Виктория Мальцева
15 минут

Глава 5. Ценные советы

– Ну, выкладывай, что стряслось?

Адити, одна из самых продуманных и организованных женщин, какие мне встречались в жизни, забронировала для нас столик у окна. Я поражаюсь её выдержке, позволившей нам обеим выбрать и заказать блюда, дождаться вина и даже сделать пару глотков.

Вынимаю из сумки телефон, открываю сообщение, вручаю подруге. Она читает, и я не вижу на её лице ни капли удивления.

– И что? Такую фигню любой может написать! А если это клевета?

– Я всё видела сама. Полчаса назад. Это Дженна.

Теперь, кажется, она немножко удивлена.

– Ну… что я могу сказать, подруга… сочувствую! – наконец, находится.

Спустя глоток воды, за ним вина, снова вина, и снова воды добавляет:

– Искренне!

Почему мне нет дела до её дешёвого сочувствия?

–… ты красивая, умная, не принимай на свой счёт! Все мужики… ну уж точно бо́льшая часть из них – подлые дешёвые твари, продающие доверие за пару минут удовольствия для своего долбаного дружка. Они его канонизируют ещё в детстве, а затем всю жизнь боготворят, ты заметила? Особо чувствительные экземпляры даже дают ему собственное имя! Он слишком важен для них, чтобы разумность имела хоть какой-нибудь шанс на победу. Ты понимаешь, дорогая? Я знаю, что тебе сейчас…

Её трескотня утомляет. Всегда так было, но каким-то чудом мы всё ещё вместе.

– Что у вас сексом? – лепит в лоб.

– Есть. Огня нет.

– Значит, с ней он просто развлекается.

– Странно… развлекается. После меня к ней? Или ко мне после неё?

– Ты знаешь, такое бывает. У мужчин ближе к сорока, а чаще сразу за этим рубежом начинаются попытки доказать самому себе, какой он ещё жеребец. Это не старость маячит на горизонте, сверкая залысинами и сединой, которую чем больше рвёшь, тем больше она прёт, нет – это просто возрастные изменения, а парень в штанах ещё может вкалывать за двоих.

– Это мерзко. Из одной в другую… – проглатываю приступ рвоты – это, наверное, сигареты с непривычки, никотиновое отравление.

– Такие, как твой, не уходят. Он будет бегать на сторону, но брак для него – святое.

– Какой брак? Его давно нет.

– Браки бывают и такими тоже, Вик.

– К чёрту их. К чёрту всё! – снова затягиваюсь.

– Не дури и не думай с ним разводиться, – сообщает свои умудрённые жизненным опытом соображения подруга. – Он был никем, когда вы начинали жить вместе, а теперь, когда его идеи рвут конкурентов… да–да! Не смотри на меня так! Твой супруг цербер в том деле, которому себя посвятил, а после того, что случилось, его хватка стала ещё крепче.

«Того, что случилось» – так теперь наши друзья обозначают в пространстве и времени катаклизм, пережитый мной и Каем. Никто из них не говорит о нём предметно содержательно, лишь обозначают невинной обтекаемой фразой: «в тот год, когда это произошло», «после того случая», «до того, как всё случилось» и т.д. и т.п.

– Прости, я не хотела тебя огорчать! – оправдывается подруга. – Но согласись, нет ничего глупее, чем уступить незаурядно обеспеченного, зрелого и готового для отношений мужчину другой, когда его становление как бизнесмена и личности пришлось переживать тебе!

Конечно, нет ничего глупее. Особенно после того, что именно мы умудрились пережить и не рассыпаться в прах. И особенно после того, как тебя, дорогая подруга, мой уже давно состоявшийся супруг отшил, невзирая на не самые лучшие времена нашей жизни.

Честно сказать, в последние годы я относилась к повышенному интересу подруг (и не только их) к моему супругу философски: он вполне закономерен, учитывая его успехи и достижения. А с тех самых пор к разумности ещё и добавилась некоторая доля цинизма.

Но всё это имело место до сегодняшнего «прозрения»: моя слепая вера в преданность и заботу друг о друге, в клятвы, которые мы дали в присутствии священника и родни пятнадцать лет назад, со звоном врезалась в реальность и разлетелась на куски. Обломки.

Да, мой муж изменяет. Возможно даже, я допускаю, что у него имеются на это веские причины, но мне, как живому существу и женщине, всё ещё отчаянно пытающейся жить, от Её Величества Логики не легче.

– Он сказал, что с ней у него пятнадцать минут, а со мной – вся жизнь.

