Виктория Ивановна Алефиренко
Ваенга моего отца
25 октября после упорных боёв освобожден норвежский город Киркенес.
«11.10.44 г. – Аэрокобра.
Сопровождение 5-ти бомбардировщиков для бомбоудара по порту и гор. Киркенес.
Задание выполнено.
Обеспечено потопление: 1 баржа 400 тон, 32 взрыва с черным дымом и пожар в районе складов.
Опер. св. шт. ВВС СФ № 285.
Командир 2аэ 255 иакп капитан Самарков.»
***
Приказ Верховного Главнокомандующего
25 октября 1944 года
№ 205
ПРИКАЗ
ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
Генералу армии Мерецкову
Войска Карельского фронта, преследуя немецкие войска, пересекли государственную границу Норвегии и в трудных условиях Заполярья сегодня, 25 октября, овладели городом Киркенес – важным портом в Баренцевом море. В боях за овладение городом Киркенес отличились …летчики-североморцы. В ознаменование одержанной победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение городом Киркенес, представить… к награждению орденами. Сегодня, 25 октября, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Карельского фронта, овладевшим городом Киркенес, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.
За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях за овладение городом Киркенес.
Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!
Смерть немецким захватчикам!
Верховный Главнокомандующий
Маршал Советского Союза И. СТАЛИН
25 октября 1944 года, № 205
Боевые действия в Заполярье закончились с окончанием Петсамо-Киркенесской операции 29 октября 1944. Войска Карельского фронта и Северного флота года окончательно изгнали немецко-фашистских оккупантов из Советского Заполярья.
***
Как ни ждали окончания войны, она закончилась внезапно. Люди радовались и смеялись, обнимались и целовались, поднимали чарки за победу и плакали – плакали от счастья, какое бывает у людей, сделавших в жизни то, чего лучше уже не сделаешь, потому что лучше уже и не бывает – ведь что может быть лучше ПОБЕДЫ?
Отец тоже пил и плакал по товарищам, сгоревшим в воздухе над холодным Баренцевым морем, а победный фейерверк разливался зарей над Кольским заливом. Стреляли в воздух со всех кораблей: и американцы, и англичане, и канадцы. И холодный залив встал из черной смерти в отраженном свете ракет – розовый, синий, красный… В землянке в те счастливые дни разрешалось делать все – петь, плясать, стоять на голове – вплоть до стрельбы в потолок – из пистолетов…
На чашу весов ПОБЕДЫ мой отец, солдат Великой войны, положил все, что смог сделать: сбитые самолеты противника и потопленные транспорты, невероятное нервное напряжение и бессонные ночи.
После побоища на дне Баренцева моря остались наши торпедоносцы, Аэрокобры и Тандерболты – бомбардировщики, истребители и разведчики. Теперь Северный флот начал приходить в себя – остались в прошлом идущие на дно суда, рождался заново размочаленный бомбами аэродром Ваенга – на краю света, в вечной мерзлоте, в краю «летающих собак».
Советские, английские, американские, канадские, польские и другие военные и торговые моряки с честью выполнили свой союзнический долг. Они прошли огненные мили Второй мировой войны, доставив нашей сражающейся стране 9600 орудий, свыше 18 000 самолетов, 10 800 танков. Сотни тонн стратегических грузов было доставлено в обратном направлении в западные страны.
Не все вернулись домой, для многих моряков и кораблей, пилотов и самолетов океан стал могилой. Нет в местах гибели ни памятных знаков, ни звезд, ни крестов, только студеное море… Иногда оно грозно рокочет, иногда чуть слышно шелестит, но всегда взывает к памяти о погибших…
***
Страшно говорить такие слова, но сказать их надо.
Я листала летную книжку, представляла гибнущих людей с транспортов,
потопленных самолетом отца, и невольно думала: сколько же пришлось пережить
моему отцу?
В голове звучал его любимый мотив: – «А ну-ка песню нам пропой веселый ветер…» – но возникали леденящие душу картины тонущего, пусть вражеского, корабля.
Он научил меня держать в руках молоток и ловко орудовать отверткой, научил не бояться уравнений и интегралов, но ни словом не обмолвился о «своей» войне. Почему? Не хотел ранить детскую душу описанием трагедий, в которых участвовал?
