Виктор Крейг
Псевдо

– Вы уверены? Вы что-то бормотали! У вас слезы…

– Мысли вслух, а это просто… Аллергия, – я пытаюсь улыбнуться.

Женщина с недоверием смотрит на меня, отпускает плечо и, оглянувшись пару раз, уходит.

Наконец-то биение сердца возвращается к нормальному ритму, боль отпускает виски.

– Не надоело?

Голос меня осуждает.

– Нет.

После того случая отец записал меня в бойцовский клуб «Мясорубка», а позже к тренировкам присоединился и Артем.

* * *

Я выхожу на Дворцовую площадь и слышу, а затем и вижу уличного музыканта – мужчина лет тридцати с короткими темными волосами, в черной футболке и куче кожаных браслетов на татуированных руках.

Расположившись рядом с Александровской колонной, он настраивает аппаратуру, а в это время вокруг него постепенно собирается народ. Как это обычно и бывает летом, многие садятся или даже ложатся прямо на прогретую солнцем плитку. Отличная возможность отвлечься и переключиться с воспоминаний на более позитивную волну.

– Раз… Раз… – мужчина проверяет исправность микрофона и улыбается. – Рад всех вас видеть в этот прекрасный день!

Люди аплодируют. Харизма из него бьет ключом.

Новое лицо в рядах уличных музыкантов Питера… Во всяком случае, здесь, на Дворцовой площади. Можно по пальцам посчитать, сколько ребят посменно берут эту точку для выступлений.

– Не все могут себе ее позволить.

Уличную романтику омрачают подпольные «Девяностые».

Хочешь играть – плати.

Хочешь торговать – плати.

Хочешь просить милостыню – плати.

Хочешь бизнеса без проблем – плати.

Хочешь жить – плати.

Новое лицо…

– Дадим ему шанс… Может, он не так плох?

– Ну-с, не будем тянуть! – произносит «не так плох».

Я выбираю место поодаль, кидаю рюкзак под голову и ложусь, вслушиваясь в слова незнакомой песни…

 
Твой плач приносит боль и смерть
Для всех, кого любила ты,
И крик разрушит стены те,
Где были сёстры рождены…
 

Низкий, хорошо поставленный голос.

Приятное тепло от солнца мягко окутывает меня, забирая всякую плохую мысль, а легкий ветерок сдувает остатки негатива.

 
И тёмный принц дух твой
На привязи держал,
Идти войной на брата мрачно указал.
Но в бестелесной тени ненависть, кипит!
Она дождётся часа – скинет цепи и…
 

Где-то в небе пытается заявить о себе чайка, но ее крик вытесняет припев.

 
Кричи-кричи… Пусть знают все, что ты идёшь!
Кричи-кричи… Врагу вселяя в сердце дрожь!
И пусть ты никогда не станешь той, что раньше…
Несёшь ты гордо имя
«Королева Банши»!
 

– Привет! Можно я тут сяду?

Я нехотя открываю глаза: на меня внимательно смотрит невысокая девушка азиатской внешности с черной косой до пояса. Ее желтая доходящая почти до колен футболка с названием популярной рок-группы, скрывает остальную одежду.

Шорты? Трусики? Голая?

– Держи карман шире.

 
Твой истязатель пал,
Но избежал твоей руки.
Весь смысл жизни – месть –
ПРОПАЛ!
Разжались кулаки…
 

– Садись, – сухо отвечаю я, скрещиваю руки на груди и перевожу взгляд с ее кислотно-красных кед на ангела, возвышающегося на Александровской колонне. Девушка, не стесняясь, садится рядом и крутит в руке сигарету «Клауд».

Карие глаза, большая родинка на шее справа, вздернутая верхняя губа.

Бледные обнажившиеся ноги… Я замечаю край джинсовых шорт.

– А девчонка ничего. Может, поболтаешь?

– Отвали, – недовольно бормочу я.

– Извини, что? – девушка спрашивает чересчур удивленно.

– Что тебе нужно? – игнорируя ее вопрос, я довольно резко задаю свой. Настроение портится.

 
И на краю стоя, не видя больше цели,
Шагаешь ты во тьму с вершины цитадели…
Валь’кире не позволив заглянуть за край,
Вернули в тело дух
Живи, СТРАДАЙ!
 

