Виктор Брусницин
Игра взаперти

© Виктор Брусницин, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Часть первая

Аэропорт был привычен, как стул. В небе расположился крепкий наст облаков, Виталий слонялся по стоянке машин, разговаривал с нередкими знакомыми, безвольно вглядывался в унылое пространство. «Рейс шестьдесят первый прибывает», – оповестил электрический голос. Прибежал южный самолет, ненужный, девицы из него были безрадостны и обуглены. Бомж неподалеку от входа в здание аэровокзала воодушевленно с невнятной целью приставал к милиционеру, тот снисходительно вразумлял нечестивца.

К обеду ветер порвал облака, упал сноп света. Захотелось на рыбалку.

– Он должен появиться, – разомкнул уста Виталий и усмехнулся, не веря собственному голосу.

Взошел на второй этаж здания и устроился в очередь буфета (являлось почти недопустимым), уперся взглядом в парнишку лет тринадцати, стоявшего перед ним. Малец был нескладен – аккуратен и ненужно суетлив. Подумалось: мама дала денег на пирожок, а сынок ожидает обнаружения воли решиться на пирожное и уже подыскивает варианты объяснений относительно сократившейся сдачи. Конфуз, гражданин потребовал достойную снедь и неумолимо рассчитался. Виталий с удивлением нашел, что взгляд зацепился за паренька, – тот присел за столик, где ожидала миловидная особа в темных очках. Уже совсем подивился, когда подошел к парочке и спросил женщину, впрочем, досадливо:

– Не помешаю?

– Нет-нет, присаживайтесь, – приязненно прозвучал ответ, но… парня. Виталий повернулся к нему всем телом, глаза добро сузились.

Он вяло склонился над чашкой, отхлебывал кофе и поглядывал на подростка. Забавно, на короткое время забыл о женщине, лишь слегка неестественное отношение малого к спутнице, выраженное в деловитых репликах, напрягло внимание к ней: утаенные, мелкие броски взглядов.

– Мне, пожалуй, довольно, – устало проговорила дамочка и отстранила тарелку.

– Рубай, – разве не зычно укорил парень, – сколько еще ждать придется.

– А нужно ждать?

– Если не дождемся, потом как их найдем?

– А без них никак?

– Я уеду – хоть какие-то свои.

Женщина вздохнула – читалось сомнение в близости обсуждаемых. Виталий резко поставил кофе.

– Ты доел? – спросила миловидная.

– Да.

– Возьми мое.

Парень взглянул на тарелку, сноровисто взял пирожное и, откусив, пробубнил: «Пойдем». Особа встала и вытянула руку, адресат бережно принял ладонь – одновременно наклонился и взгромоздил сумки – осторожно тронулись. Женщина была слепа.

Нда, день разбавился – впрочем, для слепой она опрятна, пришло Виталию. Надо же, таки допил кофе – резвыми неравномерными глотками.

Пара вышла из здания и уселась неподалеку от двери на свободную скамью – Виталий, отойдя в сторону, наблюдал. Парень и женщина курили, это не казалось неестественным. Сидели, однако, молча, застенчиво. Незрячая дышала дымом часто и поминутно отряхивала пепел, длинно вытянув руку. Выбралось солнце, измарало сцену бликами, на женщине зашалила, блестя, прядка, дым растаял в воспаленном свете.

Через час тандем находился на том же месте. Парнишка регулярно вскакивал, суматошно шлялся по панели, осматривал себя в зеркале массивных стекол. Копал в носу, чесался, бестолково крутил головой – в стороне от спутницы становился собой. Виталий подошел (парнишка отсутствовал) и сходу сообщил, что наблюдает.

– Я вас в буфете сперва увидел.

– Я знаю, – произнесла женщина голосом с неожиданным содержанием глубоких медных нот.

– Вот как, – удивленно и вместе недоверчиво произнес Виталий.

– Коля сказал, – развеяла сомнения та.

Коля тут же образовался (лихо и внезапно), сел тесно со спутницей – строгий, внимательный.

– Я – Виталий, – обратился Виталий к даме, однако ответ получил от паренька: «Я – Коля, она – Катерина. (Имя женщины прозвучало важно и не забавно.) Мы из Саратова. Едем в Нижнюю Серьгу». Виталий поправил с мелкой улыбкой: «Нижние Серьги…» Улыбку, правда, тут же устранил. Заговорила Катерина:

– Нас должны были встретить знакомые. Они и намеревались доставить до места. Вероятно, что-то случилось, задерживаются.

