Вик Бове
Вернуть молодость

© Вик Бове, 2019

ISBN 978-5-4496-8633-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Я стоял перед зеркалом и смотрел. Изменения, которые произошли во внешности, нравились. Дряблая кожа и морщины исчезли. Складки на лице и шее пропали, как и второй подбородок. Густая шевелюра приобрела первоначальный цвет – тёмно-русый. В зеркале отражался крепкий сорокалетний мужчина, а не старая развалина, каким был около года назад.

Да, год тому назад я умирал. В прямом смысле этого слова. Из трамвайного депо, где работал кондуктором, забрали врачи скорой помощи. Сначала отвезли в кардиологию, но там ничего не обнаружили. Потом перевезли в пульмонологическое отделение, где оставили на усмотрение дежурного доктора; у скорой помощи появился экстренный вызов.

Так как мест в палатах не было, поместили в коридоре: в мрачном, грязном, прокуренном. Две ночи лежал, накрывшись одеялом с головой и это хоть как-то спасало от смрада; к сигаретному дыму примешивались ароматы туалета. Высокая температура и не утихающая боль не давали заснуть, а ночные размышления не радовали. Я злился на себя, жизнь и людей. Отгонял, как надоедающую муху, тоскливый вывод: «Что посеял, то и собрал!». Но главное – не находил ответа на вопрос: «Как жить дальше?». Уныние не скупилось на мрачные картины: мучительная болезнь, нищенская жизнь, самоубийство.

Теперь-то знаю, что вернуть здоровье и молодость может каждый: мужчина и женщина, состоятельный и неимущий, в пятьдесят и восемьдесят. И не просто вернуть, а выбрать возраст и жить долго. Вечно не получится, но продлить земное существование лет до двухсот реально. Главное – желать и верить!

Но тогда думал иначе.

Часть первая

Анализ
Глава первая

Врачи не могли поставить диагноз, а потому одни анализы следовали за другими. У меня брали кровь из вены и пальца. Заставляли сдавать слюну, мочу, кал. Посылали на кардиограмму и рентген, причём дважды. Алексей – сосед по койке, сказал о вредности гамма-излучения, но мне было всё равно. Усталость, накопившаяся за многие годы, погружала в сонливость, отупляла и убивала всякие желания. После двух недель капельниц, уколов и дыхательных процедур состояние не улучшилось. Днём температура держалась на уровне тридцати восьми градусов, а ночью поднималась ещё на немного. Меня мучил душераздирающий кашель, который мешал спать больным.

Лечащий врач на каждом утреннем обходе с оптимизмом изрекал:

– Вот теперь понятен характер заболевания и скоро вы пойдёте на поправку!

Но его растерянный вид мог ободрить только слепого, а дежурные слова – успокоить глухого.

Алексей, которого выписывали, протянул визитку и сказал:

– Когда захочешь измениться, позвони. Я ничего не ответил. Этот странный человек постоянно проявлял обо мне заботу. Помогал ходить на процедуры, приносил горячий чай, выводил на свежий воздух. Впрочем, опекал он и других. Поступки Алексей совершал просто и естественно; его ничего не смущало. Сосед мог вынести утку и вынуть из вены иглу опустевшей капельницы. Он не задавал вопросов и не лез с разговорами. Когда Алексей покинул больницу, проходил очередную бессмысленную процедуру. Вместо облегчения возникли новые боли под лопатками и в боку.

Выписали меня после того, как отказался глотать зонд. Не глядя подписал какие-то бумаги, получил больничный и направился домой. Хоть жил недалеко от больницы, но добирался целый час. Встреча с женой была не просто холодной, а ледяной.

– Как ты? – спросила она немного испуганным голосом.

Тогда не придал значения бегающим глазам и подрагивающим рукам Светланы.

– Нормально.

– А выглядишь неважно.

– Ничего, оклемаюсь.

– Тебе на работу когда? – поинтересовалась жена.

– Не знаю. К участковому врачу нужно сходить.

