Виктор Голявкин
Большое собрание сочинений в одной книге

Забыл

Леня делал уроки, решал задачу. И поставил в тетрадке кляксу. Стал искать промокашку. Ходил-ходил по комнате и в кухню зашел. И забыл, что ему было нужно.

«Зачем, – думает, – я в кухню пришел?» Заглянул в кастрюльку, чтоб вспомнить, – никак не вспомнит! Сел Леня на табуретку и думает. А в голову разные мысли лезут. О том, как он летом в пруду купался. О том, как собака его укусила. И другие ненужные мысли. Вернулся искать промокашку в комнату. Ходил-ходил по комнате. И опять в кухню зашел. И опять забыл зачем. Потому что о лете все думает. О том, как в пруду купался. Как собака его укусила. В кухне бабушка суп варила.

Бабушка говорит ему:

– Что ты, Леня, на кухню ходишь? Почему уроки не делаешь?

– Я промокашку ищу, – вспомнил Леня.

– Промокашка ведь у тебя в руках!

Побежал Леня к своей тетрадке. А клякса вся расползлась.

Поиграли

Пообедав, Валерик пришел к Леше поиграть в игрушки.

А Леша как раз обедал.

– Поиграй сам в комнате, – сказала Лешина мама, – пока он поест.

Валерик пошел в комнату играть в игрушки, а Леша ему кричал из кухни:

– Ну как? Хорошо играешь?

– Хорошо, – отвечал Валерик.

– А сейчас?

– Хорошо!

– Очень хорошо?

– Очень хорошо!

– И сейчас хорошо?

– И сейчас.

– А сейчас?

– Хорошо!

– И опять хорошо?

– И опять хорошо, – отвечал Валерик.

Но Леша не унимался, продолжал спрашивать Валерика во все горло, хорошо ли он играет, потому что ему ужасно хотелось играть вместе с ним.

Но вот Валерику тоже захотелось играть вместе с Лешей, и он стал кричать ему из комнаты:

– Пообедал?

– Нет еще, – отвечал Леша.

– А сейчас?

– Тоже нет.

– И сейчас не пообедал?

– Пока нет.

– А когда?

– Ой, сейчас…

Валерик замолчал.

А Леша продолжал:

– Ну а теперь?

– Теперь хуже, – отвечал Валерик.

– А теперь еще хуже?

– Еще.

– Совсем?

– Совсем.

– Ну, я сейчас приду!

Леша очень спешил.

Вылил суп на себя.

Раздавил помидор на рубашке.

И чуть не подавился огурцом.

– А я уже наигрался, – сказал Валерик.

– Ну вот и поиграли, – сказала мама.

Давно бы так!

Зимой спортсменам раздолье: коньки, лыжи и прочее. И летом хорошо спортсменам: хочешь – плавай, хочешь – в футбол играй.

А осенью? Нет ни снега, ни солнца. Настроение у многих скверное. Начинают грустить и бездельничать. Дома сидят сложа руки. И смотрят в окно. За окном дождь и ветер. И вот они дома сидят и грустят.

Один говорит:

– Эх, зимой хорошо!

А другой:

– Эх, вот летом!

И продолжают смотреть в окно.

Один мой знакомый любил коньки. Он зимой на коньках катался. А осенью он в окно смотрел и ждал зиму.

Так вот однажды он смотрит в окно. И видит: бегут по асфальту мальчишки. Их человек пятьдесят бежит или больше. Хотя никакого снегу нет. Самая настоящая осень. Кое-где даже лужи. А им хоть бы что! Ноль внимания! Они все в спортивных костюмах. И без всяких коньков. За мальчишками радостный песик скачет и с удовольствием на мальчишек лает.

Тогда мой знакомый что сделал?

Первым делом он от окна отошел.

Вторым делом он вышел на улицу.

А в-третьих, он пробежал вокруг дома пять раз.

Хотя без коньков, а все же…

Давно бы так!

Фонарики

Ясный, солнечный день выдался в воскресенье. Папа взял Шурика в сельмаг и купил ему электрический фонарик, который сын давно просил.

По дороге довольный Шурик долго светил в лицо своему отцу, а во дворе – восхищенным ребятам.

Восхищенные ребята побежали к своим родителям просить деньги на фонарики.

