Виктория Александровна Миско
Моя любимая нота
– До, – пробормотал Кирилл, и тело поддалось, вспомнило.
Это был его самый важный концерт, самый лучший концерт. И, когда последний зритель вручил Кириллу цветы и рассказал о своей любви к его музыке, Вера подошла к сцене. У неё в руках был маленький букет с африканской протеей.
Кирилл наклонился и взял цветы.
– В тот раз букет был попроще, – весело заметил мужчина.
– Тогда и ты был музыкантом попроще, – пошутила Вера в ответ. – Если это всё, то мы могли бы с вами выпить кофе в буфете.
– Чай, Кирилл, чай.
Они ехали в такси домой. Кирилл сидел рядом с Верой, и она ощущала в его теле ту лёгкость, ради которой жила. Ту свободу, которую больше всего в нём любила. Мужчина барабанил пальцами по коленкам в такт радио, но делал это с присущей ему простотой. Игриво, честно, азартно. В уголках его губ светилась радость.
Вера собрала волосы в гульку и расслабленно опустилась на спинку кресла.
Над городом догорал закат. Небо градиентом переходило от дневной голубизны в темноту океана. Волны бились о берег. В окнах домов то тут, то там загорался уютный свет, и Вера наверняка чувствовала себя счастливой. Прямо сейчас.
– Остановите-ка, – вдруг произнёс Кирилл и добавил, обращаясь к жене, – мы выйдем здесь.
– Здесь? – Вера подняла подол платья и посмотрела вслед удаляющемуся такси. – Здесь…
Кирилл снял туфли, аккуратно стянул носки и босыми ногами встал на холодный песок. До воды было рукой подать, и стопы ощущали соль и влагу февральского океана. Прежде чем Вера успела напомнить ему о рекомендациях врача, мужчина хихикнул, словно двадцатилетний, и бросился к воде. В его седых волосах подпрыгивали последние солнечные лучи, и женщина совершенно забыла, что хотела сказать.
Она тоже разулась и осталась стоять где-то в центре самого счастливого дня своей жизни.
Кирилл остановился у воды, обернулся и помахал ей рукой.
– Идём, Вера! Наше свидание продолжается!
45 лет назад она уже слышала этот голос. Только более чётко.
Она подошла к мужу и взглянула под ноги. Океан замирал перед ними белой пеной, ластился, как ручной зверёк. И женщина слишком чётко для своего возраста помнила тот день 45 лет назад. Им было по 20 лет, и они не боялись, что однажды забудут своё первое свидание. Тогда они жили сегодняшним днём, потягивали глинтвейн и с чего-то вдруг обсуждали имена для будущих детей.
Страх забыть пришёл вместе с дальнозоркостью и тугоухостью, и сегодня Вера с облегчением поняла, что старость способна забрать и слух, и зрение, но не способна забрать любовь. И это было главным откровением этого дня для неё.
Когда ноги обдало холодной водой океана, Вера взвизгнула и выронила сумку. Кирилл засмеялся, потёр колено и наклонился, чтобы помочь собрать рассыпавшиеся вещи.
Их пальцы встретились над серым металлическим чехлом, и Вера с Кириллом посмотрели друг на друга. Где-то в центре самого счастливого дня в их жизни догорал закат. Волны шумели позади их наклонившихся к песку фигур. Мужчина заботливо стряхнул песок со своей ладони и прикоснулся к лицу жены. Его тонкие пальцы дотронулись до мочки её уха.
– Где аппарат? – неловко произнёс Кирилл, и Вера слишком быстро ответила: – Я думала, что ты не заметишь.
– Я заметил ещё в буфете, милая. То, как ты щуришься, когда плохо слышишь, сложно перепутать с чем-то другим. Я думал, что он в чехле, но чехол пустой… Ты его потеряла?
Он резко выпрямился и стал оглядывать тёмный пляж.
– Где-то здесь? Где-то здесь или после концерта?
Его карие глаза встретились с глазами Веры. И какого бы цвета они ни были, они тоже его никогда не обманывали.
– Я забыла его в Петербурге.
Но он и так это понял. И последовавшие за этим осознания почти выбили землю у него из-под ног.
– Как… ты…
Он уставился на серый чехол от слухового аппарата в своей руке, пытаясь осознать произошедшее.
– Ты же ничего без него не слышишь!
– Слышу, но плохо, – поправила его Вера.
– Очень плохо! – воскликнул Кирилл, всплеснув руками. – А… а на концерте!
Ты подсказала мне ноту, на которой я сбился! Но с твоего ряда…
Его глаза расширились, и в них отразилась вся синева океана. Или это были слёзы?
– … это была самая тихая часть моего концерта… особенное диминуэндо в центре пьесы…
– Моя самая любимая, – вставила Вера, прижав сумку к груди. – До – моя самая любимая нота в твоём исполнении. Я знала, что если ты и собьёшься, то на моей самой любимой ноте, потому что взвалишь на себя не только свою любовь, но и мою.
