Виктория Глигорова
Проклятые замки

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЭПОХА КВИЛИВИТРА

Чтоб быть справедливым возмездье могло,

Лишь злом воздавать подобает за зло.

Абулькасим Фирдоуси

Глава 1

Поздним августовским вечером лица членов семьи пожилого графа Лишки казались чуть более светлыми и чуть менее угрюмыми, нежели обычно. Такие семьи радость посещает весьма редко, а в те внезапные дни, когда она все же заглядывает в их потускневшие от времени и мутные от разводов дождя решетчатые окна, они предпочитают не принимать гостью. Впрочем, в тот день повод был совершенно особенным – их младший сын, Роберт Лишка, вернулся в отчий дом из путешествия по Западной Европе, которое заняло долгие шесть лет.

Замок графов представлял собой узкое строение из темно-серого камня с тянущимися к самым облакам острыми шпилями башен – строение, правда, уже несколько обветшалое. На территории, обнесенной высоким забором-укреплением, располагались основная, Большая Башня, принадлежавшая хозяину Константину Лишке и его жене Аннете, и пристроенная к ней Малая Башня, в которой жил старший сын Франтишек со своей молодой женой и личными слугами. Ужин проходил именно в Большой Башне, так как ее помещения больше подходили для приемов – большие гобелены с узорами, вышедшими из моды уже двадцать лет как, укрывали холодные стены от завывающего во внутренних каналах ветра. Малая же Башня уже не могла похвастаться подобными удобствами. Они располагались в просторной гостиной за длинным прямоугольным столом; множество канделябров освещали их трапезу. Столовые приборы звенели редко, так как члены семьи были больше заняты разговором, нежели поеданием свежепойманной дичи. Хозяин и его старший сын не представляли жизни без охоты, а, как известно, каждый заядлый охотник хотя бы однажды выстрелит в самую ценную породу, и с тех пор только и будет думать, что о ней, вспоминая тот самый момент собственного триумфа над загнанной в ловушку несчастной жертвой. Младшему сыну подобная жестокость не приходилась по душе, и вряд ли его руки когда-либо уверенно держали оружие. Перо и чернила – вот единственное, с чем он умело управлялся. Конечно, у остальных мужчин это вызывало разве что только снисхождение.

Молодой человек делился с родными впечатлениями, полученными в разных странах и городах. Как дворянин, вышедший из славного европейского рода, который насчитывал уже не первый век, он бывал допущен ко многим знатным балам, даваемых даже при королевских дворах. Однако, тщеславие совсем не чернило его душу, а чужая роскошь не пробуждала зависть.

– Самое особенное, что я запомнил из этого путешествия, – говорил он, – записано мною здесь.

Он протянул матери небольшую книгу, с твердой коричневой обложкой, пожелтевшими листами, исписанными мелким аккуратным почерком. Аннета принялась листать, с улыбкой рассматривая строки знакомого стиля письма. Константин только несколько раз бросил равнодушный взгляд через плечо жены; казалось, содержимое тарелки интересовало его намного сильнее, чем записи сына.

– Я был не только во дворцах; я бывал и в деревнях, как зажиточных, так и совсем не богатых. Я спрашивал крестьян, их мужиков и жен, стариков и детей о том, какие легенды ходят в их селениях. Я записал почти все, что рассказывали мне эти малообразованные люди, сердца которых полны суеверий и сказок, что они с таким упоением ценят.

– Походу, языческую натуру крестьян не искоренит никакая другая религия, – заметила Аннета. – Недостаток образованности всегда ведет к мистификации и ложным смыслам.

– Верно, мама. Однако, для них это – жизнь. Какой фольклор: сказки, песни, стихи рождаются из этих верований!

– Роберт с детства любит сказки, – добавил Франтишек. – Помните, как он мечтал стать бродячим поэтом или музыкантом, исполняя стихи собственного сочинения о русалках и ведьмах?

– Многие дети верят в мифических существ. Это один из этапов взросления. Позднее, под влиянием правильного воспитания, прививания веры в Бога, потребность верить в русалку отпадает. Главное, чтобы увлечение сказками в нежном возрасте не переросло в юношескую одержимость, – пояснила графиня.

