Виктор Мар
Последний is человек
Конечно, был и один плюс, бутылку-линзу возле глаз, в отсутствии гравитации, можно было удерживать совсем без помощи рук, только наморщив носик, но этот фактор погоды не делал.
И всё же Алекса нашла выход из положения. И совсем не потому, что она была самой умной, самой ловкой, самой сильной и вообще, самой-самой с самого детства. Алекса была на голову круче всех везде и всюду: во всех организациях, во всех коллективах, будь то спортивные секции, образовательные КОЛИБРИУМЫ17 или даже вокальные студии. Но в этот раз её беспредельная крутость была не причём, ей просто повезло. Когда Алекса укладывала на место гравитационный палас, она случайно положила его обратной стороной наверх. После включения выяснилось, что и в таком положении он прекрасно работает. Тогда Алекса решила наносить изображения на тыльной стороне включённого гравитационного паласа. И работа пошла. Хотя бутылку, используемую в качестве линзы, приходилось держать рукой.
* * *
В первый день в карцер был отправлен всего один человек. Это был православный епископ, кажется, с Кипра. Наказание он получил не за споры, а за то, что он нес с трибуны. При этом, все три предупреждения вынес ему сам понтифик, так как гвардейцы, учитывая высокий церковный сан киприота, не решались его остановить.
Епископ вылез на трибуну одним из первых и понес апокалиптическую чушь, ссылаясь то на библейскую саранчу, то на фантастов ХХ века… Короче, по его мнению, не хрен дёргаться, нужно молиться и в муках принять Божью «милость». Пока его стаскивали с кафедры, наверное, каждый из присутствующих сожалел о том, что карцер киприоту светит всего на сутки.
В первый день работали недолго. Через пять, максимум шесть часов выступления прекратили. Всех чудно накормили и развели по номерам, извиняюсь, по кельям. Хотя в большинстве отелей, где мне выдавалось останавливаться, номера, в сравнении с этими кельями, выглядели захудалыми сараями.
Второй день начался с драки. Два научных противника, которые до этого дискутировали только в прессе, находясь по разные стороны Атлантики, на сей раз вцепились друг другу в глотки, и при помощи кулаков, ногтей и зубов смогли в непосредственной близости отстаивать свою сугубо научную точку зрения.
Тому удавалось прикидываться немым и уходить от вопросов ещё несколько дней. Он понимал, что в случае разоблачения, карцер на год будет сравним с манной небесной. Но дело уже было не в боязни разоблачения. Том втянулся в происходящее и старался не пропустить ни одного доклада, ни одной мысли. Можно сказать, что он ловил каждое слово, даже каждую букву, будь то выступление докладчика или прения. Несмотря на абсурдность большинства выдвигаемых мнений и теорий, общая картина вырисовывалась вполне понятной. Конечно, как победить ужасный вирус, который оказался вовсе и не вирусом, а какой-то инопланетной спермой, было ещё не понятно, но собравшийся коллоквиум начал работать продуктивно. Бывшие противники начинали, как говорится, дудеть в унисон. На совершенно абсуодную теорию одного нанизывалась ещё более фантастическая трактовка другого, а дальше третьего, четвёртого… В результате, в конце цепочки, состоящей из полного научного и околонаучно бреда, вырисовывалась ясная, обоснованная и всем очевидная теория.
Такие метаморфозы очень забавляли и увлекали Тома. Он часто был так увлечён, что начинал азартно выкрикивать либо браво, либо какие-то замечания и уточнения. Выкрикнув, Том осекался от собственного голоса, озирался, но каждый раз оставался нерассекреченным. Все вокруг были так же увлечены процессом, что до Тома и его ложной немоты никому не было никакого дела. Конечно, так не могло продолжаться вечно. В конце четвёртого дня, Том так увлекся, что не заметил, как выскочил прямо к кафедре, для того чтобы лично задать уточняющий вопрос докладчику. Тот был с Мадагаскара, говорил без переводчика, но не очень хорошо и с сильным акцентом. Из-за двоякого понимания его мадагаскарского английского поднялся шум, и Том рванулся к кафедре. Он даже не успел задать вопрос докладчику, как его за плечо взяла и остановила огромная сильная рука. Том тут же ощутил себя нашкодившим школяром и виновато повернулся. Перед ним стоял огромный гвардеец-швейцарец и пристально глядел Тому в глаза.
Глава 3
Алекса зависла над исписанным от и до паласом. Зависла в двух смыслах этого слова. Во-первых, в прямом смысле, отключив гравитацию, и в образном, она никак не могла понять, что могут означать эти каракули.
