Виктор Ночкин
Свирель Гангмара

Глава 9

Около полудня Лукас, как обычно, закончил работу в монастыре. План обители постепенно дополнялся, обрастал пометками и пояснениями. Художник уже прикидывал, в какой последовательности он будет расписывать помещения, да сколько подмастерьев потребуется… Неплохая работа, тихая, спокойная. Лукас не любил трудиться на людях, а обитательницы монастыря стараются не показываться на глаза мужчине. Все, кроме настоятельницы, старательно избегают художника. Зато нудная и настырная горбунья одна могла испортить настроение, это Лукас уже понял.

Погруженный в раздумья, художник шагал по лесу и вдруг заметил, что стало темно. Лукас замер и машинально посмотрел вверх – неожиданно посеревшее небо было, тем не менее, чистым. Ни облачка – очень странно, куда девается солнечный свет? Художник с тревогой огляделся – вокруг было тихо, даже лесные птицы смолкли. Ни шороха, ни треска веток под лапами зверья. Лукас переступил с ноги на ногу, хворост зашуршал, почудилось художнику, оглушительно. Потом вдруг налетел ветер, заходили верхушки сосен над головой, заскрипели, зашуршали, сухо зашелестела листва… И тут же странный ветер донес новые шумы – грохот, хриплые вопли боли и отчаяния, звон и скрежет.

Лукас осторожно двинулся навстречу звукам. Что бы там ни происходило, он должен это увидеть! Художник шагал осторожно, стараясь держаться под прикрытием деревьев. А в лесу становилось все темней и темней. И крики слышались все явственней.

Первого покойника Лукас увидел, когда звуки боя, казалось, были еще далеко. Выглянув в очередной раз из-за толстой сосны, художник заметил руку с растопыренными судорожно искривленными пальцами. Покойник замер, прислонившись к стволу по другую сторону от мастера. Гвардеец в кольчуге и шлеме. Меч валяется рядом, а по отставленной руке медленно стекают багровые капли… Лукас осторожно прикоснулся к плечу солдата, покойник медленно сполз в кучу хвои у подножия ствола и, перевернувшись, завалился лицом вниз. Лукас подобрал меч и двинулся дальше. Пройдя несколько шагов, он обнаружил в кустах начальника пинедской стражи. Эдвар лежал на боку, под ним быстро растекалась темная лужа, кровь медленно впитывалась в мох и пожелтевшую хвою. Этот был жив. Увидев, что стражник пошевелился, Лукас подбежал к нему и рухнул рядом на колени.

Эдвар приподнял голову и прохрипел:

– Наших… на дороге… Ночь… Там Бэр… он… где Бэр?..

При каждом выдохе по морщинам изо рта солдата стекала кровь.

– Что? – растерялся Лукас. Сперва художник не понял, что стражник называет имя сержанта.

Но ответить было некому. Последний красный ручеек сбежал по щеке Эдвара и стражник затих. Лукас быстро оглядел тело – в спине, под левой лопаткой, торчал нож, всаженный по самую рукоять. Художник в ужасе отпрянул, побежал, не разбирая дороги… за кустами остановился, испугано озираясь по сторонам. Здесь было уже совсем темно, будто наступила ночь.

Лукас побрел в сумраке, изредка между деревьев мелькали какие-то фигуры, звенело оружие, кто-то надрывно орал… Ноги то и дело скользили в лужах крови, несколько раз попадались покойники – прислуга в добротных камзолах и стражники из Пинеда. Художник проклинал собственное любопытство, но упрямо шел дальше, не в силах остановиться или свернуть в сторону.

Лес становился все реже, впереди была дорога, там горели телеги, озаряя оранжевым пламенем странную темноту. Одна повозка, съехав с тракта, врезалась в росшие на опушке топольки, сломала несколько стволов и завалилась набок. В рассыпавшейся поклаже копошились двое в темных накидках. Лукас отшатнулся и, благодаря Гилфинга, что никем не замечен, попятился назад – в густой лес, под прикрытие мощных сосен. Художник шагал наискосок, постепенно удаляясь от дороги и обходя встречающиеся по пути тела. Один раз Лукас приметил покойника в темном плаще и кожаных, усиленных металлическими бляхами доспехах, этот явно не принадлежал к охране каравана. Лица его мастер не разглядел, лежал разбойник спиной вверх.