– А разве уже не переросло? – впервые за вечер подал голос Константин, не отрываясь от еды.

Роберт выжидающе посмотрел на отца, желая поймать его взгляд, но тот так и не поднял головы.

– В нашем веке религия вновь переживает кризис. Люди не находят в ней того утешения, какое она давала нашим предшественникам. Все больше из них понимают, что вера – не гарантия счастья и покоя. На многие вопросы современный человек больше не может найти ответы в христианстве – и кто-то смотрит, так скажем, вперед, интересуясь научными открытиями, а кто-то неизбежно оглянется назад, возвращаясь к историческим народным легендам и преданиям. Возможно, не просто так они однажды появились и столько лет живут? Может, это нечто большее, чем просто выдумки?

Графиня смущенно улыбнулась.

– Сын мой, прошу, будь осторожнее в высказываниях. Твои рассуждения в определенных кругах могут истолковать как еретические заблуждения.

– Нет, отец, мама, ни в коем случае. Я верю в нисхождение Святого Духа от Отца и Сына Его, а также непогрешимость Папы Римского, – он погладил под блузой нательный крест. – Я всего лишь стараюсь смотреть на мир безотрывно, сливая наше прошлое, настоящее и будущее воедино.

– И все-таки, – вновь заговорил граф, – будь осторожнее с тем, что говоришь, а тем более с тем, что думаешь. Неосторожные мысли – первопричина неосторожных поступков.

– Папа так говорит, дорогой брат, – Франтишек оттянул рукава, – потому что вокруг все внезапно сходят с ума. Какого бреда я сегодня только не наслушался на охоте! Якобы, кто-то регулярно выпивает кровь у куропаток, а потом они оживают! Что за ерунда? А ты такой доверчивый: тебя убедить в чем-то – раз плюнуть. Смотри, будешь гоняться за своими фантазиями – тоже поверишь в загробную жизнь для дичи.

– Довольно на сегодня говорить о подобном. Ребята, принимайтесь, наконец, за еду: сегодня утром наши мужчины отстреляли великолепную партию уток. Жареное мясо точно не оживет.

Тарелки зазвенели громче, а слуги забегали более суетливо. Франтишек же помрачнел; он и то и дело посматривал в сторону распахнутых дверей гостиной. Рядом с ним пустовал стул, а столовые приборы так никто и не тронул. Роберт понял, что жена брата так и не спустилась, а ведь прошло уже достаточно много времени.

– Франтишек, вы с мамой писали, что у тебя появилась семья.

– Верно.

От внимания Роберта не ускользнуло недовольство на лице Аннеты, вдруг появившееся, как только он задал вопрос. Женщина даже вымученно кашлянула, давая понять, что поднятая сыном тема представляет собой некий неудобный разговор.

– Место, которое пустует, должно быть, принадлежит твоей супруге?

– Да, да, – закивал Франтишек. – Моя жена сегодня не смогла поужинать с нами. Она с утра жалуется на сильные головные боли. Я решил, что ей лучше отдохнуть, а ваше знакомство мы отложим до более удачной минуты.

– Единственное, о чем я жалею из поездки, так это то, что не успел на твою свадьбу. Я получил письмо будучи в Риме; новость меня поразила. Не ожидал, что это случится столь скоро и быстро.

