Виктор Горбачев
Повесть о преждевременном. Авантюрно-медицинские повести
Глава 8. «Где слово царя, там и власть, и кто скажет ему: «Что ты делаешь?»
Оставшиеся, как мы помним, до поры до времени сомнения и вопросы въедливого школяра Шуры Чижевского по поводу намеренного искажения и фальсификации истории Руси настойчиво напомнили о себе теперь, десять лет спустя.
Школяр, правда, к этому времени уже превратился в молодого профессора Александра Леонидовича Чижевского, но менее въедливым от этого вовсе не стал, а скорее даже наоборот.
Посему при изучении жизни Пушкина сомнения и подозрения о переписанной истории Руси обуяли его с новой силой.
Резануло, как по-живому: верноподданному придворному поэту, первому поэту России император поручил сказать своё слово о важнейших событиях отечественной истории, а его не допустили до всех архивов.
Александр Сергеевич занимался историей Пугачёва по прошествии тогда всего-то шестидесяти лет после бунта. Дело, однако, было обставлено так, что, вроде как никакого бунта и не было, и нет, стало быть, никакой истории.
Материалы Пушкин собирал, хоронясь, якобы для написания истории Суворова…
Дело о Пугачёве в архиве среди прочих тайных документах «…доныне нераспечатанное», – писал Пушкин в предисловии к «Истории Пугачёва».
Пушкин, как хищник, ходил около бумаг Петра Первого, Пугачёва, Павла, Екатерины Второй… Не раз и не два намекал он Николаю Первому, что есть много загадок, но тот делал вид, что не понимает, о чём речь.
По окончании работы над рукописью Пушкин решил немного слукавить, дабы обойти цензору.
Он снабдил рукопись корректным сопроводительным текстом и, пользуясь своим положением, напрямую отдал её царю. Тот потребовал изменить название «История Пугачёва» на «Историю Пугачёвского бунта», сделал ещё кое-какие правки, но книгу издать дозволил.
Правда, к архивам Пушкина так и не допустил. Зато стало понятно: калибр первого поэта России, стало быть, соответствует, если позволено будет так выразиться, калибру охраняемых придворных тайн. Точнее, даже меньше.
Как Екатерина постановила сделать эту тайну вечной, так оно поныне и есть…
Не лишне сказать, что и те архивные материалы, с которыми Пушкину позволено было работать, уже были, скорее всего, сфальсифицированы. Вспомним фальшивую Радзивилловскую рукопись…
Пушкин вообще заметил, что в царствование Николая Первого, как и во времена более ранних Романовых, тоже идёт уничтожение документов: Николай Первый сжёг дневники своей матушки, вдовы Павла Первого, дневники вдовы Александра Первого, бумаги Зубова, а также архив «железного князя» Петра Михайловича Волконского, везде неотступно сопровождавшего Александра Первого…
Вполне вероятно, Пушкин догадывался, что настоящая история Пугачёва совсем не такая, какой её тогда представляли. Уж не потому ли её и разрешили печатать…
Догадывался хотя бы по ряду несоответствий и многим странностям, которые мыслящего человека невольно озадачивали.
Бывали бунты и мятежи на Руси и прежде. Классические бунты классически и подавлялись. Будь то Разин или Болотников…
В «пугачёвщине» же никакой классикой и не пахнет.
Это чтобы к шайке-то разбойников примыкало духовенство, причём высшие его чины?! Или чтобы на сторону самозванца переходили отборные кадровые эскадроны донских казаков с их хитромудрыми и обычно осторожными атаманами?!
Ну, а про «чёрный люд», как писал Пушкин, мы и не говорим…
Дело дошло до того, что государыня сама хотела возглавить огромное войско, снятое с войны с Турцией. Скоропостижный мир на Турцию свалился об ту пору, как манна небесная…
Сам Александр Васильевич Суворов, победитель многих царей, императоров, маршалов и прочих визирей был поставлен против разбойника во главе регулярной армии.
Сама Екатерина проговорилась чисто по-женски, что против Пугачёва была «наряжена такая армия, что едва ли не страшна соседям была».
А как расценить, что войско Пугачёва было грамотно организовано и управлялось настоящей Военной коллегией с полевыми судами и прочими известными атрибутами?!