Следовало говорить.

– К родственникам, отдыхать едете? – подобрал Виталий.

– Нет, в санаторий для слепых. – Ответил Коля. – Я провожу и обратно. С обустройством знакомые и должны были помочь.

– Рейс пришел вовремя?

– Нет, на час опоздал. И здесь уже часа два толкаемся. И мобильник сдачи не дает, заело что ли… – Парень полез чесать макушку, смешно сморщил лоб. Затем развел руки.

– Адрес знакомых есть? – коротко спросил Виталий.

– Есть. – Коля.

– Едемте, я отвезу.

– А не разминемся? – Это Катя.

– В любом случае так надежней.

Коля сверкнул взглядом, стремительно выпрямился, взглянул на Виталия и, переменив лицо, устало откинулся обратно на спинку – произнес:

– Мать, вообще-то, не велела с чужими общаться. – Тут же, однако, воодушевился. – Сколько это будет стоить?

– На-ка, – с ворчливой нотой поднял Виталий сумку и повесил на парня, не заметив нескладность ответа.

Едучи в машине, после нескольких сопутствующих фраз Виталий сказал с малозаметной улыбкой: «Самостоятельный у вас сынок». Услышал от Кати, общим тоном, что Коля не сын, далекий родственник. Метнулось желаньице полезть с вопросами и… сократилось.

Между тем ветер осерчал, совсем прояснил небо, ерзали над землей отрепья облаков, в приоткрытую фортку авто веяло сыроватой прохладой. Город навалился тяжелым, замордованным.

– Вон там живу, – мотнул головой Виталий, пытаясь стряхнуть молчание, и подумал, что Кате непонятно.

– Потеплело, кажись, – откликнулся Коля. Оказалось симпатичным, и Виталий согласился: «К июлю, глядишь, совсем похорошеет».

Искомые обитали на противоположном от порта краю города – со светофорами, пробками повозились немало. Адрес указал на облупленный двухэтажный дом с угрюмой железной дверью.

– Подождем, может, кто выйдет, – хило сказал Виталий. Добавил: – Или войдет.

Через пять долгих, растянутых молчанием минут стучал в окно. Открыв фрамугу, высунулась девчушка, грозно спросила:

– К кому?

– В седьмую квартиру, – объяснил Виталий.

Девчушка исчезла. Загремела дверь подъезда, из сумрака щели выглянули пытливые глаза… Поднялись с Колей. После бесполезных домогательств пошли тревожить соседей. Одну из дверей открыла сморщенная старушка со сбитым платком на голове и редкими седыми волосами.

– Может, вы в курсе… – начал Виталий.

– Нету их, – живо и отчетливо прокурлыкала бабушка, – и не ищите, напрасно. Всякие искали – нету.

– Как это нету? Не пропали же совсем.

– А никто не знает. Что-то темное… Возможно, Петька, – старушка ткнула в соседнюю дверь, куда Виталий уже стучал, – только и не спрашивайте, промолчит.

В авто Виталий посочувствовал:

– Нда, долго бы вы ждали.

Катя молча нашла руку паренька. Виталий увидел жест и, чувствуя, как неумолимо иссякает романтизм ситуации, уцепился за оставшиеся крохи: «Едемте прямо до места, там разберемся».

Растительность сверкала контрастами, тенистые кущи влекли отрешенностью. Машина медленно текла в объемах Урала. Ближе к цели лес поплотнел, нервно шевелились хвойные лапы, щетина придорожной травы слипалась в кашу. В разорванную изгородь поросли впрыскивалась убогая, плоская архитектура. Катя молчала, Коля спал.

В Нижних Серьгах Виталий несколько раз останавливался, спрашивал дорогу. Место от селения лежало недалеко, в добротном, с запахом и тенью лесу.

Обыкновенный пансионат средней руки, занимающий порядочное, обнесенное невысоким тыном пространство, с множеством ухоженных дорожек и трехэтажным белого кирпича корпусом в средине. Подле входа сидели трое: две пожилые дородные тети и страшно худой старик – он один был в черных очках. Все владели тросточками и, если бы не молчание, угадать внимание к подъехавшей машине было трудно.