Почему так несправедливо устроена жизнь, почему я не знала всего этого, когда отец был жив, не задала свои вопросы? Теперь знаю так много о караванах ленд-лиза, «Большом аэродроме» Ваенга и войне в Заполярье, что могла бы не только слушать отца, но и вести с ним диалог…
Сегодня мы не можем понять, как воспринимали наши отцы свои действия – считали их подвигами или втайне понимали весь ужас содеянного. Нам остается только констатировать факт «так было» и помнить их Великий Подвиг…
Последняя запись о боевых вылетах в летной книжке отца:
«27.10.44 г. – Аэрокобра
Сопровождение 5-ти бомбард. Для бомбоуд. по транспортам в Тана Фьорде. (Холс Фьорд).
Задание выполнили – обеспечен бомбоудар по порту.
Командир 2 аэ 255 иакп капитан Самарков.»
***
И в конце этой книжки:
…«А после октября для нас войны фактически не было. Летали только разведчики т.к. немчуру вытурили далеко. Поэтому то я по рапорту попросился на КБФ дабы не остаться в этом проклятом крае. Получил отказ…» – так заканчиваются боевые вылеты.
После окончания войны, в 1946 году отец продолжает служить на севере.
Мое разведзвено «Аэрокобр» 1946 г, Ваенга, СФ
Если посмотреть записи в его летной книжке за 1946 год, сделанные все в той же Ваенге, то мы увидим следующее:
Общий налет за 1946 год:
На самолете «Аэрокобра» – 10 полетов
На самолете «Киттихаук» – 6 полетов
На самолете «ПО-2» – 53 полета
На самолете «УТ-2» – 22 полета
На самолете «Тандерболт» – 20 полетов
На самолете «АК» – 1 полет
На самолете «ЯК-7» – 4 полета
Вот фотография, где на лыжах впереди сидит отец – Алефиренко Иван Емельянович. На пилотах надеты меховые лётные куртки и теплые шлемофоны, на ногах вместо положенных унтов – легкие ботиночки – вероятно «для форса», только сфотографироваться.
На обратной стороне фотографии надпись:
«Крайний север. За выслеживанием белого медведя».
***
Медаль "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг"
Медаль учреждена Указом Президиума Верховного Совета СССР
от 9 мая 1945 года.
Положение о медали.
Медалью “За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.” награждались все военнослужащие и лица вольнонаемного штатного состава, принимавшие в рядах Красной Армии, Военно-Морского Флота и войск НКВД непосредственное участие на фронтах Отечественной войны или обеспечивавшие победу своей работой в военных округах.
***
Только в 1946 году из Ваенги-1 «по рапОрту» отца переводят в Васьково, под Архангельск. Здесь он служит командиром звена 20-го полка. На этой фотографии отец справа второй.
И вот наконец в конце 1947 года из сурового Заполярья его направляют под Ленинград, в село Лебяжье, на аэродром «Котлы». Здесь продолжаются полеты – полеты почти в любую погоду. Проверка состояния материальной части, подготовка экипажей, изучение оружия. При этом самое пристальное внимание уделяется таким деталям службы и техники, которые гражданскому человеку показались бы пустяками.
Началась мирная жизнь, но осталась память о тех страшных днях, когда в нечеловеческих условиях Заполярья они добивались Великой Победы, осталась память о временах, когда теряли самых близких и дорогих боевых друзей – война и Ваенга остались в его сердце навсегда.
***
Многие санатории Кисловодске принимали на «поправку здоровья» военных.
Отец попал туда старшим лейтенантом – здесь они с мамой и встретились.
Послевоенный Кисловодск, 1947 год.
Аромат теплых южных ночей и черный, бездонный, сияющим яркими звездами небосвод, модные танго Оскара Строка, звучавшие на танцплощадках и мамина утонченная хрупкость были так хороши после холодного Севера, так проникали в душу, что неминуемо сделали свое дело: отец влюбился. Он влюбился в маму раз и навсегда – больше никого и никогда для него не существовало.
Вскоре после отпуска, проведенного в Кисловодске, отцу пришлось перегонять через всю страну новый самолет. Он сделал незапланированную остановку на военном аэродроме Северного Кавказа и явился к маме:
– Ниночка! – сказал он – если ты не полетишь со мной, меня отдадут под трибунал – спасти может только твое появление! – лукавил ли? Может быть – вообще он был лихим парнем, склонным к здравому авантюризму.
Бабушка, конечно, сразу в слезы, а мама быстро собрала свои вещички и улетела с отцом.