На подвластных территориях зачиналась кипучая административная деятельность народного правительства… Ни в разинском бунте, ни в восстании Болотникова, например, ничего похожего и в помине не было.
Потомственному дворянину, генеральскому сыну Александру Чижевскому трудно было понять, каким образом в войске безродного бандита Пугачёва оказались вдруг польские и французские офицеры. Шляхта на стороне разбойника и самозванца?! Что-то тут не вяжется… Или целые отряды, сформированные из обычно смирных немцев-колонистов…
Что-то не стыкуется и в биографии самого Пугачёва. Вначале это – заурядный, малограмотный казак, в военные годы дослужившийся всего лишь до хорунжего, потом вдруг в считанные недели – народный вождь по всем параметрам…
Случались, конечно, местами в разные времена «народные самородки», однако аналитик Чижевский, изучавший летописи всех стран за две с половиной тысячи лет, никак не мог отделаться от мысли, что бунт Пугачёва больше походил на гражданскю войну.
Самозванцев и на Руси хватало, но так вздыбить всю Россию мог только самородок, за которым кто-то стоял…
Опять рецидив Орды?!
А может, тот, кого называли Пугачёвым, и в самом деле был уцелевший в 1762 году царь Пётр Третий, и никакой он не Лжепётр?..
Пушкин, собирая материал о Пугачёве на Урале, неоднократно разговаривал со стариками, которые искренне возмущались, когда он называл его так.
«Это для тебя он Пугачёв, – серчали казаки, – а для нас он настоящий государь Пётр Фёдорович!»
Почему-то Екатерина в личной переписке несколько раз называла его «маркизом»… И судили Пугачёва не где-нибудь, а в Тронном зале Кремлёвского дворца… И судьи перед началом процессе дали навечную «подписку о неразглашении»…
Что-то многовато казусов для простого крестьянского восстания…
Всё становится на свои места, если допустить, что Пугачёв и есть на самом деле Пётр Третий, чудом спасшийся после дворцового переворота, устроенного Екатериной Второй и её «зажравшимися» гвардейцами.
Хочется верить, что Пушкин был честен и искренен при написании «Истории Пугачёва». Это значит, что пользовался он уже новым историческим материалом, переработанным при Екатерине Второй.
Нетрудно предположить, что раз до истины не смог докопаться придворный поэт, к тому же спустя всего пятьдесят – шестьдесят лет после казни Пугачёва, чего же следует ожидать от последующих историков по прошествии ста пятдесяти – двухсот лет…
А все эти годы в нашем сознании укореняется определённая, неправдивая модель нашего прошлого, и опровергнуть её становится всё труднее и труднее…
Профессор Чижевский по натуре был весьма далёк от интриганства, поэтому инстинктивно склонялся к исследованиям более объективным, не подверженным ангажементу, то есть физическим. Хотя, как показало время, и там он ухитрился довести до белого каления массу просвещённых субъектов.
Сомнения его по поводу тёмных пятен в отечественной истории и хронологии никак не мог развеять и отец – бывший царский генерал и благочинный дворянин.
Стало быть, искать и вещать версии о том, кто, когда и зачем так беспардонно отредактировал историю нашего отечества, предстоит нам самим…
Итак…
Кто – Романовы, когда – начало 18 века, зачем – …
В начале 18 века Пётр Первый Романов основал Российскую академию наук. На историческом её отделении за сто двадцать лет существования было тридцать три академика-историка. Из них только трое… русских, включая М. В. Ломоносова. Остальные – немцы, Екатеринины земляки.
Профессинальным историкам хорошо известно, что историю Древней Руси до начала 17 века писали немцы, причём многие из них даже не знали русского языка. Ломоносов писал свою историю государства российского, в корне отличную от онемеченной. Бился за неё рьяно и отважно, живота не жалел в буквальном смысле…
Ещё в 1725 году кафедру по восточным древностям и языкам в Академии занял Байер, приглашённый в числе многих других немцев императрицей Анной Иоановной. Тогда же в академических кругах появился и Миллер. Чуть позже их дело продолжил историк Шлезер.
Вся эта «херр-компания» с пеной у рта доказывала, что восточные славяне в 9-10 веках были сущими дикарями, спасёнными из тьмы невежества просвещёнными варяжскими князьями. По имеющей хождение и поныне теории Байера «…прибывшая на Русь кучка норманнов за несколько лет превратила “тёмную страну” в могучее государство».