Впереди послышались крики и звон клинков. Лукас понял, что не успеет сбежать, и притаился за причудливо переплетенными стволами. Осторожно выглянул. Двое в темном теснили солдата, стараясь прижать к деревьям – как раз к тем, за которыми притаился Лукас. Солдат отступал, с трудом отражая удары с двух сторон. Возможности оглянуться у него не было, и только когда спина уперлась в твердое, он понял, что угодил в ловушку. Радостно завопив, разбойники кинулись к нему, занося клинки, латник пригнулся. Один бандит угодил мечом в сосну над головой противника, клинок другого заскрежетал о кольчугу, солдат нанес ответный удар – разбойник с воем кинулся, ломая кусты, к дороге… Тут Лукас, едва соображая, что делает, выступил из укрытия и ткнул в лицо второго разбойника подобранным мечом. Острие угодило в глазницу и пробило мозг. Не издав ни звука, злодей завалился навзничь, выдернув рукоять из разом ослабших пальцев художника.

* * *

Спасенный Лукасом солдат, едва глянув на художника, бросил: «Бежим!» – и первым помчался по темному лесу, петляя между древесных стволов, Лукасу ничего не оставалось, кроме как побежать следом. Чем дальше оставалась дорога и горящие повозки, тем становилось светлей. Наконец латник остановился, привалившись к дереву, и поглядел на спутника.

– А ты не из наших? – тяжело переводя дыхание, пропыхтел он. – Вроде я тебя в обозе не приметил.

– Нет, я… случайно проходил.

Лукас только теперь рассмотрел, что солдатик совсем молоденький, лет двадцати. Перепугался, должно быть.

– Сам Гилфинг тебя послал, добрый человек, – заявил парнишка. – А как бы теперь к городу выйти?

– К городу… – Лукас огляделся, – пожалуй, туда.

Они побрели по серому лесу. Художник молчал, зато солдатик болтал без умолку. Должно быть, от пережитого волнения.

– …Мы и не думали, что кто-то осмелится напасть на господина казначея. Разбойники обычно выбирают добычу полегче, чем наш конвой. Я даже удивился, когда эти к нам присоединились – ну, эти, из Пинеда. Стража городская. Командир у них такой… сутулый такой…

– Эдвар, – вставил Лукас. – Его убили.

– Да, Эдвар, – тараторил латник, – так вот, мы по дороге двигались, я в головном разъезде ехал, нас разбойники пропустили, а мы ничего не заметили. Вроде и не было никакой засады! Наверное, колдовство! Точно, это колдовство!

Лукас подумал, что дозорные, скорей просто не слишком приглядывались к лесу по обочинам, потому что не ждали нападения, а колдовство Марольда здесь не при чем – но смолчал.

– …А потом как загрохотало что-то, как завыло! – захлебываясь, продолжал солдатик. – И еще стало смеркаться! Мы развернули коней и назад, да вдруг на всем скаку влетели в ночь.

– В ночь?

– Ну да! Это если идти, как мы вот сейчас, то вроде темнеет постепенно. А когда галопом… В общем, очнулся в кустах, кругом телеги горят, бой идет… да какой там бой… Этот колдун, Гангмар его забери… никогда бы не подумал, что может быть такая сила у человека. Он одной рукой перевернул фургон, я сам видел! Было темно, но телеги горели, огонь яркий! Так он ухватил фургон за борт! Одной рукой!..

Солдатик умолк. От горящего обоза они ушли достаточно далеко, здесь уже стало светло – почти, как и положено в полдень. Деревья расступились, и беглецы вышли к дороге. Разбойников было не видать, в отдалении темнели стены Пинеда, да в нескольких сотнях метров впереди, ближе к воротам, маячила горстка беглецов, несколько пеших окружали всадника, который сидел на упряжной лошади боком, так что его поддерживали, чтобы не свалился.

– О, да это же господин казначей! – обрадовался солдатик. – Жив, значит! И вон еще наши. Ну, благослови тебя Гилфинг, добрый человек! Идем, я расскажу, как ты меня выручил! Попрошу, чтобы наградили!

– Да нет, что ты… – Лукас смутился, – я же ничего, я так, случайно…

– Ничего себе случайно! С одного удара разбойника свалил! Пойдем!

– Я… э… мне домой надо, дочка там осталась.

– Ну, хоть скажи, как тебя звать? За кого мне Гилфингу молиться?

– Да… Знаешь, лучше не надо никому рассказывать. У разбойников здесь повсюду глаза и уши, – Лукас невольно огляделся по сторонам. – Если они проведают, что я…

– Ну, как хочешь! Тогда я своих догонять?