– Просто поболтать хотела…

– Давай же…

Попытки заговорить или познакомиться – шестое место.

– Не в духе, – я закрываю глаза, давая понять, что разговор окончен.

– Как грубо.

Голос усмехается. Он играет, он доволен.

 
Кричи-кричи… Пусть знают все, что ты идёшь!
Кричи-кричи… Врагу вселяя в сердце дрожь!
И пусть ты никогда не станешь той, что раньше…
Несёшь ты гордо имя
«Королева Банши»!^[3]
 

Щелчок зажигалки. Запах клубники. Какая наглость…

Бинго! Клубника – четвертое место. Жизнь порой удивляет чередой невероятных совпадений, жаль, что в этот раз они играют против меня.

– Случайности не случайны.

– С кем ты разговариваешь?

Я цокаю языком. Девушка все еще на месте и выдыхает густой красный дым.

Красный – «Игривая Клубника» топчет мой день.

Сколько потребуется времени пламени зажигалки, чтобы добраться из точки «кончики волос» в точку «эпидермис кожи головы»?

Обожженная курица.

– Нет.

Но больше раздражает не она, а «Клауд»…

«Клауд»…

С появлением «КЛАУД» на них помешались абсолютно все и каждый. Почти… И не мудрено: они помогают избавиться от зависимости, которую вызывают обычные сигареты, не содержат смол и никотина, к тому же фильтры разлагаются всего-то за год. Плюс ко всему – бессчетное количество вкусов и дым любого цвета, какой только душа пожелает.

Сказка. Мечта.

Секретов производства и полный состав сигарет компания, конечно же, не раскрывает, чем привлекает к себе немного ненужного внимания, но подавляющее большинство будто не замечает этого.

Слишком хорошо получается. Плюсы, плюсы, плюсы… А где минусы? Где обратная сторона медали? Мы живем не в том мире, где за красивой оберткой скрывается вкусная конфета.

– Не с тобой, – огрызаюсь я, поднимаюсь и, закинув рюкзак на плечо, иду к набережной.

– А песня мне понравилась.

– Да, мне тоже.

Самобытно, с душой и голос то, что надо. Как в старые добрые.

– Знаешь кто такие «банши»?

– Предвестницы смерти, – я вспоминаю свое увлечение мифологией в студенчестве.

– Жаль, что люди исковеркали их образ.

– Люди все коверкают.

* * *

Нева… Ее черные воды притягивают незаметно: сначала наблюдаешь за теплоходами и катерами, провожаешь глазами одну из десятков чаек, что кружат близ берега, и вот твой взгляд на какие-то доли секунды соприкасается с рекой. С этого момента ты ее пленник, и она вольна делать с тобой все, что пожелает. Вдохновить, поселить в сердце тоску или порадовать мимолетным воспоминанием – на каждого у нее свой план… Но проходит немного времени, и в голове остается только шум воды, будто она вымывает все до единой мысли. Рано или поздно в этом нуждается каждый.

Я сижу на каменной плите одного из спусков к Неве.

Подошвы моих кед почти касаются поверхности воды, тело слегка раскачивается в такт небольшим волнам, а влажный воздух освежает как легкие, так и голову, избавляя от ненужного хлама внутри…

Я не моргаю. Я вглядываюсь в Неву – Нева вглядывается в меня. Мы сливаемся в одно целое.

Я – капля воды.

Я – стремительная волна.

Я – мощь черных вод.

Если сейчас из воды вынырнет русалка и поманит, то я, не задумываясь, прыгну за ней. Просто подамся вперед, расслаблю все мышцы и никогда не вернусь на сушу.

Из Невы мы попадем в Финский залив… Проплывем мимо Кронштадта, оставим позади Таллин и Хельсинки… Устремимся к Копенгагену и Мальмё… Минуем и их… Нас будет ждать обжигающий холод проливов Каттегат и Скагеррак, но мы не побоимся… Через Северное море доберемся до Фарерских островов, близ которых отдохнем и устремимся в Атлантический океан…

Мы – величие океанических вод.

Мы – цунами, что несется на человечество.

* * *

Меня отвлекает карканье двух весьма крупных воронов, вышагивающих неподалеку. Они замечают мой взгляд и замолкают.