– Чем собираешься заниматься?

– Спать лягу.

Было девять часов вечера. Для ночлега выбрал кухню, где стоял небольшой диванчик. Кашель, который возобновлялся каждый час, затихал после горячего молока или чая. На переход от спальни до газовой плиты требовались силы, которых не осталось совсем.

Около полуночи заболело сердце. Боль пронзила насквозь, будто кто-то воткнул раскаленную спицу в грудь. Потом появился кашель, длившийся минут сорок. Чай помогал кратковременно и только пока сидел или стоял. Стоило прилечь, он возобновлялся.

После очередного приступа на кухню влетела жена.

– Какого чёрта ты выписался из больницы?! – раздражённо завопила она. – Дохаешь тут как старая кляча, только спать мешаешь!

– Извини.

– И долго так будет продолжаться?!

– Не знаю. Наверное, пока не умру.

– Тогда тебе пора сдохнуть! Пользы больше будет!

– Ты уверенна?

– Уверена! А если рассчитываешь быть приживалой, то ошибаешься. Я позабочусь, чтобы тебя вышибли с жилплощади.

Горько усмехнувшись, сказал:

– Спасибо!

– Лучше подобру выметайся и ключи оставь, а иначе посажу! Хорошо понимал, что слова жены не пустая угроза. Она, с помощью любовника-мента, упекла родного отца вместо пятнадцати суток на месяц, а потом переселила к дальней родственнице. За себя не боялся, но подумал о ребёнке. Наши безобразные скандалы пугали мальчика. Он плохо спал, просыпался с криком среди ночи, а потом долго не мог заснуть. Я умирал и сил оберегать сына не осталось. Единственное, что мог – это уйти.

– Я подумаю над твоим предложение.

– Чем думать собираешься? У тебя одна извилина и та больная!

– Да, ты права. На тебе жениться мог только человек с больной извилиной, – тихо проговорил я.

– Нет, это я дебилка! Двадцать лет жизни на тебя угробила!

– Тебя никто на цепи не держал. Сама приходила и уходила.

– А теперь ты выметайся, а то пожалеешь!

– Думаешь напугала?

Я привстал с дивана. Светлана отступила на два шага.

– Падаль! Хоть бы сдох поскорее!

«Если я падаль, то ты стервятник», – подумал, выходя в прихожую.

Взял сумку, которую после больницы не успел разобрать и вышел на улицу.

Августовская ночная прохлада вызвала новый приступ кашля. С трудом добрёл до автобусной остановки. Сел на скамейку и усиленно задышал в рукав куртки. Помогло. Кашель прекратился, дыхание выровнялось, но спокойствия в душе не было: не знал, как быть и куда идти.

После часа ночи жизнь на улицах миллионного города замерла. Редкие авто, рыча двигателями без глушителей, проносились на высокой скорости. Яркий свет фар ослеплял, но не прогонял тягостные мысли. Наблюдая за очередным лихачом, вылетевшим на обочину, подумал о превратности судьбы:

«Вот так радостно несёшься по жизни, а через мгновенье – в канаве!».

Выбрасывая чёрные клубы дыма, машина вырулила на дорогу и скрылась за поворотом. Огромная луна медленно выползла из-за серой девятиэтажки. Она приковала внимание к бездонному звёздному небу. Глядя в бесконечность, почему-то подумал о Льве Толстом:

«Он тоже оказался на обочине. В восемьдесят два – ушёл из дома и умер на заброшенном полустанке. Может быть и мне так поступить?»

Осмотрелся по сторонам. Словно впервые увидел улицу Масленникова; широкая и прямая. Подумал, что поход до вокзала по пустой дороге займёт часа два. Посмотрел на смартфон, было около трёх ночи. Ждать маршрутку, которая прикатит в начале седьмого, посчитал неразумным. К тому же, не хотел встречаться со знакомыми. Собравшись с духом, встал. С трудом передвигая ноги, пополз к заветной цели. Расчёт оказался верным. В пять утра стоял на привокзальной площади.

