Виктория Серебрянская
Полет Однодневки

Глава 3

Что делал на задворках нашего дома дядько Павел, всегдашний папкин компаньон по застольям, я не знала. Да и не ожидала я его там встретить. А потому, не особо аккуратно перебравшись через старый шаткий заборчик, едва не уселась на соседа сверху. В самый последний момент сумев все-таки отшатнуться в сторону. И не миновать бы мне гостеприимных объятий зарослей злющей крапивы, если бы дядько Павел не поймал меня за руку.

Шершавые цепкие пальцы ухватили меня повыше локтя и спасли от беды. Я выдохнула и с трудом промямлила слова благодарности. Но мужские пальцы не спешили меня отпускать. Я недоуменно посмотрела в лицо своему спасителю. И застыла.

В глазах дядьки Павла плавилось нечто омерзительное, склизкое и маслянистое. Заметив, что я на него смотрю, он ухмыльнулся:

– Ну что же ты замолчала? Продолжай. У тебя такой чудесный голосок – так бы и слушал. А еще лучше, – сосед лизнул кончиком языка свою нижнюю губу, – пойдем ко мне.

Меня затошнило, и я с трудом выдавила:

– Ззачем?

Сказала, и сама себя обругала идиоткой. Уж лучше бы сказала, что папа меня ищет и я тороплюсь. А сосед словно только и ждал моего дурацкого вопроса:

– Зачем? Зачем… Ах, зачем! Ну так я тебе сейчас все подробно расскажу. И даже покажу. Пошли, детка.

И пальцы впились в мою руку сильнее. Теперь уже до синяков. Дядька Павел потянул меня в сторону калитки, давно проделанной папой в заборе между нашими участками, чтоб в гости было ходить сподручней. Тем более, что сама калитка находилась прямо напротив двери в дом дядьки Павла. Буквально, в паре метров от порога. Это до наших дверей надо еще умудриться добраться. В обход дома, мимо старой, полуразвалившейся сараюшки, в которой когда-то давно мама хотела разводить курей, сквозь заросли колючей ежевики.

Ежевику папа регулярно грозился извести под корень. Потому как колючая невозможно. Но братья, любившие сладкую ягоду, неизменно защищали грозные заросли. И папа, поругавшись и покричав на всю улицу, уходил залечивать кровавые царапины. А кусты росли себе дальше.

И вот теперь именно из-за ежевики меня никто не увидит в окно. Забор и калитку от взгляда из окна вредные колючки скрывали надежно.

Я занервничала. Попробовала выкрутить руку из цепких мужских пальцев, но ничего не вышло. Дядька Павел только прицыкнул на меня:

– Не торопись! Ишь, какая шустрая! Сейчас все будет. А понравится, так и будешь меня и далее навещать. – он хмыкнул – По-соседски.

Не обращая внимания на мое сопротивление, воровато оглядываясь по сторонам, дядька Павел уже почти подтащил меня к калитке. Когда его пальцы коснулись задвижки, запирающей калитку, ужас накрыл меня с головой. Совершенно потеряв голову, не соображая, что делаю, я изо всех сил впилась ногтями свободной руки туда, куда дотянулась. Пусть, ногти и короткие, но легко могу оцарапать до крови.

Жаль, что это были не глаза.

Я не сразу сообразила, что нечто мягкое и мокрое под моими пальцами – это губы дядьки Павла. Сосед завопил пожарной сиреной и с силой сжал мое запястье. Понимая, что сейчас случится, я постаралась сжать пальцы как можно крепче. И не ошиблась. Сосед больно дернул меня за руку, отрывая от собственной губы. Надеюсь, я хоть кусочек ему оторвала. Может, хоть после этого он перестанет раздевать меня глазами.

Я думала, что после такого демарша с моей стороны, сосед меня отпустит хоть на мгновение. И я смогу удрать домой. Но я ошиблась.