Виталий распорядился выходить и подошел к сидящим. Уж хотел задать вопрос, да отвлекся, увидев глаза одной из женщин, мертвые, уродливые (у соседки – обыкновенные), и обзавелся холодком. Подумалось, у пассажирки такие же. Как раз вышла из дверей ладная дама в розовом халате (униформа, вероятно).

– Где отдыхающая? – Виталий отметил, что вопрос понравился – не исключено, готов был услышать «больная».

Вместе прошли в заведение. Заполняли бумаги.

– Так вы хотите, чтоб мальчик разместился с вами? – после некоторых вопросов резонно поинтересовалась встречающая. – Избавьте. Вы будете жить не одна. А в мужском отделении теперь карантин.

– Но что же делать? – потерянно спросила Катя, лицо обзавелось пятнистой бледностью.

Женщина напористо вперилась в Виталия:

– Вы можете посодействовать?

Виталий вяло ответил:

– Мы же объяснили, я человек посторонний… – Дальше получилась пауза, и сказалось безучастно: – Собственно, пристроим как-нибудь.

– Вот видите! – бодро вякнула дама. – Это отнимет всего один день. Завтра мы мальчика отправим восвояси, я тотчас закажу билет.

Возобновились бумажные процедуры, потом пошли телефонные переговоры с аэрофлотом, Виталий помаялся маленько и окунулся в безразличие.

Попрощались квело – Коля в последние минуты совсем пожух, и Катя особенных чувств не проявила. Виталий вообще просто кивнул, забыв, что женщина незряча. Когда отъезжали, седоков на скамейке не оказалось.

Начались сумерки, верхушки елей рябили рыжим, воздух стал насыщенней. Коля заполз за сиденье водителя, затаился. Когда выехали на добротную дорогу, голова Виталия вдруг хорошо опустела, асфальт резво стремился под колеса, меланхолически сипел автомобиль. Перед самым городом парнишка напомнил о себе:

– Давайте заедем к знакомым снова, может, они появились.

– Давай, – скрипнул отрешенно Виталий.

Из машины он выходить не стал. Коля ушел в подъезд и отсутствовал долго. Вернувшись, пояснил:

– Я записку оставил, с Катиными координатами.

– Правильно сделал, – безжалостно буркнул Виталий…

– Сын приятеля. Переночует у нас, – чтоб не вдаваться в долгие объяснения, соврал жене, и жестко. Валентина знала тон и домогательства оставила.

Молча поужинали, Коля попросился спать. Валентина не преминула проворчать в спальной:

– Твой в туалете всю сидушку обдул.

Ночью взяла маята, сон не шел. Взбесившаяся кошка во дворе истошно блажила о судьбе, набежала духота, в виски стучала кровь. Виталий вставал курить и злился, что Валентина забыла купить соку. Утром же пробудился свежий, вспомнил малого. Улыбнулся. Жена собирала хныкающую дочку в садик (старший сын, Колин возраст, пребывал в лагере). Виталий уныло и добродушно понаблюдал и отвернулся. Поднялся, когда родственники ушли. Помылся и потормошил пацана:

– Вставай, ероплан уйдет (самолет, вообще-то, вылетал после полудня).

В центре города мальчика высадил, указав на остановку автобуса, который довезет до аэропорта. Холодно попрощались.

Пошел обычный день, Виталий поехал в гараж к Леве. Высокий, живой мужчина близкий к пятидесяти (Виталию в районе сороковника), маститый, с богатой биографией, резкими, поражающими способностями в самых неожиданных областях и склонностью считать жизнь пустым занятием.

Лева был консервативен. Будучи крупным аферистом и имея порой очень солидные деньги, жил в хрущевской пятиэтажке, завещанной родителями. Фешенебельную машину, соответственно, ставил в гараже. Обычный капитальный бокс в массиве, здесь Лева периодически в летние месяцы обитал – любил товарищ простонародный антураж. Автомобиль с утра извлекался, помещение заполнялось разномастной, довольно отпетой публикой. Шла картежная игра. По масштабам Виталия и Левы мелкая, но прихотливая атмосферой.