Охрана зала пригородных электричек внимания на меня не обратила. Таких как я, похожих на бомжей, набралось предостаточно. Отвращение к кисло-вонючему запаху грязной одежды заставило подняться на второй этаж и сесть поближе к открытому окну. Переведя дыхание, обследовал карманы. Кроме визитной карточки и носового платка ничего не нашёл.

«Да, и уехать-то никуда не могу. Лев Толстой из меня не получился», – невесело решил я, в задумчивости пытаясь смять визитку. Карточка была сделана из пластика, а потому не поддалась. После того как едва не поранил ладонь, включилось сознание. Взгляд заскользил по надписи.

– «Алексей Иванович Неверов, «Вселенная для всех», – прочитал я.

Короткий номер телефона значился как мобильный. После непродолжительного раздумья набрал шесть цифр и сразу услышал:

– На связи Алексей.

Голос принадлежал знакомому из больницы.

– Это Васильев, – едва выговорил я.

– Да, Александр Петрович, узнал тебя. Слушаю.

– Я на вокзале.

– Где именно?

– В зале пригородных электричек на втором этаже.

– Хорошо! Скоро буду.

Сколько продолжалось ожидание – не знаю. После бессонной ночи часто впадал в дремотное состояние. Помню, что ко мне подходил сотрудник охраны: разбудил, проверил документы. Так как паспорт оказался в порядке, попросил не спать и приглядывать за вещами. Снова погрузился в забытьё, из которой извлёк уже Алексей Неверов. Он потряхивал за плечо и лучезарно улыбался.

– Ну что, поедем? – поинтересовался Неверов без лишних вопросов.

– Да, – ответил я и медленно поднялся.

Алексей подхватил сумку и направился к выходу. Побрёл следом. Около двери первого этажа Алексей задержался. Подождал пока подойду, пропустил вперёд и вышел сам.

Два бомжа доставали из урны банки и бутылки. Увидев Неверова, кинулись в рассыпную. Испуг был велик! От страха они побросали пакеты, которые с грохотом покатились по ступенькам.

– Что с ними? – спросил я.

– Старые знакомые, – ответил мой провожатый. – Один из них наркозависимый, другой – хронический алкоголик.

– Я не то и не другое.

– Знаю, – спокойно заметил Алексей.

И тут же поинтересовался:

– Ну что, ехать не передумал?

– Нет. Мне некуда идти, – ответил я.

Неверов засмеялся.

– Ну зачем так трагично. Поверь, твоя жизнь только начинается! – дружелюбно проговорил он.

Я ничего не сказал. Мой жизнерадостный проводник и не ждал ответа. Мы подошли к машине – белой, не очень новой «Ниве». Неверов открыл дверь, подождал пока усядусь и протянул термос. Горячее питьё не походило ни на чай, ни на кофе. Оно обладало приятным медовым ароматом со вкусом мяты.

– Настой подмаренника и мелисы, – пояснил Алексей, подал пакет с бутербродами и выехал с парковки.

Есть не хотел, но травяной чай выпил с большим удовольствием. Тепло разлилось по телу и впервые за сутки испытал покой. Плавное покачивание автомобиля тоже подействовало умиротворяюще, а потому не заметил, как заснул.

Проснулся от тряски. «Ниву» бросало из стороны в сторону словно лодку на волнах. Сколько длился сон, понять не мог. Посмотрел на Алексея.

– Подъезжаем, – сказал он.

Автомобиль тяжело взбирался на высокий холм, поросший лесом. Едва заметная колея в пожелтевшей траве указывала направление. Неверов ехал не спеша, но от выбоин «Ниву» встряхивало так, что обрывались внутренности. После крутого поворота, машина остановилась. Кирпичный забор больше походил на частокол и имел множество проходов. Новые массивные дубовые ворота, обитые железом, смотрелись нелепо, но смеха забавное зрелище не вызвало. Наоборот, появилось чувство тревоги.