– Роберт, сын мой, кажется, я не смогу долго молчать об этом, – жалобно заговорила графиня, и слова полились, словно никто с ней не беседовал несколько лет. – Все равно скоро ты сам все поймешь, ведь, живя здесь, рано или поздно в твою душу закрадутся определенные вопросы и сомнения. Не хотела портить наш вечер, но кое-кто уже умудрился это сделать; пусть даже своим отсутствием. Некоторые люди настолько темны в своей душе, что ореол неприятностей исходит от них даже когда их вовсе нет рядом. Франтишек разрушил свое сердце, Роберт! Ты спросишь, почему, а я отвечу. Как ты знаешь, еще давным-давно мы присмотрели невесту из состоятельного рода, и помолвка наших детей считалась делом времени. Время пришло, но какой-то демон напал на моего сына: он второпях женился на никому не известной девушке с не очень хорошей родословной. Причину столь скорой свадьбы он объяснил просто: случилась любовь. А своенравность невесты переходила всякую границу – ты можешь поверить, что она еще не сразу приняла ухаживания Франтишека? Мы с отцом чуть ли не на коленях умоляли этого мучителя одуматься, ведь любовь имеет свойство проходить, а происхождение и знатность с тобой навсегда; мы просили его повременить хотя бы до твоего возвращения, но все тщетно, все было тщетно! Франтишек завязал глаза, заткнул уши и повел под венец свою возлюбленную!

– Как же тогда вы дали благословение?

Графиня прижала ладони к груди.

– Я готова на многое ради своих детей. Рассудила: если он будет с ней счастлив, пусть! Быть может, второй сын окажется более благодарным и сделает хорошую партию, прославляя наш род и дальше. Но он не счастлив!

– Мама! – воскликнул Франтишек. – Я счастлив: я женат на любимой женщине! Ее жизнь была довольно тяжелой, поэтому она такая черствая к нам, но я клянусь, я сделаю так, что ее сердце растает!

– Не путай лед и камень, сын. Льдину ты сможешь растопить; камень навечно останется гранитом.

– Каролина ледяная, но вовсе не каменная, матушка.

Роберт удивился, не ожидая, что за женитьбой – событием, в его понимании, возвещающем о любви – может скрываться семейная распря. Ему стало интересно, что представляет собой Каролина, и графиня с удовольствием и не без язвительности в тоне рассказала все, как есть. Франтишек только добавлял в ее рассказ некоторые детали. Девушка была, что называется, сиротой. Она не знала родителей, потому что они умерли в нежном возрасте дочери. Воспитывала ее тетка; особа не знатная, из чего можно сделать вывод, что и родители не отличались благородным происхождением. Но тетка эта смогла, что называется, выбиться в люди, благодаря своей хитрости и хорошо подвешенному языку в правильных кругах, поэтому стала вхожей во многие семьи. Естественно, графиня Лишка никогда не принимала у себя подобное мещанство. Свою воспитанницу женщина беспрестанно возила по всем балам, надеясь сделать сироте хорошую партию. Франтишек встретил ее на одном из таких. Когда все танцевали, Каролина сидела у стены в небесно-голубом платье, и такая же голубая заколка перетягивала ее темные локоны. Красота девушки казалась такой дивной и далекой, что он не смог оставить незнакомку без внимания. Однако, его приглашение на следующий танец было отвергнуто. Франтишек опешил: он не думал о родословных, он тонул в ее голубом шлейфе и темно-карих глазах. Сопровождающая тут же окружила мужчину по-родительски заботливым вниманием, попутно выяснив его происхождение и некоторые детали о семье. Молодые люди несколько месяцев состояли в переписке; но письма девушки были преимущественно короткими и прохладными. Казалось, ее мало что интересует в этой жизни. Франтишек же решил непременно жениться на девушке и завладеть ее сердцем. Как оно бывает: чем больше она его отвергала, тем сильнее он стремился к ней.

– И, несмотря на все, я добился ее согласия. Мы с Каролиной обвенчались в городской церкви. Вошла она в наше имение как графиня Лишка-младшая. Как бы мать с отцом не заламывали руки, я думаю, что поступил правильно, послушав свое сердце. У бедной девушки не было ни отца, ни матери. Тетку ее интересовали только приемы и светские рауты; я знаю, она в корыстных целях способствовала нашей скорой свадьбе. Но кто-то должен был в этой жизни подарить Каролине искреннюю любовь.

Роберт, дослушав историю, выглядел вдохновленным, но отчего-то голос его казался грустным.

– Я хочу сказать вот что. Спасибо Господу за то, что он хранит покой в моем сердце. Оно свободно от любви, а значит, спокойно. Если бы страсть разгорелась в моей душе, я не знаю, как бы я поступил. Возможно, я бы пошел твоим путем, Франтишек.