Парнишка сделал несколько шагов, оглянулся. Помахал рукой Лукасу и торопливо зашагал к городу.

* * *

Художник же повернул обратно к лесу и медленно побрел в сторону дома.

День выдался душный и необычайно жаркий. Солнце, проглянув сквозь мутную серую пелену, палило нещадно. Идти было тяжело, ноги вдруг стали, как ватные, перед глазами плыл туман. Только теперь Лукас, наконец-то, осознал, что находился недавно на волосок от гибели. При этой мысли все сжалось внутри от страха. Надо же, ведь сражаясь с разбойником, совсем ничего не боялся, а теперь вот, поди ж ты, дрожит, как осиновый лист, несмотря на жару.

Лукас сошел с дороги на обочину, спрятался от палящего солнца под тенью высокого ясеня. Долго стоял, прислонившись спиной к шершавому стволу, смотрел на широкие, раскидистые ветви. Постепенно приходил в себя. Лес, тишина, только листья едва шелестят на ветру, да птицы вот снова поют. Будто вовсе и не было криков и стонов, лязга оружия и хруста раздробленных костей. Тихо, спокойно в лесу.

«Как-то уж слишком даже тихо», – вдруг подумал Лукас.

И именно в этот момент неподалеку раздались голоса.

Вскоре из-за деревьев показались несколько стражников. Они прошли мимо, не обратив внимания на Лукаса. Только один оглянулся и внимательно посмотрел на художника.

Лукас узнал в нем сержанта Бэра и почтительно поздоровался. Тот еле заметно кивнул головой. Однако, пройдя немного, вдруг остановился и что-то негромко сказал своим спутникам. Те поначалу слегка замедлили шаг, но тут же уверенно двинулись дальше. А Бэр повернул назад и подошел к художнику.

– Вы, кажется, ранены, любезнейший? – заботливо осведомился он.

Тут только Лукас заметил, что его ладони и чуть ли не весь правый рукав до самого плеча залиты кровью.

– Да нет… я тут просто шел мимо…

– Просто шли мимо? – удивился Бэр. – Право же, не скромничайте, признайтесь, что тоже сражались с разбойниками. Вас видели возле обоза с оружием в руках, – почему-то шепотом добавил он.

– Ну, в общем, да, так получилось…

– Понимаю, не могли остаться в стороне, – натянуто улыбнулся Бэр, и в его глазах сверкнул недобрый огонек. – Однако впредь советую быть осторожней. Кроме того, – сержант опять перешел на шепот, – человек, который не служит, то есть не солдат, не стражник, а самый что ни на есть обыкновенный человек, но при этом с оружием в руках… может быть сам случайно принят за разбойника, – неожиданно закончил он.

– Да, как же так… – потрясенно пробормотал художник.

– Ну-ну, не волнуйтесь, это я так, к слову говорю. Нисколько не сомневаюсь в вашей благонадежности. Но на будущее все-таки будьте предусмотрительней. Не каждый, знаете ли, будет доверять вам, как я, – многозначительно добавил сержант, и, не дожидаясь ответа, поспешил вслед за своими спутниками.

Художник растеряно посмотрел ему вслед. Потом быстро зашагал к дому. Пройдя уже большую часть пути, Лукас поднял руку, чтобы утереть пот со лба, и снова увидел запекшуюся кровь. Пришлось возвращаться назад, спускаться к речке.

Он долго умывался, застирывал страшные бурые пятна на рубахе.

«Хорошо, что вовремя заметил, – думал художник, – представляю, как Мона бы перепугалась, увидев кровь».

Лукас решил ничего не рассказывать дочери. Да и самому хотелось поскорей забыть этот день, как страшный сон. Художник быстро шел по залитой солнцем знакомой тропинке. Слава Гилфингу, он уцелел, жизнь продолжается. Дома его ждут незаконченные картины. Ну, и дочка, конечно, тоже ждет. Вот ведь снова в окошке горит свеча. Видать, Мона зажгла, когда в лесу стемнело, да так и забыла погасить.

Художник, подходя к дому, еще издали заприметил едва заметный при свете солнца огонек, и, глядя на него, невольно улыбнулся.