Когда-то в детстве мы с Артемом узнали, что во́рон и воро́на – это не самец и самка, а разные птицы, и на ближайшем уроке биологии попросили учительницу рассказать, чем же они отличаются. Оказалось, что с ними можно спутать еще и грача. Но во́рон – самый крупный из них, отличался не только размером тела, но и массивным клювом с немного заходящим на него оперением, и раскрывающимся во время полета клиновидным хвостом…

Эти двое – самые крупные из всех, что мне доводилось видеть. В городах ворон – не частый гость. Умная птица – предпочитает селиться вдали от человека.

– Привет, – я не шевелюсь, боясь их спугнуть. – Какими судьбами?

Они неотрывно смотрят на меня и приближаются на три шага друг за другом.

– Знал бы, то прихватил чего-нибудь вкусненького. Извините уж.

В два прыжка вороны подбираются ко мне почти вплотную – протяни руку, да дотронься – но я соблюдаю осторожность и продолжаю сидеть неподвижно.

Они расправляют крылья, каркают и, стукнув по разу клювами у моей ноги, улетают.

– Крупноваты, не находишь?

– Может, цирковые? – я слежу за их полетом над Невой, пока они не исчезают за мостом.

– Может…

Мимо неспешно плывет теплоход с рекламным плакатом на боку, с которого подмигивает и выдыхает бирюзовый дым миловидная девушка. Чуть выше пестрит надпись:

«БУДЬ ЯРКИМ! ВЫБИРАЙ ЛЮБОЙ ЦВЕТ ПОД ЛЮБОЙ ВКУС!»

– Оригинально, ничего не скажешь.

Голос нередко ворчал при виде рекламы «Клауд». Ему с самого начала не нравилась чересчур активная пропаганда нового продукта и неимоверное количество коллабораций с всемирно известными брендами. От этого популярность сигарет росла в геометрической прогрессии.

Девятое место – реклама.

– Мог бы привыкнуть, – я встаю и плетусь в сторону метро.

Напиться – это единственное, чего я хочу.

– Джину из лампы было бы с тобой легко.

Мне не нужен джин из лампы.

Мне нужен ром из бутылки.

Инцидент

– Осторожно, двери закрываются.

Поезд устало скрипит колесами и погружается во мрак тоннеля. Я прислоняюсь к закрывшимся дверям вагона и заглядываю в потертую книжицу, которую увлеченно читает женщина рядом.

«… – Юлиана, держись от меня подальше! Я не тот, кто тебе нужен, – шепчет Вайт.

Что? Почему? Ведь это решать мне, а не ему. И хмурюсь не в силах поверить.

– Дыши, Юлиана, дыши. Я сейчас поставлю тебя на ноги и отпущу, – говорит он тихо и отодвигает меня.

Всплеск адреналина, вызванный моим невероятным спасением или близостью Лориана Вайта, проходит, я чувствую одурманивающую слабость и беззащитность. „Нет!“ – кричит моя душа, когда он отстраняет меня. Он держит меня на расстоянии и внимательно следит за моей реакцией. В голове лишь одна мысль: я дала ему понять, что жду поцелуя, а он не стал меня целовать. Я ему совершенно точно не нужна. У меня был шанс, когда он позвал меня на чашечку кофе…»

– Может, прекратишь это читать?

Нас сейчас вырвет.

Нас…

Я отвожу взгляд. Не потому, что Голос попросил, нет, скорее потому, что терпеть не могу такого рода произведения. Любовный роман с пометкой «18+» с робкой девушкой и властным мужчиной на обложке. С названием о полусотне вариаций какого-то там цвета.

Любовный роман, автор которого выплескивает на бумагу свои извращенные мечты и нереализованные фантазии.

Похоть.

Скрытые желания.

Жажда самца.

Сильного и не такого, как все.

Жестокого, но мягкого.

Мягкого, но жесткого.

Любовный роман, который как две капли воды похож на предыдущий и следующий. И следующий, и следующий…

И «следующий» в степени «следующий».

Перевернутая копия копии. Черно-белая копия копии. Переписанная карандашом копия копии. Перепечатанная другим шрифтом копия копии.

Суть не меняется.

Такое никогда не тонет. Продукт для мечтательных представительниц женского пола подросткового периода в розовых очках.