Брат с благодарностью похлопал его по плечу.

– Но она ни на что не годная жена! – вновь застонала мать. – Она не интересуется своим домом, хозяйством, не дает указаний слугам. Крестьяне ее тоже мало волнуют, будь ее воля, она бы их всех распустила. А ведь сейчас мы переживаем обострение крепостных проблем! Знаешь, Роберт, что она делает целыми днями? Читает и лежит в постели.

– Мама. Ты же знаешь. У нее слабое здоровье.

– Воспитание у нее слабое, сынок. Хорошая жена, будь даже больной, всегда ведет себя как полагается. Она даже ребенка тебе не родила!

Франтишек изменился в лице. Последняя фраза ударила его по груди, словно брошенный камень. Вилка выпала из ослабевшей руки, громко звякнув о фарфоровую тарелку. Графиня, осознав, что причинила боль сыну, прикрыла рот рукой. Константин все так же отстраненно стал набивать трубку, будто вовсе не слушал, о чем говорили за столом.

– Ну что ты, мама. У нас обязательно будет большая семья и много детей, – пытаясь спрятать резкие ноты в голосе, ответил Франтишек. – Видит Бог, значит, еще не время.

И нельзя сказать, что ужин был испорчен только разговорами о Каролине Лишке, но атмосфера, воцарившаяся в гостиной, своей мрачностью превзошла старинное убранство замка. Доедали молча, в тишине; до десерта и не дошло – аппетит у всех внезапно пропал. Когда Константин Лишка последним встал из-за стола, слуги вновь кинулись, забегали, убирая тарелки, подсвечники, снимая скатерть. Одна из служанок, что ходила медленнее всех, с интересом рассматривала Роберта. Он перехватил ее взгляд; серые глаза девушки горели белым огнем, и юноша даже на мгновение смутился: нечасто ему доводилось рассматривать прислугу. Гувернер его, утомленный с дороги и промолчавший практически весь ужин, переплюнув по немногословности самого хозяина, предложил удалиться спать, что они с воспитанником и сделали. Несмотря на время года, в этом замке всегда ощущалась зябкость, ведь дело было отнюдь не в погоде.

Глава 2

Франтишек Лишка тоже не пожелал оставаться в Большой Башне и отправился в свою, Малую. Переход из одной в другую занимал всего несколько минут. Для этого члену семьи Лишек необходимо было подняться по винтовой лестнице на определенный уровень. Там он встречал массивные железные двери. Воспользовавшись специальным ключом, который имелся на руках у каждого Лишки, можно было с легкостью открыть их и перейти в узкий надземный проход. Дойдя до его конца (а он был достаточно коротким), следовало проделать то же самое, что и с первой железной дверью. Замкнув последнюю, Франтишек оказался дома. Свеча, которой он освещал себе путь по темным лестницам и коридорам, практически догорела и залила воском весь подсвечник. Мужчина вновь застучал сапогами по лестнице, направляясь в спальню своей жены.

Каролина сидела, облокотившись на высокую подушку, с натянутым до груди одеялом и вяло расчесывала длинные темные волосы. Она уже давно переоделась в ночную рубашку, но сон никак не опускался на ее разум. Тут ей послышался стук в дверь. Не успев сообразить и что-то ответить, женщина подтянула одеяло к подбородку, уронив гребень на пол. Муж вошел и оглядел комнату. На столике у зеркала в беспорядке валялись вытащенные из всех шкатулок заколки и ленты, сеточки для волос. Нити жемчужных бус свисали с самого края, грозясь упасть. Серьги с драгоценными камнями, некогда подаренные им и ставшие причиной судороги на лице Аннеты, поразившей ее, как только она заметила счета от ювелира, отражались в зеркале, создавая двойной блеск в легком полумраке будуара. Одна перчатка висела на спинке стула, другая на изножье кровати. Свечи в позолоченных канделябрах, которые Каролина собрала по всему дому и больше никому не отдавала без боя, даже только поставить при гостях, еще не были погашены. Значит, она до сих пор не заснула.