Алекса изогнулась, резко перевернулась и занырнула в ботинки. Крепёжки затянулись, создав вместе с гравитатором приятное урчание. Алекса перевернула палас в правильное состояние и, пока шла до кабеля включения, подумала, что гравитаторы обуви делают ходьбу похожей на ходьбу в коньках без чехлов по асфальту. Алекса усмехнулась, она только что смотрела это видео, где она, ещё малышка, выбежала со льда к папе. И никак не могла понять, чему он не рад и почему ругается, и машет на своего любимого птенчика руками. Да, изменилось в мире многое, но коньки, как и прежде, были железными, а асфальт асфальтовым, извините за тафтологию.
Алекса подключила гравитационный палас, разблокировала двери и уселась смотреть своё хоум видео, без всяких расшифровок.
В дверь постучали, Алекса встрепенулась.
– Да, кто там?
На капсуле никто никогда не стучал. Для любой комуникауии использовалась ласта.
Дверь сдвинулась, в комнату осторожно вошла Унь.
– Подруга, у тебя все в порядке?
– Все ОК, а ты чего скребёшься?
– Детка, у тебя отключены все коммуникаторы, и датчики хампа тебя не фиксируют. По приборам тебя либо нет, либо ты того…
– Что того?
– Совсем того…
Девушка заулыбалась и подошла к Алексе.
– Я тут замечталась над архивом.
– Можно я с тобой побуду, не помешаю?
– Не сколько, усаживайся поудобнее.
Унь посмотрела на экран. На экране маленькая фигуристка в розовом платье цветочек катала настоящую программу под смешную детскую песенку.
– Алекса, это ты?
– Конечно.
– Класс какой! А сколько тут тебе?
– Так сразу и не соображу. Постой, по элементам прикину. Уже прыгаю аксель, обратный винт… Наверное лет пять, может только исполнилось шесть.
– А эти аксель и винт – это фигуры?
– Нет, это элементы.
– А почему тогда катание называют фигурным, а не элементным?
Алекса рассмеялась.
– Было бы круто…
Алекса встала в пафосную позу оперного певца и продекларировала:
– Начинаем соревнования по элементному катанию!
Девушки расхохотались.
– А если серьёзно, то в своём зародыше, ещё в конце XIX века или начале ХХ, суть спорта была как раз в рисовании коньками рисунков на льду.
– Значит ты тоже увлекалась сёдо, только на льду. А как твои успехи с чернилами?
– Исписала все.
– Покажи, что у тебя получилось.
Алекса осторожно достала из контейнера все гаджеты для сёдо и исписанные листы пергамента. Унь взяла листы и стала внимательно изучать графику.
– Ты могла бы стать величайшим мастером сёдо.
– Шутишь?
С лица Унь исчезла даже малейшая тень иронии.
– Нисколько.
– Что, красиво написано?
– Нет, над техникой, калиграфией, как у вас говорят, надо ещё много работать.
– Тогда что же тут великого?
– Многие в совершенстве владеют техникой, но дело не только в этом, самое главное, что ты пишешь.
– И что, по-твоему, я тут написала?
– Твоя душа излилась в поэзии твоего тела. Твой стих – это элементы или фигуры из фигурного катания. Когда тебе стало тоскливо и одиноко, ты призвала на помощь то, что любила с детства, то, что ценили твои близкие, то, что через тяжкий труд поднимало тебя над мирской суетой.
Алексу осенило. От волнения она начала массировать пальцами лоб. Но Унь внимательно смотрела на экран и не заметила, как волнение охватило её собеседницу. А главное, Унь не поняла, что она только что помогла Алексе расшифровать тайнопись.
Алекса не могла припомнить, когда она так волновалась, а главное, что она не могла справиться с волнением. В обычной жизни, на Земле, женщины в таком состоянии начинают суетиться, ходить, что-то перебирать, прибирать, наводить порядок. Тут прибирать было нечего. Единственными предметами, не интегрированными в панели капсулы, были листы пергамента и кисть с чернильницей для сёдо. Вот их-то и постаралась прибрать Алекса. Унь отодвинулась, зацепилась, листы опять рассыпались, девушки бросились их собирать и оказались на полу, взволнованные, испачканные чернилами.
Унь попыталась нежно смахнуть черную капельку со щеки Алексы. Капелька размазалась по всей щеке, но от прикосновения внутри Алексы словно разорвался вулкан и изверг лаву в мозг и во все частички её прекрасного тела. Не понимая происходящего, Алекса прижала руку Унь к своему лицу, губам и начала целовать её ладонь. Свободной рукой Унь ловко обнажила свою грудь и грудь Алексы. Две пары прекрасных девичьих розовых сосков напряглись и прижались друг к другу.