Розовые очки слетят в будущем. Жизнь даст не пощечину, но серию ударов – нокаут. Голова от такого чтива не закрепится на плечах как следует.

Голову с плеч!

Добро пожаловать в реальный мир.

Женщина листает страницы одну за другой, закусывая губу. Дышит чаще. Ее ноздри раздуваются и вот-вот втянут в себя эту книгу, этих людей вокруг, этот вагон…

Кажется, в ее ноздрях могло бы расположиться Чистилище. Или Ад… Раем там и не пахнет.

Поезд прибывает на «Садовую», людей в вагоне прибавляется, и женщине приходится убрать книгу.

Добро пожаловать в реальный мир.

* * *

Воздух стремительно теряет свежесть, становится душно, и я в надежде смотрю на окна – все закрыты. Закупоренная жестяная банка.

Человеческий Сюрстремминг.

Четыре минуты почти бескислородной пытки – «Звенигородская».

Я с трудом выбираюсь из вагона и торопливо шагаю к переходу на «Пушкинскую», где у лестницы собрались работники метрополитена, полицейские и случайные прохожие. Кого-то обильно и беспрерывно рвет. Буквально захлебывается рвотой. Зеваки вокруг озабоченно галдят, постепенно отходя все дальше и дальше от бедолаги.

Я проскакиваю мимо и, спустя пару минут, занимаю единственное свободное место в последнем вагоне.

– Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Владимирская».

* * *

С каждой остановкой пассажиров становится все меньше, а простора все больше. Окна открыты, дышится значительно легче.

Хихиканье справа. В темном окне я вижу отражения двух смеющихся девиц.

Блондинка с кудрями ниже плеч и шатенка с каре. У обеих кофточки с излишне глубоким декольте, вызывающий макияж и приторные духи. Вульгарщина.

Объект их веселья – старик, сидящий напротив. От гуляющего по вагону сквозняка страницы газеты, которую он упорно читает в полном развороте, трепыхаются и мешают ему сосредоточиться. Судя по багровеющему лицу и гуляющей из стороны в сторону челюсти, его это весьма злит.

Девиц это забавляет.

Меня же забавляет их внешний вид. Их безвкусица.

Их самомнение.

Заметив, что я за ними наблюдаю, они делают серьезные лица и отворачиваются. О чем-то шепчутся и косятся на меня.

А я слежу за доставщиком еды – молодого паренька в спортивном костюме с огромной термосумкой в ногах. Курьер.

Скрестив руки на груди, он что-то бормочет и непрерывно ерзает, при этом закидывая голову назад. Из-под надвинутой на нос кепки виднеется неестественно бледная кожа и стекающая по подбородку слюна. В конце концов, он нервно хватает сумку, выкрикивает «ХА!» и отправляется к дальним дверям.

Опирается на них спиной и сползает на пол.

– Для городского сумасшедшего это перебор.

– Под кайфом, – равнодушно бормочу я.

– А я вот не уверен.

Из тоннеля в вагон льется запах сырости.

* * *

Предпоследняя станция.

– Уважаемые пассажиры, во избежание травм, держитесь за поручни.

Двери, напротив которых сидит курьер, почти закрылись, но между ними успевает протиснуться женщина лет сорока с потертым пакетом в руках.

Торговка.

Длинное цветастое платье с коротким рукавом, серые балетки, растрепанные волосы. Лицо осунувшееся, в глазах усталость. Усталость от самой жизни. Беглый взгляд на немногочисленных пассажиров: кто-то читает, кто-то слушает музыку, кто-то дремлет. Выудив из пакета несколько маркеров и какую-то клеенку, она облизывает губы, натягивает вынужденную фальшивую улыбку и начинает:

– Добрый день, уважаемые дамы и господа! Предлагаю вашему вниманию уникальный продукт…

Предложить ей не удается.

Курьер, на которого она не обращает внимания, поднимает голову и с неестественной для человека прытью бросается на нее. Валит на пол.

Вибрация от удара их тел проносится по вагону. Маркеры разлетаются в стороны. Клеенка забивается в угол.

Скрипы и лязганья ползущего во мраке новенького поезда почти не слышны… В недоумении и растерянности люди врастают в свои места и смотрят на тщетные попытки женщины спастись.

Секунды растягиваются в вечность. Вечность стягивается в секунды.

