Виктор Тюрин
Кодекс калибра .45

Нетрудно было догадаться, что подобным образом меня проверяют, присматриваются, пытаясь понять, что я за человек. Были у меня испытания и другого рода. За эти два месяца я видел трех раненых, которых привезли к Сэму. Один из них умер у меня на глазах, так и не дождавшись приезда врача. Видеть, как люди скрежещут зубами от боли, поверьте мне, это далеко не самое приятное зрелище. Дважды мне пришлось иметь дело с трупами. Если первый раз я копал могилу, а затем помогал сбрасывать в нее три мешка с трупами, то второй запомнился мне надолго. Это была машина с останками двух бандитов, которых расстреляли из обрезов, с близкого расстояния. Мне хватило одного брошенного взгляда, после чего меня минут десять выворачивало наизнанку. В такие моменты я ненавидел себя и тот путь, который выбрал, но уже спустя несколько дней кошмарные подробности выветривались из моей головы. Помимо неприятностей подобного рода, в моей жизни было немало и радостей. Спустя неделю, как стал получать десять долларов в неделю, я снял себе квартиру за двенадцать долларов в месяц. Теперь у меня появилась привычка в свободное время сидеть в недорогих ресторанчиках и слушать джаз. Я подружился с Джеком Грубером, который в тот памятный для меня день подвез к бару «Трилистник». У нас с ним оказалось много общего. Во-первых, мы были почти одногодками, а во-вторых, он был американцем и сыном фермера, как и я, согласно моей липовой биографии. Джек был веселым и жадным до всевозможных развлечений парнем. Рестораны, девушки, азартные игры. Сейчас, когда моя жизнь в какой-то мере наладилась, тоска по родителям и прежней жизни как-то сама собой улеглась. Пропали кошмарные сны, зато появились новые интересы и новые мечты. Впрочем, мои мечты были такие же, как и у среднего американца. Машина, хорошо оплачиваемая работа, собственный дом, счет в банке.

Этот период жизни стал для меня чем-то вроде отпуска за все мое пребывание в этом времени. Так продолжалось до того дня, пока порог бара не переступил Джеймс Мюррей. Сейчас я мог рассмотреть его более внимательно. Это был мужчина лет сорока, с коротко остриженной крупной головой, с широкими крутыми плечами, туго обтянутыми темно-коричневым пиджаком. Пара застарелых светлых шрамов, наискось пересекавших загорелый крепкий лоб, жесткий взгляд и нечто от ленивой грации зверя, невольно наводили на мысль о крупном хищнике. Он хромал, и было видно, что идти ему тяжело. Некоторое время он беседовал с Сэмми, а когда увидел, что я закончил подметать пол, то сказал:

– Пошли, парень. Есть разговор.

Мы сели в задней комнате бара, которая использовалась не столько как кладовая, сколько как склад для хранения спиртного и оружия. В ней не было окон, а двери, ведущие в бар и на улицу, были изнутри обшиты металлическими листами. С трудом усевшись, он поудобнее устроил раненую ногу, после чего сказал:

– Пуля задела кость. Так что еще не скоро встану на тропу войны. Небось, читал десятицентовые книжечки про индейцев и сыщиков, а, парень?

– Гм. Читал.

– Значит, понял, что я хотел этим сказать. А что грамотный, это хорошо, – констатировал бандит. – Тебе у Сэмми нравится работать?

– Он хороший человек, – неопределенно ответил я, не зная, куда он клонит.

– Не уходи от ответа, парень.

– Если это предложение работать на О’Бэниона, тогда «да».

– Это мне и хотелось от тебя услышать.

От этих слов сердце так отчаянно заколотилось в груди, а лицу стало жарко, но насколько было возможно, я постарался придать себе невозмутимый вид. Чуть сипловатым от волнения голосом я сказал:

– Слушаю внимательно.

– Ты спас мне жизнь, парень. За что я тебе благодарен. Сейчас я не при делах, поэтому у меня есть время поднатаскать тебя. Согласен?

– Согласен!

Видно, я сказал это с несколько большим жаром, чем требовалось, иначе, что тогда могло вызвать ехидную улыбку на губах гангстера.

– Начнем с завтрашнего дня. С Сэмми я договорился.