Нынче сидели трое: двое молодых и скучный Лева – вяло перекидывались. Помещение было наполнено похмельными миазмами. Послонявшись по боксу, Виталий вынес наружу стул, грузно, скрипуче сел, широко распластав ноги, свалил с плеч рубашку, колупнул пальцами пуп, зажмурил глаза и пустился под солнце. Пришел ветерок, ковырялся в теле, мужики шебаршили пустыми возгласами.

Лева ныл:

– Грыжа (жена) всю печень съела с дачей – положи ей.

– Ты же сам хотел завести, – шевельнул языком Виталий.

– Болит спина, кто будет работать? Черт, ноет беспробудно. Похоже, обратно в больницу упасть придется.

– Ложись, дел нет. Менты кругами ходят.

– Ыгы… в Москве вообще вилы. Тут Лямин приехал, худое толкует…

Виталий встал, щупал грудь, уныло понаблюдал за играющими.

– Вчера полдня в порту терся, так Красавчика и не надыбал. Проклятье.

– Что братва говорит?

– Должен появится.

– Кто работает?

– Слоновские, собирают медяки. Не понимаю, что можно сейчас в порту варить – народ отбелёный до кости… Поеду к Диме Постричеву. Надо о делах перетереть.

Лева грустно и коротко глянул на Виталия:

– Съезди…

Дорога из гаражей была подлец: по мокрым дням безбожно гнила и нервы автомобилистам тревожила. Перед выездом на резвый путь Виталий проехал мимо двух девиц притязательного облика. Приоткрыл окно, обратился:

– Эй, нога, нервно идешь. Садись, прокачу на доброте.

– Ехай, хороший, – не взглянув и брезгливо отодвинув руку, молвила ближняя, – не мешай запахом.

– Кушай хлеб, – буркнул Виталий и шумнул мотором.

Нет бы ехать обычным путем, полез для сокращения через центр. Полдень, ковылял до места чуть не час. Впрочем, и мотор троил (оказия: эти дни Виталий ездил на чужой Волге – его БМВ тюкнула одна никудышная дама и ремонтировала).

Диму, положим, не застал. Ткнулся в соседний офис – знакомые размещались – веселья не добыл. Того мало, взять бы и уехать, а он рассусоливал. И добился, уж вышел от знакомых, напоролся на Диму. Восклицал тот:

– Ты провидением послан! Машина только что крякнула, а мне кровь из носа в порт надо. Выручай…

В порту, дело ясное, Виталий добился Коли. Тот сам подошел.

– Я еще не улетел. Непруха.

– Что случилось? – участливо поинтересовался Виталий, пожалуй, отодвигаясь от скуки.

– Отложили рейс, дома погоду не дают.

– Много не дают?

– На три часа. Так и сказали – пока, – ободрил Коля.

– Дадут, народ верный, – соболезновал Виталий, разглядев тепло.

Коля признался:

– Я, может, все одно не полечу.

– Так им и надо, – улыбнулся Виталий, – нечего рейсы задерживать.

– У меня билеты украли. Вместе с сумкой.

Виталий сразу обнаружил дрянненький впрыск в тело.

– Обращался в милицию?

– Да. Погуляй, говорят, проверим.

– Ничего страшного. Ты же в списке пассажиров состоишь – полетишь, – посулил Виталий и лениво моргнул. – Ну и везуны вы с родственницей. Деньги есть?

Коля слабо качнул головой – нет. Виталий сунулся в карман, отщедрил: «На вот». Помолчали чуть, и Виталий вздохнул печально:

– Пора мне, парень. Не хворай что ли.

Коля решительно расправил плечи.

– Дядя Виталий. Понимаете, в сумке адрес Катин был. На память его не помню. Ну, письма писать. И потом, обратно забрать ее не смогу – школа. Тетка поедет, а она без адреса не разберется. Мы, конечно, нашим знакомым напишем, но вы же сами видели.

– Ну? – голос Виталия сел.

– Если только вы съездите и нам адрес отошлете. Сама Катя первой не напишет, я знаю. Уж вы простите, но больше никак.

– У меня есть выбор? – Нашлась улыбка. – Давай координаты.

Записал, хлопнул Колю по плечу и, попрощавшись, ушел. Про Колино поручение забыл через минуты, а чтоб вспомнить, еще недели три пожил.

Лето на период беспамятства угадало важное – зеленые космы, градус. Виталий вышел из подъезда. Тропический полдень в пунктирных дождях и солнце. Неподалеку исполненный самообладания по старости грузный пес, скалясь и дыша вываленным языком, сидя на корточках, полуживо смотрел поверх истерически заливающейся на него моськи. Виталий этого не любил.

