Виктор Сенча
Григорий Распутин. Россия под гипнозом

 
Это я плясал перед царским троном
В крылатой поддевке и злых сапогах.
Это я зловещей совою влетел в Романовский дом,
Чтоб связать возмездье с судьбою
Неразрывным красным узлом,
Чтоб метлою пурги сибирской
Замести истории след…
Зырянин с душою нумидийской
Я – родной мужицкий поэт.
 

Николай Клюев

Глава I

…Укоряемы – благословляйте, гонимы – терпите, хулимы – утешайтесь, злословимы – радуйтесь.

Св. Серафим Саровский

…Откуда он появился, этот Распутин, и почему так близко приблизился к Трону? Ведь далеко не всякий князь был вхож не только к Романовым, но и в ближайшее окружение императора. А тут сибирский мужик, крестьянин – и прямиком в царские покои. Чудеса – да и только! Явившийся в столицу с рублём в кармане, очень скоро он станет ворочать миллионами! Действительно – чудеса…

Однако не бывает чудес без жизненной подоплеки, а потому любому чуду предшествуют определённые обстоятельства. И такие обстоятельства у Романовых действительно имелись.

Уже само восшествие на Трон в 1896 году показалось цесаревичу Николаю неким актом из шекспировской трагедии. Так, во время коронации императора Николая II, когда Александре Фёдоровне прилаживали корону к прическе, сильно (до крови) укололи заколкой. А после коронационного шествия у монарха внезапно оборвалась цепь ордена Андрея Первозванного, и орден упал наземь!

Но ещё до этого, когда новоявленный император 17 января 1895 года впервые предстал перед своими подданными, произошла досадная заминка. Всё шло своим чередом, пока Николай не обратился к присутствующим с заученной накануне речью. То ли срывающийся фальцет неуверенного в себе вчерашнего цесаревича, то ли уступавший в осанистости отцу внешний вид Николая привели к лёгкому замешательству среди слушателей. Кончилось тем, что золотое блюдо с хлебом-солью, находившееся в руках одного из представителей местного дворянства, вдруг, рухнув, со звоном покатилось, опрокинув и душистый хлеб, и золотую солонку с солью…

Пиком нехороших примет явились коронационные гуляния на Ходынском поле в Москве, вылившиеся в чудовищную давку, в результате которой погибли сотни человек.

День 9 мая, к восторгу публики, выдался на редкость тёплым и солнечным. По Высочайшему волеизъявлению был устроен праздник для народа – гуляния на Ходынском поле. Планировалось, что допуск на Ходынку будет осуществляться через проходные буфеты, где каждому гарантировался памятный подарок – бумажный куль с пряниками и прочими сластями, колбасой, фунтовой сайкой. Туда же прилагалась эмалированная кружка с изображением Августейшей пары и программа праздника, который должен был закончиться в восемь вечера пышным фейерверком на Воробьёвых горах.

За дармовыми пряниками с подарочной кружкой народ потянулся к Ходынке загодя. Каждый, как правило, приводил с собой всю семью, за исключением разве что немощных стариков. «Подтянулось» никак не меньше полумиллиона человек. Ближе к 10 часам утра, когда должны были раздаваться подарки, толпы вновь прибывавших людей стали теснить пришедших до них. Однако злосчастные проходные буфеты никак не открывались. Началась давка, быстро превратившаяся при таком стечении народа в кровавое месиво. (В Ходынской давке погибло 1 389 человек.)

Тем не менее коронационные мероприятия в Москве продолжались три недели. В день отъезда Романовых из Первопрестольной, на том же самом Ходынском поле новым императором Николаем II был проведён смотр войск. Вокруг по-прежнему теснилось много народа, и вновь, приветствуя молодого монарха и Семью, все восторженно кричали «ура!». О произошедшем здесь недавно уже никто не вспоминал.