– Ну так, тем более! Прости меня, сейчас, дорогая, но вот здесь я совершенно согласна с твоим супругом: глупо уходить от состоявшегося мужа, чтобы нарваться на очередного козла, убедиться в том, что он ещё больший козёл, чем предыдущий, бросить его и обнаружить маячащий на горизонте климакс. Это в лучшем случае.

Не могу поверить своим ушам: когда этот мир успел настолько прогнить? Я не заметила.

– А для снятия болевого синдрома всегда есть старое доброе, апробированное веками средство – показывает феноменальные результаты в реанимации убитой самооценки. Оно же – бальзамическая субстанция с эффектом анальгетика, – подмигивает.

– Какое?

– Заведи любовника!

Вот мы и добрались до сути всего экскурса.

– Хватит! Руки не ломай! Действуй! – внушает.

Действуй! Действуй! Действуй! – гудит моя голова.

– Помнишь, ты пару недель назад говорила…

– Не помню! – отрубаю, надеясь задушить этот разговор в зачатке.

– …про парня… молоденького… в художке твоей, что ли? Ансель, кажется? Ты сказала, глаз с тебя не сводит!

– Замолчи! – прошу.

Адити обиженно поджимает губы, затем, хлебнув ещё вина, постановляет:

– Ну и зря! Душу бы отвела, с мужем бы расквиталась, получила бы удовольствие!

Удовольствие… в последние годы это запретный плод: я не позволяю себе испытывать радость. Варюсь в чувстве вины, сожалениях и тупой хронической боли. Никому не легче от моих душевных самоистязаний, но данный вполне разумный вывод никак не влияет на мою способность полноценно жить. Кажется, грусть и подавленность стали моей потребностью.

– Слушай… ты знаешь, а я ведь лет сто не видела тебя такой… такой…

– Какой?

– Живой… Да, точно! Именно живой! С тех пор, как это случилось, ты… поменялась.

Я знаю, что поменялась. В одном слове-определении, только что выданном подругой, заключена трагедия всей моей жизни.

– Ты что-то путаешь, дорогая, – вымучиваю улыбку и тянусь за стаканом, чтобы скрыть от Адити тот простой факт, что в данный момент я нахожусь на грани эмоциональной перегрузки.

– Да нет, вовсе не путаю! Посмотри на себя: щёки румяные, глаза блестят…

– Это от невыплаканных слёз.

– Слушай, как по мне, лучше уж так, чем мумией быть. Народ уже шарахается от тебя… ой, прости, что-то я не то говорю…

Точно шарахается: вот и муж, последний мой оплот, дёрнул на поиски приключений, чтобы окончательно не заплесневеть со мной рядом.

Словно издалека до моего сознания доносится обрывок риторического вопроса Адити:

– … а кто отправил сообщение? Меня это интересовало бы в первую очередь.

А меня не интересует. Потому что я ненавижу, а значит, НЕ ВИЖУ.

Глава 6. Точка отсчёта

Семь лет назад.

Наша первая встреча произошла перед кабинетом гинеколога, примерно за год до «того события», когда во мне ещё жила способность удивляться, радоваться, проявлять интерес. Я до сих пор не знаю, почему обратила на него внимание: из-за внешности или потому, что он привёл подругу на процедуру, о которой я при своём муже решила даже не упоминать.

В небольшой комнате ожидания, забитой стариками, двадцатилетняя пара выделялась слишком ярко, чтобы остаться незамеченной.

Пациентам, терпеливо ждущим своей очереди, не хватало посадочных мест, части из них пришлось толпиться прямо посередине комнаты. Молодой девушке славянской внешности досталось крайнее кресло, её парень встал рядом вроде бы и ровно, но, в то же время, создавалось впечатление, будто он накрывает её собой, прячет от других.

Усевшись, девушка сразу провалилась в свой смартфон. Её друг последовал примеру, достав из кармана стильной куртки свой собственный гаджет, но его поза не давала мне покоя: слишком громко она заявляла о его мужском начале, выпячивала его.

За время ожидания я успеваю изучить облик молодого человека с исключительной точностью: узкие модные штаны известного спортивного бренда, расстёгнутая удлинённая парка тёмно-синего цвета, достающая до середины его бедра, молодёжные кеды. Обычный юношеский наряд, но мой опытный глаз отмечает главное – безупречность и стиль. Его обувь настолько чистая, что выглядит новой, одежда аккуратная и выглаженная, не мешковатая и не слишком узкая. Нельзя сказать, что юноше повезло с ростом, но в его стройной хорошо сложенной фигуре имеется нечто особенное – мужская грация.