– Каролина, я думал, ты давно видишь сны.

– Не понимаю: в чем заключается прихоть стучать, если все равно заходить без позволения, – бесстрастным голосом ответила полуспящая, даже не взглянув на мужа. – Мне кажется, подобное поведение больше насмешливо. Сначала тебе демонстрируют нечто похожее на уважение, но после тут же стирают его совсем не уважительным поступком. Если обличить его в слова, то здесь прозвучит: «Я думаю, что ты моя собственность, но играю с тобой, иногда поддерживая мысль, что берегу твою свободу».

– Каролина… – устало и раздраженно протянул Франтишек. – Я не понимаю: почему же ты брюзжишь, как старая ведьма? Да, я твой муж, и у меня есть определенные права на тебя. Я могу посещать твою спальню каждый раз, когда мне заблагорассудится. Но несмотря на то, что я твой муж, – он вновь подчеркнул, – я даю тебе много свободы, я бы сказал, даже слишком много, раз ты перестаешь ее ценить. Со дня нашей свадьбы мы живем в разных комнатах. За редким исключением ты пускаешь меня к себе. Скажи, Каролина, душа моя: как долго я еще продержусь, мучаясь и сгорая от страсти при встрече с таким ледяным взглядом? Я отдал тебе свою любовь, свое сердце, дал свою фамилию и свой дом. Неужели я проживу всю жизнь, так и не познав твоей любви в ответ?

– Франтишек, я ведь не обманывала тебя никогда. Я была честна: я говорила, что не умею любить.

– Ты любишь только себя.

– Нет, нет! Себя я презираю за то, что те, кто заботились обо мне, поранились о мою душу, похожую на колючий вереск. Что такое забота? Я не знаю, не могу дать ее тебе. Что такое чувство? Мое сердце не чувствует ничего. Пожалуйста, не говори со мной об этом: я начинаю ненавидеть себя еще больше.

Франтишек испугался возможных страданий жены и быстро опустился на колени у кровати. Он осторожно освободил ее руку от ткани одеяла и прижал кисть к губам. Следом, почувствовав холодное прикосновение женских пальцев к щеке, он накрыл их теплой ладонью, желая согреть.

– Какая сегодня луна, Франтишек? – через время спросила Каролина, прикрыв глаза.

Поднявшись и пройдя через комнату к окнам, муж немного отодвинул край плотной шторы. В темном ясном небе светилась уже совсем небольшая половинка луны, напоминающая букву «с».

– Убывает.

Каролина тяжело вздохнула, словно собиралась сделать это в последний раз.

– Убывающая… Вот почему моя голова так раскалывается от боли… Мне практически ничего не снится, даже сновидения покинули меня… Муж, останься: я боюсь ночей без снов…

Франтишек тихо переоделся и потушил свечи. Стало совсем темно; только слабый свет, исходивший от окна, позволял различить очертания лица жены на постели. Она уже спала. Он забрался под одеяло и лег рядом с ней. К тому позднему времени в замке Квиливитр все давно уснули. Чей-то сон был приятен, а кто-то мучился от старых кошмаров.

Наутро, а точнее сказать, когда дело близилось к обеду, среди обитателей замка вновь нарастало утомительное неспокойствие. Графиня Аннета еще в конце ужина предложила сыновьям посетить оперу. Роберт с радостью одобрил идею; не слишком воодушевился Франтишек – его любовь к театру умерла еще в самом детстве. Константин Лишка, как всегда, хотел было сослаться на занятость с управляющим, но жена убедила его в необходимости совместного выхода. Правда, она все равно осталась недовольна и бросала на мужа презрительные взгляды, которых он, впрочем, даже не замечал – подобные молчаливые ссоры между ними происходили весьма регулярно. Пока Аннета злилась на тотальное равнодушие супруга, Константин наслаждался минутами тишины и одиночества, которые осложняла только необходимость их хоть как-нибудь продлить. Каролину поставили перед фактом. Отказываться от общения с родственниками мужа второй день подряд даже ей самой казалось постыдным, но отсутствие бодрого расположения духа сделало свое дело. Марла, ее служанка, с самого начала подбора выходного туалета для своей госпожи слонялась с застывшими каплями слез на ресницах. Пока она шнуровала корсет и делала прическу, Каролина вскрикивала и называла свою помощницу разными, хоть и не оскорбительными, но уж точно не приятными словами.