Только спустя мгновение, когда Мюррей встал со стула и пошел к двери, я понял, что разговор шел не о предстоящем деле, а о чем-то наподобие учебы.

В подвале было светло, как днем, из-за двух рядов ламп, висевших под потолком в жестяных абажурах. Недалеко от входа стоял стол, от него тянулись провода с картонными мишенями. Маленький человек с одутловатым лицом, сидевший за ним, при виде нас достал мишени, затем прикрепил их к проводам и подтянул их до противоположной стены, после чего снова сел и закурил. Мюррей достал, а затем протянул мне пистолет. Как только я его взял, он кивком головы указал на мишень. Старательно выполняя инструкции своего наставника, я неожиданно понял, что обучение меня не тяготит и, даже больше того, нравится с каждым часом. Мне нравилась тяжесть заряженного пистолета, но еще больше само нажатие на спусковой крючок – секунда и в мишени появляется отверстие от пули, направленной тобой.

В течение полутора недель, по четыре-пять часов в день, я тренировался под руководством Мюррея в тире. Для меня стало довольно неожиданным одно обстоятельство. В прежней жизни оружие не вызывало у меня особого интереса, а теперь как только пороховой запах выветривался из меня, мне опять хотелось ощутить тяжесть пистолета в руке, проверить свою меткость. Несмотря на успехи, до моего учителя мне было далеко. Его движения были точны, быстры и выверены до миллиметра. Уже намного позже я узнал, что Мюррей получил хорошую профессиональную подготовку в качестве диверсанта во время Первой мировой войны, когда ему пришлось служить в Американских экспедиционных силах во Франции. Неожиданно наши тренировки закончились: Мюррея отправили привезти груз виски, переправленный из Канады, а я вернулся к своей работе в бар Сэмми.

Из всех парней в банде я знал в лицо только восемь человек, считая Мюррея и Сэмми. Его бар был начальной и конечной точкой всех операций, проводившихся в близлежащих кварталах. Основной работой был рэкет, продажа алкоголя и азартные игры. Помимо основной работы, время от времени наиболее опытных гангстеров забирали на отдельные операции. В основном это были Джеймс Мюррей, Дэн и Малыш Джонни, водитель.

Насколько я мог судить, люди О’Бэниона представляли собой не столько банду, сколько клан, скрепленный пусть не родственными узами, но землячеством и бескорыстной мужской дружбой. Большая часть этих людей выросла на городских улицах американских городов, и совершенные ими преступления были типичны для большого города: убийства, ограбления, налеты. Другая, меньшая, часть ирландцев перебрались в Америку сравнительно недавно. Кто три, кто пять лет тому назад. Все они, без исключения, были у себя на родине бойцами Ирландской армии – сильные, жестокие, хладнокровные солдаты.

Глава 4

Закончив работу в баре, я уже собирался идти домой, как в дверях выросла громоздкая фигура Дэна.

– Парень, есть дело, – обратился он ко мне.

Тут мне почему-то подумалось, что от меня требуется работа посыльного.

– О’кей! Куда идти? – спросил я, не сильно довольный тем, что вместо заслуженного отдыха нужно куда-то бежать, но внешне никак не выразил свое недовольство.

– В точку, парень! Но тебе крупно повезло. Мы тебя доставим к клиенту прямо на машине. Как раз туда едем.

Вот это мне совсем не понравилось. Таких, как я, уборщиков, матерые гангстеры не подбрасывают по пути, если это только не дорога в один конец. Подобный тип расправы уже начал практиковаться среди чикагских бандитов. Ничего не подозревающую жертву сажали в машину, и когда водитель запускал двигатель, стреляли в затылок, после чего тело жертвы выбрасывали где-нибудь в укромном месте, поэтому предложение подвезти сразу заставило меня всего подобраться.

– Мне куртку еще надеть…

– Живее, парень! Машина уже на улице!

«Нет, не то. Здесь что-то другое. Может, на дело? Если так, то почему заранее не предупредили?»

