надежд, слезы, с которыми утекают не одни юношеские верования, но все верования человеческие, а иногда и самая жизнь. – Есть, конечно, дома, в которых благоденственно едят и пьют целый день, тучнеют и спят беспробудно целую ночь, да и в таком доме найдется хоть какая-нибудь племянница притесненная, задавленная, хоть горничная или дворник, а уж непременно кому-нибудь да солоно жить.

Отчего все это? Я полагаю, что вещество большого мозга не совсем еще выработалось в шесть тысяч лет; оно еще не готово; оттого люди и не могут сообразить, как устроить домашний быт свой.

Право, так. У большей части людей мозг ребячий, – им надобны дядьки, няньки, педели, наказания, приказания, карцеры, игрушки, конфекты и прочее, – дело детское!»

В статье своей «О характере народности в древнем и новейшем искусстве» г. Никитенко рассматривает один из интереснейших современных вопросов из сферы искусства и удовлетворительно решает его с свойственным ему глубокомыслием и изяществом изложения, показав настоящие отношения между народным и общечеловеческим. Эту прекрасную статью должно читать всю: отрывок не дал бы о ней никакого понятия, потому что вся она не что иное, как стройно-логическое развитие одной основной идеи.

О статье г. Белинского «Мысли и заметки о русской литературе», по известным публике отношениям ее автора к нашему журналу, мы не считаем себя вправе говорить, предоставляя судить о ней читателям. Думаем, однакож, что во всяком случае она не повредила достоинству альманаха.

Успех «Петербургского сборника» упредил наше о нем суждение. Дивиться этому успеху нечего: такой альманах – еще небывалое явление в нашей литературе. Выбор статей, их многочисленность, объем книги, внешняя изящность издания – все это, вместе взятое, есть небывалое явление в этом роде; оттого и успех небывалый.

Комментарии

Впервые: Отечественные записки, 1846, т., XLV, № 3, отд. V, стр. 1–30 (ценз. разр. 25 февраля 1846). Без подписи.

Мы помещаем эту статью в непосредственном соседстве со статьей «Мысли и заметки о русской литературе», напечатанной в «Петербургском сборнике». Настоящее ее место – после статьи «О жизни и сочинениях Кольцова». (Сборник стихотворений Кольцова со статьей Белинского был разрешен цензурой 5 февраля этого же года.)

Появление «Петербургского сборника» было крупным событием в русской литературе 40-х годов. Не ограничиваясь узкой областью «физиологического очерка», молодая реалистическая литература успешно овладевала разнообразными жанрами, на первом месте среди которых были роман и повесть. В «Петербургском сборнике» напечатан роман Достоевского «Бедные люди». В «Северной пчеле» № 22 Булгарин поместил заметку о сборнике и впервые употребил здесь унизительное, как ему казалось, наименование «натуральная литературная школа».

Вслед за тем в №№ 25 и 26 той же газеты появляется большая статья Л. Бранта (за подписью Я. Я. Я.) с пристрастным разбором сборника и в особенности романа «Бедные люди». С выпадами против сборника выступил С. П. Шевырев в «Москвитянине» (1846, №№ 2 и 3). Он особенно ополчился против Белинского, называя его «удалым молодцем современной русской критики». Славянофильскими тенденциями проникнута была статья К. С. Аксакова (Имрек) в «Московском литературном и ученом сборнике на 1847 год».

Более объективными, в известной мере даже сочувственными, были отзывы Ап. Григорьева («Финский вестник», 1846, т. IX) и А. В. Никитенко, большая статья которого была помещена в «Библиотеке для чтения» (1846, №№ 3 и 4).

На фоне всех этих разноречивых, в основной массе враждебных, откликов на «Петербургский сборник» резко выделяется настоящая статья Белинского, которой предшествовала его же короткая, рецензия, помещенная в «Отечественных записках» 1846 года, № 2.

Белинский не счел нужным вступать в полемику со своими противниками. Возражения Булгарину по вопросу о «натуральной школе» он поместил в следующей, четвертой книжке «Отечественных записок», в форме «Литературных и журнальных заметок». Здесь же ему представляется важным выдвинуть на первый план произведения, которые определяют лицо сборника. К таким произведениям он относит роман Достоевского «Бедные люди».

Отстаивая молодого писателя от рептильной печати, Белинский вместе с тем делает настороженное замечание по поводу общего направления таланта Достоевского: «Судя по «Бедным людям», мы заключили бы, что глубоко человечественный и патетический элемент, в слиянии с юмористическим, составляет особенную черту в характере его таланта, но, прочтя «Двойника», мы увидели, что подобное заключение было бы слишком поспешно». И действительно, в следующих произведениях Достоевского – «Господин Прохарчин», «Хозяйка» – психологизм Достоевского принял резко выраженный патологический оттенок, совершенно заслонив тот элемент гуманизма, который так ярко пробивался в его первом романе. С особым сочувствием отмечает Белинский стихотворение Некрасова «В дороге», рисующее драму народной жизни. Высоко ценит он и талант (Искандера) Герцена, развившего в оригинальной форме философско-публицистического очерка («Капризы и раздумье») идеи, близкие самому Белинскому.

Заключительное замечание Белинского о небывалом успехе «Петербургского сборника» можно дополнить выдержками из его писем к Герцену этого периода: «Альманах Некрасова дерет; больше 200 экземпляров продано с понедельника (21 января) по пятницу (25)» («Письма», т. III, стр. 97); «Альманах Некрасова дерет, да и только. Только три книги на Руси шли так страшно: «Мертвые души», «Тарантас» и «Петербургский сборник» («Письма», т. III, стр. 100).