* * *
Гвардеец продолжал смотреть в глаза Тому.
– Что-то не так?
– Мне кажется, что вы не регистрировались, сэр.
– Не понимаю в чем проблема, что за регистрация?
– Вас нет в списках, сэр, давайте отойдем в сторону.
Гвардеец, не убирая руку с плеча Тома, повел его в сторону от кафедры, на которую уже взошел следующий оратор. Они остановились у колонны. Том покорил себя за то, что расслабился и за все время не придумал ни одного плана побега. Сейчас самое время, или как это, лучше поздно, чем никогда, подумал Том, прикидывая ходы к отступлению. Но даже самого поверхностного взгляда на охранявших курью швейцарцев и их расположение оказалось достаточно для понимания того, что сбежать отсюда нет никакой возможности.
Том вздохнул и опустил голову. Гвардеец убрал руку с плеча Тома и достал планшет.
– Сэр, у нас установлено чёткое правило в отношении тех, кто…
У гвардейца сработал коммуникатор…
– Одну минуту, сэр.
Гвардеец вытянулся и в течении пары минут слушал собеседника на том конце провода. «Вот парадокс, проводов давно нет, а выражение осталось», – подумал Том. Ещё он подумал, откуда и почему люди говорят алло и что это значит. Вообще, эта пара минут, пока говорил гвардеец, показалась Тому очень длинной, и Том успел подумать о многом. И ещё бы о чем-нибудь подумал, но его оборвал гвардеец.
– Есть, сэр! – отрапортовал воин в гарнитуру и повернулся к Тому. – А теперь с вами, сэр…
– Да, что, собственно, случилось?
– Повторяю, сэр. У нас существуют чёткие правила в отношении тех, кто выходит выступать на кафедру…
Том просветлел.
– Что, выступать?
– Да, сэр, выступать. Согласно правилам, вам следует закрепить номер и в дальнейшем выходить строго в соответствии с номером.
Тому захотелось обнять гвардейца, но он сдержал свой порыв.
– С огромной радостью, запишите меня.
– Есть сэр, вы можете выступать следующим.
Тома покинула радость. В глазах потемнело. Стало понятно, что разоблачения не избежать.
– Ваше имя, сэр?
– Что, что?
– Имя, сэр.
– А это, Болд.
– Понял, сэр.
– Только через Д.
– Это не важно, сэр, у меня есть фото. И ещё, сэр, если вы получите ещё одно и одно предупреждение, то будете помещены в карцер. Записывайтесь и не выскакивайте на трибуну без своего номера. Удачи, сэр, вы выступаете следующим.
Гвардеец развернулся на каблуках и удалился. Том привалился спиной к колонне и закрыл глаза. Давление поднялось, пульсация крови гулко отдавалась в висках. Мысли путались. Том судорожно пытался собрать их в какой-нибудь более-менее стройный строй. Стройный строй, нет, это не каламбур, это глупость какая-то. А почему глупость? Масло масляное, подобное подобным, или ещё, это, клин клином. Том открыл глаза. Взгляд, слух, а главное мысли вмиг стали яснее ясного. Точно, яснее ясного, что клин клином. Вот это настоящий каламбур! Как тут у них говорится, во спасение? Прорвёмся!
Том тряхнул кулаком и уверенно зашагал к трибуне.
* * *
Янек потрепал за затылок сладко сопящего Юру.
– Проснись!
– Чо? Что случилось, горим?
– Слушай, я с нашими красавицами связаться не могу.
– В каком смысле?
Юра потянулся и протер глаза кулаками.
– Вообще не могу. Ласты не отражают, на камере нет.
– Может спят?
– По датчикам их нигде нет, ты ничего не отключал?
– Вроде ничего…
– Что значит вроде? Ты отключал системы или нет?
– Погоди, не дави, не проснулся ещё. Так…
Юрий встал и размял плечи, потянулся.
– Так. У Унички я ничего не отключал, а у Алексы клинолазер накрылся, может ещё чего прицепом гафкнулось?
– Пойдём посмотрим.
– А, вспомнил, Алекса же своё хоум видео смотрела и просила не мешать, очень просила. А Унь, наверное, рисует.
– Все равно нужно проверить.
– А может не надо? Не любят они визитов без приглашения, – грустно заметил Юрий и «ностальгически» погладил свою челюсть.
– Пошли, так нужно по инструкции.
– Раз по инструкции, тогда пошли.
Парни вышли из покоев Юрия, прошли через мостик к трапам.
Янек остановился.
– К кому вначале?