Все ребята купили фонарики и радостно засветили в лица своим родителям. Родители жмурились и умилялись, а дети прыгали и смеялись.

Потом они светили в лица друг другу, в морды кошкам, собакам, коровам и лошадям, в глаза петухам, курицам, гусям и индюкам, а также на букашек и козявок. На все вокруг светили без передышки.

Собаки скулили и лаяли. Кошки ничего не понимали. Курицы тоже не понимали ничего. И сами-то ребята ничего не понимали, тратя батарейки попусту. Хотя бы вечера дождались. Куда там! Светили вместе с солнцем.

– Не то делаем, – понял Валерик, – давайте будем зажигать фонарики в карманах друг у друга! К примеру, я свой фонарик зажгу в кармане у Алексея, а Алексей свой карман, то есть свой фонарик зажжет… нет, ну да – в моем кармане…

– Я сам в своем кармане зажгу свой фонарик! – заорал Алексей. – Зачем же мне его в чужой карман пихать?

И ребята уже вовсю зажигали и выключали в своих собственных карманах свои собственные фонарики.

– А ну-ка я в твоем кармане зажгу, – сказал Алексей Валерику.

– Ага! Что я говорил! Так интересней! – заорал Валерик, подставляя свой карман.

Менялись фонариками и зажигали во всех карманах.

– Не то делаем! Совсем офонарели! Айда в подвал! – заорал Валерик.

Ребята кинулись в подвал и долго там светили друг другу в лица.

Вконец ослепленные, они вылезли на солнце, и самый маленький, Алешка, закричал:

– А у меня, ребята, сам фонарик офонарел… клянусь, совершенно не зажигается…

Ребята стали пробовать свои фонарики, у некоторых еще горели.

– Ничего, – сказал Валерик, – приобретем батарейки – и снова вперед!

И ребята побежали за новыми батарейками.

И пошло все сначала.

Но вскорости Алешку позвали домой, хотя ужасно не хотелось уходить от своих товарищей, потому что у него еще горел фонарик. Хотя кошки и собаки попрятались. Петухи и курицы разбежались. Козявки и букашки влезли в землю, а вот индюки никакого внимания на фонарики не обращали, и поэтому светить на них было совсем неинтересно.

Но фонарик у Алешки ведь горел…

На другой день утром Алешка сразу вспомнил о своем фонарике. Папа с мамой ушли на работу, а бабушка еще спала. Обычно она собирала внука в школу. Алешка ходил в первый класс. И вот первым делом, проснувшись, он осветил своим фонариком настенные часы. Как раз в это время бабушка обычно просыпалась. Но вчера она, наверно, умаялась за день и продолжала спать.

– Не буду включать свет, – решил Алешка.

И он тихо вышел на цыпочках в другую комнату, освещая путь фонариком.

Сам умылся, оделся, попил молока. Уложил в сумку книжки.

«Вот он где, фонарик, пригодился, – подумал Алешка и спрятал его под подушку. – Интересно, что сейчас другие ребята делают со своими фонариками?»

– Вставай, Алешка, – проснулась бабушка.

– Спи, спи, бабуся, – ответил внук и вышел из дому.

Отдохни, Саня!

Мальчик Саня приехал с мамой на дачу, и у него начались новые дни.

Он беспрерывно носился с ребятами по пляжу, купался, играл, а к вечеру спрашивал маму:

– Что мне теперь делать?

Это был неутомимый мальчишка, он нисколько не уставал.

Мама ему отвечала в таких случаях:

– А теперь ты отдохни.

От маминых слов он сейчас же убегал к ребятам, но ребята все разбредались по домам, и он продолжал играть сам с собой.

С самим собой ему играть быстро надоедало, и он кричал маме в окно:

– А что мне теперь делать?!

Мама брала его за руку, приводила домой и укладывала в постель, но он сейчас же вскакивал и спрашивал со слезами:

– А теперь что мне делать?!

Он долго не мог уснуть, вспоминая прошедший день: замечательный теплый песок, зелено-синее море; как он залезал в лодки и катера, представлял, что плывет в дальние страны, хотя лодки и катера покачивались на привязи и никуда не плыли. Как он катался на велосипеде по тропинкам леса и даже налетел на дерево, но все благополучно обошлось. Как он быстро и ловко промчался через рыболовецкий совхоз, куда вход категорически воспрещен. И многое, многое другое.