Алексей Неверов словно заглянул в душу.

– Рождение связанно со страхами. Не случайно младенцы кричат. Тоже можно поплакать, – сказал он.

В шестьдесят два года стоял перед входом, за которым ожидала неизвестность; у неё могло быть имя – Начало, но не исключалось – Конец. Из глаз обильно текли слёзы.

Глава вторая

Мне выделили место в полуразрушенном двухэтажном доме. На половине, где уцелела крыша, находились общая спальня, кухня и столовая. На другой половине – возводили стропила, ремонтировали лестницу, вставляли в проём рамы.

Когда мы приехали, строительными работами занималось человек двенадцать. Все вежливо поздоровались со мной и Алексеем. Потом здоровяк под два метра, видимо старший, кивнул в мою сторону и басовито спросил:

– Нам для подмоги?

– Нет, Михаил, брат нуждается в восстановлении, – ответил Неверов.

– Понятно, – спокойно произнёс старший и продолжил укладывать кирпичи.

В спальне, где стояло восемь кроватей, лежал человек. Его размеренное дыхание свидетельствовало о глубоком сне.

– Недавно поступил. Тоже на восстановительном режиме, – пояснил Алексей.

Холодное сырое помещение не понравилось сразу.

– Что это за место? – спросил я.

– Вначале прошлого века здесь размешался мужской монастырь. После коллективизации постройки отдали под МТС. Когда в здешних местах нашли уголь, открыли шахтоуправление. Но запасы иссякли, добыча прекратилась, и шахтёры съехали. Спустя двадцать лет развалины передали нам под усадьбу.

– Кому нам, если не секрет?

– У нас нет секретов. А нам – это общине «Вселенная для всех».

– А ты кто?

– Алексей Неверов, руководитель общины. Для всех её членов старший брат.

– Это секта?

Алексей негромко рассмеялся.

– Сколько людей, столько и мнений. Мы не навязываем своих суждений, – доброжелательно заметил он, протянул несколько листков и тоненькую брошюру.

– Будет время, прочти. Тут изложены правила, которым необходимо следовать.

Взял книжечку с бородатым человеком на обложке и спросил:

– Если мне не понравится, смогу уйти?

– В любой момент. Только хочу предупредить, что до ближайшей станции десять километров. Сам не дойдёшь, а в город машина пойдет только через неделю. Если захочешь уехать, отвезу.

– Чему необходимо следовать? – спросил, разглядывая листки.

– Вначале отдохни. Потом прочитай и прими решение, но пока ты гость. Семь дней можно ничего не делать. Будет желание, работай со всеми. Или просто наслаждайся тишиной и покоем.

Условия семи дней показались мутными. Хотел сказать Алексею о возникших сомнениях и даже попытался встать, но Неверов удержал.

– Спи, набирайся энергии, – сказал он и ушёл.

Страх и беспокойство, которые возникли перед входом, не исчезли. Тревога оказалась сильнее усталости и полночи не мог уснуть. Забылся под утро.

Приснился сон, в котором готовлю манную кашу для сына Серёжи. Молоко вот-вот закипит. В кухню входит жена с хрустальной вазой. Бросает в меня. Сверкнув синей молнией, стекло ударяет в стену. Ваза падает на пол и остаётся целой. Молоко убегает, заливает плиту. Чад заполняет кухню.

Я проснулся, но подгорелый запах остался. С трудом приподнялся и сел. На тумбочке стояла тарелка, которая источала дымок костра. Около соседней кровати сидел парень в белой куртке и заботливо кормил старика с ложки. Он чем-то напоминал больничного медбрата. Посмотрев на меня, приветливо кивнул.

– Я Антон, – жизнерадостно проговорил парень.

Тоже кивнул, но промолчал.

– А тебя как зовут? – поинтересовался Антон.

– Александр Петрович.

– Вообще-то у нас без отчеств. Вот он, просто Коля, – парень указал на старика.

