Подвиг Севастополя 1942. Готенланд – Виктор Костевич

Защитники Крыма на фотографии Вольфа Гальперина, сделанной в августе 1941-го. Фотоматериал по обороне Крыма и Севастополя показывает серьезную разницу между флотскими и армейскими, вторых фотографировали раз в десять меньше. Об авторе этой книги я не нашел почти ничего. Упоминания на академических ресурсах, как о переводчике с немецкого, чешского и польского и перечнем считанных статей. Саму книгу я купил по ее выходу в 2015 году согласно рекомендации в покойной ЖЖешке покойного Алексея Ивакина. Добрался до нее в рамках чтения околочерноморской прозы серии этого лета. Написанная к 2010 году она отражала взгляды автора и реалии жизни позапрошлого десятилетия, с тех пор прошло полтора десятилетия и целая политическая эпоха, глядя на которую становится понятно, в какое же насыщенное событиями время живет мое поколение. Времена, как известно, часто повторяются, и выраженные в беседах с одним из главных героев идеи всяких украинских городских сумасшедших, вперемешку с мечтами итальянцев и румын о послевоенной принадлежности полуострова только обостряют в памяти былые споры в соцсетях, популярные в годы написания этого труда. Но в книге, как и в реальной жизни все решалось и решается силой оружия.Я не большой поклонник современной военной прозы о Великой Отечественной, потому что есть и массив художественных произведений от ее участников и необъятный мемуарный океан, на которые мне вряд ли хватит жизни даже для частичного охвата. Приступая к этому томику на 700 страниц я предполагал, исходя из объема и темы, что это тянет на роман-эпопею, но произведение получилось совсем не эпическим, а скорее попыткой дать в книге три параллельных линии развития сюжета за три главных героя, чтобы свести их где-то ближе к концу. Обычный рядовой советский солдатик. заброшенный на опорный пункт вокруг батареи на южной берегу Бельбека, противостоящий ему рядовой немецкий пехотинец, выдернутый мобилизацией несостоявшийся филолог. И итальянский журналист из миланской газеты, присланный освещать крымскую компанию. У всех них была своя линия, писатель пытался передавать их речи и мысли в свойственных только им стилистике речи, просто от рядового Аверина, чуть сложнее от студента Цольнера и витиевато от репортера Росси. Журналисту еще приходилось выслушивать от местных националистов, немецких гестаповцев и зондер-фюрера-пропагандиста рассуждения о русском народе и будущем Украины, отражающие взгляды автора. От ура-оптимизма и вплоть до пораженческих настроений у собеседников, хотя больше всего итальянца занимали бабы, пока всерьез нацеленный на покорение симферопольской пейзанки не увидел ее на виселице, как участницу подпольной группы, после чего он пошел в разнос и возненавидел эту войну и немцев в целом. Советский солдат и немецкий стрелок послушно тянут свою лямку, пока немца не перечеркивает пулеметная очередь, а Аверин не выбирается живым и целым из ада последних дней обороны и не сбегает из колонны военнопленных к партизанам. К этому времени все герои уже жили в одной стилистике повествования, автор потерял эту особенность повествования, выдерживаемую в начале, как будто пересмотрел свои мысли на произведение, а главные герои так и не встретились где-либо, вроде поля боя или лагеря военнопленных, вопреки моим ожиданиям. Отдельно хорошо получились почти главные герои, бытовик Мухин, жуликоватый, но верный в конечном счете присяге солдат, зондер-фюрер Грубер, вечный попутчик итальянца, сражавшиеся до конца советские командиры. Где-то на меня дохнул кинематографический штамп из 90-х, в котором явно отрицательным персонажем выведен сука-особист… то есть политрук Земскис, видимо воплощающий для автора всю нелюбовь к прибалтийским вымиратам, умудряющийся сбежать с батареи в начале третьего штурма и прорваться в эвакуацию. С немецкой стороны однозначно воплощением зла является сотрудник СД Лист, нахально вешающий несостоящихся пассий журналиста.Вместе с тем роман достаточно точен в географических и военных аспектах, конечно, как это выглядит с точки зрения его рядовых участников. Мое личное несогласие вызвал только эпизод с поймавшим shell shock немецким солдатиком почему-то еще в учебном лагере, а не на поле боя. По итогам WWI данное состояние было уже хорошо известно врачам и военным, так что решение коменданта лагеря посадившего его в клетку, а потом расстрелявшего перед строем вообще идет в разрез с немецкой военной юстицией, в которой право выносить такие приговоры было у трибуналов, право утверждать у командующих корпусами, а не у безвестного ротного.P.S.: Я так и не решил оставлять ли этот роман в библиотеке или отдавать на буккроссинг. Тираж уже закончился, но книгу легко достать у букинистов. Если есть заинтересовавшиеся желающие в Москве, то я охотно могу отдать им книгу в дар или обмен.