Глава 10

Едва только возчики в воротах расслышали слова Свена, началась паника. Те, кто собирался выехать из Пинеда, разворачивали телеги, чтобы остаться под защитой городских стен, вновь прибывшие тоже нахлестывали лошадок, спеша внутрь. Тут же несколько повозок сцепились осями и оглоблями, ездоки подняли крик, честя и проклиная друг дружку, лошадок и разбойников. Пешеходы торопливо сновали вокруг, прижимаясь к створкам ворот, чтобы не угодить под колесо.

Коням передалось лихорадочное беспокойство, животные тревожно храпели, один молоденький жеребец норовил подняться на дыбы, дергая упряжь… В общем, воцарилась суматоха. Несколько минут Свен пялился на толкотню в воротах, затем вспомнил об обязанностях начальника караула и бросился вниз, сзывая подчиненных. Ополченцы принялись распихивать пеших и растаскивать из портала повозки, но от их усилий паника только росла. Наконец телеги все же удалось вкатить внутрь, и Свен велел возчикам проехать по улице дальше от ворот – парень рассудил, что сейчас потребуется дать дорогу беглецам. В самом деле, пока расчистили проход, как раз подоспели люди из разгромленного каравана. Первыми были несколько слуг, эти бросились бежать, едва началась заваруха. Потом показались латники из конвоя и городская стража – вернее, то, что от нее осталось. Сержант Бэр, проходя в ворота, бросил подмастерьям из команды Свена:

– Будьте начеку. Неровен час, нагрянет сюда Марольд Ночь, так ворота сразу на запор! Кто тут за старшего? Ты, парень? Вели своим воякам затворять ворота при малейшей угрозе. Я сейчас в ратушу, доложу совету, и к вам сюда вернусь.

Свен подумал, хорошо бы Бэр возвратился поскорей. Если командование возьмет на себя опытный сержант, станет спокойней. Но Бэра не было, зато появилась мамаша, груженная корзинами со снедью. На базаре народ уже прослышал о нападении, причем слухи, как это обычно случается, оказались сильно преувеличенными – якобы банда Марольда вот-вот ворвется в город.

Увидав, как ненаглядное чадо, вместо того, чтобы раздувать мехи под присмотром мастера Мейдера, торчит в воинском снаряжении у городских ворот, старуха, с размаху швырнув ношу под ноги, принялась орать, что вот он настал, конец света, потому что некому защищать этот распроклятый город (чтоб ему дотла сгореть!), кроме ее мальчика! Что солдаты из Гонзора (чтоб им всем под землю провалиться!), вместо того, чтобы охранять мирных обывателей, сами бегут под защиту «бедного ребенка»! Свен краснел, бледнел, не зная как прервать потоки мамашиного красноречия. Наконец брякнул:

– Мама, меня поставили начальником в воротах…

Старуха тут же прекратила браниться и громогласно провозгласила:

– Начальником! А что? Я всегда знала, что мальчик себя покажет! Начальником!

Гордо оглядев толпу у ворот, она подобрала корзины и, грозно топоча башмаками, зашагала к дому.

Тут в ворота вступила новая группа беглецов. Полдюжины латников сопровождали толстяка в нарядном камзоле, усаженного верхом без седла на упряжную лошадь. Шляпу всадник потерял, волосы его были растрепаны, а лицо пересекала свежая ссадина.

– Смотри-ка, и господину казначею нынче досталось, – тихо произнес кто-то рядом со Свеном.

Парень оглянулся и узнал в говорившем пожилого стражника, прибывшего с предыдущей группой беглецов. Тот, перехватив взгляд подмастерья, сразу отвернулся.

Толстый казначей боком сполз с коня (Свен подумал, что бедняга отбил нынче жирный зад о лошадиную спину), латники заботливо поддерживали вельможу под руки. Потрогав ссадину, толстяк поднес ладонь к глазам. Вид собственной крови – а еще и наверняка острое чувство пережитой опасности – привел его в ярость. Тряся малиновыми щеками и грозя окровавленным кулаком, казначей стал орать, что уж теперь-то разбойнику не спустят, теперь-то Марольд Черный ответит за все! Уж казначей-то добьется, чтобы в Пинед прислали сильный отряд и схватили злодея!

– Гилфингом клянусь! – визжал толстяк. – И месяца не пройдет, а этого мерзавца по городу проволокут в цепях! Живого или мертвого!

– Ишь ты, – буркнул давешний стражник, – как его милость-то раздухарились… Сколько мы жалоб подавали, сколько мастер Эдвар просил подмогу, никто не пошевелился. А как на своей шкуре начальство почуяло, каков Марольд Ночь, так сразу – в цепях! Живого или мертвого!