Столкнувшись в коридоре Малой Башни с Робертом, Марла остановилась, опустила голову и громким, но дрожащим от недавних слез голосом, поздоровалась:

– Доброго вам утра, достопочтенный граф.

Роберт задумчиво кивнул, но тут же узнал в ней ту сероглазую служанку, которая пробовала переглядываться с ним после ужина.

– Ты плачешь? – учтиво спросил он.

– Нет, граф, не я плачу, а моя госпожа плачет, потому что я была неаккуратна с ее кудрявыми волосами.

– Ты прислуживаешь госпоже Каролине?

– Да, ваше сиятельство.

– Давно?

– С самого начала, как она живет здесь.

– С ней не пришли ее слуги?

– Нет, своих девушек ей не дали. Возможно, и давать было некого, – Марла подняла глаза.

«Что это – даже служанка намекает мне на безродность моей невестки? – подумал Роберт с усмешкой. – Со вчера я не могу сбежать от разговоров о ней – все так и норовят мне что-нибудь да рассказать. Должно быть, там не невестка, а колдунья-чародейка – держит в напряжении всю семью».

– Как тебя зовут?

– Марла, господин.

– Я не задерживаю тебя больше.

Она небрежно поклонилась и скрылась в дверях одной из комнат. Тут же оттуда по стенам коридора разлетелись возмущенный женский голос и слезливое бормотание. Роберт от скуки ожидания и непривычности обстановки родного дома еще немного медленно походил, постукивая каблуками по каменным плитам пола и рассматривая легкие трещины на потолке, и, наконец, спустился на улицу.

Через полчаса все собрались: Константин и Аннета, Франтишек и Каролина, несколько слуг. Каролина в тот момент впервые увидела Роберта, который с отсутствующим видом ходил между клумб, словно не хотел подходить туда, где стоял отец, и отпустила локоть мужа. Тот жестом подозвал брата.

– Роберт, прошу, познакомься с Каролиной, – он с гордостью посмотрел на жену, неизменно восхищаясь ее красотой, которая позволяла ненадолго забыть о причудах ее характера.

Ненадолго встретившись глазами, они поклонились.

– Очень приятно, Каролина.

– Взаимно, Роберт.

Для поездки в театр было подано две кареты. В первой расположились граф и графиня, во вторую сели Франтишек и Каролина, а напротив них Роберт. Дорога пролегала через помещичьи владения Лишек. Уходящий август приносил с собой страдную пору, и начиналось время жатвы и уборки урожая. Роберт видел множество крестьян, работающих в поле. Крепостничество официально отменили десять лет назад, но помещики продолжали всеми способами удерживать невольников на своих землях. Лишь немногие смогли воспользоваться дарованной свободой и уйти. Остальные так и продолжали работать, понимая – выкупить у дворян наделы не хватит никаких грошей, уехать в город – почти всех держали семьи. Да и что делать в городах тем, кто умеет только обрабатывать землю? Живая картина тяжелого сельского труда наталкивала Роберта на мысль, что жизнь справедлива далеко не к каждому существу, которому Бог дал право родиться на этот свет. Крестьяне, бесконечно трудящиеся на этих землях, не имеющие реального права и возможности уйти от своего дворянина, обремененные барщиной и оброком, и так из поколения в поколение. И они с Франтишеком – люди, задачей которых являлось верно служить своему правителю и получать за это привилегии. А эта земля, эти просторы приносили им основной доход, на который уже много лет безбедно существовало не одно поколение Лишек. Можно ли быть по-настоящему счастливым, когда твое счастье построено трудами мозолистых рук несчастных людей?