– Поехали к Унь.
– На лифтах нельзя, пешком.
– Почему нельзя?
– По инструкции. Когда нет связи с членом экипажа…
– Да знаю, знаю. Тогда к Алексе пойдем, а то к Унь три этажа наверх топать.
Юрий с тоской посмотрел на лифт и пошел на лестницу вслед за командиром. Парни спустились, прошли по туннелю и остановились перед дверью в покои Алексы.
– Прошу.
– Что прошу, открывай.
– Командир, она же нас убьёт, а если не убьёт, то…
– Открывай!
– Бог свидетель, Я этого не хотел.
Юрий провёл КОСЛОДОМ18 над аркой и дверь разъехалась. Янек робко заглянул в комнату.
– Алекса, Алекса ты тут? Ответа не последовало. Янек позвал громче, почти криком.
– Алекса, ты здесь? Мы должны войти!
Янек повернулся к Юрию.
– Заходи!
– Точно говорю: ноги вырвет, глаза выдавит.
Парни зашли в помещение. Девушек не было. Пол, палас и часть панели были забрызганы чернилами. Посреди помещения, поверх рассыпавшейся кипы листов пергамента, была набросана одежда. Юрий заглянул в хамп и прошёл к стойке санузла. Остановился, прислушался и с заговорческой улыбкой поманил командира.
– Тихо, иди сюда!
Янек поколебался несколько секунд, но юношеское естество в конце концов победило в нём функционера. Он на цыпочках подошёл к Юрию.
Парни, затаив дыхание, отодвинули занавеску и заглянули внутрь. От увиденного у них вытянулись лица и подскочила эрекция. За стеклом душевой кабины, сплелись, лаская друг друга, два прекрасных женских тела Алексы и Унь.
Юрий издал легкий стон, дёрнулся несколько раз в конвульсиях, схватился за намокшие брюки и, полусогнувшись, посеменил прочь. Янек, сам еле сдерживая оргазм, зажал член рукой и поспешил за бортинженером. Он догнал Юрия уже в тоннеле, возле санитайзера. Юра активно пользовался полотенцем.
– Тебе нужно? – Юра протянул Янеку рулон.
– Нет, спасибо, я ещё не того, не успел. Держусь.
– Ты это видел? Нет! Ну ты это видел? Мы значит тут, а они там вдвоём! Нет! Это надо видеть!
– Я видел, я в шоке.
– Да, что они думают?! Нам что, тоже тут вдвоем начать? Или дрочить до конца веков?
Юра показал рукой на свои запачканые спермой штаны.
– Ну, какие они всё-таки красивые…
Юра привалился к стене, сполз на пол и заплакал. Янек неспеша подошел и сел рядом.
– К чёрту эту капсулу и все их идеи, и науку с будущим человечества – всё к черту! Просто девку хочу, много хочу, разных. Хочу теплых, холодных, потных! Хочу их трогать, нюхать! Пусть они пукают, рыгают! Все равно хочу, и чтобы они меня хотели, всегда, всегда хотели и утром хотели и в обед…
Янек подсел ближе, обнял рыдающего Юру и по-дружески потрепал его по голове. По-дружески! (примечание автора)
* * *
Несколько экранов вспыхнули одновременно. Проведя рукой, Алекса собрала их в один побольше и отодвинула. С экрана на команду смотрел старый измученный болезнью отец Алексы. Том покашлял и сплюнул прямо на пол.
– Простите. Так вот. Клин, клином. Меня тогда прям попёрло. Видно, из-за сильного стресса подсознание активизировалось и для спасения собрало в кучу и построило огромное количество информации, услышенной мной в Ватикане, а затем помножило всё это месиво на моё педагого-историческое образование. И получилось очень логичное про «клин клином». Тут же вспомнился трактат о том, как маленькому и слабому государству одолеть сильных соседей.
Том наморщился, закашлялся и застонал, схватившись за живот.
– Вот и в моей голове сформировалась чёткая доктрина о том, что нужно стравить между собой этих мощных соседей, то есть стравить два этих вируса, или как их там. Короче, заставить Это конфликтовать с себе подобным. Что должно привести либо к ослаблению, либо к полному уничтожению этой гадости. Вот так, если кратко. Когда, тогда на Папском форуме, я закончил говорить воцарилась тишина. Никто не спорил и не дискутировал. В этот день уже никто больше не выступал. Все, погружённые в мысли, разошлись по кельям.
Том покашлял.
– Зато на следующий день началось. К обеду карцер был заполнен на неделю вперёд. К ужину количество наказанных перевалило за сотню. И сам понтифик, посовещавшись со священным Синодом, всех амнистировал.