«…Весь жизненный путь Николая II отмечен неумолимым роком, – писал князь Феликс Юсупов. – И не только на внешних событиях жизни и царствования Государя, но и на ^[6]душе как бы лежала печать обречённости. Могла ли у человека, смиренно покорившегося своей судьбе, развиться твёрдая воля и непреклонная решимость, не знающая колебаний и отступлений? И не зародились ли в его душе сомнения в те дни коронационных празднеств, когда торжественный путь молодого Царя, приехавшего в древнюю столицу получить благословение Церкви на свою державу, было покрыто изуродованными трупами его подданных, погибших в нечаянной и жуткой катастрофе Ходынки?»^[7]

Но был ещё один случай – странный эпизод, названный кем-то «мистическим ужасом». Об том вспоминали позже и Шульгин, и Головин, и даже Родзянко.

Произошло же вот что. Как-то ранним мартовским утром, незадолго до открытия очередного заседания II Государственной Думы, в номере гостиницы «Европейская» раздался телефонный звонок. Трубку поднял вновь избранный председатель Думы Ф. А. Головин.

– Слушаю вас…

– Прошу прощения, уважаемый Фёдор Александрович. Барон Остен-Сакен. Произошла катастрофа…

По мере того, как думский глава выслушивал начальника охраны Таврического дворца, лицо его, ещё минуту назад такое безмятежное-сонное, становилось багровым. Как стало известно, случилось серьёзное происшествие: в зале заседаний Думы… рухнул потолок.

«Картина была потрясающая, – вспоминал Головин. – Вся штукатурка, толстая и тяжелая, рухнула с высоты восемнадцати аршин (двенадцати метров), поломав и исковеркав по дороге люстры. Она легла двумя громадными пластами на левую и правую стороны полукружья с пюпитрами членов Думы. Если бы эта катастрофа случилась несколькими часами позже, то убитых и изувеченных членов Думы была бы масса. Судя по тому, чьи пюпитры были разбиты, можно предположить, что уцелели бы те члены Думы, которые сидели в центре, а более всего пострадали бы депутаты, занимавшие места на флангах».

Произошло это… 2 марта 1907 года – ровно за 10 лет до настоящей Катастрофы.

Известный думский лидер правых Василий Шульгин, рассказывая об этом позже, подведёт жирную черту: ^[8]«…Рок уже распластал над всеми нами свои зловещие крылья. Этот маленький обвал потолка был ведь только предзнаменованием величайшего крушения. Царская корона упала на Государственную Думу, пробила купол Таврического дворца, похоронила народное представительство, а заодно и тысячелетнюю империю»^[9].

«Analis pater, talis filius, – когда-то ораторствовал мудрый римлянин Сенека. – Каков отец, таков и сын», – обличал он врагов и подбадривал юные дарования. И, словно в доказательство сказанному, всегда оказывался прав.

В чём кроется трагизм последних Романовых? Быть может, в полной несхожести характеров Александра III и его сыновей? Иль всё-таки в той самой «революционной ситуации», к которой после смерти Александра оказался не готов ни один из Романовской династии? Возможно, не умри так рано изощрённый в интригах ещё не старый император, всё сложилось бы совсем иначе, и «на обломках самовластья» не пришлось бы вписывать чьи-то имена. Наверное, так оно и было бы – что, однако, далеко не факт.

Складывается впечатление, что Николаю действительно было далеко до своего именитого отца-«миротворца». Хотя я могу и ошибаться. Зато Сенека – нет. Сенека ошибся лишь единожды – когда взрастил Нерона – дитя, сумевшего сгубить взрастившего его…

* * *

В 1904 году в Августейшем семействе, наконец-то, родился наследник – долгожданный сын после четырёх рождённых до этого Александрой Фёдоровной дочерей. Радость в империи была превеликая, причём ликовала не только вся Императорская Фамилия, спешившая поздравить счастливых родителей, но и простой русский народ.

К сожалению, радость оказалась преждевременной: вскоре выяснилось, что цесаревич Алексей неизлечимо болен. Страшный и таинственный ген редкой болезни – гемофилии, – унаследованный ребёнком от немецких родственников своей матери, очень быстро стал проявлять свои губительные свойства. Небольшая ранка и крохотная ссадина из-за плохой свёртываемости крови обильно кровоточила, причём кровотечения было трудно остановить. Всё это сопровождалось сильными болями. В результате, любой день и час для маленького Алексея мог стать последним. Он рос слабым и болезненным, с трудом ходил, из-за чего даже в восьмилетнем возрасте ослабленного подростка носил на руках специально приставленный к нему дядька-матрос Деревенко (боцман с императорской яхты «Штандарт»).