…Покажите мне девчонку, сердце которой не дрогнет перед высоким зеленоглазым красавцем, да еще морским летчиком? Они всегда считались завидными женихами…
***
Мама разделила с отцом все бытовые тяготы военной службы – в гарнизонах морских летчиков на самом краю нашей огромной страны порой жила вместе с ним в холодных неустроенных бараках, знала все о ночных полетах и верных ведомых, горе от потери однополчан в мирное время тоже было общим. И хотя недостатка в деньгах не было, это вряд ли компенсировало множество неудобств нелегкой жизни военных. Модные туфельки на высоких каблуках лежали в шкафу без дела – ходить в них по деревянным тротуарам гарнизона было невозможно.
Вот мама со мной на руках стоит на том самом деревянном тротуаре, а за спиной деревянные домишки, где квартировались пилоты со своими семьями.
Село Лебяжье. 19 октября 1949 г.
В течение многих лет они с отцом делили пополам горе и радость, однако не было на свете двух более разных людей.
Мама родилась на Украине, но вскоре семья перебралась в Кисловодск. Здесь бабушка Галя работала заведующей городским отделом народного образования, а дедушка Ваня – главным электриком Кавказских минеральных вод.
Всем известно, что Кисловодск – один из центров культурной жизни Северного Кавказа. Есть неплохой театр, филармония, часто бывают различные художественные выставки и литературные салоны. Бабушка вместе с дочкой любила и часто посещала такие мероприятия. В интеллигентной семье мама росла начитанной и образованной девочкой, её носили, что называется, «в зубах». Наверное, поэтому она выросла избалованной и совершенно не приспособленной к житейским мелочам. Рядом с ней жила еще одна бабушка – Феня. Давным-давно, еще на Украине, её взяли няней – растить девочку. Фенечка осталась в семье навсегда – вынянчила маму, а потом и нас. Мы с сестрой всегда считали ее родной бабушкой.
Отец, детство которого прошло в глухой деревне, не знал «театров с филармониями», зато крепко стоял на ногах, надеясь в этой жизни только на себя. Обладал отличным здоровьем – других в морскую авиацию не брали, и был очень неглупым парнем. Его справочник по высшей математике профессора Дубеля, весь исчерканный простым карандашом и исписанный формулами, до сих пор хранится у меня в шкафу. Каллиграфический почерк достался ему от природы, а может, был выработан на фронте, где приходилось оформлять карты аэрофоторазведки – рельеф берега Баренцева моря отец мог начертить по памяти. Еще он хорошо рисовал и вообще был одаренным от природы человеком – вероятно, смог бы достичь многого, если б не война.
Отец называл мамочку «аристократкой» – точнее придумать было нельзя – произнося эти слова по-разному – иногда ласково, иногда с досадой, но шли они от самого сердца, это несомненно. И она действительно была аристократкой до мозга костей – печку топила ручками со свежим маникюром и даже дома ходила в нарядных платьях – халатов никогда не носила.
Мама любила итальянскую музыку, замирала при звуках «Вернись в Сорренто» или «Санта Лючии», отцу же надо было что-нибудь попроще: «А ну-ка песню нам пропой веселый ветер…» – вот это в самый раз!
– Будете меня хоронить, пусть оркестр играет эту песню! – однажды пошутил он.
Одно несомненно: они оба – и мама и отец были красивы – мама утонченной интеллигентной красотой и прирожденной грацией движений, отец – зелеными выразительными глазами, замашками «ведущего», и крестьянской основательностью во всем.
***
Село Лебяжье, аэродром «Котлы», 1950 год.
Я родилась через четыре года после войны, в селе Лебяжьем, в гарнизоне под Ленинградом, где был расположен военный аэродром морских летчиков. Отец в тот момент был в санатории – ведь летчиков отправляют «поправлять здоровье» несмотря на семейные обстоятельства – даже скорое рождение ребенка. Ждали родители, естественно, мальчика, а родилась девочка. Так как имя было уже придумано, то мама и назвала меня Викторией.
Затем в летной жизни отца был военно-морской аэродром Кагул на прекрасном прибалтийском острове Эзеле (Сааремаа) – именно отсюда наша авиация в начале августа 1941 г бомбила столицу фашистской Германии.
***
Военные летчики жили в те времена хорошо, недостатка в деньгах не было. Мама, как и все жены офицеров, не работала, а воспитывала нас с сестрой. Помнится, она была большой модницей – имела много красивых платьев и, конечно, шубу – этот обязательный атрибут офицерской жены. До сих пор помню на ощупь – колючую отцовскую шинель и мягкую шубу мамы.