Его лицо не относится к числу тех, которые можно назвать модельными, но в нём есть приковывающая, даже затягивающая сила. Я отмечаю необычный разрез глаз, аристократически тонкий нос и ровную, по-детски безупречную кожу. Его волосы коротко острижены сзади, но оставлены длинными спереди и по моде зачёсаны назад. Я бы назвала подобную манеру их носить женственной, а потому отталкивающей, но не на этот раз: красивый высокий лоб и скулы молодого человека органично дорисовывает эстетически идеальная линия роста его тёмных волос. На этом как будто обнажённом лице самое первое, что я вижу – ясные карамельные глаза и ровные выразительные брови.

Благородство – именно его транслирует облик молодого человека.

Внезапно его взгляд встречается с моим, я чувствую себя пойманной на месте преступления и, оставив в качестве извинений небольшую улыбку, исчезаю в экране мелькающего новостями телевизора, висящего на стене прямо перед моим носом.

Нагнетаю серьёзность, для верности добавляю сосредоточенности и долго пытаюсь прочесть буквы, бегущие красной строкой. Я не знаю, сколько времени необходимо среднестатистическому человеческому мозгу, чтобы распробовать новое развлечение, но мой застрял где-то не там.

Если ваши взгляды столкнулись во второй раз, знайте: между вами уже что-то есть. Особенно если нечаянный зрительный контакт задержался дольше положенного. И я снова отвожу глаза.

Смотрю в немой экран телевизора, говорю себе: они дети. Просто дети, которым уже позволен секс и поцелуи. Это мальчик, вчерашний ребёнок, немного подросший, со вкусом одетый и причёсанный, с необычно умным для его возраста взглядом…

Так! Стоп!

Вынимаю из сумки телефон: от мужа звонков нет, сообщений тоже – он занят. Как всегда, слишком увлечён покорением Айти–Олимпа, чтобы вспомнить о том, что у него вот уже годы имеется жена. У всякого успеха есть цена, я свою плачу хронической тоской по мужу.

Мои глаза снова ищут выдающийся лоб и не находят. Я испытываю досаду. Вот так, совершенно на ровном месте, ничего не имея и потеряв это «ничего», я ощущаю внутри пустоту. Замечаю, что толпившийся до этого народ разошёлся, и вдоль стен освободились кресла. Мои глаза вяло перебирают согбенные фигуры в пёстрых нарядах: иранки, китаянки, кореянки, канадки – любая толпа в нашем городе всё равно, что новогодняя ёлка. Ни стиля в нарядах, ни моды, ни даже маломальской логики в сочетании цветов и предметов одежды.

Внезапно я нахожу его: мальчишка, так неожиданно поработивший моё вялое воображение, теперь сидит рядом со своей подругой, накренившись к ней всей своей по-мужски стройной фигурой, улыбаясь и оживлённо что-то рассказывая. Я напрягаю уши, изо всех сил прислушиваясь к его речи, но, увы, не могу разобрать ни слова – он говорит слишком тихо, народу в холе всё ещё слишком много, а престарелые китаянки вместе с кореянками не закрывают свои рты, энергично обсуждая невесток и кулинарные планы.

И вот он момент, которого я не то, чтобы ждала, но, наверное, предвкушала – поцелуй. Парень нежно касается щеки подруги ладонью и… и мой взгляд отскакивает, словно обжегшись. Когда через несколько минут я всё-таки решаюсь вернуться – карамельные глаза прямо и намеренно смотрят в мои. В третий раз.

– Виктория! – выручает спасительный голос медсестры.

Я поднимаюсь и, расправив плечи, стряхиваю пыль столетий с давно забытой осанки. Даже совершаемые пять шагов до стены, за которой моей фигуре предстоит вот-вот скрыться, это не просто шаги – а лебединый полёт.

Разговор с врачом и дальнейшие манипуляции с моим телом напрочь выбивают из головы всякую дурь. Неожиданно увлёкший меня мальчишка появляется в поле моего озабоченного зрения только после окончания приёма, когда я, прислушиваясь к глухой боли, договариваюсь с регистратором о дате своего следующего визита. Закончив эту содержательную беседу, я, не глядя, но чувствуя слишком молодого для моих лет человека, медленно надеваю пальто, набрасываю на шею шарф и, хвала Выдержке и чувству собственного Достоинства, шествую мимо нарушителя моего сексуального покоя, ни на секунду не коснувшись его столь притягательной фигуры взглядом.

Глава 7. Случайность

7 лет назад

Бывают ли в жизни совпадения? В моей они происходят даже слишком часто.

Мы встретились во второй раз около полугода спустя – на лекциях по биологии. В мою аудиторию студентов набилось больше, чем я ожидала – около тридцати. Как обычно, среди трёх десятков спокойных детей найдётся один, способный проесть плешь за всех сразу:

– Это Ваш первый урок?