Оторвав от себя одну мою руку, и, по-прежнему удерживая повыше локтя вторую, дядько Павел прикоснулся пальцами к своей израненной губе. Больно, по-видимому, было сильно. Потому что сосед зашипел, как шипит выплеснутая в горящий огонь вода, и отдернул руку. Посмотрел на свои окровавленные пальцы и, размахнувшись, со сдавленным «с**а!» ударил меня кулаком по скуле. Между прочим, той же самой, которой сегодня уже досталось и так.

В голове что-то взорвалось. Что-то маленькое, но термоядерное. Этот взрыв выжег все предохранители. Я отключилась.

Приходила в себя наоборот, медленно. Словно всплывала со дна нашего пруда, когда вязкий ил на дне не хочет отпускать, а легкие уже горят от недостатка кислорода.

Кто-то рядом разговаривал. Я постаралась прислушаться. Получилось. Но не сразу.

– …не реви. Доктор сказал, что черепушка у Криски крепкая. Даже сотрясения нету. Поваляется денек, и все пройдет. Ну чего ты сырость развела?

Мама что-то ответила, но так тихо, что я ничего не разобрала за ее всхлипываниями. Папа в ответ досадливо крякнул:

– Ну а что Павка? Пущай в участке сначала ему мозг промоют. А потом уже я с ним по-свойски побеседую. – В словах папы мне почудилась какая-то угроза. – Нечаво моих девок портить. Как бы я потом в глаза Яну смотрел?

На этот раз мамин ответ, больше похожий на стон, я услышала:

– Так старый для Крис пан Черный.

Папа в ответ хохотнул:

– От ты сказанула, Маричка! Дочка, чай, его не варить будет! А старый конь борозды не портит. И, это, жена, перестань Криску шпынять за учебу. Пущай учится. Яну нужна ученая жена.

Мама снова что-то очень тихо пробормотала, сопроводив короткую фразу горестным всхлипом. Папа твердо ответил:

– Никаких поступлений! Ото книжки свои пущай читает. А по осени ее окрутим с Яном. Дальше пусть сам решает.

Мне стало горько. Папин начальник, конечно, мужчина видный. И обеспеченный. Да только вдовый он. Года три назад жену похоронил. А жена на семь лет моложе его была. У нас в городке болтали разное. В основном, глупости всякие. А как оно на самом деле было, я не знала. Может, и хороший он. Да только права мама, старый. Не о таком муже я мечтала. Да, если честно, то вообще о муже не мечтала.

Я перестала прислушиваться к разговору родителей, привычно отгораживаясь от реальности мечтами. В мечтах не было ни дядьки Павла, ни пана Черного, ни навязываемого замужества. В мечтах я была пилотом космического крейсера. Самым лучшим пилотом. Самого лучшего крейсера. Я так замечталась, что что не заметила, как уплыла в сон.

Проснувшись поутру, я долго не могла понять, почему так светло. И откуда такие белые стены. Маленькое окошко комнатки, которую я делила с младшей сестрой, выходило на запад. И к тому же в сад. Поэтому солнце никогда в него не заглядывало. А в дождливую погоду часто приходилось включать свет, потому что в комнате из-за пасмурной погоды было совсем темно. Да и стены в комнате были не белыми, а оклеенными бумажными обоями в темно и светло коричневую полоску.

То, что я в больнице, я сообразила только тогда, когда открылась не замеченная мною ранее дверь и в палату вошел усатый пожилой врач с усталыми глазами. Он ощупал меня со всех сторон. Повертел мне руки и ноги. Посветил в глаза маленьким фонариком. А потом, вдвоем с медсестрой, запихнул меня в какой-то аппарат.

В результате всех моих мучений, мне выдали справку о том, что я здорова и отпустили домой.

Дома все было, как всегда. Папа был на работе. Братья опять где-то шатались. Мама что-то готовила на кухне. А сестренка играла перед домом. Но, увидев меня, увязалась следом.

– Криска вернулась!