Он посмотрел на Каролину, локоны которой рассыпались по мягкой красной спинке сиденья кареты. Совершенно уставшая, она, покачиваясь от дерганного управления экипажем, только лениво посматривала на сменяющиеся за окном пейзажи. Дорогой и модный покрой ее наряда заметно контрастировал с темными кругами вокруг глаз и впалыми щеками. Почувствовав жалость к невестке, Роберт хотел справиться о ее самочувствии, но Франтишек опередил его. Она что-то буркнула в ответ, и мужчины вновь ненадолго переключились на обсуждение экономических вопросов поместья, в которых Роберт совершенно ничего не смыслил.

Основная дорога оказалась залита недавним дождем так, что колея исчезла, осталась только мокрая грязь, в лужах которой весело плескались воробьи, по новой вымазывая перья прямо во время купания. Лошади и кареты могли надолго увязнуть, поэтому было принято решение свернуть на более длинную дорогу, которая как бы поднималась в гору и из-за высоты не разрушилась от стоячей дождевой воды. Вскоре виды за окном стали постепенно меняться; крестьянские домики ушли, и после длинной лесополосы появилось другое помещичье владение. Виднелись шпили грозного замка, почти касающиеся облаков. Казалось, даже птицы не летали между ними, а воздух накалялся от неуместной посреди дня тишины. Темные, почти черные башни блестели в свете высокого полуденного солнца, но это отнюдь не красило их, а только добавляло тревоги. Путники заерзали; лошади тоже протестовали и тормозили, и их громкое ржание смешивалось с криком возничего. Каролина оживилась, отодвинула шторы окна кареты и чуть ли не высунула голову в проем. На ее щеках сквозь толстый слой белой пудры проступил болезненный румянец.

– Вы тоже чувствуете, какое это необычное место? Кажется, моя грудь сейчас лопнет, настолько здесь иной воздух. Он свежее, чем в Квиливитре.

– Я ничего не чувствую. Какой воздух? – удивился Франтишек.

– Ты задыхаешься? – забеспокоился Роберт.

– Это не простая одышка. Когда стягивает горло, страдает тело. Сейчас же в спазмах содрогается моя душа.

– Каролина, я же говорил, тебя укачает. Давайте остановим карету и выйдем на свежий воздух.

Прокричав возничему, мужчины вышли из экипажа и помогли спуститься Каролине. Пока она пыталась восстановить дыхание, опираясь на руку Франтишека, Роберт вспомнил, как много раз в детстве видел этот странный замок, но родители ни разу не отвечали на его расспросы, а хозяева никогда не попадались ему на глаза. Детские фантазии шептали ему, что там прячут какую-нибудь незаконнорожденную принцессу, которая однажды выйдет и будет противостоять королеве, однако, в путешествии он надолго забыл об этом одиноком и загадочном строении.

– Франтишек, ты не знаешь, живет ли там кто-нибудь сейчас?

– Где? – одно слово дало Роберту понять, насколько брат был равнодушен к окружающему миру.

Сориентировавшись, чего от него хотят, Франтишек пояснил, что с владельцами их семья знакомств так и не имеет. Но замку принадлежит дурная слава – однажды там повесилась хозяйка, и с тех пор неизвестно, кому он перешел. Имущество не выставлялось на торгах, новые владельцы не изъявили желания познакомиться с давними жителями этих мест. Вот и все, что ему известно. После слов о повешении Каролина закашлялась еще больше – кажется, ее стошнило. Франтишек окликнул Марлу, которая все это время кокетничала с курящим хмурым возничим, и служанка отвела госпожу в сторону, принявшись ухаживать за ней. Разговор продолжался нескладно: Роберт так и не смог больше ничего узнать, так как Франтишек не интересовался, похоже, ничем, кроме охоты, отца, Квиливитра и Каролины.

– Брат, я хочу еще спросить, – Роберт кивнул в сторону девушек, – твоя жена болеет? Она плохо держится сегодня всю поездку.

Франтишек вздохнул.