Ломоносов сопротивлялся, как мог, многие русские академики его поддержали – А. К. Мартов, И. Горлицкий, Д. Греков, М. Коврин, В. Носов и другие.
Созданная для разбирательства научного спора Сенатская комиссия во главе с князем Юсуповым супротив императрицы выступить не решилась.
«…за неоднократные неучтивые бесчестные и противные поступки как по отношению к Академии, так и к комиссии и к немецкой земле подлежат смертной казни или в крайнем случае наказанию плетьми и лишению прав и состояний», – это по отношению к Ломоносову (!). Остальных – в Сибирь, как водится, на перековку…
Новая императрица Елизавета Петровна не рискнула, однако, казнить или даже пороть академика Ломоносова. Она лишь вдвое уменьшила его жалование и унизила приказом просить прощения у немецких профессоров.
Последние, однако, на этом не успокоились.
В 1763 году по доносу Тауберта, Миллера и других уже Екатерина Вторая уволила Ломоносова из Академии.
Ещё в 1751 году была опубликована ломоносовская «Древняя российская история». Невероятную ярость у оппонентов вызвала особенно её первая часть «О России прежде Рурика».
Однако после смерти Михаила Васильевича по приказу Екатерины Второй вся его библиотека и бумаги были изъяты графом Орловым и бесследно исчезли…
Поэтому опубликованные позже под редакцией Миллера труды Ломоносова, разумеется, уже были нужным образом «онемечены».
И вы хотите, чтобы теперь все так сразу осознали, что борьба русских с ордынцами – это борьба русских с русскими, то есть гражанская война за единоличную власть?! И что империя от Тихого до Атлантического и от Северного Ледовитого до Индийского океанов – это империя русских?!
Да разве тёмные дикари в состоянии покорить просвещённых европейцев?!
И уж коли волею судеб добрались германцы до власти в России, разве они согласятся с такой историей?!
А вот свидетельство недоступного немецким профессорам, а потому объективного летописца архимандрита Рагузского – 1601 год:
«Славянский народ озлоблял оружием своим чуть ли не все народы во Вселенной: разорил Перейду, владел Азиею и Африкою, бился с египтянами и с великим Александром, покорил себе Грецию, Македонию, Иллирическую землю, завладел Моравиею, Шлёнскою землёю, Чешскою, Подольскою и берегами моря Балтийского, прошёл в Италию, где многое время воевал против римлян.
Иногда побеждён бывал, иногда биючился в сражении, великим смертопобитием римлян отлицевал, иногда же биючился, в сражении ранен был. Наконец, покорив под себя державство Римское, завладел многими их провинциями, разорил Рим, учиняя данниками Цесарей римских, чего во всём свете иной народ не чинивал.
Владел Франциею, Англиею и уставил державство во Шпании, овладел лучшими провинциями в Европе, и от сего славного народа в прошедших временах произошли сильнейшие народы, то есть славяне, вандалы, бургунды, готы, остроготы, руси или раси… даки, шведы, норманны, финны, украинцы…»
Сейчас известны чудом уцелевшие исследования доктора философии, статского советника Егора Ивановича Классена – «Новые материалы для древнейшей истории славян вообще и славяно-руссов до рюриковского времени, в особенности с лёгким очерком истории руссов до рождества Христова». Они вышли уже спустя почти тридцать лет после Пушкина, а посему были ему недоступны.
«К счастью, – писал Классен, – имеем мы двоякого рода источники к воссозданию древнего славянского мира: это летописи и памятники, которые говорят совершенно против них (фальсификаторов – авт.).
Славяно-руссы как народ, ранее римлян и греков образованный, оставили по себе во всех частях Старого света множество памятников, свидетельствующих об их там пребывании и о древнейшей письменности, искусствах и просвещении. Памятники пребудут навсегда неоспоримыми доказательствами…»
А приглашённые князья-варяги были из Поморской Руси…
«Народ твой искони служил моим предкам», – писал Иван Грозный шведскому королю.