Здесь позволю себе кое-что пояснить.

Начиная с XIX века, жёнами российских монархов, по большей части, были немецкие принцессы, и с каждым новым поколением русской крови в жилах цесаревичей становилось всё меньше и меньше. Достаточно сказать, что из одного только гессенского Дармштадтского замка на российском Троне побывало три немецких принцессы: Августа-Вильгельмина-Луиза (Наталья Алексеевна, жена Павла I), Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария (Мария Александровна, жена Александра II) и Алиса Виктория Елена Луиза Беатриса (Александра Фёдоровна, жена Николая II).

А началось всё с дочери Петра Великого (старшей сестры императрицы Елизаветы) Анны Петровны, сын которой от брака с герцогом Гольштейн-Готторпским Карлом Фридрихом – Карл Петер Ульрих – в январе 1862 года взошёл на российский престол под именем Петра III. Ничего удивительного, что его жена тоже оказалась немкой, да не абы какой, а принцессой Ангальт-Цербстской. После убийства своего мужа бывшая принцесса София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская, принявшая православие под именем Екатерины Алексеевны, станет императрицей Екатериной II.

Так что сын Петра III и Екатерины II – император Павел I – уже являлся, по сути, истинным немцем. Его первой женой, как уже было сказано, была принцесса Гессен-Дармштадтская Августа-Вильгельмина-Луиза (в православии – Наталья Алексеевна); второй – принцесса Вюртембергская София Мария Доротея Августа Луиза (Мария Фёдоровна). Двое из десяти детей от второй жены (первая оказалась бездетной) станут императорами – Александр и Николай. ^[10]

Александр Павлович (Александр I) женится на Баден-Баденской принцессе Луизе Марии Августе (Елизавете Алексеевне); Николай Павлович (Николай I) выберет в жёны Прусскую принцессу Фредерику Луизу Шарлотту Вильгельмину (Александру Фёдоровну).

Впрочем, тесная семейная связь между Романовыми, Гогенцоллернами и прочими германскими ветвями прослеживается не только по правящей линии: на рубеже XVIII–XIX веков аналогичная ситуация сложилась и вокруг Трона. Один из сыновей Павла I, Константин, был женат на Саксен-Кобург-Заальфельдской принцессе Юлиане Генриетте Ульрике (Анне Фёдоровне); а младший, Михаил, – на Вюртембергской принцессе Фредерике Шарлотте Марии (Елене Павловне).

Не отставали от братьев и дочери Павла I. Александра Павловна была выдана замуж за эрцгерцога Австрийского Иосифа Антона Иоганна Габсбург-Лотарингского; Елена Павловна – за герцога Мекленбург-Шверинского Фридриха Людвига; Мария – за герцога Саксен-Веймарского Карла Фридриха, а Екатерина – за принца Ольденбургского Георга Петра. И лишь принцесса Анна выберет в мужья не истинного немца, а голландца – короля Нидерландов Виллема II.

Первой супругой императора Александра II (сына Николая I) будет Гессенская принцесса Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария (Мария Александровна), один из сыновей которой, Александр (будущий Александр III), позже наследует престол. Супругой же Александра III станет Датская принцесса Мария София Фредерика Дагмара (Мария Фёдоровна). Последняя – мать Николая II, женившегося на Гессен-Дармштадтской принцессе Алисе Виктории Елене Луизе Беатрисе (Александре Фёдоровна).

Такой вот вкратце расклад.

В свете нашего повествования нам следует запомнить следующее. Мария Фёдоровна (Дагмара) являлась родной сестрой жены английского короля Эдуарда VII. Именно поэтому сын последней – английский король Георг V – по материнской линии был кузеном (двоюродным братом) российского императора Николая II, а по отцовской – германского Вильгельма II. Мало того, Николай II являлся праправнуком прусского короля Фридриха Вильгельма III, а Вильгельм II – был его правнуком. Из всего этого следует, что русский царь приходился германскому королю кровным родственником. Правда, не ближайшим, а вода на киселе: троюродным племянником. Тем не менее.