Мучаясь в догадках, я занервничал. Мой страх имел под собой основу. Люди, с которыми мне приходилось сталкиваться каждый день, были бандитами и убийцами, и то, что они по-приятельски ко мне относились, не играло ровным счетом никакой роли. Получив приказ, любой из них, не задумываясь, всадит мне пулю в голову или нож в печень. Только сейчас я почувствовал то, что чувствовал каждый житель Чикаго, сталкиваясь с беззаконием и насилием: страх и беззащитность. Ими был опутан город, ими был пропитан воздух. Каждый обыватель прекрасно знал, что никто не станет на его защиту: ни власти, ни полиция.

Я вышел на улицу, освещенную фонарями и разноцветными лампочками рекламы. Обтекая меня, шли люди по своим делам. Неожиданно я почувствовал себя одиноким, брошенным на произвол судьбы. Это было довольно необычно: один в большом городе, полном людей. Сев на заднее сиденье, я все никак не мог избавиться от этого странного ощущения. Малыш Джонни, флегматичный и молчаливый ирландец, крутя руль, вывел автомобиль, и мы влились в поток машин. Он был, как и Дэн, одним из тех ирландцев, которые сначала воевали в Ирландской армии, а потом бежали в Америку. Поговаривали, что он когда-то даже был священником, чему я не верил, потому что одного взгляда на массивную фигуру, с широкими как у борца плечами, вполне хватало, чтобы отмести подобное предположение. Некоторое время мы ехали в полном молчании, что само по себе наводило на нехорошие размышления, но я постарался задвинуть их в самый дальний угол своего сознания и отвлечься, смотря на улицу.

«Так. Проехали восемьдесят первую улицу. Бордель, два подпольных казино. В задней комнате зеленной лавки сейчас игра в полном разгаре…»

Подобную географию северной части Чикаго я изу-чил именно в таких интересных деталях, когда бегал с поручениями. От мыслей меня оторвал голос Дэнни:

– Джон, притормози где-нибудь здесь. Дальше мы пойдем пешком.

Пока шофер подводил машину к кромке тротуара, Дэн развернулся ко мне и протянул… пистолет. Мне стало жарко. Меня взяли на дело.

«Но почему не предупредили?! – снова и снова я задавался этим вопросом. – Или так положено?!»

– Джон, следи за входом! В случае чего – не зевай!

Водитель кивнул головой, затем достал револьвер и положил его себе на колени. Только я обхватил пальцами рубчатую рукоять пистолета, как напряжение, державшее меня, разом схлынуло.

– Сунь за ремень. Идешь за мной. Достанешь… Короче, сам решишь. Мне надо, чтобы ты прикрыл мне спину, пока я буду говорить с «крысой». Твоя цель – парень, сидящий у двери, – он несколько секунд внимательно всматривался в мое лицо, а потом тихо спросил: – Не подведешь?

– Не подведу, – я старался говорить твердо, хотя самой уверенности у меня было не так-то много.

– С богом, – напутствовал меня Малыш, когда я стал выбираться из машины.

Мне очень хотелось, чтобы все ограничилось только разговором, но при этом надежды на подобный исход не питал. С «крысами» не разговаривали – их убивали.

В почти пустом зале сидело несколько посетителей, которые не обратили на нас ни малейшего внимания, чего нельзя сказать о бармене. Бармен, мужчина средних лет, с потертым от жизненных невзгод лицом, при виде нас сделал несколько более резкое движение, чем нужно.

– На твоем месте я бы ее не трогал, – сказал ему Дэн, добродушно улыбаясь.

Его предупреждение касалось кнопки, подающей сигнал в кабинет, который находился в подвальном помещении. Я уже знал, к кому мы шли. К ростовщику по имени Джонни Даккен, который работал на ирландцев. Ростовщичество было своеобразным видом криминального бизнеса (его еще называли «шесть за пять»). Это название он получил потому, что за каждые взятые пять долларов должник в конце недели должен был вернуть шесть.

Бармен медленно выпрямился и начал протирать стойку тряпкой.

– В конце концов, это не мое дело, – сказал он. – Я здесь только бармен.

– Вот именно, – согласился с ним гангстер. – Так что оставь все, как есть.

Мы прошли мимо стойки и вошли в дверь, на которой было написано «Служебный вход».