Говорил солдат совсем тихо, но Свен услышал.

* * *

Толстый казначей, сопровождаемый латниками, удалился. Должно быть, отправился в ратушу, срывать досаду на членах городского совета. Мало-помалу толпа у ворот растаяла. Возчики все еще опасались покидать Пинед, но и торчать на тесном пятачке тоже глупо. Каждый, должно быть, уже надумал, чем можно заняться в городе во время этой вынужденной задержки.

Те же, кто только собирался на рынок, и подавно отправились по делам. Свен поглядел на дорогу – больше беглецов не было, тьма на горизонте рассеивалась. Дым, поднимавшийся от подожженных фургонов, стал пожиже.

Показался Бэр со стражниками. Вместе с ними явились латники – те, что сопровождали обоз. Вид у всех был невеселый, что, впрочем, вполне естественно.

– Ну, как тут у вас?

– Все тихо, мастер сержант. – Свен развел руками, мол, не о чем докладывать. – На дороге никого.

– Господин казначей изволят гневаться, – сказал Бэр, покосившись на столичных солдат. – Велено снова к обозу отправляться. Ничего в той стороне не видать?

– Ничего, – кивнул подмастерье. – Посветлей там стало, у холмов. И дымит не так сильно. Может, разбойники уже убрались?

– Хорошо бы, если так, – вздохнул Бэр. – Да и в самом деле, чего им торчать на дороге? Забрали добычу, и ходу… Известное дело…

Еще раз, оглянувшись на отданных под его начало чужих солдат, сержант вздохнул и буркнул:

– Пойдем, что ли…

Звеня доспехами, войско двинулось по дороге. Солдаты шли, не спеша, а сержант и не думал их поторопить. Стражников легко было понять – только что они были разбиты, и не надеялись справиться с бандой Марольда, но если попала начальству вожжа под хвост – делать нечего, нужно исполнять приказ. А чем медленней они будут идти, тем дальше уберется Марольд. Свен провожал солдат взглядом, пока отряд не скрылся в лощине. Снова сделалось тихо и скучно.

Солнце припекало, в шлеме и куртке стало жарковато, подмастерье прошел в тень, постоял под стеной, несколько минут разглядывал пустой тракт… потом поднялся на башню, где камни еще хранили прохладу и дул ветерок. Разглядывая, как бледнеет и тает темное пятно вдалеке между холмами, Свен задумался. Из разговоров в толпе он понял, что накануне заезжий колдун пытался устроить засаду злодею Марольду в доме Лоры. Значит, красавица не врала о «серьезных людях», которые делают ей подарки? Выходит, так…

Свену стало досадно. Хотя, с другой стороны, что в этой Лоре? Обычная вертихвостка. Да. Если уж связалась с таким отъявленным злодеем, как Марольд Ночь, то Свену она не нужна. Свен – о-го-го! Вот сейчас он уже начальник караула, а дальше… Что дальше, парень не знал, но чувствовал, что держать оружие в руках ему нравится. Эх, выдался бы только случай показать себя, а уж он не растеряется! Среди латников, сопровождавших казначея, Свен приметил молодого парня, едва ли намного старшего, чем он сам. Солдатик держался очень бойко и хвастал, что нынче сразил двоих разбойников, охотно демонстрируя окровавленный клинок. И снаряжение у латника было почти такое же красивое, как у давешнего гонца. Вот если бы попасть на службу… Свен справится не хуже, чем этот солдат!

Говорят, скоро у них будет герцог, молодой принц Алекиан, старший сын самого императора! Наверное, это очень воинственный вельможа – так, может, он объявит набор в гвардию? Может, захочет отправиться в поход? Принцы должны любить войну и подвиги, как же иначе? Вот тогда бы Свен подался в столицу и нанялся в гвардию… а почему нет? Хотя бы простым копейщиком или оруженосцем – для начала. А уж потом… потом… Подмастерье размечтался, как возвратится из похода в родной Пинед… на нем звенящая кольчуга, надраенный шлем, меч в красивых ножнах… Вот тогда-то и Лора поглядит совсем иначе. А у Свена, само собой, отыщутся в кармане подарки для красавицы. Ведь на войне случается добыча, трофеи! И Лора… то есть – тьфу! – какая Лора? Тогда любая девушка будет рада вниманию героя Свена. Так что дело теперь за немногим – только бы попасть в солдаты.