А утром начиналось все сначала, и опять к вечеру он спрашивал маму:

– А что мне теперь делать?

И мама ему снова отвечала:

– Отдохни.

Но он не хотел отдыхать. Он сказал:

– Как жаль, что я не могу ходить на руках! Я вымыл бы в заливе ноги и пришел на руках домой. И мне не пришлось бы дома мыть ноги.

– Тогда пришлось бы мыть руки, – сказала мама.

– Я мог бы вымыть руки, раз мне нечего делать.

После лета он приехал с мамой домой и сейчас же спросил:

– Что мне делать?

– Завтра тебе в первый класс, – сказала мама, – ведь ты хорошо отдохнул.

– Разве я отдыхал? – удивился Саня.

– Сейчас хоть отдохни, – сказала мама.

– Скорей бы в школу! – вздохнул он. – Тогда бы я знал, что мне делать!

И он побежал во двор к ребятам рассказывать, как он отдыхал летом.

Да отдохни ты, Саня!

Судьба одной коллекции

Собирать, конечно, все можно. Что хочешь, то и собирай. Хочешь, сначала собирай – потом не собирай. Хочешь, марки собирай, хочешь – спичечные коробки, хочешь – камни. Хочешь, собирай все вместе: камни, марки, коробки и еще что-нибудь в придачу. Это, как говорится, дело личное. Натаскай себе разных булыжников в комнату и живи в свое удовольствие! Если только мама позволит. Хотя камни бывают разные. Некоторые камни полезно собирать. Марки тоже полезны. Знакомишься с разными странами, королями, президентами; сталкиваешься, если можно так выразиться, с историей, географией. Полезно собирать книги. Про книги и говорить нечего. Тут пользы – масса. Опять-таки если читать их. А если так, на полке стоят, пользы тоже немного.

Одна девочка, Маша Мишкина, собирала фотографии артистов. Ничего в этом плохого, безусловно, нету. Но говорить о пользе тут тоже трудно. Ну какая тут может быть польза? Разве только сказать при случае: «А как же! Я этого артиста знаю. У меня есть его фотография». На это можно ответить: «Ну и что же?» На свете есть куда более полезные вещи, чем эти фотографии.

И вот эта девочка Маша насобирала ужасно много фотографий артистов. Собирать уже вроде некуда – стены все в фотографиях, альбомы полные. Родители смотрят на это безобидное занятие и про себя думают: «Ну и слава богу, наша дочка занята делом». (Хотя никакого дела здесь, безусловно, нет.) Только иногда отец скажет: «Опять вокруг какие-то незнакомые лица». На это дочка ему отвечала: «Эх ты, папа! Как же ты их не знаешь?! Их каждый знает!» И отец даже немного конфузился после такого ответа.

Он был занятой человек, директор какого-то крупного учреждения, и его не очень-то радовали эти фотографии. Поскольку они ему ни о чем не говорили. Но против он тоже не был. Он просто был безразличен. Только когда он уставал, эти фотографии его раздражали. Но это бывало редко. В основном он был крепкий человек и почти не знал усталости. А Машина мама – наоборот, она даже радовалась, что у ее дочки столько фотографий, гораздо больше, чем у других детей. А Маша видит такое дело – вовсю знай старается. Большого успеха она достигла, меняя одни фото на другие. К примеру: «Вот вам такой артист, а вы мне дайте такого». Или: «Я вам двух этих, а вы мне двух тех». Она не очень-то хорошо знала фамилии артистов. Одних она, правда, видела в кино, а других и вовсе нигде не видела, но если ей говорили, что это именно артист, а не какая-нибудь другая личность, она моментально загоралась приобрести эту фотографию. Один мальчишка предложил ей несколько карточек своих старших братьев, уверяя ее, что это артисты. И она за эти фотографии отдала ему несколько книг, в том числе «Моби Дик, или Поиски белого кита» и «Дикая собака динго, или Повесть о первой любви». Она методично писала письма в различные советские и иностранные журналы с просьбой выслать ей фотографии артистов. Хотя каждому ясно, что журналы существуют не для этого. Своими письмами она отвлекала людей от работы, занимала их золотое время. Получая такое пустячное письмо, работник издательства разводил руками и, наверное, возмущался.