Разгадка того, что рядом с российским императором непременно оказывалась немецкая принцесса (как исключение – датская принцесса Дагмара, супруга Александра III) достаточно проста. На первый взгляд может показаться – совпадение (ну, пусть любовь). Но то лишь – на первый взгляд. Копнув глубже, становится понятно, что всё далеко не так просто, и любовь тут, в общем-то, ни при чём. А если быть уж совсем точным, то главная причина – в вероисповедании.

Как бы ни был влюблён православный наследник в «заморскую» принцессу, если та была француженкой, испанкой или, скажем, итальянкой, шансов увести сердцеедку под венец у него почти не было. А всё потому, что та являлась католичкой. Для брака российского наследника было важно, чтобы не было нарушено обязательное условие, внесённое ещё императором Павлом в начертанном им «Законе о престолонаследии», которое определяло, чтобы монарх был православного вероисповедания. Под венец, таким образом, можно было идти лишь с человеком единой веры. Следовательно, если избранница оказывалась иного вероисповедания, ей волей-неволей приходилось принимать православие. Вот тут-то и начинались основные трудности.

Чтобы перейти из католичества в другую веру, необходимо было заручиться разрешением Папы Римского. А какой Папа даст согласие отречься члену монаршей семьи от своей веры? Словом, Ватикан в таких случаях, оставаясь непреклонным, всегда был против. Зато, скажем, лютеранам (читай – немцам) согласия Рима не требовалось: всё решала семья и её родственное окружение. Но и без этого переход из одной веры в другую являлся для избранницы решительным и даже мучительным шагом (согласитесь, тогда были более набожные люди, нежели сегодня).

К слову, и упомянутая нами датская принцесса Дагмара до замужества была лютеранкой. Однако, приняв в России православие, стала великой княжной Марией Фёдоровной Романовой. Всё объяснимо, не правда ли?

* * *

При всех характеристиках императора Николая II, данных ему друзьями и недругами, с одной из них никак нельзя согласиться. «Он был безразличен, – писал о Николае генерал Врангель. – Он ничего и никого не любил…» Вот тут ошибался «чёрный барон», ещё как ошибался! Человек, о котором идёт речь, был не просто холоден и безразличен (титул обязывает, знаете ли), но и горячо любил, и был не менее страстно любим. Но всё по порядку…

Русскому императорскому роду Романовых на фоне прочих европейских монарших династий всегда было чем гордиться. Правивший Россией Петр Великий прорубал «окно в Европу»; другая Великая – Екатерина (пусть по крови далеко не Романова), – ещё более распахнув «окошко», расширила и укрепила российские границы «от моря и до моря». Дед нашего героя – Александр II «Освободитель» – скинул со своего народа вековые оковы (за что, правда, от того же народа жестоко поплатился); а отец Николая – Александр III, названный благодарными современниками «Миротворцем», – с упоением освобождал угнетённые европейские народы.

Зато Николаю Александровичу Романову, или императору Николаю Второму, в отечественной истории долгие годы суждено было несправедливо оставаться… Николаем Кровавым. Потом несправедливость всё же устранят, и последний свергнутый российский император Священным Синодом будет причислен к лику Святых. Но до сих пор, спустя столетие, Николай II воспринимается потомками либо Кровавым, либо Святым – в зависимости от шаткого людского мировоззрения. И хотя зверски казнённого вместе с семьёй императора назвать, кроме как Мучеником, язык не поворачивается, спорить не будем: рано или поздно История всё расставляет по своим местам (впрочем, уже расставила).

А пока суд да дело, скажем откровенно: из всех причисляемых Николаю достоинств и недостатков наивысшего успеха этот человек достиг не на поле брани или политических баталиях, а… в собственной семье, оставшись в памяти современников прекрасным сыном, мужем и отцом. Вот и получается, что свергнутый монарх по прихоти судьбы оказался отнюдь не Великим или Миротворцем: Николаю Второму суждено было стать… Николаем Влюблённым (некоторые называют его менее романтично: Семьянином). Таким он заступил на престол, таким он правил огромной Империей и таким же лицом к лицу встретил чекистскую пулю.