Никто не спешит на помощь, никто не шевелится, никто не дышит… К подобному жизнь не готовит. Подобное не вписывается в наши планы. Подобное застает врасплох и парализует.

– Слезь с меня, придурок! Помогите!

Какой-то мужчина выходит из ступора первым и бежит к торговке – она на спине. За ним еще один – курьер сверху, давит коленом на ее предплечье. И еще один…

Они подбираются почти вплотную.

Раздается звук, похожий на булькающие хрипы, шипение и стон одновременно, за которым следует хруст и нечеловеческий вопль…

Страх, неуверенность, бегство.

Этот хруст… Его ни с чем его не спутаешь. За всю жизнь мне довелось несколько раз стать свидетелем перелома руки… Не своей. Звук не самый приятный…

– Один из самых неприятных…

Курьер ломает женщине лучевую и локтевую кости, которые, разорвав мышцы и кожу предплечья, выходят наружу.

– Пакетик с сахаром.

Она кричит, бьется в истерике, умоляет… Я вижу торчащие кости, кровь и слезы…

Я вижу, но… Но ничего не предпринимаю – парализован. Не страхом, чем-то другим.

Кем-то?

Курьер закидывает голову назад – слетает кепка, невообразимо широко раскрывает рот – опять булькающий хрип, впивается зубами в шею торговки – крик, насквозь пропитанный болью.

Бешеный пес.

Люди вскакивают со своих мест и за какое-то мгновение оказываются на противоположной стороне вагона.

Одна секунда, две, три – вытягивая сухожилия, он выдирает кусок плоти и с открытым ртом его жует. Кровь из разорванной артерии заливает обмякшее тело торговки, окрашивает ее платье и собирается в лужицу на полу.

Плачет ребенок.

Визги и ругань. Кто-то толкается.

Я сижу. Наблюдаю за каждым действием курьера и чувствую на себе косые взгляды.

Кто-то связывается с машинистом.

– «Под кайфом»… Ну и что теперь скажешь?

Отличный вопрос. В памяти всплывает дело Кринова и Морских: убили, расчленили, разделали и запекли в духовке свою подругу. Каннибализм с картошечкой и лучком.

Кринов на суде так и сказал: «С картошечкой и лучком».

– Будешь сидеть?

– Что предлагаешь?

– Предлагаю подойти.

Я встаю и уверенно направляюсь к курьеру. Поезд замедляет ход.

«Не иди! Развернись! Беги! Беги!» – инстинкт самосохранения вопит о разумности, но мое тело не слушается.

Я им не управляю. Марионетка.

– Стой! Что ты делаешь?! – кричит кто-то из пассажиров, но кто-то внутри дергает за ниточки, и я продолжаю идти.

Еще шаг – я замираю. Очень близко. Слишком близко…

Почти вплотную.

Лужица крови ползет к моим кедам, тянется к ним.

Курьер глотает первый кусок и вгрызается в шею торговки за новым. Увидев меня, он исподлобья кидает хищный взгляд и, не разжимая челюстей, обнажает зубы, словно хочет зарычать.

– Диковато для обычного каннибала, не находишь?

Он прав, впрочем, как и в большинстве случаев.

Накинуться на жертву – повалить на землю. Разорвать шею – умертвить. Спокойно утолять голод. Просто хищник, движимый инстинктами.

Поезд останавливается.

– Уважаемые пассажиры, будьте взаимно вежливы: уступайте места инвалидам, пожилым людям, пассажирам с детьми и беременным женщинам.

Как насчет того, чтобы уступить вагон слетевшему с катушек каннибалу?

Люди вылетают из открытых дверей, а я все также стою.

Лужица крови добирается до моих кед и прикасается к ним. Огибает по контуру подошвы… Слева и справа.

Курьер, не отрывая от меня взгляда, продолжает выдирать и жевать новые и новые куски. Я смотрю на него не менее пристально.

Глаза: навыкат, белки красные от лопнувших сосудов, зрачки сужены в едва видимые точки.

Рот: от него во все стороны ползут черные извилистые линии, губы почти исчезли, превратившись в тонкие полоски. Обнажаются зубы и десна.

Кожа: бледная, она будто натягивается. Прорезаются вены.

На человека ЭТО мало похоже.