Прошли через складское помещение, заставленное ящиками и коробками, и спустились по лестнице в подвал. Вошли. На голых стенах из красного кирпича было наклеено несколько афиш, где были нарисованы танцовщицы с высоко поднятыми ногами, да пара цветных рекламных плакатов. Ростовщик в этот самый момент сидел за столом и укладывал деньги в картонную коробку. Резко подняв голову, он увидел на пороге Дэна и сразу изобразил на лице улыбку, которая вышла у него не радостной, а холодной и искусственной. Гангстер подошел к столу, а я остался стоять у двери. Тело-хранитель, плечистый мужчина, лет тридцати, несколько расплывшийся в талии, сидел на стуле, рядом с дверью. До нашего прихода он листал журнальчик с красотками на обложке. Увидев нас, сразу напрягся, что сделало его похожим на пса, ждущего команды от хозяина.

– Привет, Дэнни! Не ожидал тебя увидеть. Случилось что-то? – сказав это, ростовщик метнул быстрый взгляд на своего телохранителя, который тут же вскочил на ноги. При движении полы его пиджака разошлись, и я увидел торчащую из-за пояса рукоять пистолета. Я среагировал на оружие как на угрозу – выхватил пистолет и направил ствол прямо в грудь охраннику. Его рука автоматически дернулась к оружию, но я отрицательно покачал головой, и тот медленно опустил ее, продолжая сверлить меня злобным взглядом.

– У меня сообщение от Дэнни, – сказал гангстер. – Босс считает, что ты нам кое-что задолжал.

– Нет. Нет! Я всегда был честен с вами! – испуганно вскричал Даккен, когда понял, зачем пришли к нему поздние гости. – Не верьте никому!

– Проныра Боб кое-что шепнул нам, а спустя два дня его нашли с проломленной головой на пустыре. Не то что мы поверили ему, но все же решили узнать, есть ли во всем этом доля правды, после чего расспросили о твоих делах малышку Боше, твою старую подружку. Оказалось, что ты ей по пьяному делу рассказывал, какой ты ловкий, что обведешь вокруг пальца кого хочешь, а тупоголовых ирландцев сам Господь велел обманывать! Потом мы еще кое с кем поговорили, и никто – слышишь, Даккен! – никто не сказал о тебе доброго слова!

– Это наглый оговор, Дэн! Мне просто завидуют! Я никогда!..

– Заткнись, падаль! Я еще не все сказал! Что ты скажешь о четырех семьях самогонщиков на девяносто четвертой улице, которые варят дерьмовое пойло?! Говори! Молчишь?! А ведь ты им торгуешь, при этом зная, как мы не любим подонков, торгующих подобным дерьмом на нашей территории! Мы много чего о тебе знаем, Даккен! Короче. Ты нам должен две с половиной тысячи! Что ты на это скажешь?!

Я не видел лица Даккена, так как не сводил глаз с охранника, но о его испуге нетрудно было судить по его хрипловатому и ломкому, когда горло перехватывает от сильного волнения, голосу:

– Нет!! Это все не так! Меня подставили! Пит!!

Услышав свое имя, телохранитель попытался выхватить оружие, но успел только ухватиться за рукоять пистолета, как мой палец дважды нажал на курок. В этот самый момент я ничего не чувствовал, словно стрелял в силуэт человека на мишени. Даже чувства шли на уровне привычных физических ощущений, вроде упругости спускового крючка или толчка пистолета в ладонь, когда пороховые газы выбрасывают стреляную гильзу и вгоняют в патронник новый патрон. Только когда уже тело охранника сползало по стене, глядя в пространство остановившимся взглядом, я понял, что только что убил человека. Если первый раз стрелял, защищая себя, то теперь просто, по собственной прихоти, забрал жизнь чужого, незнакомого мне человека.

«Его кровь на твоих руках. Ты виновен в его смерти. Как ты с этим будешь жить?! Как?!»

Это были не совсем мои мысли. Это во мне говорила совесть. Сам я тупо смотрел на лежащее в луже крови тело и не хотел верить тому, что только что сделал. Словно сквозь слой ваты я услышал голос Дэна, пробившийся в мой мозг:

– …говорю, парень! Давай сюда!

Отвернувшись от трупа, я развернулся и подошел к столу. Увидев побелевшее от страха и мокрое от пота лицо Даккена, я пришел в себя. Тот смотрел на меня, как кролик на удава.