Супружеская переписка Николая и Александры в годы Мировой войны – вполне зрелых людей, в семье которых росло пятеро детей, – полна нежно-любовных эпитетов, свойственных лишь шестнадцатилетним трепетным сердцам. «Мой милый», «голубчик», «моё сокровище», «бесценный мой», «ангел дорогой» – вот лишь краткий перечень любовного словесного потока, которым осыпает далеко не молодая императрица своего супруга. «Душка-жёнушка», «моё возлюбленное солнышко», «моя возлюбленная», «душка-солнышко» – пишет в ответ внешне сдержанный Николай, сильно тоскующий по семье и «ненаглядной Аликс» (так называл супругу Николай).

Возможно, после Николая Александровича и не было больше на Троне подобных влюблённых людей, настолько преданных своей семье. Великих и могущественных, скупых и щедрых, скудоумных и одарённых – любых на выбор; а вот страстно влюблёнными в браке не могли похвастать ни праздный французский Версаль, ни чванливый дворец Сан-Суси, ни мрачный лондонский Виндзор.

Свою будущую невесту, юную немецкую принцессу Алису-Викторию Гессен-Дармштадтскую, цесаревич Николай Романов впервые увидел, когда ему едва исполнилось шестнадцать – самый возраст для пылкой и романтической любви. И он влюбился. В белокурую, с густыми вьющимися волосами принцессу нельзя было не влюбиться – тем более, когда тебе шестнадцать. Николай полюбил всем сердцем, способным на искреннюю платоническую любовь. Правда, его избраннице было тогда лишь двенадцать, но и её смутил юный наследник с такими трепетными «глазами газели». Ну что же, решил про себя влюблённый Ники-Ромео, подожду. И… обязательно добьюсь своего!

Когда через пять лет он попросит у отца благословение на брак, против потерявшего от любви голову Николая уже ополчится вся Семья: куда, мол, спешить, принцесс в Европе – пруд пруди, сыщется познатнее, да и побогаче. Взять ту же принцессу Орлеанскую: красавица и мягкого нрава. Ну чем, скажи-ка, не невеста?! А что Алиса? «Деревянная, холодные глаза», да и вообще… «будто аршин проглотила»…

К удивлению именитых родителей, в любви Николай оказался непоколебим. «Моя мечта – когда-нибудь жениться на Аликс Г. …Я почти убежден, что наши чувства взаимны», – запишет в своём дневнике мучимый приятной грустью цесаревич декабрьским вечером 1890 года.

Но со стороны принцессы против неугодного брака выступила сама «бабушка монаршей Европы» британская королева Виктория, родная бабка Алисы по матери, во дворце которой воспитывалась принцесса. Подумаешь, Николай! Да мы для нашего «Солнечного Лучика» (именно так именовали в Букингемском дворце всеобщую любимицу Алису) найдём кое-кого и получше! И не только среди «русаков» и «пруссаков»…

Как водится в таких случаях, начались подковерные интриги и каверзы – словом, хоть плачь. Плакать, кстати, никто не собирался: именно тогда в жизни Николая появилась Матильда Кшесинская (наивный, он и не догадывался, что балерина впорхнула в царскую форточку лишь после того, как её ловко приоткрыл сам отец-император).

Но Любовь победила! Мало того, эта Любовь пройдёт через всю их жизнь некой особенной линией, разделившей Николая-государственника (серьёзного, слегка растерянного и несколько неуверенного в себе) от Николая-семьянина (любящего, счастливого и очень чувствительного). И из этих двух Николаев, отличавшихся, как небо от земли, он предпочтёт второго – семьянина. И действительно, что бы ни происходило вокруг, в первую очередь, он всегда будет думать только о Семье – матери, жене, детях.

Мягкий по натуре, Николай, в отличие от отца, хорошо музицировавшего на виолончели, этому неуклюжему и гулкому инструменту предпочтёт лёгкую и нежную скрипку, игра на которой будет приводить супругу в восторг. Восстания, революции, войны – ничто, казалось, не трогало императора: он был поглощён… Алисой и собственной семьей.