Несмотря на то что ни один журнал ей ничего не прислал, она насобирала столько этих фото, что можно удивляться. В итоге у нее появилось по нескольку одинаковых артистов: шесть одних, пятнадцать других, двадцать пять третьих. Это уж вроде совсем ни к чему. Но она не останавливалась. В любом деле трудно остановиться, если оно тебя захватывает. Хотя каждому ясно, что эта меняловка бессмысленна. А она за одной какой-то фотографией обегала весь город и даже собиралась просить отца, чтобы он взял ее с собой в Москву, когда поедет в командировку. Отец как-то невнимательно отнесся к этой просьбе, и она, может быть, именно из-за этой фотографии осталась на второй год. Она потратила уйму времени, чтобы достать ее в своем родном городе. Для родителей это было полной неожиданностью, но они пока не понимали причины. Вскоре и родители увидели некоторую неприятную сторону этой коллекции. Самые любимые и ценные семейные фотографии: отец с матерью на фоне орла в Ессентуках, мать по горло в воде в Японском море, отец на лошади с шашкой в период Гражданской войны, дед с Георгиевским крестом, бабка с девятью детьми – все эти редчайшие семейные фотографии были выкинуты из альбома и неизвестно куда делись. На их месте появились совсем незнакомые отцу люди. У родителей даже слезы появились на глазах. И они прямо спросили ее, куда она дела семейные фотографии. А Маша, не понимая их расстройства, говорит: «Неужели вы не видите, что эти снимки гораздо ценнее ваших?» Тогда рассерженный отец хватает у нее этот альбом и кидает его в форточку. Во время полета десятки фотографий выскакивают из альбома и летят по воздуху, кружась и перевертываясь. Потом альбом приземляется во дворе, а за ним многочисленные фото. Маша все это видит, и сердце у нее захватывает от такой ужасающей картины. Отец говорит ей: «Чтобы больше я не видел у себя этих незнакомых лиц!»

Маша в слезах бежит во двор, но альбома там не находит. Только одна карточка не очень популярного артиста валялась на песке. А когда она возвратилась, рассерженный отец посрывал со стен еще несколько фотографий.

Но, как ни странно, это на нее не подействовало. Она не собиралась расставаться со своей коллекцией. Она продолжала ее пополнять с еще большим рвением.

Альбомы с фотографиями и солидные пачки, перевязанные бечевкой, она прятала в какие-то тайники, которые ни одна живая душа не могла бы найти, не говоря уже о родителях. Когда родители уходили, она бросалась к своим тайникам и пересчитывала, перекладывала свою ценность. Дел у нее по горло было, как видите. Отдохнуть ей было некогда. Все время она узнавала, что существуют какие-то фото, которых она не имеет. Никакого конца видно не было. Хлопот у нее не убавилось, а, наоборот, как бы это сказать, прибавилось.

У нее вся жизнь как-то боком пошла. В кино она не ходила. В Театр юного зрителя не ходила. В зверинец не ходила. В музеи не ходила. Никуда она не ходила. На футбол и подавно не ходила. В школу тоже почти не ходила. Иногда появлялась, правда, но очень редко.

Ее взгляд устремлен был вдаль – пустой, странный взгляд. Там, вдали, ей, наверное, чудились какие-нибудь редкие фотографии артистов, которые она не успела приобрести…

Мы не знаем, чем все это кончилось. Может быть, она приобрела еще несколько экземпляров для своей коллекции…

Но потеряла она гораздо больше.

Самый лучший лагерь

Дело в том, что в «Прибрежном», «Лазурном» и «Горном» мы уже были. А теперь отправились с визитом в лагерь «Морской».

В шлюпке спор завязался, какой лагерь лучше.

Потом спор до того разгорелся, что лодка стала качаться, честное пионерское! Но мы все равно спорить продолжали. Только когда Коля Яблочкин встал и замахал руками, мы его обратно посадили.

Коля Яблочкин закричал:

– Самый лучший лагерь – наш «Кипарисный»! У нас столько кипарисов, что другим лагерям никогда столько не насажать, а если даже насажают, – жди, когда они вырастут! А когда они вырастут, наши кипарисы еще больше вырастут! Вы это соображаете?! А те будут расти и расти и все без толку! Никогда им наших в жизни не перерасти!..

