Виктор Новиков
Про Фрола
– Как звать-то тебя?
Фрол назвался.
– Так-так, – кивает старичок, – Степанов сын. Коли здесь ты, судить-рядить тебя буду… Они вон просят! – И на зверье головой качает.
Озирается Фролка. Звери-птицы с гадами, какие есть поблизости – а много их, наши и не наши – головы к нему свернули, смотрят на него неласково, люто. Точно съели бы, будь их воля, склевали, косточки в пыль размололи…
Душа Фролкина к пяткам ушла, язык заплетается, лепечет:
– Да я, да я…
Вздыхает старик:
– Скажи им, Фролушко… Не охотился ты в срока, когда детки у них малые? Оставлял ли подранков? Сети из реки забывал достать? Давил небось гадов лесных озорства заради?.. – Да просмотрел на Фролку как насквозь всего стеклянного.
Похолодел Фролка, вспоминая. Всяко бывало, разно.
– Н-нет, – лицом в стороны трясет.
Кругом засопело злобно, зашипело, в листве на деревьях закаркали, крылами хлопая. Шум-гам. Покивал старичок и дальше спрашивает:
– А с людьми как поступаешь?
Содрогнулась тут земля. То топнул ногою и вышел из племени турьего бык огромадный. Ростом в пол-леса, круторогий. Весь красный, как огонь вот в костерке, шкура, блестя, чищеной медью отливает.
Вышел, встал, копытом яму роет.
– Я скажу, – гудит бык, – как с людьми он поступает. Продал этот меня с матушкой-коровушкой крестьянину одному втридорога, деньги последние у того из кошеля вынул! За кафтан, мол, чересчур отдал, жадничал… А хозяин мой недолгий думал-думал, считал-колебался и, чтоб по миру не пойти, чтоб семья зимой с голоду не померла, за полцены нас мяснику продал!.. Да не спасет только их это!
Совсем расшумелись звери. Кажется, рев и клекот их громогласные не только в деревне родной Фролкиной – на седьмых небесах слышат.
Видит еще Фролка, как расступаются звери-елефанды, звери великие, как ползут меж их ногами медленно-медленно звери-коркодилы да прочие ящеры омерзительные, животы по земле волочат, пасти бездонные разевают… К нему, к Фролке!
А старичок сидит преспокоен. К иным зверям, помолчав, обращается:
– Что, – спрашивает, – волк-купец, медведь-боярин, с ним поделать рассудите?
– Воля твоя, – отвечают медведь и волк, из своих самые большие-набольшие, – а мы речем: съесть!
– Съесть! Съесть! – рычат и радуются братья их да остальные за ними.
– Я… – Во рту Фролки от такого пересохло. И решился он со страху на немыслимое: – Я… Я деньги отдам! – И по кошельку за пазухой бьет, отчего свист с шумом только крепчают. – Больше надо?.. Дома ешо есть!
Вздохнул тяжело старичок в ответ.
– Зачем, – смеется, – нам твои деньги, когда у льва-царя шуба золотая, у волка-купца серебряная… А мне ненадобно.
Коркодилы-звери к Фролке ближе и ближе подбираются, в пастях частых зубьев не счесть, а зубы все в три ряда – что ножи вострые! Трубит в гневе и зверь-елефанд, сам гора горой, наступит на Фролку, мокрого места не оставит!..
– За добро свое тогда, получается, радеешь? – спрашивает опять перепуганного вусмерть Фролку старичок. – К скоту своему, коему твоя забота положена, как относишься?
Расступилось племя конское, и выбежала оттуда дивная кобылица. Сильная, игривая, цвета жемчужного, хвост и грива до земли кольцами завиваются. Королям-амператорам с картин на такой ездить!..
– Ничего не скажу, – говорит кобылица, – но такой была бы я у хозяина хорошего!
Фролка только рот и раскрыл – не помнил уже, что у лошаденки его масть столь чудесная, всем на зависть!.. Лицо со стыда и досады что огонь в костре пылает.
Земля дрожит, трясется от гнева звериного. Проступают среди прочих звери вовсе людьми невиданные, неописанные, древние, допотопные, размером с города и страны-государства целые, ноги у них длинные, тонкие, шеи или хоботы бесконечны, вместо шерсти на шкурах цветы-травы колышутся. Тоже на Фролку злы…