Мама выглянула из кухни, всплеснула руками:

– Что ж ты не позвонила! Я б тебя бы забрала из больницы.

Я улыбнулась:

– Мам, да я не маленькая, четыре квартала пройти. Да и Стешку на кого бы ты оставила?

Мама смущенно улыбнулась.

– Ну хорошо, отдыхай. Я юшку варю. Твою любимую. Пацаны на рассвете на пруду натаскали хорошей рыбки. А ты иди, отдыхай. – И уже сестре: – Стешка! Не мешай Крис. У нее голова болит!

Мама вернулась на кухню. Сестренка поплелась на улицу. Но надолго ее не хватило.

Я только и успела переодеться, как дверь в комнату приоткрылась и в образовавшейся щели появился хитрющий глаз. Увидев, что я не сплю, и даже не ложилась, Стеша проскользнула в комнату, прикрыв за собою дверь:

– А учола дядьку Павла полисия увела в налучниках!

Я так и села с размаху на кровать и ошарашенно выдала:

– За что?!

Это я, конечно, не подумав. Вряд ли сестренка знает ответ на этот вопрос. У мамы позже спрошу. Но мелкая сплетница меня удивила повторно.

– А за то, что он дал одному поисейскому в молду!

Слово «полицейский» сестренка выговорила с трудом. Но это не помешало ей надуться от гордости от того, что смогла ответить на мой вопрос.

– А папка ему вдогонку къичал, чтоб дядька Павло домой не возвлащался, что ему не нужен сосед, убивающий его детей у него же дома.

«Возвращался» и «убивающий» Стешка выговаривала по слогам, смешно наморщив маленький носик от усердия. Обычно меня это усердие умиляло. Но сейчас я его едва заметила. Меня интересовало другое.

– Так дядька Павло был не у нас дома.

– А ты была на нашей тели…толии.

– Территории? – догадалась я.

– Ага. – мелкая закивала от усердия – И в домашней одешде.

Я вспомнила шорты и потрепанную маечку и поняла, что папа даже предположить не мог, что я рискну выйти со двора в таком виде. Ну и ладно. Мне же лучше.

– А еще тебе плишло письмо! Я иглала на улисе, когда поста… пошта…

– Почтальон?

– Ага! Постален плишел и сказал, что письмо Клистине Шваб! И я его взяля!

Я заволновалась:

– Стеша, солнышко, а где письмо? Ты его маме отдала?

– Неа!

Мелкая зараза отчаянно замотала головой и хитро прищурилась.

– А где оно? – я старалась говорить ласково.

– Спъятала!

– Куда? Стешенька, мне оно очень нужно!

– А что ты мне за него дашь?

Вот вымогательница мелкая!

– Конфетку?

– Неа!

– Пряник?

– Неа!

– А что ты хочешь?

На меня с торжеством посмотрели:

– Пиёжное!

Я чуть не расхохоталась. До того умилительно выглядела сестренка. Ну, пирожное, так пирожное.

– Хорошо. Только не сегодня. А то мне придётся маме объяснять, куда мы идем. А мама хочет, чтобы я сегодня никуда не ходила. Я сегодня отдохну, а завтра, когда мама будет чем-то занята, мы с тобой сходим в кондитерскую на соседней улице. Хорошо? И ты сама себе выберешь пирожное?

У Стеши загорелись глаза.

– А ты меня не обманесь?

– Честное-пречестное слово!

– Ну ладно!

Мелкая важно прошествовала в угол, где стояла коробка с ее игрушками. Залезла в нее обеими руками по самые плечи и чем-то загремела. Я от нетерпения почти подпрыгивала на кровати. Наконец, сестренка вынырнула из коробки и с победным видом вскинула вверх руку с зажатым в кулачке обыкновенным белым конвертом.

Меня накрыло разочарование. Конверт самый простой. Значит, не из Академии. О том, что мне просто больше некому писать, я даже не задумалась.