– Где деньги?! – громадное тело гангстера нависало над столом, бросая тень на сжавшегося в кресле владельца кабинета.

– Я… Все отдам! Только… не убивайте! Ты говоришь… две с половиной тысячи! Отдам! Дэн! Я дам тебе… Еще пятьсот! Только отпусти… живым! Господи, я немного… прошу! Я исчезну!..

– Деньги!

– Сейчас! Сейчас! – И он полез в стол.

Его черные, расчесанные на пробор посредине головы, волосы сейчас блестели при свете ламп из-за нанесенного на них фиксирующего патентованного средства. Из-за дрожи, сотрясавшей его, ростовщик все никак не мог достать деньги. Отвратительная сцена вызвала у меня гадливость, тем самым окончательно привела меня в чувство. Наконец ростовщик нашел и положил на стол небольшой сверток, завернутый в грубую вощеную бумагу и перевязанный веревкой.

– Это все?!

В голосе гангстера чувствовался металл.

– Да… Нет! У меня дома… есть.

– Сколько здесь?

– Здесь… восемьсот пятьдесят долларов. В этой коробке… около трехсот. Остальные дома.

– Дома – где?!

– Дэнни, поверь мне! Чем хочешь… поклянусь!! Если что и было… это ошибка! Никогда в жизни не повторю! Клянусь могилой матери!!

– Ошибка?!!

Кулак гангстера с противным хрустом впечатался в лицо ростовщика. Голова Даккена дернулась назад, увлекая за собой тщедушное тело, вместе со стулом. Дэн неспешно обошел стол.

– Где лежат деньги?!

– Я… жить хочу! Только оставьте… У-У-У!!

Два резких, последовавших один за другим удара ноги по ребрам заставили лежавшее на грязном полу тело содрогаться в спазмах боли.

– А-А!! У-У-У!!

– Деньги!

– А-А!!

Гангстер быстрым движением выхватил пистолет, затем прицелился в колено ростовщика и спустил курок. Дикий вопль ударил многократным эхом под низким сводом подвала. Бандит подождал минуту, потом сказал, четко и размеренно:

– Стрелять дальше? Или будешь говорить?

– Не-е-т, – простонал Даккен. – Джоли-стрит, 110. Тайник… в полу. У окна. Под ковром. Несколько брусков… Легко поддеть. Там все.

– Дик, ты все понял? Что найдешь – сюда. Да, и пошарь по квартире, – тут он посмотрел на лежавшего у его ног ростовщика. – А я продолжу разговор. Так, еще. Дверь будет закрыта. Стукнешь так, – и он отстучал дробь костяшками пальцев по столешнице. – Все понял?

– Понял.

Выскочив на улицу, несколько минут я стоял и глотал свежий воздух. В голове было пусто, а на душе противно. Потом я принялся мысленно ругать себя. Грязно и матерно. Когда закончился запас ругательств, пошел к машине.

– Джон, ты знаешь, где Джоли-стрит?

– В двух кварталах отсюда.

– Там квартира ростовщика. Надо оттуда кое-что забрать.

– Надо так надо. Поехали.

Поднялся по лестнице на третий этаж. Войдя в прихожую, с минуту стоял, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Найдя выключатель, зажег свет. Тайник нашел в том месте, на которое указал ростовщик. В нем была шкатулка. Заглядывать в нее не стал, а просто положил на стол, после чего продолжил поиски. Искать старался как можно тщательнее. Причина лежала на поверхности: мне не хотелось возвращаться в подвал. К моему удивлению, поиски дважды увенчались успехом. Сначала на дне большой жестяной банки с чаем я нашел тщательно завернутый сверток. Развернув, увидел доллары. Затем на антресолях, где среди старого барахла обнаружил старый саквояж. Открыв его, нашел в нем старое негодное тряпье и уже был готов отбросить его в сторону, как неожиданно мне в голову пришла мысль: «Зачем совсем негодные тряпки засунуты в саквояж, а сам саквояж положен на антресоли?»

Ответом на этот вопрос стали несколько замшевых мешочков, лежавших на его дне. В них лежали кольца, серьги, медальоны. Причем все явно не новое. На трети из них висели картонки с номерами.