И я действительно чувствую себя так, словно это мой первый урок.

– Даже не десятый, – смело заявляю ему.

– А выглядите неуверенно.

Бросаю уничтожающий взгляд и получаю в ответ:

– А точно сможете нас чему-то научить?

Именно в том сентябре в моей аудитории поменяли модель проектора на более новую. Время идёт, студенты жужжат всё усерднее, а я, тем временем, проклинаю администрацию, инженеров нового девайса, собственное тугоумие в технических вопросах и прочее.

– Нужна помощь?– раздаётся почти у самого моего уха.

От неожиданности всё мое отнюдь не увесистое существо подскакивает на месте, и я вижу ЕГО. И узнаю сразу. Чёткие, ясные, подробные и почему-то наполненные нереальным светом картинки приёмной женской консультации мгновенно всплывают в моём сознании.

Взгляд, а в нём… Вселенная! Парень долго и смело смотрит в мои глаза. Я думаю, именно в тот день, в той точке пространства и времени произошло НЕЧТО. Сгустки свободных энергий столкнулись, породив рождение новой Звезды.

– Этот кабель не подходит к разъёму на Вашем Макбуке. Нужен переходник. У Вас есть?

Напряжённая, как струна, выгружаю из бермудского треугольника, служащего мне дамской сумочкой, все имеющиеся провода и переходники.

– Нет, это не то, – комментирует пусть и молодой, как апрельская зелень, но всё-таки мужчина. – У меня тоже Макбук, сейчас посмотрю в своём рюкзаке – где-то должен быть переходник.

Через минуту, не больше, белое полотно стены озаряется научным светом презентации моего курса.

– Спасибо…?

– Ансель.

– Спасибо, Ансель,  – выдавливает пристукнутый зомби, носящий моё имя.

Парень возвращается на своё место, и только теперь я замечаю её – девушку славянской внешности. Они заняли крайний стол в третьем ряду амфитеатра, разложив ноутбуки и пачки с чипсами.

– Еда и напитки в аудитории запрещены, – громко объявляю и обвожу свои владения взглядом.

А дальше начинается лекция, и я пытаюсь сосредоточиться на работе, но это сложно, потому что из десятков взглядов, упирающихся в мою спину и затылок, пока рука рисует на доске ежедневно сменяемый пароль wi–fi, я чувствую один особенный. Он настойчиво выжигает на моей коже поэму, посвящённую физическому влечению.

Конец лекции, студентки, по своему обыкновению, облепляют и меня, и мой стол, я усердно отвечаю на их нелепые вопросы, по большей степени являющиеся глупейшей попыткой выделиться и запомниться, но краем зрения слежу за зоной, где расположился парень в стильной чёрной футболке.  Его девушки уже нет, но он не уходит, сидит на месте, не переставая буровить мой профиль взглядом.

Девочки откалываются одна за другой, пока моя защита, мой спасительный буфер не рассасывается полностью. Я наспех собираю папки со своими бумагами, шпаргалками, набросками и планами, тороплюсь, потому что пространство вокруг меня пронизано опасными вибрациями. Из аудитории практически вылетаю, только по стуку собственных каблуков определяя, что скорость, с которой несусь, относится к категории «недостойной».

«Спусти пар, приди в себя!» – приказываю.

Едва мне удаётся успокоиться и, если не восстановить душевное равновесие, то, по крайней мере, максимально к нему приблизиться, как дверь в мой кабинет открывается, и я вижу того, кого меньше всего желаю видеть.

Глава 8. Первый шаг

7 лет назад

Хотя кому я вру? Проблема именно в том и заключается, что я слишком заинтересована именно в этом студенте из всех.

– Прошу прощения, Вы забыли… – его рука протягивает мне мои же распечатанные комплекты раздаточного материала.

– Нет, я не забыла: оставила для тех, кто ещё не успел взять себе копию.

Он смотрит в глаза, и вместо привычного студенческого заискивания я наталкиваюсь на спокойствие, достоинство и едва различимую тень иронии.

– Тогда простите ещё раз… мне отнести их обратно? – спрашивает, странно сощурив глаза.

– Эм… – кажется, я теряюсь в стройности собственной лжи, – да нет, давай сюда, раз уж принёс. В аудитории никого не осталось, так ведь?

– Никого, – кивает. – Я выходил последним.