Потом возникла мысль, что из Академии должно прийти электронное письмо. И захотелось сию минуту кинуться проверять свою почту. Но моей реакции на бумажное письмо ждала сестренка, глядя доверчивыми глазами. Тихонько вздохнула. Мелкая чутко уловила смену моего настроения и спросила:

– Ты не лада этому письму? Оно от плохого человека?

– Да откуда ж я знаю. Ты же мне не даешь его. Отдай конверт, чтобы я могла прочитать.

Наверное, придется сейчас сочинять сказку. Я уже морально готовилась описать несуществующую историю с прекрасным принцем, когда в мою подставленную ладонь лег конверт и я буквально задохнулась, увидев обратный адрес.

Глава 4

Лето в этом году было жаркое, как никогда. На календаре начало июля, а трава уже выгорела до сизости, местами просто превратившись в сено. Деревья стояли несчастные, поникшие от жары. Даже тень от них была какой-то жалкой, куцей, не спасающей от нестерпимого зноя.

Счастливы были те, кому в эти по-адски теплые денечки не нужно было спешить на работу. Кто мог спрятаться под кондиционером или понежится в прохладной водичке пруда.

Я к категории счастливчиков не относилась. Пусть мне еще не нужно тащится на опостылевшую работу. Хватит того, что мне в такую жару пришлось трястись на рейсовом автобусе в соседний город.

А все началось с письма, которое за меня получила Стешка. Оно оказалось из центральной библиотеки соседнего города, откуда я выходила в галанет. В письме сообщалось, что на мое имя на библиотечную почту поступило письмо. И мне предлагалось в кратчайшие сроки приехать, чтобы его прочесть. В противном случае библиотека слагала с себя любую ответственность.

Один день я уже и так пропустила. Так как по приходу из больницы мне не стоило даже заикаться о поездке в соседний город. Я и сегодня выдержала целое сражение с мамой за разрешение на поездку. Совершенно неожиданно меня поддержал отец.

Дело в том, что я соврала о цели своей поездки. Сказала, что позабыла сдать одну книгу, которую брала для подготовки к экзаменам, и вот теперь библиотека мне об этом напоминает. Конверт со штампом и обратным адресом, который я показала маме, призван был послужить доказательством.

Мама все равно не хотела пускать. Даже несмотря на то, что я горячо ее заверила в своем отличном самочувствии.

Папа посмотрел на мельтешащий в моих руках конверт и, выходя из дому на работу, сурово велел отвезти книгу, пока нас не опозорили на весь городок штрафом из-за моей забывчивости.

Мама поджала губы и отпустила меня. Но в дороге строго настрого наказала держать при себе телефон, бутылку воды, и нигде не задерживаться.

Я, не особо вникая в материнский наказ, покивала, запихнула подсунутую бутылку воды и несколько яблок в потрепанный рюкзачок к книге, которую я должна была «вернуть» в библиотеку и торопливо помчалась на вокзал.

Я нервничала и дергалась всю дорогу от дома до вокзала, потом рейсовый автобус и от вокзала до библиотеки. Очень сильно переживала, что у меня нет записи на доступ к галанету. Как в таком случае я смогу просмотреть письмо?

Но мои страхи оказались напрасными. Дежурная библиотекарь не только предоставила мне доступ для прочтения письма, но и любезно распечатала его, когда я в ужасе поняла, что не в состоянии запомнить все инструкции.

Письмо оказалось из Академии. В нем сообщалось, что, учитывая мои школьные успехи, для поступления мне нужно сдать только два экзамена из четырех. А именно: физическую подготовку и всеобщий язык.

Я мимолетно удивилась: откуда они знают о моих школьных успехах? Хотя, наверное, не зря они уточняли номер школы. И ужаснулась предстоящим экзаменам.

Еще в письме была подробная инструкция, как добраться в академию, потому что я была единственной абитуриенткой с Земли. Собственно, абитуриентов из определенных точек забирал транспорт, принадлежащий академии. Но ближайшая к Земле такая точка находилась в соседнем звездном секторе. Меня затопила паника.