И дорога получилась нервная, с гаишником, что маял за провинность. Как правило Виталий на служивых пёр – знал, что закон не буква, на отношении построен и нахрап иной раз в лад – да нынче не нашел настроения. На смирении угреватый сержант и достал – пренебрег взяткой и вынул права временно из обращения. У Виталия на такой случай второй экземпляр дома лежал, за ним он и отправился. Документы все мужик валил в вазу, спящую в закромах секретера. Теперь вазочку пошевелил и напоролся на памятку, где выцарапаны были слова «Нижние Серьги». Подбородок потер, разозлился: «Черт, а ведь надо дело-то закончить. Обещал».

На следующее утро мужчина ехал в дислокацию. Трепетал лениво придорожный куст, пыльный лопух убегал в уголок глаза, в зыбкой мути плавал горизонт. Приехал споро – дорога проторенная. Собственно, и развернуться можно было (адрес узнал), но повидать Екатерину толкнуло – хоть повиниться, что забыл о наказе Колином, оттого и вестей нет.

Нынче сирых побольше насчитал, занимающих дорожки разно – одинокие и до трех особей купно. Одни тросточками мельтешили, другие не владели, можно было предположить променад. Картина являлась невежливая – слепые себя не стесняли, очков не носили. В глубокие, порой уродливые глаза глядеть было жутковато.

Кати не наблюдалось и вообще молодых. Углядев очередной розовый халат, сведения Виталий раздобыл быстро. Нашел ее в глубокой сторонке, сидела на скамье с пожилой тетей. Состояла с глазами нормальными, но усталыми. Гудели опрятно рослые ели, рябая тень лежала на скамье и прочем. Виталий поздоровался и начал объяснять, кто он таков. Катя испуганно остановила:

– Я поняла, Виталий.

Желая избавиться от ее испуга, Виталий спешно доложил о причине появления. Катя пустилась сожалеть о Колиных неурядицах, и знакомый посуровел:

– Глупости. Вы сами отдыхайте, а остальное идет верно.

Соседняя женщина встала и оговорила уход. Виталий на деликатность усмехнулся, впрочем, принялся Катю рассматривать и почувствовал себя замечательно. Действительно, деревья настояно пахли и было безмятежно. Только после запахов говорить следовало – не сидеть же пусто. Виталий пошарил, потщился (поговори со слепой), а девушка сама подсобила, и разговор странно побрел:

– Я, конечно, хлопотами докучаю, но вы не печальтесь, вам это понравится.

Виталий взбодрил брови:

– Понятно, что понравится – да и где докука, вон воздух сладкий.

– Ну, с работы согнала.

– Какое – неработь я.

– Странно, – огорчилась Катя, – я не угадала.

Здесь и пошла неожиданность: поправил себя Виталий – и как.

– Вообще говоря, дело-то есть. Только… Людей, словом, дурю. Деньги обманом, либо силой к себе перекладываю. Вор, мафия, как понравится. А проще – жулик.

Катя промолчала. Виталий забеспокоился:

– Напугал что ли? Нет, насчет Коли и вас такого нет. Я крепкие деньги собираю.

– Господи, совсем не ожидала, – сказала Катя.

– Да ничего страшного. Обычная работа. Теперь все хотят стырить. – Тут же признался: – Правда, я не теперь начал – давно.

– И легко это? – Катя спросила обычно.

– В смысле на преступление пойти? Легко, даже красиво.

И снова неожиданность:

– Я знаю. Делала.

– Ну да, – не поверил Виталий, – и в каком роде?

– Вы, например, еще приедете и я расскажу.

Виталий засмеялся:

– Это ловко.

– Нет, впрямь, приезжайте. Вы симпатичный.

– Странно, я думал вы огорошитесь, – Покривлялся здесь же: – А насчет симпатии – есть. Я народу нравлюсь. Потому обманывать и занимаюсь.

Явно хотелось от Кати смятения (наверное, эта неприглядная штучка – «я знаю, делала» – попросила), потому что слова следующие ее невпопад показались:

– Я о внешности, мне Коля сказал. Вы ему понравились.

Виталий нахмурился:

– А вам разве есть разница? – Понимал, что говорит бестактно.