– ЭТО уже не человек.

Почему я стою? Почему не двигаюсь? Дать бы деру отсюда вместе со всеми, а не ждать неизвестно чего. Но ни от одной мышцы нет отклика. Знакомое состояние… Как сонный паралич, только тот первобытный, неконтролируемый страх, который его сопровождает, отсутствует.

– Тебе разве не интересно рассмотреть его?

Голос давит на любопытство. На мое нездоровое, доводящее до опасной грани любопытство.

– Интересно, – я произношу как можно тише.

Кто-то зовет на помощь.

– Эй! Руки за голову убрал! На колени, быстро! – держа наготове дубинки, в вагон забегают Полицейский 1 и Полицейский 2. Показывают жестами, чтобы я уходил.

Совсем молодые. Первое дежурство? Тогда им крупно не повезло.

Дикий. Так я называю это существо, когда оно резко поворачивается к стражам порядка, хрипит, брызжа кровавой слюной, и бросается на одного из них, вытолкнув из дверей на станцию. Полицейский 1 теряет равновесие и падает, пытаясь сбросить с себя Дикого.

– Убери его от меня! Колян! Бей его! Бей!!!

«Колян» возвращается на землю и бьет Дикого дубинкой по спине. Никакой реакции. Он бьет снова, но и на этот раз ничего. Лишь яростные хрипы и попытка дотянуться до шеи Полицейского 1.

Удар за ударом. Тщетно.

– По голове! По голове!!! – орет он.

Полицейский 2 – «Колян» – тут же обрушивает дубинку на голову Дикого, тот ослабляет хватку, и после второго удара валится на пол.

Тишина. Словно ничего и не произошло.

Иллюзия.

Сон.

Галлюцинация?

– Нет.

Лужица крови огибает подошву и просачивается под нее.

– Господи… Кто это? – подбежавший машинист останавливается в двух шагах от ТОГО, что совсем недавно было человеком.

– Хрен его знает… Ты чего стоишь-то? Живее поезд в депо! – командует ему «Колян». – Выводите всех и закрывайте станцию.

Последнюю фразу он говорит сотруднице метрополитена, которая в ужасе выглядывает из-за колонны. Страшно, но интересно.

Я ее понимаю.

«Колян» глубоко вдыхает воздух через нос и растерянно смотрит на тело Дикого.

– Конечно! – женщина убегает, подгоняя к выходу людей, рискнувших поглазеть.

– Хорошо хоть станция конечная. Меньше мороки, – выдыхает Полицейский 1, встает на ноги и, отряхнувшись, видит, что я до сих пор в вагоне. – Ты в порядке?

В порядке ли я? Незнакомые люди слишком часто задают мне этот вопрос… Тенденция не радует.

– В порядке. Я тоже пойду? – не желая терять больше времени, я решаю умолчать о том, что работаю судебно-медицинским экспертом, и поскорее свалить.

Контроль над собственным телом вернулся.

– Пользуйся.

Организм требует выпивки.

– Номер свой оставь и иди. Вызовут, если что… – голос Полицейского 1 немного дрожит. К телу Дикого он не подходит, а даже наоборот – делает пару шагов от него.

– Это ни к чему. Пусть идет. Мы все уладим, – по платформе неторопливо шагает высокий мужчина с густой рыжей бородой.

Длинные волосы заплетены в тугую косу. На лице ни одной эмоции, безразличный взгляд, твердая и решительная походка. Ничего примечательного в одежде: серая толстовка, джинсы, кроссовки.

Достав из кармана смартфон, он несколько раз проводит по экрану пальцем и прикладывает устройство к уху.

– На красной, первая точка. Один Побочный.

За рыжебородым неторопливо следует невысокая стройная брюнетка.

Такое же спокойное выражение лица. Берцы, рваные черные джинсы, синяя обтягивающая футболка. Длинные волосы также заплетены в тугую косу.

Оценив ситуацию, она цокает языком и что-то бормочет.

– А вы кто такие? – оба полицейских подходят к незнакомцам.

Кажется, что вот-вот и я пущу корни в пол вагона.

– У вас приказ, если не ошибаюсь, не препятствовать нам, – рыжебородый небрежно сует им черную ксиву, вытаскивает из-за пояса что-то отдаленно напоминающее пистолет и, ловко зарядив его колбочкой с прозрачной жидкостью, подходит к Дикому. – Че встали? Этого уберите.