«Ясно. Из ломбарда».

Со своими находками я переступил порог подвала. Мне не хотелось смотреть на тело охранника, но не смог удержаться. Широко раскрытые глаза мертвеца слепо смотрели в потолок, а ярко-желтая обложка журнальчика, лежавшая рядом с трупом, набухла и потемнела от натекшей крови. Подошел к столу. Достал из саквояжа, который забрал из квартиры ростовщика, шкатулку, сверху положил сверток с деньгами, а рядом с ними сложил мешочки. При виде их Дэн бросил на меня вопросительный взгляд. В ответ я только пожал плечами. Когда гангстер стал развязывать один из мешочков, я увидел следы крови на его руках. Самого Даккена я не видел, но по сдавленным стонам, доносившимся из-за стола, было ясно, что тот еще жив. Дэн, перебрав содержимое мешочка и найдя кольцо с подвешенной к нему биркой, сейчас вертел его в пальцах.

– Вот же гаденыш. Насчет денег он мне все же сказал. Ты нашел их в большой банке с чаем, да?

– Да.

– А насчет этого слова не сказал. И понятно почему! Четыре дня тому назад в этом районе ограбили ломбард, находившийся под нашей охраной. Эти вещи оттуда. Здесь его доля с грабежа. Вот же тварь!

Гангстер встал со стула, на котором сидел, и наклонился над ростовщиком.

– Эй, ты! Мразь! Кто взял ломбард старого Мойше? Скажешь, умрешь быстро!

Ответ оказался неожиданным для меня, как, впрочем, и для гангстера:

– Не пойти ли тебе, мудак, на хер! Деньги – вам! Красивые девки – вам! А мне сидеть всю жизнь в грязном подвале, вместе с крысами?! Да пошел ты!..

Договорить ему не дал рухнувший вниз кулак Дэнни. Ростовщик захлебнулся собственным воплем, а спустя минуту под ударами тяжелых кулаков он уже не кричал, а визжал наподобие зверя, попавшего в капкан.

– А-а-а!! Длинный Джим… и Стекольщик!

– Где их найти?!

– Не знаю…

Гангстер повернулся ко мне и сказал:

– Собирай все это! Уходим!

Свой пистолет гангстер не торопился доставать, и я испугался, что казнь «крысы» достанется мне, но к моему облегчению, этого не случилось. Увидев, что я стою в ожидании, с саквояжем в руке, он сказал:

– Иди в машину.

Уже поднимаясь по лестнице, я услышал выстрел. Кинув саквояж на заднее сиденье, я стоял у машины, в ожидании Дэна, пытаясь ответить себе на вопрос: ты этого для себя хотел?

Гангстер вышел, и я сразу постарался принять невозмутимый вид. Когда мы сели в машину, я протянул Дэну пистолет, но тот не стал его брать, а только сказал:

– Он теперь твой.

В «Трилистнике» Дэнни отдал Сэму на хранение деньги и драгоценности, а затем повернулся ко мне.

– С почином тебя, парень. Держи! – и сунул мне в руку банкноту. – Всем пока!

Когда за ним закрылась дверь, я сел на табурет у стойки и неожиданно для себя попросил у Сэма стаканчик виски. Бармен внимательно посмотрел на меня, а потом скрылся в задней комнате. Выйдя через несколько минут, протянул мне пакет и пять долларов. На мой вопросительный взгляд ответил:

– Деньги – на такси. С пакетом дома разберешься. На работу не торопись. Когда придешь, тогда придешь.

Уже сидя в такси, я заглянул в пакет. В нем оказалась бутылка виски и несколько бутербродов. Выйдя из машины, я только сделал шаг по направлению к дому, где снимал квартиру, как меня окликнул шофер:

– Сэр, возьмите сдачу!

Не разворачиваясь, я махнул ему рукой – езжай! – и пошел дальше. Мне никого не хотелось видеть и ни с кем не хотелось разговаривать. Жизнь казалась полным дерьмом. Поставив на стол бутылку, я положил рядом с ней пистолет, а с ним банкноту в пятьдесят долларов, которую дал мне Дэн. Сел на стул и некоторое время смотрел на них.