Витя Курочкин закричал:

– Мне нравится «Прибрежный»! Там в воде меньше камней, чем в других местах, а в других местах камней больше!

И он стал так хвалить «Прибрежный», так орать, что его пришлось успокаивать, как Колю Яблочкина.

– Ой, девочки! – вдруг закричала Катя, когда мы проезжали мимо «Лазурного». – Пушкин знал, где стихи писать, Пушкин все знает!

И все поняли, что ей «Лазурный» лагерь больше нравится.

Все смотрели на грот Пушкина.

Все немножко помолчали, а когда проехали, снова заспорили.

Патрик заявил через переводчика, что ему трудно ответить, какой лагерь лучше, но «Горный» не хуже.

Его спросили через переводчика, что значит «„Горный“ не хуже», и он ответил через переводчика, что его слова означают: «„Горный“ лучше».

Его спросили через переводчика, чем ему «Горный» больше нравится, и он ответил через переводчика: «Потому что на горе».

Больше его не стали спрашивать, но спор продолжался до тех пор, пока к «Морскому» не причалили.

В «Морском» лагере Витя Курочкин прямо ошалел, бегал с вытаращенными глазами мимо архитектурных сооружений и кричал, что «он всегда тянулся к бетону и стеклу». Не хотел даже ехать обратно, заявив, что он к кипарисам никогда не тянулся. А сам, между прочим, несколько раз на кипарисы пытался залезать, я видел. Однажды даже с одного кипариса на ежа свалился.

На обратном пути мимо всех лагерей ехали тоже споря.

Мы всю дорогу спорили, а в конце концов решили, что самый лучший лагерь – Артек.

Ведь это и есть Артек – все пять лагерей, о которых мы спорили.

Живопись и самолеты

До войны Никита любил рисовать, особенно природу. Он даже занимался во Дворце пионеров в изобразительном кружке и, когда приезжал с родителями на дачу, не расставался с красками.

Однажды Никита расположился на опушке красивого леса и так увлекся рисованием, что не заметил, как к нему подошел высокий летчик в кожаной куртке. Он долго стоял сзади, разглядывал рисунок, а потом сказал:

– Очень даже неплохо у тебя получается, малыш. Когда-то я в детстве тоже любил рисовать, а потом увлекся авиацией и совсем забросил это дело.

Никита смутился и в то же время обрадовался необычному знакомству, у них завязался разговор про живопись и самолеты.

Никита сказал:

– Завтра в это время мне еще придется вернуться сюда, чтобы поработать над деревьями, солнце уже садится, и меняется освещение.

Летчик сказал:

– Завтра в это время у меня как раз тренировочный полет, и я непременно прилечу сюда и погляжу сверху, как у тебя получаются деревья.

Конечно, Никита подумал, что это шутка, разве сверху можно увидеть его рисунок?

Они еще поговорили, а потом летчик отправился на аэродром, а Никита – к себе домой.

На другой день Никита сидел на том же самом месте и услышал гул самолета. Самолет стал снижаться и так низко пролетел над опушкой, что Никита увидел, как летчик высунулся из кабины и помахал ему рукой.

А вскоре началась война, и Никита увидел в газете портрет того самого летчика, с которым он встречался на опушке леса. Летчику было присвоено звание Героя Советского Союза за таран фашистского самолета в ночном небе.

Война окончилась через пять лет.

И прошло еще много лет после войны.

Лес на рисунке сильно пожелтел и выцвел.

И вырезка из газеты выцвела и пожелтела от времени.

И Никита давно уже Никита Васильевич, водит в небе реактивный самолет.

А сын его мечтает стать художником.

Не успел

Нарисовал Мишутка рисунок.

– Вот, – говорит, – это конь.

– Твой конь больше на обезьяну похож.

– Это и есть обезьяна.

– Ты же сказал, что это конь.

– Я нечаянно сказал, что это конь.

– Может быть, это не обезьяна?

– Может быть, – говорит Мишутка.

– Как же ты сам не знаешь, что рисовал? Может быть, ты утюг рисовал?