К счастью, в библиотеке расписанная очередь существовала только к тем компьютерам, которые были подключены к галанету. Обычный земной интернет спросом не пользовался. Так что я уже через час имела на руках поэтапный план своего путешествия. Хорошей новостью было то, что денег, подаренных мне мэром, на дорогу хватало. Плохой новостью было то, что хватало только в одну сторону. То есть, права провалится на экзаменах у меня не было. А самой ужасной новостью было то, что выезжать нужно было уже завтра. Иначе, я рисковала не успеть к началу вступительных экзаменов.

Время пролетело незаметно. Я сумела распланировать свою дорогу и заказать билеты. Несмотря на то, что я делала это впервые и у меня жутко дрожали руки, у меня все получилось. В автобус домой я садилась в состоянии легкой эйфории. Я встала на путь к своей мечте! И фактически уже сделала первый шаг! Настроение не портило даже то, что причина для отъезда все никак не находилась. Но я верила, что у меня все получится.

По всей видимости, свою удачу я потеряла где-то на пороге библиотеки. Потому что проблемы начались уже по пути домой.

Сначала мы больше часа простояли в пробке на трассе из-за того, что где-то впереди произошла авария. Уже начала беспокоиться мама. Я честно объяснила ей, что сижу на жаре в автобусе, не зная, когда тронемся. И поблагодарила за подсунутую воду и яблоки. Они мне очень пригодились. Мама сразу подобрела. Но строго приказала нигде не задерживаться, а идти сразу домой. Я клятвенно пообещала с легким сердцем. Я действительно не собиралась нигде задерживаться.

Вторая проблема меня поджидала за углом автовокзала. Вернее, я почти врезалась в эту проблему.

Выйдя из здания вокзала, я сразу зашагала в сторону остановки общественного транспорта. Уже был вечер. Дневная жара спала. Но горячий ветер комфорта не добавлял. Пот уже не заливал глаза. Но за время сидения в автобусе на самом солнцепеке моя одежда насквозь им пропиталась. И теперь моя футболка почти задубела и неприятно липла к телу. Я дико устала. Способ уговорить родителей все не находился. Голова мыслить отказывалась. Хотелось одного: в душ и прилечь, пока ноги не отказали от усталости совсем. Занятая своими невеселыми мыслями, выросшее на пути препятствие увидела в последний момент.

Подняв глаза вверх, я почувствовала, как моя душа проваливается в пятки. А потом еще куда-то пониже. Передо мной стоял сосед, дядька Павел, и мерзко ухмылялся. Никогда раньше мне не доводилось видеть такой гнусной, шакальей улыбочки. По позвоночнику вниз скользнула холодная капля ужаса. В глазах дядьки Павла не было прежней чуть пьяненькой, игривой маслянистости. Взгляд был холодным и склизким, как ступени в подвал бабы Итки, что жила напротив нас. Я изредка, по маминой просьбе, лазала в подвал для соседки, когда старую Итку совсем разбивал ревматизм и потому знаю, насколько опасные и противные на ощупь эти, ледяные даже в жару, ступени.

Несмотря на то, что вечерняя площадь перед автовокзалом была полна людей, мне показалось, что я совсем одна стою напротив обозленного мужчины. Тихо пискнув от ужаса, я развернулась и побежала, куда глаза глядят.

Я бежала на пределе сил, задыхаясь и петляя, как перепуганный заяц. Мимо мелькали какие-то заборы и обшарпанные стены. Несколько раз я опасно споткнулась. Но, видимо, Бог все же есть на белом свете. Я сумела удержаться на ногах. И даже почти не сбилась с ритма.