«Почему эти вещи стали для меня символами? Да потому что ты выбрал этот путь, чтобы жить по-человечески. Глупо звучит! По-дурацки! Я убийца и слово “человек” ко мне неприменимо! Что теперь?! Бросать все и начинать новую жизнь?! Только кем?! Да и есть ли в этом смысл, после совершенного убийства? К черту все эти душевные терзания! В чем я виноват?! Я сам себя, что ли, забросил в это гребаное время?! Нет! Выбрал не тот путь? У меня что, был выбор? Ну, конечно! Я мог медленно гнить среди человеческих отбросов в эмигрантских кварталах или с чистой совестью умереть от горячки в какой-нибудь грязной дыре! Да кому нужна эта совесть?!»

Еще некоторое время я спорил сам с собой, а когда разговор зашел в тупик, я открыл бутылку. После чего напился первый раз в жизни. Проснувшись утром, я обнаружил, что лежу в брюках поперек кровати с широко раскинутыми руками. Только успел поднять голову, как к горлу подкатил комок. Пришлось потратить полчаса, чтобы окончательно прийти в себя, а затем еще столько же времени – на приведение одежды в порядок. Выглянул в окно. За окном моросил мелкий осенний дождик, подхлестываемый резким, порывистым ветром.

«Гадкая погода. Гм! Впрочем, что на душе, то и на улице».

Добравшись до «Трилистника» я сразу увидел две машины, стоящие рядом с баром. Одну из них узнал сразу – это был «Кадиллак» Мюррея, вторая, черный «Паккард», мне была неизвестна. Войдя в бар, я застал хозяина «Кадиллака» болтающим за стойкой с Сэмми. За столиком у самой двери сидел незнакомый мне парень. Увидев меня, он сразу подобрался. По его поведению нетрудно было понять, что тот телохранитель, а когда увидел в глубине зала Хайми Вайсса, перелистывающего газету, то сразу понял, кого привез «Паккард». Несмотря на свое прозвище, Вайсс евреем не был, а поляком. Этот человек был наполовину гангстером, наполовину бизнесменом. Его вообще отличал деловой подход ко всему. Жесткий, хладнокровный и расчетливый человек, он без колебаний нажимал на спусковой крючок, но только тогда, когда это действительно было необходимо. Насколько я о нем слышал, он всегда сначала пытался улаживать острые вопросы путем переговоров. Он договаривался с конкурентами, налаживал связи с полицией и городскими властями. Я видел его раньше, но только один раз. Только успел подумать, что за дела его сюда привели, как тот оторвался от газеты и махнул мне рукой. Подойди! Сердце застучало, и я понял: день, который я ждал, наступил.

Наш разговор состоялся в задней комнате бара. Вайсс спрашивал меня, а я отвечал. Кто я, откуда родом и тому подобные вопросы. Это выглядело так, словно я пришел устраиваться на работу и теперь беседовал с менеджером. Когда я сказал Хайми об этом, он рассмеялся и сказал:

– Ха-ха-ха! В точку, парень! Только теперь ты будешь работать не на Сэмми, а на Дэнни! Ха-ха-ха!

Потом снова были вопросы, но самым неожиданным стал последний вопрос:

– Как ты догадался, что лежит на дне саквояжа?

Вопрос был более чем странным, но я на него ответил прямо и откровенно:

– Не догадался. Просто показалось странным, что старые грязные тряпки засунули в саквояж, а потом спрятали на верхнюю полку. Нет смысла. Вот я и пошарил на самом дне.

– Хм. Любой другой на твоем месте вряд ли обратил свое внимание на подобные мелочи. М-м-м… Похоже, у тебя в голове что-то есть, – некоторое время он молчал, что-то обдумывая про себя, а потом сказал: – Вставай, поедем к О’Бэниону. Пришло время тебя ему представить.