– Какой утюг? – удивился Мишутка.

– Который у нас в кухне стоит.

– Ага, утюг, – говорит Мишутка.

– Ты уверен, что ты утюг рисовал?

– А что? – насторожился Мишутка.

– Может, это и не утюг? Может, что-нибудь другое? Например, курица или верблюд?

Мишутка подумал и говорит:

– Может быть.

– Так что же это: курица? Верблюд? Утюг?

Мишутка сказал:

– Я хотел нарисовать обезьяну, курицу, верблюда и утюг, но не успел…

Рисунок

Алеша нарисовал цветными карандашами деревья, цветы, траву, грибы, небо, солнце и даже зайца.

– Чего здесь не хватает? – спросил он папу.

– Всего здесь достаточно, – ответил папа.

– Чего здесь недостаточно? – спросил он брата.

– Всего хватает, – сказал брат.

Тогда Алеша перевернул рисунок и написал на обороте вот такими большими буквами:

И ЕЩЕ ПЕЛИ ПТИЦЫ

– Вот теперь, – сказал он, – там всего хватает!

Когда споткнется Дед Мороз

Новогодняя сказка

Шел снег, а в снегу шли Деды Морозы.

Они шли не спеша, оживленно беседуя. Заполнив все улицы, шли Деды Морозы, и не было им конца и краю.

Снег кружился и блестел; если внимательно присмотреться, то можно увидеть мохнатые брови, длинные бороды. Только лиц совсем не видно, сколько ни присматривайся. Только Деды Морозы могут так ходить, чтобы их лиц не было видно.

Но если внимательно прислушаться, то можно было услышать приглушенный говор, кашель, смех и как они шмыгают простуженными носами.

Каждый из Дедов Морозов нес под мышкой подарок. Но этого уж, конечно, не было видно. Этого никогда не видно, хотя каждый раз в Новый год все Деды Морозы проходят по улицам всех городов с подарками.

Иногда, когда снег не идет, Дедов Морозов вообще не видно. Даже бород и бровей не видно. Но это бывает редко. Потому что в новогоднюю ночь снег почти всегда идет.

Каждый раз в Новый год поздно ночью в дом к мальчикам и девочкам заходит Дед Мороз, с которым они познакомились во сне. Ведь не может быть, чтобы ты никогда не встречался во сне с Дедом Морозом! Любой мальчик, любая девочка встречаются во сне со своим Дедом Морозом – одни раньше, другие позже, но обязательно встречаются. А если дети находят подарок у своей кровати, но уверяют, что они никогда не встречались во сне с Дедом Морозом, то они просто этого не помнят. Непременно встречались. Раз утром нашли подарок у своей кровати. Откуда же он мог тогда взяться, сами посудите!

Так вот, во время одного новогоднего шествия один Дед Мороз споткнулся, выронил подарок, и очень хорошая детская игрушка, которую он нес в подарок, сломалась об лед, а конфеты и печенье рассыпались по снегу.

Ему некогда было идти за новым подарком, утро Нового года уже подходило, и он все равно бы уже не успел. И этому Деду Морозу пришлось только потереть ушибленное колено и отправляться обратно к себе домой.

Он побрел обратно печальный и расстроенный, потому что никак не мог выйти из своего положения.

Все Деды Морозы шли в одну сторону с подарками, а он шел в другую пустой. Это было, безусловно, печальное зрелище. Хотя этого никто не видел.

У него даже слезы капали из глаз; ему было очень тяжело, что он не может принести подарок своему маленькому приятелю, с которым он познакомился во сне. Это был неудачливый Дед Мороз, как бывают и неудачливые люди. Но неудачливые люди не все же время бывают неудачливыми. И Деды Морозы – то же самое. Если он в этом году споткнулся, то не споткнется же он в следующем году! И он твердо решил, что на следующий год он принесет своему малышу не одну, а две игрушки, конфет и печенья в два раза больше.

Так что тот мальчик или девочка, которые, проснувшись, не нашли своего подарка, получат его непременно в следующем году. И притом в двойном размере.

Я никак не думаю, что этот Дед Мороз еще раз споткнется, да так неудачно. Если уж споткнется, то какой-нибудь другой Дед Мороз. А может, никто не споткнется.

Тогда всем будут подарки.