От отца мне достались зеленые глаза, авантюризм в крови и легкий, веселый характер. Мамочка же поделилась со мной хорошей фигурой, умением выбирать реальную цель в жизни и настырно её добиваться. Но речь, впрочем, не обо мне.
В Ригу с острова летали все, и жены в том числе – да простит меня летное начальство – в магазин, в поликлинику с детьми – на чем же еще было добираться? – конечно, на военных самолетах.
В черных шинелях с голубыми просветами на погонах, весело возвращались морские летчики домой с полетов – все живы! Отец брал меня на руки, а я впитывала маленькой детской душой запах исходивший от его шинели – запах надежной мужской силы и самолетов. Накрывали столы, садились ужинать. Мы, дети крутились тут же, слушая «разбор полетов», который сопровождался взмахами рук:
– Я захожу ему в хвост, а он уходит вниз и вправо! – показывал ведомый отца, капитан дядя Коля Мячин, изображая самолет сжатой ладошкой.
От этих рассказов замирало сердце, уйти было невозможно – хотелось слушать еще и еще. Атмосфера военного летного мира принадлежала не только нашим отцам – это был и наш, ребячий мир – мир, в котором мы жили – с кучей приевшихся шоколадок из лётного пайка на столе в общей кухне и огромными шарами-зондами, которые детвора запускала в небо за неимением детских шариков. Я росла среди летчиков морской авиации, летчиков особой касты, считающих, что все в жизни преодолимо – в трудных ситуациях они не разводили руками, а действовали. Теперь и я так поступаю.
И помню, хорошо помню, как застывали около ограды аэродрома наши мамы с немым вопросом в глазах, когда кто-то не возвращался из полета. Откуда они это узнавали – загадка, но узнавали раньше, чем в дом приходил комэск с черной вестью.
Отец до сих пор стоит перед моими глазами, как живой – я слышу запах его скрипучей кожаной лётной куртки, чувствую сильные руки, вижу зеленые глаза и звезды на голубых погонах.
***
Именно здесь, на этом острове родители сделали первое крупное приобретение – автомобиль «Победу», с которой связана одна, довольно смешная история.
«Победу» – писк советской автомобильной промышленности 50-х годов отец приобрел сразу, как только эта мысль пришла в голову. Автомобили в то время разрешали покупать по особым спискам, но он, ас-истребитель морской авиации, прошедший войну и имеющий заслуженные награды, входил в этот список, а оклад позволял делать и такие покупки.
И вот машина стоит под окнами офицерского семейного общежития, сослуживцы тоже любуются ею и, конечно, желают проехаться.
Однако она еще не обкатана и вероятно, поэтому капризничает – а может, просто водителю, впервые севшему за руль автомобиля, пока не хватает умения? Ведь надо же – с истребителем отец управлялся лихо, был с ним, можно сказать, на «ты», а Победа как бы слегка «взбрыкивала».
Выбрав свободный денек, они с однополчанином Николаем Мячиным посадили в машину жен – Ниночку с Ириной, и отправились кататься. Ехать было особо некуда – эстонский остров Эзель был небольшой, но факт поездки на «гражданской» машине радовал.
Иван сел за руль, рядом разместился Николай. Сзади восседали – именно так – «восседали» – две молоденькие разодетые девицы. Такие праздничные моменты в скучной аэродромной жизни жен летчиков происходили нечасто, и они собирались тщательно. Одинаковые прически соответствовали последнему слову моды 50-х: «спереди пулемет, сзади – авоська» – туго завитые кудри торчали надо лбом устрашающе, сзади же были уложены в незаметную сеточку. Однако других причесок в тогдашней моде не было и ничего странного в этой одинаковости девчата не видели. Ребятам же эти нюансы были непонятны вообще – в модных прическах они не разбирались.
Дамы восседали на заднем сидении, важно поглядывая по сторонам в небольшие оконца. Мягкая обивка кабины ласкала глаз и руку, прибалтийское солнце ярко светило сквозь стекла машины – причин для грусти не было…
…Причин для грусти не было вообще – война закончилась, а вместе с ней закончились и те ужасы, которые непременно сопровождают все войны. На фронте ли в тылу ли – доставалось каждому. Но воспоминания эти ушли куда-то
далеко, молодость брала свое. Жены были юными и жизнерадостными – с ними было легко и весело. Денег мужья получали достаточно, а принадлежность к элитному классу военно-морских летчиков избавляла от множества неприятностей, творящихся в стране – неприятностей, о существовании которых они даже не подозревали. Короче, никаких житейских проблем не было.