Том закашлялся, видео прервалось и съехалось в точку.
Юрий встал и переложил носитель в карман.
– Это пока всё, но думаю в ближайшее время сможем посмотреть ещё два блока.
– Молодец, продолжай не откладывай.
Унь сдула вьющуюся прядь волос с лица.
– Может от отца Алексы мы наконец узнаем на кой черт нас сюда заслали.
– Да, было бы неплохо, – процедил Юрий.
– А ты раньше знала, что он имеет отношение к миссии?
– Нет, пока мы не увидели послание. Наверное, догадывалась, но никогда ничего прямо не обсуждалось.
– Поясни.
– Вообще, чем бы он не занимался, будь то спорт или тетр, даже ремонт – он всегда и во всём докапывался до самой сути. Казалось, что этим он занимается всю жизнь и знает об этом всё. Так же и с миссией.
– Командир, а если не от Тома, то, как мы получим инструкции. Как мы узнаем о часе Х и что делать после его наступления?
– Пока я не могу обсуждать эту тему, мы действуем согласно инструкции.
Юрий отвернулся и пробурчал.
– Вчера тоже по инструкции действовали?
Юрий смутился и покраснел. Девушки с интересом переглянулись. Неловкую паузу прервал Янек.
– Алекса, скажи, а на семейном видео не было ничего интересного, ну по миссии информации? Алекса вжалась в кресло, она ненавидела ложь в любых её проявлениях, но сейчас пришлось соврать.
– Нет, командир, только архив из детства.
– Ну что, это всё на сегодня? – Янек поднялся.
– Нет, подождите. Кажется, не всё посмотрели, есть ещё концовка этого фрагмента, – вспомнил Юра.
Экран вспыхнул, через искажения Том продолжил говорить с полуслова.
– …суть все одобрили, но до вашей миссии, да что миссии, до первой мысли о её создании, было ещё очень далеко…
* * *
Через два дня прений по моей теме, хотя это уже была и не моя тема. Тема развилась и обрасла так, что про меня никто уже и не вспоминал. Даже обидно было.
Так вот, отвлекся, через день или два на сходняк, или на это наше совещание не явились ни понтифик, ни его сановники. В зале вообще не было никого из церковников, присутствовали только мы, гости, и гвардейцы. К вечеру стало жутковато. Появились мысли, что нас всех сейчас – в расход, поимели и в расход. Но ужин в конце этого дня был фантастический, а вино волшебное. Не знаю, как это стало возможно по церковным канонам, но испив вина, моя душа вознеслась и переместилась в женскую обитель, часов на пять или даже на шесть.
Том на экране засмеялся. Зрители заулыбались. У Алексы сквозь улыбку навернулись слезы. Унь заметила это и осторожно взяла Алексу за руку.
На экране смех Тома перешёл в кашель. Ещё с минуту он кашлял и чистил глотку, затем продолжил.
– Да, стало ясно, что подковы ещё рано сдирать. Ещё повоюем. Через день сановники вернулись. От лица папы старший гвардеец объявил, что дальнейшую работу продолжит конклав избранных, а остальным, ну, типа, спасибо. Всех доставят, либо обратно, либо в любую указанную точку мира. Опять же было вино, был ужин, только на сей раз с душой переместилось и мое тело. Очнулся я дома, лёжа на полу возле кресла. Да, вот так.
Ещё забыл сказать, в тот день, в последний, опять появился камерарий, придавленный троном. За километр чувствовалось, что он зол на весь мир и эта злоба не была связана с его физической помятостью.
Я находился возле дверей в папские покои и слышал, как он орал на самого папу. Что он кричал я не расслышал, да и не очень тогда верил в то, что кто-то может поднять голос на самого Папу Римского, тем более из его свиты и не где-нибудь, а в Ватикане.
Уже после я узнал, что и эта ругань, и покушение на понтифика были следствием того, что группе избранных из нашего числа, из числа гостей-учёных, было позволено без каких-либо ограничений пользоваться всеми архивами Ватикана. От древнейших манускриптов, рукописей, чертежей Да Винчи, до самых последних данных о контактах с инопланетянами. А контакты к тому времени, уже были, и не только с гуманоидами. К тому времени, к 2026 году, специальная тайная служба Ватикана инициировала и поддерживала такие контакты уже более шестидесяти лет. Наверное, папины опозиционеры боялись распространения именно этой информации, которая могла на корню подрубить все устои церкви. Причём любой церкви, не только католической.
Так. А без этого ваша миссия…
На экране пошли помехи, изображение исчезло, в ластах слышался только кашель Тома.