Некий поляк Тадеуш Воланский, покопавшись в древностях и поразмыслив, издал смелый по тем временам труд: «Памятники письменности славян до Рождества Христова». Труд смелый настолько, что католический примас Польши запрашивал у императора Николая Первого дозволение применить к отщепенцу аутодафе – публичное сожжение на костре еретиков или еретических сочинений.
К счастью, этот грех Николай Первый на душу не взял, спустив щекотливый вопрос на тормозах.
Самые упёртые краелюбы откопали откровения и самой Екатерины Второй, которую трудно заподозрить в симпатиях к славянскому народу. В своих «Записках касательно русской истории» (СПб., 1787) импортная императрица вынуждена была признать:
«Славяне на востоке, западе и севере обладали толикими областями, что в Европе едва ли осталась землица, до которой они не касались».
Так что не зря прикормленные немецкие историки переписывали историю Руси…
«…Кто владеет прошлым – владеет будущим».
Острее стало ощущенье
Шагов истории самой…
Ярослав Смеляков
Глава 9. «Род проходит, и род уходит, а земля пребывает вовеки…»
В очередной свой приезд домой, в Калугу, на Рождество 1925 года, Александр задумал спровоцировать отца.
«Господин генерал! А каким образом вы собираетесь отмечать сто лет со дня восстания декабристов?!»
Генерал подвох учёного сына раскусил сразу, поэтому с ответом не спешил, лишь ухмылялся и поглаживал в раздумьи бороду.
Морозным декабрём 1825 года кучка дворян порешила свергнуть российского самодержца. Присягавший царю генерал по идее должен его защищать, а посягнувших на трон по всем статьям презреть.
Большевики-революционеры, которым теперь служил бывший генерал Чижевский, на почве ненависти к самодержавию записали дворян-революционеров к себе в союзники.
Очередной провокационный вопрос сына по сложившейся между ними традиции подлежал объективному обсуждению, безоговорочно честному и, по возможности, бескомпромиссному.
Устоявшаяся во времени догма, что везде и повсюду революционеры – это честные борцы за благо народа, оказывается, довольно живуча. Это теперь череда военных хунт и переворотов изрядно этот миф поистрепала. А в 1925 году большевистское «ура!» всё ещё сотрясало планету. Немудрено, что честный дворянин и патриот, движимый благими намерениями, вполне добровольно примкнул к революционерам.
Но на заре 19 века Россия представляла собой нескольуко иную страну, а менталитет народа российского был совсем не тот, что теперь. Россия была патриархальная страна, на восемьдесят процентов крестьянская, с казавшейся незыблемой идеологией – православием.
«Царь – помазанник Божий! Посягнувший на царя – посягнул на самого Господа!»
А в планы декабристов среди прочего входило убийство царя и всех возможных наследников. Впрочем, эти декабристские планы как раз не были оригинальны: редко какие дворцовые перевороты обходились без цареубийства.
Какой уж тут процент успеха, если те самые восемьдесят процентов – это кососмотрящая оппозиция…
Правда, революционеры-теоретики уверяют, что тихая или затюканная оппозиция вождям революции только на руку.
Как-то той зимой всё пошло наперекосяк. Взял и где-то в командировке умер Александр Первый, и убивать его мятежникам не пришлось. Междуцарствование – это же для повстанцев подарок судьбы!
Невольно дискредитирован Николай Первый: то он давеча отрёкся от престола, принёс присягу Константину, а теперь вот воду мутить вздумал, в цари лезет.
«Видишь ли, Шура, – рассуждал генерал Чижевский, – давай не будем забывать, что свои революционные идеи господа Пестель, Трубецкой и иже с ними почерпнули у своих коллег во Франции, где многие из них бывали в составе регулярной российской армии. Только вот революцию французскую тамошний народ выстрадал и жаждал всеми фибрами. А наш-то российский люд вовсе никакой революции не хотел.
Все эти крестьянские бунты имели скорее хозяйственные цели, если позволительно будет так выразиться, политические лозунги бунтари как-то не формулировали.
Но дело даже не в незрелости повстанцев. Могу тебя удивить убеждением, бывшим в ходу в нашей среде во времена, когда на плечах у меня были ещё погоны поручика.
Декабристам никто бы не дал “победить” в их понимании. Посуди сам: изначально гиблый расклад – три полка поднимут многие другие части, сметут царя – и вот они: свобода, равенство и братство.