…Только когда кто-то из пилотов не возвращался из полета… – но об этом нельзя даже думать – такая у летчиков была примета…
С места тронулись резво. Прокатились вдоль гарнизона, проехали сосновую рощу. Машина шла – как летела – легко и послушно. Но на песчаной дороге начала чихать, а потом заглохла.
– Приехали! – засмеялись девицы, не ведая, что ждет их впереди.
Иван покрутил какие-то ручки, машина тронулась с места, но метров через сто встала опять – говорю же вам – капризничали «оне».
– «Водила»! – ехидно сформулировала свою мысль Ирка Мячина.
– Ты бы, Ванечка, сначала ездить научился, а уж потом приличных женщин кататься приглашал! – надула губки Ниночка.
Николай же не обратил эти ехидства никакого внимания – он подавал советы – как в небе, в воздушном бою:
– Подсос включи, а теперь выжми педаль, – его знания в деле вождения автомобиля были еще меньше, чем у Ивана, но советы принимались.
У водителя, однако, ничего не получалось – машина стояла, как вкопанная. Друзья вылезли, покопались в моторе – Победа было тронулась с места, но метров через пятьдесят заглохла опять.
– Да, «водила» у нас – ас – высший класс! – издевались дамы.
Так повторялось несколько раз.
– «Ас – высший класс»! – играли в «ладушки» девицы на заднем сидении…
В очередной раз захлопнув крышку капота, Иван сел в машину и виновато глянул на девчат:
– Толкнуть надо бы – иначе не заведемся!
– Так вот Николай пусть и толкнет, – тут же нашлись дамочки.
– Э, нет, – Иван на мгновение задумался, отводя в сторону глаза, – он будет держать руль, а я – жать на педали.
Девицы сразу заподозрили в этих словах подвох, но какой именно – понять никак не могли. Немного посидели в раздумьи: толкать машину офицерским женам было не к лицу, но делать нечего. Тогда они вздохнули, сняли новые модные туфельки на высоких каблуках, вылезли из машины и, уперевшись в багажник, стали толкать «застрявшую» «Победу».
Иван же спокойно включил зажигание:
– Будут знать, как обзываться! – сказал он, и машина быстро поехала вперед.
Это произошло так неожиданно, что боевые подруги, не удержавшись, шлепнулись в песок. Глядя вслед удаляющемуся авто, они ждали, что мужья вот-вот остановятся, но не тут-то было – выпустив легкое облачко дыма, Победа скрылась за поворотом.
– Меня, майора, боевого летчика, эта мамзель будет обзывать «водилой»? – смеясь, возмущался Иван, сидя за рулем ставшей послушной машины, – Да я фрицев в небе на «раз-два» делал, а тут какие-то вертихвостки!
Николай, имевший на своем счету боевых вылетов и наград не меньше, чем у Ивана, согласился:
– Вот и пусть теперь чапают на своих двоих – до самого дома!
Оба они в свои тридцать с небольшим повидали в жизни много чего – за их спинами была война. И любили молоденьких жен без памяти – как могут любить лихие парни, проживающие каждый свой день, как последний – кто знает, что случится завтра в полете! Они баловали и откармливали этих худышек после голодных военных лет, но «водила» – это уже слишком! Ехидных девиц надо немного проучить – дружно решили пилоты.
Подруги поднялись с земли, отряхнули песок, налипший на новых платьях, и только тут до них дошел весь размах мужского коварства. Посмотрев друг на друга, скорчили рожицы, и – делать нечего – двинулись домой. Босиком, как вы понимаете – туфли уехали вместе с машиной. А дом был «почти рядом» – всего часа два ходьбы.
– Паразиты, ну паразиты! – причитали босые офицерские жены, увязая в песке. За деревьями садилось солнце, кололась трава, росшая вдоль лесной дороги – прямо зла не хватало на своих коварных мужей и все это безобразие!
Однако за первым же поворотом, в прозрачном сосновом лесочке, они увидели беглецов – небрежно облокотясь на капот парни курили свои папироски «Беломорканал».
– Мы не будем больше ехидничать! – честно пообещали жены.
– «Так мы вам и поверили»! – подумали автомобилисты, однако смилостивились, посадили девчат в машину и поехали домой.