Помрачневшие и недовольные полицейские провожают меня до выхода.

Я не оглядываюсь, ничего не спрашиваю. Я оставляю за собой кровавые отпечатки левого кеда.

* * *

Солнце уже скрылось за тучами и ушло за горизонт. Моросит дождь, а поднявшийся ветер то и дело меняет его направление. Как ни поверни голову – капли летят прямо в лицо. В глаза, ноздри, уши. Вода везде.

Я забегаю в парадную как раз, когда начинается полноценный ливень.

– Придержите дверь!

Я хватаю ручку, ожидая молодую пару. Они прикрывают головы рюкзаками.

– Спасибо вам! А то мы ключ от домофона забыли! – благодарит девушка.

Молча кивнув и надеясь на окончание «разговора», я три раза нажимаю кнопку вызова лифта. И еще раз. На всякий случай.

Дождь смыл кровь с подошвы.

– Вы же из двадцать шестой? – вдруг спрашивает парень.

Идеально подстриженный, гладко выбритый. Розовая рубашка застегнута на все пуговицы и заправлена в брюки, галстук или бабочка отсутствуют.

– Ага, – отвечаю я.

– О! А мы ваши соседи! Напротив живем. Дима. А это Света – моя жена.

Я смотрю на бодро протянутые руки и, помедлив, крепко пожимаю мужскую, а женскую слегка. Искренность их улыбок несколько настораживает.

В этой искренности мелькает безумие. Туда-сюда. Сюда-туда.

Слишком позитивные. Они не замечают моего нежелания вести беседу, тем более знакомиться.

– Крис.

Лифт тащится с двадцать четвертого этажа, то и дело останавливаясь. Я нажимаю на кнопку еще несколько раз.

– Необычное имя! А какое полное, если не секрет? – девушка с любопытством сверлит меня взглядом.

Темные волосы в пучке на затылке. Макияж, украшения и маникюр отсутствуют. Белая блузка застегнута на все пуговицы, серая юбка скрывает колени.

– Меньше знаешь – крепче спишь. Чего ты церемонишься?

Я решаю проявить терпимость. День и без того выдался нелегким.

– Кристофер.

Из лифта, хохоча, вываливается целая орава подростков. Теперь от домашнего покоя меня отделяют всего четыре этажа в железной ловушке. Я нервно звеню ключами в кармане штанов.

– Ой, а оно происходит от имени Христа?

– К сожалению, – мне имя в целом нравится, но его связь с религией – нет. Спасибо набожным родителям.

– К сожалению? – глаза девушки округляются. – Вам очень повезло с именем! Или вы не верующий?

Четвертый этаж. Двери открываются, и я чуть ли не выпрыгиваю из лифта. Соседи увязываются следом.

– Верю в то, что вижу.

– Бедный… Просто у вас не было того, кто помог бы прийти к Богу и наставил бы на путь истинный! – в неожиданной манере говорит парень.

– Да-да! Вот, держите! Мы вам поможем! – девушка копается в рюкзаке и с сияющей улыбкой, дает мне пеструю брошюрку. – Почитайте обязательно! Мы готовы быть вашими проводниками в новую жизнь! Бог ведь везде и всюду! И даже внутри вас с нами!

Брошюрку я не беру.

Фанатики и радикалы… Пятое место.

Ключ в замочной скважине. Я разворачиваюсь.

– Света? Правильно? Простите, но я прекрасно знаю, что «внутри вас с нами». Работа такая.

– О! Вы психолог?

– Нет. Судмедэксперт. И поверьте мне, что там, – я указываю поочередно на их животы, – уж точно нет никакого Бога. Но спасибо за информацию.

Повисает тишина – сигнал зайти в квартиру, захлопнуть дверь и закрыть ее на три замка.

Наконец-то дом. Я облегченно выдыхаю, скидываю кеды и прохожу в комнату. Щелчок выключателя – загорается лампочка. Рюкзак летит на кровать.

– Привет, Варь, – она как обычно стоит в углу.

Холодный оскал в ответ.

– Хоть бы раз спросила, как прошел мой день, костяшка ты бездушная! – я делаю вид, что обиделся, швыряю в нее носок и демонстративно ухожу на кухню, оставив ее подумать над своим поведением.