И тут я вижу его губы. Они крупные. Не пухлые, а именно крупные, почти равной величины, по-мужски строго очерченные, но по-юношески яркие, воспалённые. Красивые. Действительно очень красивые, и нет ничего удивительного в том, что прилипший к ним взгляд так тяжело оторвать и перевести на что-нибудь другое. Глаза, например, брови. Но здесь ещё опаснее: вот так дерзко, самоуверенно, придавливая оппонента к земле, смотрят только полководцы, транслируя мощь и непредсказуемость.

Он выходит, плотно закрыв за собой дверь, и я долго смотрю на неё, не в силах собраться и жить дальше. Ведь дома у меня муж, любимый.

Ансель не пропускает лекции и каждый раз сидит на одном и том же месте, почти всегда рядом со своей девушкой. Стыдно признаться, но я завидую её молодости, красоте, мягкости, возможности учиться и… сидеть рядом с Анселем. И не только сидеть, конечно же.

Он всегда молчалив и корректен. Никогда не задаёт вопросов, не подходит после занятий, не посылает туманных взглядов, никак не пытается приблизиться. Я не допускаю даже мысли об интрижке – у меня крепкая семья и на редкость достойный муж, но каждый раз, входя в аудиторию, ищу глазами крепкие плечи, обтянутые чёрной или белой тканью футболки.

В его плечах есть нечто магическое. Что-то настолько мощное, что я не в силах глушить свои первобытные инстинкты, и поэтому просто смотрю. Смотрю, смотрю и смотрю, ловя подходящие для этого моменты и всеми силами стараясь себя не выдать. Но в один прекрасный момент понимаю, что руки, всегда набрасывающие на плотном листе бумаги рисунок по теме моей лекции, стали для меня чем-то вроде регулярного допинга.

Ансель тоже смотрит. Его взгляд, несмотря на юность, тяжёлый, он взирает на мир так, будто очень на него зол. Причем делает это нехотя, всем своим видом изображая одолжение и давая понять, что, едва успев родиться, уже утомлён нашей действительностью.

Our Love (Caribou Cover) Feed Me

Royalprod – Touch

Однажды после перерыва, когда по логике вещей у каждого студента уже должны были начаться следующие занятия, я заскакиваю в лифт и застаю в нём только одного попутчика – Анселя.

Он молча нажимает на кнопку, заставляя двери закрыться. Я не смотрю на него, но чувствую, как меня изучают, и впадаю в панику, наблюдая за тем, как жар ползёт из груди к горлу, а взгляд трусливо прячется где–то в районе собственных рук. Его неожиданная близость душит меня, но желание видеть оказывается сильнее: я импульсивно отрываюсь от изящной резьбы на своём обручальном кольце и ловлю мерзавца с поличным – он смотрит на меня искоса, тайком, как вор, который хочет украсть нечто особенно интересное.

Я жду, что он отвернётся, но он и не думает – нагло и почти вызывающе пялится. Не щупает меня взглядом, не раздевает, как можно было бы предположить, просто смотрит.

Возвращаюсь к кольцу, гипнотизирую рисунок, подаренный мужем одновременно с его сердцем и обещанием любить меня вечно.

Мне становится жарко. И душно. И очень неспокойно.

«Какого чёрта?» – думаю. «Я взрослая женщина, зрелая, опытная, замужняя. Как этому юнцу удалось так легко взять надо мной верх?»

С твёрдым намерением расставить всё по своим местам, а вернее, проучить наглого попутчика, решаюсь смело на него взглянуть, но обнаруживаю, что он потерял ко мне интерес: Ансель занят своим смартфоном, его губы едва заметно шевелятся, повторяя слова песни – только теперь я замечаю наушники. Он поднимает голову, смотрит на цифры этажей, неестественно долго изучая принцип переключение лампочек под каждой, и наконец, его взор снова обрушивается на меня, но теперь уже с высоты ожиданий. Ансель эмоционально возбуждён, хоть и не выдаёт себя жестами или суетой, однако не всё подвластно контролю: его глаза горят, щёки алеют здоровым молодым румянцем, как если бы он долго и очень быстро куда-нибудь бежал, боясь опоздать. Его взгляд не скользит и не упирается, не трогает и не обнимает, он бьёт. Меткими, чёткими, уверенными ударами вколачивается в зону, ответственную за ответное влечение.

В конце концов, двери открываются, Ансель делает шаг назад, давая мне понять, что уступает дорогу.

– Благодарю, – тихо и с какой-то позорной неуверенностью пропеваю.

Именно пропеваю, одновременно и неожиданно обнаруживая, что вовлечена в игру. Он зовёт, а я отвечаю.

Двери лифта закрываются за моей спиной, и я успеваю сделать как минимум десять шагов, прежде чем понимаю, что этаж не тот – я вышла раньше.