* * *

Тихое семейное счастье, ненадолго поселившееся в семье Романовых с рождением Наследника, постепенно уступило место постоянному страху за его жизнь, нервозности отца и истеричности матери. Именно тогда в Петербурге и появляется сектант-хлыст из далёкой сибирской глубинки Григорий со странной фамилией Распутин.

Григорий Ефимович Распутин (Новый, Новых; 1869–1916) родился в селе Покровском Тюменского уезда Тобольской губернии. Так, в материалах переписи населения от 1 января 1887 года обнаружено следующее: «…Якова Васильева Распутина второй сын Ефим 44-х лет, дочь его Феодосия 12-ти лет, Ефима сын Григорий 17-ти лет…»^[11]

Его отец, Ефим Яковлевич Распутин, несмотря на перешёптывания сельчан, что «шибко пил водку», слыл мужиком прижимистым. У «Ефимки» был огромный восьмикомнатный дом, восемь лошадей и двенадцать коров – для сибирской глубинки вполне справное хозяйство.

Из скудной «автобиографии» Распутина известно, что с 15 до 28 лет он страдал энурезом (ночным недержанием мочи) и бессонницей. «Вся жизнь моя была болезни, – вспоминал сам Распутин. – Медицина мне не помогала, со мной ночами бывало, как с маленьким: мочился в постели»^[12].

Поговаривали, будто от хворей Гришутку избавил сам Симеон Праведный Верхотурский.

Однако, когда повзрослел, выяснилось, что ни для семьи, ни для крестьянского нелёгкого труда он оказался непригодным. Уехав в Тобольск, устроился там гостиничным половым; потом женился на служанке Прасковье, родившей ему шестерых детей. Однако трое первых младенцев умерли вскоре после рождения. Выжили только сын и две дочери. Но жить с семьёй показалось скучно. Другое дело – странствовать: по монастырям, святым местам, епархиям, городам и весям… Дважды ходил в Иерусалим.

«Никому не подчиняться, ни в каком постоянном труде не участвовать, ни перед кем и ни за что не отвечать, но в то же время судить обо всем, учить всех, вмешиваться во все дела, предсказывать все, что имеет быть, и всем давать свои поручения – вот жизненный идеал, который привлекает очень многих. И этот идеал в полной мере воплощен в Распутине»^[13], – писал о нем епископ Дионисий (Алферов).

Из воспоминаний князя Ф. Юсупова:

«Сперва водит дружбу с полуграмотными дьячками и причетниками, потом завоевывает иереев и игуменов. Эти тоже видят в нем «посланника Божия». А дьяволу того и надо. В Царицыне он лишает девственности монахиню под предлогом изгнания бесов. В Казани замечен выбегающим из борделя с голой девкой впереди себя, которую хлещет ремнем. В Тобольске соблазняет мужнюю жену, благочестивую даму, супругу инженера, и доводит ее до того, что та во всеуслышанье кричит о своей страсти к нему и похваляется позором. Что ж с того? Хлысту все позволено!.. Слава «святого» растет не по дням, а по часам. Народ встает на колени, завидев его…

Распутин оказался хитер и дальновиден: не скрывал своего крестьянского происхождения. «Мужик в смазных сапогах топчет дворцовый паркет», – скажет он сам про себя. Но карьеру он делает не на лести, отнюдь. С государями говорит он жестко, почти грубо и тупо – «голосом земли русской». Морис Палеолог, в ту пору посол Франции в Петербурге, рассказывал, что, спросив одну даму, увлечена ль и она Распутиным, услышал в ответ: «Я? Вовсе нет! Физически он мне даже и мерзок! Руки грязные, ногти черные, борода нечёсана! Фу!.. А все ж он занятен! Он натура пылкая и художественная. Порой очень красноречив. У него есть воображение и чувство таинственного… Он то прост, то насмешлив, то страстен, то глуп, то весел, то поэтичен. Но притом всегда естествен. Более того: бесстыден и циничен поразительно»…»^[14]

Итак, в дождливый Петербург будущий «старец» явился оборванным и босым, остановившись в убогой монастырской гостинице. На его счастье, странника заметил епископ Гермоген (Долганёв), приблизивший Григория.^[15]

Обладая большой силой, данной ему природой, и владея некоторыми приёмами гипнотического внушения, Распутин быстро заставил заговорить о себе весь столичный бомонд как о «пророке», способном, благодаря «особому умению» избавлять от болезней и порчи. Слухи исходили, в основном, от женщин обеспеченных, весьма экзальтированных и склонных к истерикам.