Да против-то был весь санкт-петербургский гарнизон Милорадовича, а это куда как поболе, чем три полка. Мало того, из офицеров тогда редко кто сомневался, что оба “диктатора” мятежников – чин-то какой придумали, прости Господи! – Трубецкой и Оболенский – были как раз людьми Милорадовича.
И планы реальные, скорее всего, были нацелены на нового царя-малолетку, регенство марионеточной императрицы-бабушки Марии Фёдоровны, то есть на реальную, всеобъемлющую власть людей типа Милорадовича. Тебе ситуация 1917 года не кажется более успешным дублем?!
Не возьмусь расценивать, каково бы нам с тобой теперь жилось при таком раскладе…
Одно могу утверждать: сплоховал сам Милорадович, за что и погиб. И, наоборот, сильный ход сделал не хотевший погибать Николай Первый: картечь из трёх пушек по его приказу повергла в шок не только повстанцев, но и сочувствующих. И всё было кончено!
И всё-таки за те четыре часа суматохи на Сенатской площади шанс у заговорщиков был вполне реальный. И царя могли арестовать, и войска склонить. Революционеры-дилетанты, что тут скажешь…
Смотри, как оно вышло с крепостным правом. Вопрос этот назрел, тогда уже ясно было всем: с таким анахронизмом Россия обречена быть аутсайдером.
На смертном одре Николай Первый берёт слово с наследника решить этот вопрос. И вот, спустя тридцать с лишним лет появляется “Манифест об отмене крепостного права”.
Только вряд ли декабристы так это себе представляли. Крепостное право отменили, но зависимость крестьян от помещиков фактически осталась, как они могли свою же землю выкупить по высоким ценам…»
Генерал замолчал в раздумье…
«Правда, при Николае Втором его экономисты эту ситуацию всё-таки разрулили…»
«Скажу тебе больше, – продолжил Александр, – за время работы в архивах мне попадались на глаза прелюбопытные докладные записки начальника Третьего отделения Бенкендорфа и шефа жандармов Дубельта. Смысл их поначалу обескураживал: почти все имения декабристов были заложены в казну, то есть все они были должники царя…»
Подтвердим слова молодого Чижевского запиской генерала Дубельта:
«Самые тщательные наблюдения за всеми либералами, за тем, что они говорят и пишут, привели надзор к убеждению, что одной из главных побудительных причин, породивших отвратительные планы “людей 14 декабря”, было ложное утверждение, что занимавшее деньги дворянство является должником не государства, а императорской фамилии.
Дьявольское рассуждение, что отделавшись от кредитора, отделываются от долгов, заполняло главных заговорщиков, и мысль эта их пережила…»
Ох, пережила… Да, и поныне живёт…
«Как думаешь, отец, были у Бенкендорфа и Дубельта причины сочинять?!»
«Да уж теперь-то на них всех собак вешают, – кхекнул генерал, – a между тем, и это не только по моим убеждениям, это – люди чести, боевые офицеры, герои 1812 года. И профессионалы, надо признать, весьма матёрые. Так что очень вероятно, что дело так и обстояло».
«Но ты посмотри, какая умница Пушкин! – Александр полистал толстую потрёпанную тетрадь, в которую имел обыкновение записывать заинтересовавшую его информацию. – Двадцати трех лет от роду, сам дворянин и владелец крепостных, но ограничения дворянством самодержавия не одобрял… Вот, полюбуйся: ”Владельцы душ, сильные своими правами, всеми силами затруднили бы или даже вовсе уничтожили способы освобождения людей крепостного состояния, ограничили б число дворян и затруднили б для прочих сословий путь к достижению должностей и почестей государственных”. Есть ещё любопытная информация на эту тему… – Александр опять полистал тетрадь. – Вот: “Молодёжь, то есть дворянчики от семнадцати до тридцати лет, составляет в массе самую гангренозную часть империи. Среди этих сумасбродов мы видим зародыши якобинства, революционный и реформаторский дух, выливающийся в разные формы и чаще всего прикрывающийся маской русского патриотизма”».
Мы спать хотим… И никуда не деться нам
От жажды сна и жажды всех судить…
Ах, декабристы!.. Не будите Герцена!..
Нельзя в России никого будить…
Наум Коржавин