– Без отчеств, так без отчеств, – вяло произнёс я.

– Нет, но если ты хочешь…

Слово «хочешь» Антон произнёс с нажимом.

– … мы будем звать тебя Александром Петровичем. А ещё можем использовать твою фамилию. Если ты так хочешь.

Этот многословный и не замолкающий медбрат нервировал, а потому грубо буркнул:

– Мне всё равно. Хоть горшком обзови, только отстать.

Антона раздражение не удивило.

– Извини, если что не так, – спокойно проговорил он. – Просто, когда сам попал сюда, мне было очень плохо. И если бы не участливый разговор братьев, не знаю, что со мной могло бы случится.

– Каких братьев? – не понял я.

– К друг другу мы обращаемся по именам или говорим «брат». Невольно усмехнулся.

– И вот этот старик тоже твой брат? – спросил я.

Антон покивал.

– Да, – ответил он, – а старик он только пока. Коля имеет сильное желание выйти из этого бренного тела, которое, возможно, скоро осуществится.

Говорить о смерти рядом с умирающим посчитал омерзительным, а потому перевёл разговор.

– Чем ты его кормишь? – поинтересовался я.

– Манной кашей. Специально приготовил для вас двоих. Старший брат сказал, что для восстановления энергии манная каша – это самая подходящая еда.

– Ты что, повар?

– Нет, просто среди братии никто не высказал желания работать на кухне. Вот я и стал.

– Это твоё «хочу»?

– Не то, чтобы «хочу». Скорее чувство благодарности и долга. Когда меня сюда везли, родные думали, что умру. А я вот живу.

– Так ты не сам приехал, а тебя привезли?

– Да, мать привезла! – со злостью произнёс Антон, отвернулся и продолжил кормить старика.

Взял тарелку с тумбочки. Её содержимое мало напоминало манную кашу. Многочисленные жёлто-коричневые комочки пахли горелым.

– Молоко убежало?

– А ты как догадался? – удивился Антон.

– Ты что, раньше кашу не варил?

– Нет, я же бывший наркоман.

– Ты и манку не размешивал?

– А что, надо размешивать?!

– Когда засыпаешь крупу в молоко следует помешивать. Тогда не будет комков.

– Интересно! – жизнерадостно произнёс Антон. – А я и не знал! Это ведь моя первая самостоятельно приготовленная каша в жизни!

– Ну тогда ты молодец, – похвалил я. – Мой первый опыт был гораздо хуже.

– Что правда?!

– Правда.

– А ты покажешь, как правильно? – спросил Антон, с надежной глядя на меня.

– Покажу.

Не желая обидеть Антона, принялся жевать сырую манку. Не знаю, насколько бы меня хватило, но в комнату вошёл Неверов. Появился повод оставить кашу недоеденной. Облегчённо вздохнул и с чистой совестью поставил тарелку на тумбочку.

– Как тут у вас, познакомились? – спросил он.

Антон кивнул.

– И не только познакомились! – воодушевлённо воскликнул он. – Брат Саша обещал научить готовить!

Алексей посмотрел на меня.

– Это твоё желание? – поинтересовался он.

– Да.

– Так тому и быть, – постановил Неверов и ушёл.

Глава третья

Следующие две недели провёл на кухне. Не думал, что умение готовить снова пригодится. Мой новый молодой друг Антон не хотел оставаться поваром, а потому перебрался на скотный двор. Его любовь к животным была очевидной. Антон с детской радостью ухаживал за коровами, телятами и козами.

Еда, которую приготовил, братии понравилась сразу. В первый же день ко мне заглянул бригадир Михаил и пробасил:

– Ты, брат Саша, как ресторанный шеф готовишь. Спасибо!

Следом на кухне появился Алексей. Поблагодарил за вкусный обед и вручил список тех, кому требовались дополнительные порции.

– Тогда нужны ещё две кастрюли и сковорода, – сказал я.

Неверов пристально посмотрел и спросил:

– Уезжать не собираешься?