Богатырём, конечно, «старец» не был, но гипнозом, надо думать, владел в совершенстве. Именно глаза выдавали в нём незаурядную личность.

«Одет Распутин был в длинную русскую рубаху, штаны заправлены в высокие сапоги, поверх рубахи – какой-то полукафтан, полузипун, – вспоминал о царском фаворите бывший флигель-адъютант императора Н.П. Саблин. – Производила неприятное впечатление неопрятная, неровно остриженная борода. Был он шатен, с большими светлыми, очень глубоко сидящими в орбитах глазами. ^[16]Глаза были чем-то не совсем обыкновенные. В них «что-то» было. …Когда в 1912 году царская семья была в Ялте, я попросил священника, бывшего на яхте, пойти и поговорить… с Распутиным. Он был, говорил. И вынес то же отрицательное впечатление. В частности, священник тоже обратил внимание на глаза Распутина, сказав: «У него в глазах что-то есть»…»^[17]

Князь Ф. Юсупов:

«Конечно, Распутин обладал гипнотической силой. Министр Столыпин, открыто боровшийся с ним, рассказывал, как, призвав его однажды к себе, чуть было сам не попал под его гипноз: «Он вперил в меня свои бесцветные глаза и стал сыпать стихами из Библии, при этом странно размахивая руками. Я почувствовал отвращение к проходимцу и в то же время очень сильное его на себе психологическое воздействие. Однако я овладел собой, велел ему замолчать и сказал, что он целиком в моей власти»…»^[18]

«Единственный раз, когда мне удалось столкнуться с Распутиным и обозреть его на близком расстоянии, – вспоминал князь А.Д. Голицын, – имел место в поезде, в коридоре вагона первого класса, в котором я возвращался из Крыма в Харьков. Я вышел из своего купе и увидел странную фигуру, одетую необычайно для публики вагона первого класса, стоящую лицом к окну и созерцающую ландшафты, мелькающие перед ним. Одет он был в чёрную длиннополую косоворотку поверх шёлковой русской рубашки со стоячим воротником, конечно, без галстука. На ногах у него были высокие лакированные сапоги бутылками, а волосы, зачёсанные назад и, по-видимому, смазанные елеем, ниспадали на затылок, как у лиц духовного звания. Когда он повернулся в мою сторону, меня поразили его глаза. Стальной, острый взгляд его пронизал всё моё существо. У меня тотчас мелькнула мысль в голове: это, наверное, Распутин. Моё предположение подтвердилось»^[19].

Вот ещё одно воспоминание очевидца:

«Распутин сидел в столовой, между двумя девушками, это были его дочери… Глаза… я физически помню это ощущение… глаза впились в меня. Стол был в цветах, напротив сидела молоденькая беленькая Муня – Мария Головина, фрейлина императрицы. Все время звонили и приезжали. Приезжали женщины. Муня бегала открывать дверь с усердием служанки. Потом он сказал ей: «Пиши». И стал говорить. Все было – о кротости, о душе. Я пыталась запомнить и потом, придя домой, даже записала, но это было уже не то. А тогда у всех зажглись глаза… это был неизъяснимый поток любви… Я опьянела»^[20].

Феликс Юсупов-младший познакомился с Распутиным в 1909 году, когда обратился к «старцу» по довольно щепетильному делу: князь рассказал «знахарю» о своих гомосексуальных наклонностях. Григорий Ефимович за лечение взялся со знанием дела, проводя беседы и гипнотические сеансы. Не ограничившись только этим, он делал замысловатые пассы и даже укладывал пациента через порог.