– И да, и нет. Иногда она кажется мне совершенно нездоровой. Я думаю об этом, когда понимаю, что у нас до сих пор нет ребенка. Меня очень беспокоит это обстоятельство, потому что люди шепчутся в сторону моей Каролины, будто она «пустая». Я молю Бога, чтобы это было неправдой. Да, ее часто мучают головные боли. Она, как бы сказать… очень зависима от луны. Постоянно смотрит в небо и считает фазу. Раз в две недели ее мучают странные приступы, один из которых доводит чуть ли не до судорог, настолько тело не сидит на месте, а во время второго она спит весь день, не вставая с постели. Я уже сломал голову, потому что наш семейный врач ничего вразумительного так и не сказал. Он шепнул мне, что все дело в, так называемой, женской истерии, и заботы о младенце могут помочь ей оправиться от этой болезни. Я думаю, болезнь у нее никак не телесная; болеет ее душа. Да, Роберт, душа! Моя любимая страдает, чахнет и увядает, а ей так мало лет! Я не могу ничем развлечь ее: уговоры сегодня утром на театр стоили мне разбитого подсвечника, который она запустила в стену. Каролина деспотична к своим слугам: я прошу ее быть мягче, в нашем роду не принято так обращаться с наемной челядью! Мы всегда отличались уважительным отношением и человеколюбием к нашим работникам, но Каролина будто не терпит подле себя ни одной живой души. Тех, кто выше нее, она молчаливо обходит стороной, зато на тех, кто ниже, она сполна срывает злость на мир. Как мне жаль ее, Роберт! Что мне сделать? Как мне вдохнуть в нее жизнь? Она, очевидно, хочет забрать меня следом за собой в могилу, – он разошелся не на шутку, даже глаза его немного покраснели от быстрой речи.

– Вижу, тебе непросто с супругой, – протянул Роберт. – Я не нахожусь даже, что тебе посоветовать, мой дорогой брат. Я еще не познал на себе, что такое брак. Истерия? Вряд ли. Мы привыкли относиться к женщинам, как к глупым, неразумным существам, точно детям, которые шагу без нас не ступят, но, если у нее что-то болит, разве можно списывать это исключительно на скверный женский характер? Может, нужен другой доктор? Собрать консилиум? Не может быть такого недуга, которого не распознала бы современная медицина.

Не успели они закончить разговор, как Каролина выразила готовность ехать дальше. Остаток пути прошел на удивление размеренно и спокойно. Опера выдалась на редкость скучной. Константин неприкрыто зевал, а Аннета толкала его и бурчала, что он позорится, и ему должно быть стыдно. Молодые люди во время антракта пошли прогуляться в холл театра. Пока братья вновь говорили о семейных вопросах, Каролина ходила вдоль стен и рассматривала висящие картины. Остановилась она у сравнительно маленького произведения: женщина в длинном свободном платье, простоволосая, сидела на коне, а тот пил воду из пруда. Краски ночи, выраженные сочетанием темно-синих, зеленых и фиолетовых тонов, ярко выделяли белое одеяние; казалось, оно даже светилось. Белоснежные волосы доставали до самой спины лошади, и лицо героини представлялось настолько инстинктивно приятным и будто знакомым, что Каролина почувствовала, как нечто давно забытое сжалось внутри нее от тоски. Подпись внизу гласила: «Видение. Марек Г.». Она вдруг представила себя на месте героини. Вот бы ее волосы развевались на ветру, а конь быстро скакал вдоль реки, перепрыгивая болотные заросли и коряги! Она бы вдыхала ночной воздух и чувствовала себя дикой и свободной. Спрыгнув с коня, она скинула бы одежду и, абсолютно нагая, бросилась в реку, чтобы плавать и купаться в приглушенных лучах лунного света. Каролина даже закрыла глаза, чтобы получше вообразить такое видение. Казалось, что героиню вообще писали с нее самой, и обязательно в ее жизни настанет момент, когда все отойдет на второй план, и ничего не будет, кроме коня, деревьев, воды и ветра в волосах. Вдруг, это сцена из ее далекого будущего? Улыбка дрогнула на лице девушки – она сама не помнила, когда в последний раз ей доводилось искренне улыбаться. Приближавшиеся слезы защекотали веки, но она вспомнила, что находится в театре, и спрятала их.