– Нет.

– Хорошо. Буду в городе, договорюсь, – пообещал старший брат и поинтересовался: – Ты где так хорошо научился готовить?

Пожав плечами, неопределенно ответил:

– Жизнь научила.

Алексей Неверов ушёл, а меня удивила мысль:

«Прожив шестьдесят два года впервые занимаюсь тем, что по-настоящему доставляет удовольствие. Почему так получилось?».

Вечером, когда чистил картошку, вспомнил детские годы.

В семь лет на меня легла ответственность за младшего брата, которому было два года. Мать работала на текстильном комбинате, уходила в шесть утра и возвращалась поздно вечером. Отец – слесарь вагоноремонтного завода, обязанность папаши понимал своеобразно. Предок приходил с работы и первое, что делал – проверял как вымыты полы. Ругал семилетнего мальчика, – иногда бил, – когда находил в углах пыль и грязь, а потом стряпал еду. После ужина, состоявшего из жареной колбасы и солёных огурцов, уходил играть в домино. Я мог питаться тем, что ел он, а младший брат – нет. Для него варил каши и молочные супы.

Мать будила рано утром, объясняла в какой последовательности засыпать крупу-сахар-соль, давала рубль и посылала за молоком. Сонный детский мозг плохо запоминал инструкции, а потому готовил, как бог на душу положит. Вермишель или рис, засыпанные в холодное молоко, разбухали и слипались в крутую массу, которую удобно резать ножом. Мы выходили на улицу с полными кульками сладких белых квадратов; их хватало до вечера.

В восемь лет готовил каши и супы с лёгкостью домашней хозяйки. К тому же, научился жарить каравайцы, блины и оладья. Делал их с яблоками, вишней, творогом. Когда хотел, то добавлял порошок какао, и выпечка становились шоколадной.

Первые котлеты приготовил в девять лет. Мать заболела и не пошла на работу. Температура была под сорок, и она пролежала в постели весь день. Вечером пришёл папаша и стал горланить. Фарш, который мать смогла с большим трудом накрутить, находился в холодильнике. Она попросила отца пожарить котлеты, но тот впал в бешенство. Поток бранных слов лился минут пять. Потом папаша запустил в мать кастрюлей и пригрозил:

– Если через полчаса не сварганишь, то сильно пожалеешь!

Он хлопнул дверью и ушёл в магазин. Мать подняться с постели не смогла. Она подозвала меня и объяснила, как жарить.

К приходу отца, который выставил на стол бутылку портвейна, котлеты лежали в тарелке. Насытившись, он пошёл играть в домино. Выходя из комнаты, добродушно прогавкал:

– Сука, можешь ведь, когда гоняют тебя!

То, что котлеты жарил я, осталось нашим секретом.

К десяти годам научился варить мясные супы. Причём, мой борщ отцу нравился больше, и он говорил матери:

– Твой борщ по выходным, почему-то говённый!

Даже когда папаша уходил к другой женщине, продолжал думать, что обеды готовила мать.

– Самое лучшее, что было у тебя, это жратва, – гавкнул предок на прощание.

Когда остались втроём, все обязанности по кухне легли на меня, что, впрочем, не тяготило. Готовил с большим удовольствием и постоянно искал новые рецепты. Так как их печатали в журналах «Работница» и «Крестьянка», то вскоре обзавёлся солидной кипой, которую часто пересматривал. В восьмом классе появилось желание поступить в училище и получить специальность повара-кондитера. О чём и сказал матери. Та улыбнулась и вроде бы поддержала устремление. Вечером она всё рассказала нашей соседке. Теперь при каждой встрече, та смеялась и называла поварёнком. Однажды услышал, как соседка с возмущением говорила:

– Ну что это за мужики растут! Бабские журналы листают и о бабских профессиях мечтают!

С тех пор к плите не подходил. И сколько бы мать не спрашивала «почему?», ничего не отвечал. Но готовить категорически отказывался!