Несмотря на то что меня официально приняли в банду, я все еще продолжал оставаться человеком на испытательном сроке, если говорить современным языком. Наверно, поэтому следующим местом стала работа охранника склада, где хранились тайные запасы алкоголя. Если говорить честно, я был рад подобной работе. Мне хотелось забыть, выкинуть из памяти то, что произошло в тот вечер в подвале под баром, но прошло какое-то время, кошмары исчезли, а воспоминания сначала потускнели, а затем растворились без следа. На свой девятнадцатый день рождения, помимо других подарков, я получил еще один. Насколько неожиданный, настолько желанный подарок. Я стал получать тридцать долларов в неделю, что являлось месячным заработком неквалифицированного рабочего на стройке, и уже на следующий день я переехал из дома, где снимал квартиру, в сравнительно приличную гостиницу, после чего сделал модную стрижку, а еще через пару недель купил себе новый костюм, фасонистую шляпу и подмышечную кобуру. Если раньше я старался жить по средствам, то теперь меня словно подменили. Вместе с Джеком или с кем-нибудь из парней раз в неделю посещал дорогой ресторан или варьете, где под бойкие песенки любовались стройными ножками танцовщиц. Тогда же познакомился с симпатичной танцовщицей в одном из клубов, со временем ставшей моей девушкой. Нередко участвовал в вечеринках в баре Сэма с виски и пивом. Обмывали все: начиная с покупки новой машины и кончая днем рождения. Колесо удовольствий раскручивалось все сильнее. Наверно, я старался наверстать все упущенное мною за те четыре с половиной месяца нищеты, голода и унижений. Скоро денег стало катастрофически не хватать, и я понял, что если не приведу свою жизнь в порядок, то стану похожим на Джека, который не вылезал из долгов. Первое время мои приятели удивлялись столь резкой перемене, но со временем привыкли. Как привыкли к тому, что я не хожу в кино, на премьеры новых фильмов. Мне как-то хватило десяти минут просмотра, чтобы понять: лет через десять, не раньше, я смогу получить хоть какое-то удовольствие от кинематографа. Взамен я нашел себе новое увлечение: листать каталоги различных товаров. Над ними хорошо мечталось.

Вот и сегодня, по случаю выходного дня, я зашел в аптеку, расположенную в пятидесяти метрах от гостиницы, где жил. Обычно меня обслуживал сам хозяин, старый Тимоти Уайлер. Особенно мне нравились его бутерброды с копченым мясом. Помимо бутербродов и мороженого с напитками, он приторговывал дешевыми книжками с бумажными обложками. Потрепанная книжка стоила у него пять центов, новая – десять центов. Как-то раз, от нечего делать, я перебирал старые книжки и случайно обнаружил среди них каталог с недвижимостью. Меня он заинтересовал, и я с увлечением листал его до тех пор, пока не услышал легкое покашливание владельца аптеки. С трудом оторвавшись от описания дома из шести комнат стоимостью в четыре тысячи долларов, я посмотрел на Уайлера. Тот перевел взгляд на каталог, а потом выразительно посмотрел на меня. Усмехнувшись, я выложил на стойку пять центов. Хозяин ловко смахнул их с прилавка и спросил, не хочу ли я еще чего-нибудь. Отрицательно качнув головой, я продолжил листать каталог, только изредка отрываясь от картинки с понравившимся мне домом и мечтая о том времени, когда я смогу позволить себе такое жилье. Старик Уайлер, заметив мой интерес, понял, что на этом сможет немного заработать, поэтому спустя несколько дней у него появились новые каталоги.

Сегодня старика не было, а вместо него за прилавком стоял парнишка, лет пятнадцати, в белом фартуке. Заказав пару бутербродов с мясом и стакан фруктовой воды, я подошел к полке с книгами, но новых каталогов не было, поэтому я снова вернулся к стойке. Некоторое время, наблюдая за мальчишкой, сортировавшим пузырьки с лекарствами на полке, я вдруг неожиданно вспомнил, что когда-то хотел устроиться на подобную работу.

«Ведь и я мог так стоять. Нормальная работа. Потом, со временем, и свой магазин мог открыть. Вон старик Уайлер работает и не жалуется. Мечты, мечты, где ваша сладость? Ушли мечты, осталась гадость! Так и у меня. Осталась работа гангстера. Осуществилась мечта идиота. Впрочем, с какой стороны смотреть. Сейчас я имею больше сотни в месяц, а этот парень в лучшем случае получает свои жалкие двадцать пять баксов. Вместе с указаниями и упреками хозяина. Да пошла такая работа к черту!»