Настроение приходит в норму, а Голос услужливо молчит. Как говорится, дома и стены помогают, но полагаться только на них я не собираюсь, поэтому беру из холодильника бутылку темного рома.

Сладковатый аромат ванили, пряностей, апельсиновой цедры и немного шоколада…

Первый глоток всегда самый приятный – напиток игриво обжигает горло и разносится по всему телу расслабляющим теплом. Горячее знакомство.

Во вкусе добавляются нотки карамели, оттенки трубочного табака и корицы…

Второй глоток – закрепляющий. А вместе с третьим в организм проникают щупальца опьянения, и с каждым последующим глотком они все плотнее и плотнее обвиваются вокруг сознания.

Изгоняя проблемы. Выбрасывая переживания. Игнорируя душевный груз.

* * *

Прохладный душ заметно бодрит, и после него, я следую вновь на кухню.

Хватаю бутылку рома, бутылку колы, высокий стеклянный стакан и через комнату попадаю на лоджию. Деревянный столик с раскладным стульчиком отлично вписываются в нашу компанию.

Из приоткрытого окна дует освежающий ветерок. Пахнет мокрым асфальтом. Пахнет дождем.

Должно быть темно – ночь почти наступила. Но эти «Белые ночи»… Невероятно романтическое явление, по мнению тех, кто гостит в Питере. А как по мне, так отсутствие полноценной темной ночи – настоящий кошмар и Ад наяву.

* * *

После нескольких стаканов взгляд слегка затуманивается, и тянет на разговоры. К тому же я обещал… Болтливость – не моя черта, но алкоголь делает ее очень даже моей, и язык развязывается.

Я предпочитаю выпивать один. Или с Артемом.

Варя не в счет. С ней я могу говорить часами и в трезвом состоянии. Однако…

– Варвара! Надо поболтать! – я в очередной раз смешиваю напитки, но, сделав глоток, понимаю, что она сама не придет, и поспешно встаю. – Прости-прости! Сейчас все будет!

Пошатываясь и путаясь в собственных ногах, мне удается доковылять до Вари и повиснуть у нее на плечах.

– Что ж ты такая костлявая? Совсем извела себя этими диетами, – ворчу я, пока тащу ее на лоджию.

Или она тащит меня…

Безразличие.

– Ладно… Твое дело…

Удовлетворенный оскал.

Я ставлю Варю лицом на улицу и указываю в сторону метро, из которого порциями выходят люди.

– Гляди-ка, станцию открыли.

Вопросительный взгляд.

– Так и быть! Расскажу! – я выпиваю содержимое стакана, незамедлительно его наполняю и вкратце обрисовываю Варе сегодняшний инцидент.

Задумчивость в глазницах.

– Вот и я не знаю, что это за хрень, – высунувшись наружу, я смотрю на людей, спешащих домой под проливным дождем, который успевает изрядно намочить и меня.

Ветер усиливается и выворачивает зонты наизнанку, превращая их в бесполезную ношу.

Близость к происшествию в вагоне я не озвучиваю. Во-первых: непонятно, по какой причине мое тело было не моим, и пугать Варю раньше времени, нет желания. Во-вторых: Варя не знает о Голосе, и я не хочу, чтобы она переживала. А вот Голос знает о Варе, но никогда не задает насчет нее вопросов и вообще в квартире не появляется. Никогда.

– Даже, если тот курьер – каннибал, то это все равно не объясняет настолько дикого поведения. Дикого… Дикий… – повторяю я, пробуя слово на вкус, а затем продолжаю. – Зачем убивать в таком месте? Да еще и тут же начинать… Трапезу.

Осуждение.

– Что такого? Ну, трапеза и трапеза. Не цепляйся к словам, суть-то не в этом, – я пожимаю плечами и плюхаюсь на стул.

Негодующий оскал.

Варя тоже вспоминает дело Кринова и Морских.

– И я о том же! И это люди? Выродки… Да, их закрыли, но малую-то жалко… Еще и этот рыжий с девкой на станции… Такие важные и смотрят свысока… Ты меня слушаешь? – возмущаюсь я, но зеваю от навалившейся усталости, и глаза сами собой закрываются…