Вспоминая о впечатлении, оказанном на него Распутиным во время одного из таких сеансов, Юсупов писал:

«…«Старец» уложил меня на канапе. Потом, проникновенно глядя мне в глаза, стал водить рукой по моей груди, голове, шее. Опустился на колени, положил руки мне на лоб и зашептал молитву. Наши лица были так близко, что я видел только его глаза. Он оставался так некоторое время. Вдруг вскочил и стал делать надо мной пассы.

Гипнотическая власть Распутина была огромна. Я чувствовал, как неведомая сила проникает в меня и разливает тепло по всему телу. В то же время наступило оцепененье. Я одеревенел. Хотел говорить, но язык не слушался. Потихоньку я погрузился в забытье, словно выпил сонного зелья. Только и видел пред собой горящий распутинский взгляд. Два фосфоресцирующих луча слились в огненное пятно, и пятно то близилось, то отдалялось. Я слышал голос «старца», но не мог разобрать слов.

Я лежал так, не в силах ни крикнуть, ни шевельнуться. Только мысль оставалась на воле, и я понимал, что исподволь оказываюсь во власти гипнотизера. И усилием воли я попытался гипнозу сопротивляться. Сила его, однако, росла, как бы окружая меня плотной оболочкой. Впечатленье неравной борьбы двух личностей. Все ж, понял я, до конца он меня не сломил. Двигаться, однако, я не мог, пока он сам не приказал мне встать»^[21].

О «распутинском гипнотизёрстве» можно судить хотя бы по следующей записи в дневнике историка С. Мельгунова:

«Вчера проф. Яроцвий рассказывал о своей знакомой. Ей нужно было видеть Распутина. Позвонила по телефону и была принята. Распутин привел ее в спальню. «Ну, раздевайся». Ошарашенная, она вырывается из объятий старца. «Не хочешь? Так зачем же ты пришла? Не хочешь, не надо, но смотри, приходи в 10 час. веч.». Дама эта потом поехала обедать в ресторан с мужем и знакомым доктором. К 10 час. веч. она стала проявлять сильное беспокойство и, наконец, заявила, что поедет к Распутину. Никакие уговоры не действовали. Доктор ее загипнотизировал – так только удалось отклонить ее от свидания с Распутиным»^[22].

Да, Распутин действительно был гипнотизёром. Впрочем, это являлось отнюдь не единственным качеством его чудодейственной силы.

* * *

Считается, что путь к Романовым «старцу» открыла ближайшая подруга императрицы и дочь главноуправляющего Собственной Его Императорского Величества Канцелярии Александра Танеева – фрейлина Анна Вырубова. Однако правильнее было бы сказать – сблизила, непосредственно введя мужика туда, где ему никак не следовало быть: в Царские покои.

Феликс Юсупов:

«Анна Вырубова, фрейлина и наперсница царицы, очень скоро стала Распутину подругой и союзницей… В 1903 году она стала императрицыной фрейлиной, а четырьмя годами позже вышла замуж за морского офицера Вырубова. Венчали их с большой помпой в царскосельской дворцовой церкви. Государыня была свидетельницею при свадебной церемонии. Несколько дней спустя она захотела представить Анюту «старцу». Благословляя новобрачную, Распутин сказал: «Не быть твоему браку ни счастливым, ни долгим». Предсказанье сбылось.

Молодые поселились в Царском близ Александровского дворца. Однажды вечером, вернувшись домой, Вырубов обнаружил, что дверь заперта. Сказали ему, что у жены его в гостях государыня и Распутин. Он дождался их ухода, вошел в дом и устроил жене бурную сцену, ибо накануне строго-настрого запретил ей принимать «старца». Говорят, что и побил он ее. Анюта выбежала из дома и бросилась к императрице, умоляя защитить от мужа, который, кричала она, ее убьет. Вскоре состоялся развод… Государыня защищала Анну. Распутин не зевал и сумел подчинить себе государынину подругу. И впредь она стала послушным его орудием»^[23].

Из показаний на допросе в 1917 году Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства бывшего начальника Санкт-Петербургского охранного отделения генерала А. Герасимова: ^[24]