Поворот. Канава. Грязная разбитая колея под ногами. Тухлая цветущая вода в канаве. Почему не высохла в такую жару? Снова поворот. Легкие уже горят от недостатка воздуха. Я слишком поздно замечаю под ногами не то камень, не то короткий обрубок бревна, и все-таки спотыкаюсь, на лету хватаясь за корявый, словно побитый молью угол какого-то здания. Мне удается удержаться на ногах, но пальцы словно огнем обжигает. Наверное, разодрала до крови. Про боль я забываю тут же, свернув за угол и уткнувшись носом в добротный каменный забор. Тупик.

Мне хватает одной секунды, чтобы понять: выход отсюда только один. Тот, по которому я сюда прибежала. Ноги сами несут меня прочь из этой проклятой ловушки. Но я не успеваю.

На том самом повороте, где я ободрала пальцы и едва не упала, уже стоит дядька Павел. Быстро бегает, сволочь!

Я со злорадством понимаю, что ему тоже не хватает воздуха. Но задыхается он сильнее меня. Вон, даже пополам согнулся. Может, успею проскочить мимо, пока он отдышится?

Но стоило мне только дернуться, как сосед со злым рыком распрямился:

– Ну, козочка, допрыгалась? Иди сюда, иди к папочке!

Надежда на спасение во мне умерла, еще не родившись. Запоздало пришло понимание, что я сама себя загнала в ловушку. Почему я вообще сюда побежала? Почему не вернулась в здание вокзала? Там люди. Там полиция. Он бы меня там не тронул. А я бы позвонила маме. Я постаралась подавить все сожаления. Выберусь, тогда и отругаю себя как следует за дурость.

Сосед наступал. Я пятилась. И все это в жуткой тишине. Сюда почему-то даже городской шум не проникал. Мозг лихорадочно искал выход. Я ведь будущий пилот! Я не имею права трусить! И просто обязана уметь находить выход даже из безвыходных ситуаций.

Мой взгляд метался по окружающим стенам и забору, в поисках спасения. Но чем мне могли помочь старые, изъеденные временем стены и высоченный каменный забор? Или непонятный мусор под ногами? Я окинула взглядом обломки кирпичей, какие-то ржавые жестянки, чей-то рваный башмак, невесть каким ветром сюда занесенный. Чуть дальше, за спиной дядьки Павла, почти у выхода из тупика валялся обломок ржавой трубы. Я физически почувствовала, как у меня загорелись глаза. Если сумею добраться, то без колебаний пущу в ход!

Стоило мне только дернуться по направлению к выходу, как дядько Павел тут же растопырил руки, словно собирался кого-то обнимать. У меня был бы неплохой шанс проскочить у него под рукой, если бы не рюкзак за моей спиной. Может, бросить рюкзак? Но там документы, ключи от дома, телефон, деньги. А завтра надо выезжать.

Пока я растерянно пыталась принять решение, за меня это сделал сосед. Стоявший в метре от меня мужчина, резко сделал полушаг-полупрыжок, метя скрюченными пальцами мне в горло. И вдруг споткнулся о ржавую жестяную банку, валявшуюся между нами, и начал падать прямо на меня!

В первый момент я съежилась, и даже слегка присела, надеясь избежать столкновения. А потом меня словно в спину кто-то толкнул. Я оттолкнулась обеими ногами и нырнула головой вперед под рукой дядьки Павла, попутно, кажется, хорошенько его лягнув.

Я теперь точно знаю, Бог есть на белом свете! Потому что я не только не упала, но и, умудрившись сохранить равновесие, легко перекувыркнулась на руках, ничем не поранив ладони. Удар сердца, и желанное оружие оказалось у меня в руках. На адреналине, я легко вздернула над головой неожиданно увесистый обрубок трубы и на пятках развернулась к обидчику. Теперь я диктую правила игры!

Дядько Павел обнаружился в нелепой позе на коленях, уткнувшись головой в ту стену, под которой я стояла. А от его головы вертикально вверх, по кривым изломам ощерившейся каменными клыками поверхности, тянулись, блестящие, словно лаковые, алые штрихи.

Труба с глухим «бум!» выпала из моих пальцев.