– Несомненно есть.

– Хм, это неожиданно и, как ни странно, приятно. Потому что я совсем несимпатичный. Впрочем, с женщинами ладить умею, только они мне обычно говорят, что я как раз суровый внешне и очень не красавец. Брутальный, оттого и нравлюсь.

Прежде вроде бы Виталий так не разговаривал.

– Непонятная вещь, – сказала Катя, – я опять ошиблась. Со мной это почти никогда не происходит. Мне вы совсем суровым не показались.

– Наверное, смена климата.

Катя улыбнулась.

Опять пришел момент: вдруг вспомнил Виталий, что пустой прибыл – мог бы какую малость завернуть для ритуала. И где вспомнил-то? – а когда подумал, что еще приехать допустимо. Словом, случилось на часы поглядеть и увидеть, что сорок минут разговор возят и прошли за миг… Обратно вез себя не порожним – уж и горизонт нипочем, и солнце пыжилось безобидно. «Это знатно придумано», – определил мужчина, разумея слепой санаторий и товарища Катю в нем.

Август иссякал, нервничал – на происходящее свалилась сырость. Жизнь хлюпала и пробирала. Все превратилось в русла, стоки, емкости – хлябь. Одежда мерцала, набухала, гнила. Редко пробегала несчастная, в сизых лохмотьях собака и на нее было похоже небо. Август изгалялся.

Народ исчез, последние представители шныряли в подъезды, все сосредоточилось в помещениях – сразу за полуднем окна тускло загорались флюоресцирующим туманом. У Виталия офис существовал, но дутый, там сидела секретарша, толкался кой-какой народ, сам появлялся редко.

Заскучал и засел дома, потянулась флегматичная вязь дней. Сказать есть, против такого он не возражал. Доводилось обрушиваться в тоску, и утолял ее гражданин, подвергаясь чтению. Читал проникновенно, какие-то мысли начинали обременять, которые довольно ловко разрешал (физрой извилин именовал периоды), и, в общем, добывал устойчивость. Взял да поехал к Кате. Купил конфет. «Духи, разве, еще привезти?» – подумал и приобрел цветы.

Скупо сорил дождь, однако аллейки санатория были снабжены одинокими фигурами. В помещении розовый халат сообщила, что Катя ведет занятия.

– Занятия? – удивился Виталий.

– Да, – подтвердила халат, – английский язык.

– Однако, – изрек наш друг. Подумал, зачем слепым английский?

– Катя отлично владеет языком, – обиделась женщина.

Виталий произнес:

– Можно мне послушать?

– Я бы не рекомендовала. Боюсь, она вами смутится.

– Да я только войду, она не услышит.

– Это вы зря, – оживилась женщина, – Катя, безусловно, вас узнает.

– Бросьте, – безобидно и повыше произнес Виталий.

– И ничего здесь удивительного. Я вообще вам скажу, что у Екатерины Матвеевны поразительные данные.

Виталий поверил:

– Нет, серьезно? Узнает?

– Несомненно.

– Очень хочу убедиться, – просительно подогрел Виталий и ласково тронул женщину.

Посопела: «Н-не знаю».

– Неимоверно хочется, – наседал парень, – вы меня обяжете.

На лице той затеплилась милость.

– Вот вы в Кате участвуете – а так бы нет. Идемте…

Потянулись по сумрачному коридору, Виталий углядел, что полы устланы резиной, ага, подумал, чтоб слепым было цепче, порадовался своей сообразительности, но для подтверждения скользнул ногой.

– А вообще Катя?.. – спросил без мысли, так и не нашел, – э-э… как она вам? – Осерчал на себя. – Я к ней приспособился по обстоятельствам, а теперь интересно. Действительно.

– Я уже упомянула, Катя замечательная. Как она человека понимает… – Изложила это розовый халат, пожалуй, мечтательно. – И лечит руками – поле особенное. И вообще, знает много.

Виталий вспомнил, как Катя удивленно посетовала, что ошиблась насчет него, и стало азартно.