…Фильдеперсовые новенькие чулочки, надетые по такому случаю, были порваны в клочья, и их пришлось выбросить. Впрочем, мужские носки тоже не стирались, а вовсе выбрасывались по мере их загрязнения – у жен морских летчиков были свои привычки…
***
На фотографии 50-х годов – веселая круглая мордаха довольной жизнью маленькой девицы. Я была желанным и избалованным ребенком. Баловали не только родители, но и все летчики полка, привозившие из каждой поездки в город какие-нибудь конфетки или игрушки – детей в гарнизоне было мало, и вниманием взрослых я не была обделена.
Еще помню – в ночь перед Новым годом соседка-эстонка тайком «ходила» в Финляндию к сестре – через залив, на санях с парусом. А потом угощала финским шоколадом – с велосипедом, нарисованным прямо на плитке.
Помню праздник «Лига» в Риге – мне уже лет пять. Мы с мамой идем по рынку, и вдруг пожилая эстонка что-то приговаривая, принимается стегать меня хворостиной по ногам. Тонкие прутики больно бьют по ножкам в тонких чулочках, испугавшись, я прижимаюсь к маме, а она смеялась:
– Не бойся, доченька, это такой обычай, женщина тебе счастья желает!
Наступал Новый, 1953 год. В большой комнате длинного деревянного барака – офицерского общежития взрослые наряжали елку, накрывали стол, носили закуски, вино. Дети играли в другой комнате – там же опрометчиво был оставлен и баул со свежими помидорами. Заглянув в него, дети обрадовались находке и стали угощаться. Когда вкуснятина закончилась, мы закрыли баул и забыли о нем. В преддверии застолья кто-то вспомнил о помидорах, но… баул был пуст! Следствие длилось недолго – выяснив, что всё съедено, летчики, ничуть не расстроившись, снарядили одного из пилотов слетать в Ригу, на рынок. К праздничному столу тот успел вовремя – свежие овощи были на столе.
В 1953 году в столицу Латвийской ССР, город Ригу перебазируется Военно-морское училище с авиационным уклоном. Думаю, в 1954 году именно в это училище и направили отца – повышать профессиональное мастерство.
Вот выдержка из моего сценария «Ваенга»:
«Иван: Меня посылают учиться в Ригу.
Нина: Мы с тобой!
Иван: Жить будем в офицерском общежитии в центре города.
Рига. Большой старинный каменный дом, комната с высокими потолками, общая кухня. Иван, Нина и дочка Витуся заходят в комнату. Иван ставит на пол чемодан.
Иван: Я пошел на занятия, а вы отправляйтесь гулять по Риге.
Календарь, обрываются листы – май 1953 года, июнь, июль, и т. д.
Май 1954 год. Нина с пятилетней Витусей заходят в кондитерскую. На витрине видят марципаны – небольшие разноцветные фигурки зайчиков, медвежат, лисичек. Садятся за столик, официант-латыш приносит Нине кофе, а Витусе сок и тарелочку с марципанами.
Витуся (пьет сок, кусает марципан): Как вкусно!
Нина (смеется): Доченька, ты всегда будешь помнить этот необыкновенный вкус.
Иван (заходит в кондитерскую): Девочки, все, собирайтесь! Мое обучение закончилось.
Нина: Куда теперь занесет нас военная судьбина?
Иван: Не волнуйся, возвращаемся на остров Эзель, в наш полк – служба продолжается».
Рига, 1954 год.
***
Отец был замечательным рассказчиком, мог часами описывать природу Заполярья и Дальнего востока, полосатых бурундуков или шустрых белок – мы с сестрой слушали с неиссякаемым детским любопытством. И, что совершенно естественно, были посвящены в сложные вопросы управления самолетом – знали, что обозначает то или иное показание приборов, как управлять самолетом и даже выполнять фигуры высшего пилотажа.
Однажды он поведал нам о зеленоглазой русалке*, которая «садилась» в полете на крыло самолета.
__________________________________________________________________________________
(сноска)
Русалки – существа низших уровней Астрала Земли, с туловищем, похожим на человеческое, и рыбьим хвостом вместо ног, населяющие океаны, моря, озера и реки. Обычно изображаются зеленоглазыми красавицами с длинными зелёными волосами, стройной фигурой и расчёской в руках, которой расчёсывают свои пышные волосы. Их монотонное заунывное «пение» настолько завораживало находящихся поблизости мужчин, что те часто бросались к русалкам в воду, тонули и после своей смерти попадали под их астральную власть. Мифологическая русалка не имеет души, ее любимое занятие – причинять людям вред.