* * *

Спустя час в Пинед возвратился стражник с поручением Бэра – прислать несколько повозок. Требовалось вывезти тела убитых и остатки груза с разбитых фургонов. Кто-то из членов совета распорядился, и требуемый транспорт стал собираться у ворот. Возчики расспрашивали стражника, присланного Бэром, тот охотно рассказывал, что творится на дороге. По его словам выходило, что убитых немного, всего около десятка. Зато из груза почти ничего не уцелело. Пару фургонов сами разбойники подпалили сгоряча, да так и не стали гасить огонь, и без того добыча нынче им досталась огромная. Еще стражник сказал, что с полдюжины столичных солдат, которые разбежались по округе и которых уже сочли убитыми, вернулись к дороге.

Кто-то заметил, мол, городу, в общем-то, повезло – Марольд ограбил казначея не после, а до того, как тот получил подати со здешней общины. Стало быть, Пинед полностью рассчитается с гонзорской казной, а вот тем, чьи взносы похищены Марольдом гораздо хуже – с ними-то еще неизвестно, как обойдется начальство. Не велит ли заново взыскать налог? На умника тут же зашикали, напоминая о гибели пинедских стражников… но Свену показалось, что эти беспринципные рассуждения пришлись землякам по душе. Все были довольны, что Марольд не похитил налогов с Пинеда.

Наконец телеги собрались и покатили прочь. Мало-помалу по городу распространились более или менее достоверные известия о нападении и о том, что разбойники скрылись. Крестьяне и купцы, задержавшиеся в Пинеде, теперь отправились восвояси, затем возвратился Бэр и посланные с сержантом люди. Сперва Свену с ополченцами велели сдать пост в воротах – его сменят городские стражники. Но вскоре стало известно, что казначей спешит покинуть город с тем, что уцелело от разграбления, и требует, чтобы местная стража сопровождала его в пути. Поэтому Свен до самого вечера красовался в воинском облачении и мечтал о карьере солдата.

Господина казначея со всем возможным почтением снарядили и поскорее отправили с гилфинговой помощью в направлении замка Ойц, где его милость собирался остановиться на ночлег. В спешке, разумеется, был определенный резон: вряд ли Марольд соберется дважды в течение дня устроить засаду – значит, есть смысл выступить сегодня. Тем не менее, стражники, которым предстояло шагать до ночи, ворчали и ругались.

К вечеру стража не возвратилась, должно быть, солдаты заночевали в замке. Свена сменили, и он отправился, как обычно, в «Счастливое колесо». Лоры нынче не было – наверное, приводила дом в порядок после потасовки, устроенной у нее чародеями. Да Свен и не жалел, что девушка не пришла. Больно надо! Ополченцам, которые несли нынче караул вместо стражи, город заплатил по несколько грошей, так что Свену было на что купить пива. Присев в углу, парень слушал, о чем толкуют в трапезной.

Говорили сегодня, разумеется, только о нападении на казначейский обоз. Как ни странно, многие, особенно приезжие, не так проклинали разбойника, как восхищались его дерзостью и отвагой. Пинедские в ответ отмалчивались, они-то сами платили дань Марольду, Свен это знал доподлинно. Так что и хвалить грабителя местным было не с чего…

Какой-то купчик, хваставший, будто знаком с господином казначеем и успел сегодня перекинуться с его милостью парой слов, утверждал, что не пройдет и месяца, как округу очистят от разбойников. Во-первых, казначей не на шутку разозлен и поклялся извести Марольда Черного. Во-вторых, он, разумеется, сумеет убедить господина сенешаля, что негоже, если его светлость герцог по прибытии каким-либо образом прознает о бесчинствах в провинции. А уж что прознает – не приходится сомневаться. У господина сенешаля полно завистников, которые не упустят случая донести о его нерадении сеньору. Так что, как ни крути, а скоро сюда заявятся герцогские солдаты – и Марольду крышка.

Несколько человек принялись спорить, дескать, Марольд Ночь силен и с ним бы давно управились, будь такой подвиг страже по плечу. Осведомленный купчик возражал, что сегодня дерзкий разбойник откусил больше, чем сможет проглотить. Ограбить герцогскую казну – это вовсе не то, что щипать купцов на большой дороге. Свен слушал и помалкивал. Когда сюда прибудут солдаты из Гонзора, он своего не упустит, непременно поступит на службу. Лишь бы мама не помешала.