Вошли в просторную комнату. Стуком проводница поступок не предварила, просто взяла Виталия за руку и усадила на свободное место – их было довольно. Да и вышла – Катя, впрочем, занятий не переменила. Незамедлительно принялся рассматривать совсем не Катю, а присутствующих. Оказались неинтересны. Переключился на преподавателя, та внушала азы – Виталий в английском был сведущ, выучил на зоне. Никакой чувствительности учитель не показала, и через десять минут азарт смылся. Он еще подождал, совершая обследование помещения, да постановил уходить. Катя и сообщила:

– Виталий, я закончу скоро, вы подождите там… ну, где в прошлый раз.

Товарищ с удивлением обнаружил, что не удивился. Отсюда и вышел послушно.

Вот и дождь унялся. В проталину туч клюнуло бельмо солнца. Вежливо чавкал песок дорожки, Виталий, склонив голову и трогая губы, плелся, следуя указанию. Подошел к месту, пустился думать, что бы такое Кате сказать, поскольку дело и верно необычное, а Виталий сам хват и попускать женщинам – тем более, – даже и незрячим – не намерен.

Не так уж скоро Катя подошла, Виталий, скажем, забыл план действий, – он и не заметил ее, ибо ерунду разглядывал, обернулся на утлый стук тросточки. И виниться не вздумала – я, говорит, рада, что вы приехали.

– А скучно дома сидеть, – надулся Виталий, – вот и поступил.

Катя здесь возьми да положи ладонь на локоть мужчины – тот скрестив у груди руки стоял – и как точно попала. Да и молвила:

– Не серчайте, я же предупреждала, вам интересно будет. Вы ко мне станете ездить, я знаю.

Снова угадала – засмеялся человек душевно:

– Это хорошо, мне нравится…

Теперь глаза. Никаким уродством очи ее не обладали, более того, они смотрели. Другое дело, в глазницах не вертелись и поворачивались к собеседнику или к иному вместе с лицом. Иногда только зеницы уходили куда-то влево, вниз. Цвета были ближе карего.

Была ли Катя вообще красива?.. Да.

– Садиться однако мокро. Так пройдемтесь – я под руку люблю мужчин держать.

– Извольте, – сказал Виталий, подавая локоть, и подумал, вот какое красивое слово довелось выговорить.

– Будем на ты. – Катя тронулась медленно, голова ее взбодрилась и обрелась осанка. – Коля с его мамой прислали письмо. Сильно тебя благодарят… Между прочим, приезжали те знакомые, там получились обстоятельства. Но я хочу рассказать об одной вещи. Помнишь, я обещала?

– Угу, – согласился Виталий. Он помнил.

– Это в Питере происходило, уже слепой была… – Тронула волосы. – Я ведь зрячей пожила, в двадцать лет зрение потеряла. Но об этом потом, я тебе все расскажу, потому что люблю рассказывать… Вот. Мне один человек встретился…

– Подожди-ка, – рьяновато перебил Виталий, – я попробую. Болезни гадала, либо судьбы какие. У тебя, я знаю, пальцы ловкие.

– Глупости… Впрочем, болезни я умею отгадывать. Ты, например, инфарктом болел.

Виталию угодило:

– Черт, было дело. Давай, заворачивай дальше.

Катя пустилась рассказывать о давнем происшествии. На вкус Виталия получилось и путано и содержанием неказисто, отсюда произнес, когда остановилась:

– Не верю я тебе.

– И правильно, вера человека унижает и расслабляет. Хоть я сейчас не лгу.

– А в бога?

– Разве что. Ну так убогая, – у-бога-я. Хотя… слепота многое открывает, ибо реальный мир воображение укрощает, а для слепого все придуманное. Захочу, ты принц для меня – даже если не ахти.

Виталию не понравилось, применил грубость:

– Что-то ты, девка, насобирала. Не клеится: то верить худо, то при боге, то принца затеяла – я возьму да гадости скажу.

– Не скажешь. А и скажешь, так сбрешешь.

Виталий задышал, задумался. И Катя молчала. Мужчина тронулся думать, что немотствует специально – ему не мешает. Отсюда и произнес:

– Давай так. О чем я сейчас размышлял?

– Нет, этого не умею. Да и не хочу уметь.

– Это подходит… – Виталий вдруг расстроился. – Ты все-таки зачем зрение отдала?

– Так – получилась нужда. Я сама время определю, когда рассказать. Сразу все нельзя.

– Ты не обволочь ли меня хочешь?

– Очень хочу… Подозреваю, что смогу. Ты нераскрытый, я тебя отковыряю.

Виталий начал злиться, спросил:

– Слушай, как ты угадала, что я вошел в комнату, на английский?

– Не помню.

Совсем выпросталось солнце, над затылком Кати зазолотилась неприбранная паутинка. Интересно, подумал Виталий, как она причесывается и вообще прихорашивается. Улыбнулся, это слово в применении к Кате повеселило и повело неприглядные мысли.

– Если хочешь, можем покататься, – закинул румяно.

– Пожалуй.

Надо признать, безбоязненная и напористая манера женщины сильно поперечила начальному впечатлению и организовала в Виталии свербежь и любопытство. Первое и сыграло, когда увидел, как Катя в машине забросила ногу на ногу. Юбка ушла, открылась холеная манкая нога – прежде Виталий не замечал, что ноги у нее ровные, а юбка не такая уж скромная.

– Нога есть, если ты это имела в виду.

Катя засмеялась медно:

– Я, несмотря ни на что, женщина. Это на будущее.

– А на сегодня кто?

– А кто? – улыбалась Катя.

– Штука ты, – просветил Виталий с сердцем, – штукенция.

Пуще засмеялась Катя.

– А что, – думал Виталий, едучи через пару часов домой, – трахнуть Екатерину – это мысль. Негритянку мечтал – было дело. О слепой, правда, не додумался, но все в масть. И пальчики-то чувствительные – врачиха недаром говорила – там, глядишь, пройдется, сям…

Возникали сумерки и, собственно, юлила дорога.

ВИТАЛИЙ

Самое детство Виталия Разуваева прошло не дерзко. Становиться мужественным его практически заставляли. Двор, где он рос, парнями населен был густо. Бывший военный городок, старшие поколения интеллигентностью не отличались – сплошь постармейские нравы. Среди молодняка жить нравственными принципами считалось неприличным.

Тогда все качались – физика была в почете. Соседи Виталия по дому, тройка амбициозных братьев чрезвычайно развитых физически, рано начали восхождение на поприще силы и заработали мощный авторитет. Виталий был невольно вовлечен в ареал воздействия. Приятельствуя с ними, обнаружил прелести власти и способы заработка ее.

Начал заниматься боксом, выяснилось, что присутствует удар. Братья «мазуту держат», сам бравый – сверстники, стало, уважают, девчонки мелькают взглядами. Смышлен, наконец – ген промышляет, учителя родители. Существуй, не хочу.

Братья уселись рано, но Виталий уже набрал звук. В институт не пошел, хоть доступ имелся реальный – стиль жизни требовал денег. Было, поработал на заводе, потому как завод «оборонный» и в армию с него не брали. Что завод дал? Широту натуры обозначил. Широта натуры – это куча знакомств и мероприятий. Вот, скажем, сегодня Виталька проснулся у приятеля, а завтра на противоположном краю города, притом жмется к бедру горячая девчонка. Нынче в футбол парнишка шпарит за сборную завода, вечор в кабаке форсит с гитарой на эстраде, очередную забаву путает, – а там в картишки шпилит, радушно принятый не очень знакомой компанией, как очень не последний человек.

Ресторан. Вечер. Компания человек в десять – девицы, парни. Танцы, брожение, обычная кутерьма. В фойе одна из своих наезжает на незнакомого парня (шалава – вечно из-за нее передряги). Тот дерзит – оказывается, местный. Ну въехал Виталий мальчонке в рыло, ушел, докука, в декоративную клумбу. Музыка, танцы.

Из ресторана, как известно, променад с песнями. Фуфырь для разбавки сумерек и нежнейшего зефира. Подышали в сквере у фонтана, на скамеечку присевши, и под горячительные разговоры. Вдруг вылетает из-за кустов кодло молодцев, да все с дубинами, да с ором непотребным. Давай охабачивать благоденствующих (как выяснится, тот, кого в ресторане обидели, отвечает). Крупно порезвились вражины, прошлись по головам и ребрам. Виталий двоих уронил, но и к нему прикоснулись – неделю башка и бока страдали.

Ну и что? А ничего, не те ребята. Вычислил парень сердешных. Поехал к парковским – знал тамошних по бильярду (Виталий зело играл). Народ серьезный. Назначил время, денег подал. Прошлись по улице, где супостаты существовали. Колотили всех подряд («уборка площади»), и беспощадно. Измочаленной персоне Виталий гневно пенял: