Вероника Мелан
Уровень. Война

Черт…

Мотор серого седана завелся со второй попытки. Бросив в зеркало короткий взгляд, Ани-Ра крякнула от разочарования – внедорожник Эльконто так и не появился – и вывернула на соседнюю улицу, чтобы влиться в оживший на проспекте машинный поток.

В четырех стенах ее постоянно терзало чувство безделья – собственной бесполезности и непричастности к нужным событиям, и оттого проснувшаяся в следующий раз уже около полудня она позавтракала и почти моментально сбежала на улицу. Гулять, ходить, опять проводить бесконечно тянущиеся дневные часы в ожидании вечера – завернувшийся в змеиное кольцо жизненный план.

Ани злилась.

Раздражало яркое теплое солнце, улыбки прохожих, безмятежность проезжавших по привычным маршрутам желтых автобусов, играющая из дверей кафе музыка – она должна довершить начатое. Довершить, убедиться, что Эльконто мертв, и уже тогда успокоиться. Иначе не жизнь, а пытка. К трем часам дня на Лингтон драйв ей случайно попалась на глаза доска объявлений с разноцветными листовками и рекламными проспектами с отлепившимися краями; трепетали на ветру наполовину оборванные «язычки». Из всей массы напечатанных букв глаза выхватили строчки:

«Психологическая помощь при депрессиях. Лечение. Консультация профессионала. Недорого».

Сама не зная зачем, Ани оторвала всю листовку целиком и спрятала ее в карман.

* * *

(Lara Fabian – Adagio (English))

Может, так действовали выпуклые корешки стоящих на полке умных книг? Или медленно покачивающийся на бежевом деревянном столе небольшой хромированный маятник? Или же песочные часы, которые давно никто не переворачивал, будто указывая на факт неспешности, наличия неограниченного количества времени, которого хватит на все – на то, чтобы выслушать, разобраться в ситуации, понять и помочь.

Ани-Ра не знала, что именно так действовало – мягкая софа, спокойный взгляд темных женских глаз или же успокаивающая игра солнечных лучей на ковре, но в этом кабинете действительно хотелось говорить.

И она говорила, говорила и говорила, и все никак не могла успокоиться – перебивала саму себя, захлебывалась эмоциями и выдавала все новые порции путаной, порой бессвязной речи.

– …Все изменилось тогда, когда мы нашли карту – ту самую карту, понимаете? Не бумажную, как мы поначалу искали, а электронную. Странный предмет с экраном, и на нем было видно все – местонахождение солдат, рельеф местности и юниты. ЮНИТЫ! Получается, эти сволочи, всегда знали, куда мы движемся и попросту отстреливали, как скот. А теперь о юнитах знали не только они, но и МЫ! Вы представляете, как много это для нас значило? И тогда, именно тогда, все изменилось… Вам не понять, да? Но это было важно, поверьте. Из обычной кучи «повстанцев» мы превратились в настоящий боевой отряд с оружием, стратегией, планами – мы уже могли противостоять, понимаете? Противостоять!

Руки тряслись так сильно, что небольшую фарфоровую чашку с чаем пришлось отставить на широкий деревянный подлокотник софы.

– И Ивон, стала замечать меня, принимать за свою, мы стали вместе просчитывать действия на завтрашний день, планировать набеги, думать о том, как добраться до противоположной стороны Уровня…

– Зачем?

– Чтобы найти портал.

У сидящей напротив женщины был удивительно мягкий голос – правильный, глубокий, поощряющий продолжать повествование. Темная кожа, черные кудрявые волосы и ровная, идеально отглаженная блузка, цвета морской волны. Пальцы, с накрашенными бордовым лаком ногтями, изредка вздрагивали, когда сцепленные в замок руки сдвигались на сантиметр или два в сторону.

Ани-Ра, не замечая ни деталей, ни обстановки, тонула в воспоминаниях:

– Мы очень долго шли вместе… Отряд вырос до тринадцати человек. А потом…

Ее голос вдруг прервался; в кабинете повисла тишина; на столе равномерно мотался из стороны в сторону маятник.

– А потом?

– Ивон погибла потом. Попала в засаду, и я не успела ее вытащить. Нет, успела, но не вовремя, поздно… – Слова казались куцыми, незаполненными смыслом, не умеющими передать тяжесть сожаления. – Я не успела.

Сердце вновь, как и тогда, стучало в горле.

– Я держала ее той ночью на коленях, умирающую. Руки в крови, ее крови. Она замолчала перед рассветом, а я все гладила и гладила ее голову, плечи, куртку. Она остыла у меня на руках.

Ани зависла. Долго не могла заговорить вновь – пыталась проскочить сложное воспоминание, но программа в голове дала сбой – возвращалась на поврежденный сектор и выдавала одну и ту же картинку.

– Я копала ей могилу одна. Откидывала эти камни, землю… Рыла ее штыком от винтовки. Не знаю, почему я была одна – куда делись остальные? Я отбилась от них, потеряла всех и так и не нашла. Я долго копала… кажется, целый день – очень хотела похоронить ее, как человека. Как достойного человека, который сражался не только за себя, за других. А после… не хотела жить. Думала, буду сидеть там, пока меня не подстрелят. Ждала, чтобы кто-нибудь… быстрее.

В глаза напротив, закралась тревога; руки несколько раз сменили положение – распался и вновь скрепился из черных пальцев замок, но молчание не нарушилось.

Ани-Ра безрезультатно сглотнула вставший в горле ком, и привычно, безо всякой жалости, смахнула текущую по щеке слезу.

– Меня никто не подстрелил. Странно, да? Рок какой-то… Я просидела там до самого заката, представляете? И никого. Ни карты, ни юнитов, ни человека вокруг. Я тогда думала – застрелюсь сама. Просто дуло к виску и выстрел – несложно ведь, да? Нет, несложно, но ведь Ивон сражалась за меня – за что? За меня, дуру? Чтобы я вот так? Нет…

Женщина-психолог, кажется, не дышала, но с лица не сходил вопрос – что дальше? Что случилось дальше?

– А дальше,… как все порой странно – я встретила и отбила у чужих «повстанцев» солдата. Они его мучили, понимаете? Нет, вы не подумайте… – Ани заломила руки. – Я не «за» солдат – они скоты, но мучить зачем? Поймал – убей, зачем мучить? А его пинали, его били ногами в лицо… И я… я застрелила «повстанцев» – я была не в себе, да? Вы думаете, дура? Я застрелила двух мужчин. Своих.

Что думала, темнокожая женщина, осталось тайной – Ани не ответили.

Теперь дрожало все внутри. Не радовал ни свет на ковре, ни остывший чай, ни корешки незнакомых книг.

– Я странная, да? – Болезненная усмешка исказила не столько лицо, сколько сердце. – Я рехнулась… Я тоже так думала, когда тянула его с собой – лечила, кормила, укрывала по ночам своей одеждой. А он немым оказался… Не знаю, почему. Немым. Может, языка у него не было – страшненький такой парнишка, лицо узкое, глаза карие, нос с горбинкой, но если бы не он, я бы не вышла, понимаете? Не прошла бы до конца. Это он меня научил всему – всему. Как драться ножом, как уворачиваться от захвата, как бить так, чтобы… сразу. По вечерам он рисовал на земле карты – показывал короткие и безопасные проходы между холмами, мы жгли костры. Стрелками указывал куда идем, куда двигаться. И это он…

Ани вновь прервалась на секунду. Сглотнула.

– …это он показал расположение портала. И я вышла. Потому что поняла, где он… Знаете, я вот только сейчас подумала? Ведь только солдаты знали про портал. Тогда откуда Ивон?… Неужели она тоже их мучила, била, как те мужики. Резала? Нет…

С пересохших губ слетел недоверчивый страшный смешок.

– Она ведь не мучила, солдат, да? Она бы не стала… Но только она знала про портал. И она знала, кто главнокомандующий. И теперь знаю я. Странно это, да?

– А что случилось с тем солдатом?

– Он умер, защищая меня. – Фраза прозвучало глухо и безэмоционально – сил на эмоции не осталось; Война, кажется, выжгла их все. – Я до сих пор не знаю, как его звали.

Погруженная в собственные мысли, Ани не сразу заметила, что лицо женщины напротив давно утратило участливое выражение – превратилось в удивленную, пропитанную тревогой маску. Но размер истинной паники выдавали глаза, в которых за тридцатью тремя перегородками из умело выстроенного профессионализма, проглядывал страх: «Передо мной настоящая психопатка. Больная, помешанная… Не вылечить, нет. Изолировать».

А Ани-Ра, к собственному счастью, научилась различать оттенки во взглядах так же хорошо, как и убивать.

Психолог все еще пыталась сохранить добродушное выражение, но дрогнувший при следующем заданном вопросе голос, выдал всю глубину заложенного в него смысла.

– Где? Где все это было?

Ответ дался легко. Как и понимание того – не помогут. Здесь ей не помогут. Нигде.

– Во сне.

Чуть больших усилий стоило натянуть на лицо маску расстроенного, но нормального человека и замаскировать возникший – Ани знала, он возникал там всякий раз при мыслях о Войне – нездоровый блеск в застывших глазах.

– Меня мучают кошмары. Очень детальные. Вы же видите? Кошмары.

Челюсть темнокожей женщины отвисла до самых, сцепленных в замок, пальцев.

Пять минут спустя Ани-Ра Эменхайм покинула кабинет, швырнула в секретарскую урну выписанный на успокоительное рецепт и быстро зашагала по коридору. А еще пять минут спустя она тряслась на трамвайном сидении, смотрела через пыльное окно на проплывающие за окном знакомые улицы стабильного Нордейла – его дома, людей, тротуары, и с омерзением чувствовала, что давно не была такой опустошенной. Оплеванной, пустой и никому не нужной.

Этой ночью, семью часами позже, она прикрепила к днищу черного джипа бомбу.

Глава 4

– Прекрати это, Барт!

Пес мешал слушать новости, читать газету, пить и попросту наслаждаться хорошим утром – утром выходного дня, когда не нужно ехать в штаб, нестись к Начальнику, писать отчеты и рапортовать о событиях. Довольный, несколько минут назад вышедший из душа, Эльконто пытался строить планы: сначала хороший плотный завтрак, затем полигон – давно хотелось опробовать новый прибывший на склад пулемет «СМР-28», затем возвращение домой, часок вздремнуть, а после с ребятами в бар. Как же давно он не пил пива и не хрустел чипсами.

Мысли то и дело прерывались звуком катаемой по кафельному полу железной миски – пес требовал еды.

– Да я ж тебе положил другого корма – вот им и хрусти!

Овчарка бросила на хозяина недовольный, чуть виноватый взгляд и тут же вновь принялась толкать носом миску.

– Ты пытаешься клад под полом отрыть? Его там нет. Ешь вон те камни, у холодильника, твои любимые кончились, позже куплю.

Барта объяснение не удовлетворило – он лег возле пустой посудины и всем видом признал поражение. Хорошо, мол, так и умру здесь, некормленый, неласканный, одинокий и никому не нужный.

Дэйн терпел это шоу минут пять, пока скрежет металла о кафель не начал раздаваться вновь – умная псина вовремя сообразила, что вид поверженной «жертвы» не приводит к нужному результату и сменила тактику; Эльконто смял в кулаках края газеты и зарычал:

– Ладно! Уболтал увалень ушастый! Поехали в магазин – сам выберешь, какой захочешь.

Коричневые уши тут же встали торчком, а мохнатый хвост радостно заколотил по полу.

– Я из-за тебя час времени потеряю… Блин, только настроишься на отдых, как твои планы тут же кто-нибудь выстроит за тебя.

Раздался согласный восторженный «гав».

– Ну-ну. Все, иду, одеваюсь. И не вздумай снова гонять эту миску – поцарапаешь пол, надаю по жопе.

Эльконто шумно вздохнул, отодвинул недопитый кофе, щелкнул пультом от телевизора и, провожаемый довольным взглядом питомца-манипулятора, покинул кухню. Уже из коридора проворчал:

– Лучше б я Пирата взял себе. А тебя отдал Стиву.

Пес погрустнел. Впрочем, ненадолго, потому что уже через секунду, проскальзывая когтями по плитке, бросился следом за хозяином.

Редко какой день начинался так же ласково, как этот: залитая утренним светом улица, исходящая от покрытой росой травы свежесть, легкий и теплый ветерок постепенно уходящего лета, разлившийся в воздухе запах земли, асфальта и пыли, полное отсутствие прохожих.

Дэйн остановился на крыльце, потянулся до хруста в суставах, полюбовался лужайкой, которую собственноручно подстриг несколько дней назад и развернулся, чтобы запереть дверь.

Барт, тем временем, помочился на розовый куст, обежал, проверяя сохранность владений, периметр дома, вернулся и радостно застыл на мощеной дорогим бежевым гравием дорожке.

– Если ты продолжишь на него ссать, он засохнет – я же это уже говорил? Говорил. Но тебе все равно – не ты платишь садовнику.

Псу, несмотря на постоянное ворчание, было так же радостно, как и Эльконто. «Хороший день, – говорили умные карие глаза, – хороший. Поехали уже за едой, а после ты возьмешь меня с собой на полигон, где в лесу я погоняюсь за кроликами»

– Ага, разбежался. Будешь дома сидеть – свои камни жрать.

Барт отрывисто гавкнул.

– Вот привык ты со мной спорить, а? Что за манеры…

По дорожке к машине они зашагали вместе – двухметровый, одетый в легкую футболку, мужчина с белым «ежиком» коротко стриженых волос на голове, и его мохнатый и ушастый друг.

Отрывисто пикнула, сообщая об отпертых замках, сигнализация джипа; Дэйн ловко перехватил брелок пальцами и отпер водительскую, а затем и пассажирскую двери.

– Залезай.

Барт рванулся, было, вперед, но почему-то замер. Не прыгнул, как делал сотни раз до этого, на кожаное сиденье, не завозился на нем, поскуливая, чтобы тут же опустили окно – ведь как же без ветерка? – вместо этого напрягся, принюхался, опустил голову и утробно зарычал.

– Эй, друг, ты чего? Лезь в машину. Давай. Чего это с тобой?

Пес не двинулся с места – его глаза, словно приклеенные, смотрели куда-то вниз – в просвет между асфальтом и колесами; загривок вздыбился.

За всю историю совместной жизни Дэйн едва ли мог припомнить такое странное и почти неуместное поведение овчарки – что за ерунда?

– Ты чего там увидел? Кто-то пометил нам колесо? Кошка забралась под машину?

Эльконто даже нагнулся, чтобы убедиться, что кошки там нет – да и вообще, Барт, насколько он помнил, миролюбиво относился ко всем четвероногим из семейства кошачьих.

Всколыхнулось раздражение; минуты чудесного дня утекали в трубу – время к обеду, а он никак не может доехать до магазина.

– Нет там никого. Залезай, говорю! Пошел!

Дэйн попытался сдвинуть мохнатую холку с места, но в асфальт тут же уперлись длинные когти; тело Барта напряглось, как каменное.

– Да ты что, вообще? Достал меня с утра уже… Залезай!

Рычание усилилось.

– Блин, надо было тебя дома оставить. – Эльконто раздраженно звякнул ключами; внутри маревом заколыхалась злость. – Слушай, ты, как хочешь – оставайся здесь, а я поехал. Заколебался я тебя уже ждать…

Но стоило ноге в белом спортивном кроссовке оторваться от земли, как штанину тут же схватили, клацнув, острые зубы. Схватили и что есть мочи потянули назад; от неожиданности и примененной силы Дэйн покачнулся и едва не упал – пошатнулся, кое-как выровнял равновесие и тут же заорал:

– Слушай, я тебе по заднице сейчас дам! Ты мне джинсы испортил! Отцепись от меня, фу! Выпусти штанину, говорю!

Он даже замахнулся – больше демонстративно, нежели с намерением ударить – Барт вздрогнул, прижался к земле, но штанину не выпустил; рычание теперь лилось из его груди непрерывно.

– Барт!!!

Пес кое-как разжал зубы и тут же принялся скулить.

– Да в чем дело, бл%№ь!?

Собачьи глаза смотрели в одну и ту же точку, куда-то под поддоном; шерсть на загривке не опадала.

Эльконто выругался, разочарованно мотнул головой и уже решил, было применить силу, чтобы оттащить сбрендившего пса от джипа и забросить его в дом, когда неожиданно замер сам – в голове резко и неожиданно всплыла брошенная Лагерфельдом фраза месячной давности:

– Зачем ты натаскиваешь его на взрывчатку? Он же агрессивным станет. Помнишь, что говорил Дрейк? Нюх портится, сознание меняется, собаки перестают нормально воспринимать незнакомые запахи, злобятся. Ты б еще на наркоту его подсадил…

– На наркоту не хочу. А взрывчатка… вдруг пригодится? – Тогда ответил он.

– Ну, «вдруг», конечно, всегда может случиться.

Доктор покачал, помнится, рыжей шевелюрой, а Дэйн от своего не оступился – все возил Барта на полигон, учил распознавать, реагировать, учил… рычать в случае опасности.

– Да быть такого не может! – Шея, несмотря на умеренно теплый ветерок, покрылась испариной. – Быть этого не может, Барт…

Пес вновь принялся рычать. Совсем как тогда, на поле, рядом с ящиками, в которых хранился пластид.

Снайпер застыл, и какое-то время не мог заставить себя сдвинуться с места – находиться рядом с джипом вдруг стало неуютно, лезть внутрь расхотелось вовсе.

– Не думаю, что ты прав… Но если ты прав…

Он развернулся и на деревянных ногах зашагал к дому; утро из чудесного, превратилось в ненастоящее, пластиковое. Отпер входную дверь, не разуваясь, спустился в подвал – в специализированную кладовку, куда заходил редко и выкатил из угла запылившуюся конструкцию – длинный шест с прикрепленными под углом отражающими пластинами и небольшим фонариком – досмотровое зеркало. Выматерился, вынес его сначала наверх, затем во двор, а минуту спустя обнаружил под днищем машины прикрепленную под двигателем бомбу.

Бомбу.

Барт продолжал то рычать, то скулить. Эльконто наклонился, медленно потрепал его по загривку, еще медленнее, потея, достал ключи из кармана – не дай Создатель случайно нажать теперь не ту кнопку, и сжал стальное колечко руками; ладонь дрожала. Другой рукой он вытащил из заднего кармана телефон – затем, встрепенувшись, засунул его назад и тихо скомандовал.

– В дом. За мной, Барт, в подвал.

Звонил он уже оттуда; дверцы внедорожника остались распахнутыми.

– Дэлл, в моей машине бомба.

На том конце зашуршали простынями, потянулись и сонно промычали.

– А кто говорит? Отделенная от головы челюсть, валяющаяся рука или оторванная нога?

– Я тебе сейчас пошучу, говнюк! Давай, говорю, сюда! Я без тебя ее трогать не буду!

Мямленье и бормотанье быстро сформировалось в трезвый голос:

– Ты это серьезно? Бомба в твоей машине?

– Нет, блин, очередной день дурака тебе устроил, и сейчас натяну колпак и станцую! Конечно, серьезно! У меня там дверцы нараспашку – какой-нибудь дурень залезет, весь район взлетит на воздух.

– Тьфу, б№я. А я думал, посплю сегодня подольше…

– Я тоже так думал. Ты едешь или нет?

Барт, вертикально подняв уши-локаторы, внимательно смотрел на хозяина – казалось, он тоже ждет ответа.

– Еду.

В трубке раздались короткие гудки.

– Он едет. – Пояснил псу Эльконто. – Сейчас все наладится. Сейчас. Скоро.

И вытер выступившую на лбу испарину.

Сорок минут спустя Дэлл Одриард – специалист по взрывчатым веществам – сидел на кухне, сложив локти на ту самую газету, которую Эльконто так и не дочитал, и крутил в пальцах извлеченный из пластида взрыватель. Его светлые брови хмурились, а губы то и дело поджимались – шел напряженный мыслительный процесс.

– Работал непрофессионал. Взрывчатки слишком много – ее бы хватило на то, чтобы снести пару-тройку окрестных домов, а не только твой особняк, в этом ты был прав. А я знаешь, – Одриард невесело усмехнулся, – до последнего думал, что ты шутишь.

– Мда уж. – Крякнули в ответ. – Мне что, делать нечего – из постели тебя в выходной выдергивать? Я и сам до последнего не верил, но Барт рычал, как заведенный.

– Хороший у тебя пес. Молодец.

– Да, молодец.

Серо-коричневый объект похвальбы лежал на полу, положив голову на лапы – слушал. Он успокоился, а вот Эльконто пребывал в состоянии далеком от покоя – каждый раз при взгляде на небольшой предмет, зажатый пальцами коллеги, его охватывала нервная дрожь, как при взгляде на ампулу со смертельным вирусом, которая чудом не попала в кровь.

– Сука. Меня преследует какая-то сука.

– В смысле?

– Недавно кто-то пытался прострелить мне башку из снайперской винтовки. Как и в случае с этой бомбой – непрофессионал. Он промахнулся, но был очень близко – оцарапал шею. Мои люди отыскали квартиру, но снайпера и след простыл. А теперь и это… Готов палец себе отсечь – работал один и тот же человек.

– Тебя настолько сильно кто-то не любит?

Дэйн невесело усмехнулся.

– Видимо.

– И ни одной идеи, кто это может быть?

– Пока ни одной.

– Значит, сегодня соберем совет. Если это второе покушение, значит, будет и третье – надо взять этого гада до того, как он, все-таки, сделает тебя.

– Любишь ты пошутить. С утреца-то.

Дэлл улыбнулся одними губами; в голубых глазах, однако, продолжала стыть тревога.

– Обзвоню ребят, сообщу тебе, где и во сколько соберемся. А это, – пальцы прокрутили взрыватель вокруг собственной оси, – я заберу с собой, как и пластид.

– Да уж будь добр.

– Буду.

На том и расстались.

* * *

Тремя часами позже в неприметный бар под названием «Три розы» – пустой и тихий в послеполуденный час – вошли с разницей в минуту-полторы один за другим девять мужчин. Почти весь состав отряда специального назначения.

Бармен удивился, но виду не подал – немолодой мужчина с песочного цвета волосами и седеющей бородой привык в любой нетривиальной ситуации сохранять спокойствие, однако, вид девятерых здоровяков, скучковавшихся за дальним столом и заказавших не пиво, вино или коньяк, а минеральную воду, его порядком озадачил.

Чтобы разобрать предмет беседы, Гриффин Дональдсон незаметно приглушил звук висящего в углу плоского телевизионного экрана, транслировавшего состязание яхт с Аранских островов, но через полминуты получил удивительно тонкий и ясный намек от одного из посетителей – двухметрового брюнета с длинными, незаплетенными в хвост и неубранными темными волосами, который сообщил, что звук желательно вернуть на место. А еще желательно, глаз не поднимать и заниматься протиранием стаканов – так безопаснее.

Дональдсон подчинился.

Брюнет вернулся за стол, и прерванный совет возобновился.

– Я вот что думаю, – Аарон Канн – стратег и тактик отряда, поставил локоть на стол и прошелся пятерней по светлым волосам на висках, – нужно разбить задачу на части, провести расследование и получить больше информации. Пока нам известно мало – без этого не двинемся. Знали бы твоего врага в лицо – подключили бы к делу Мака (специализация Мака Аллертона – преследование людей на расстоянии. Подробнее об этом можно прочитать в книге «Чейзер». Здесь и далее примечание автора), но так как этих данных нет – придется их сначала найти.

Халк, Дэлл и Дэйн одновременно кивнули; остальные согласно промолчали.

– Логан возьмет на себя просмотр видео с уличных камер – сколько их вдоль твоей дороги?

– Две.

– Маловато. Но шанс засечь машину или минера есть. Логан, сколько на это уйдет времени?

Темноволосый мужчина, с ясными и синими, как осеннее небо глазами, взглянул на дорогие, застегнутые на запястье золотые часы.

– Час. Два от силы.

– Отлично. За тобой, Дэйн, пока приставим парную слежку, остальных распределим наблюдать за районом. Доктор на всякий случай должен находиться рядом – если этот псих провел два покушения с таким маленьким интервалом, третьего ждать следует очень скоро. Будем шерстить всех подозрительных личностей тихо – нельзя спугнуть наш объект. Ты сам, – Аарон вновь обратился к виновнику «торжества», – будь на виду. Не скрывайся, не прячься, веди себя спокойно, опроси пока соседей – может, кто-то видел кого-то подозрительного, мало ли.

Ощущавший с самого утра дискомфорт Эльконто, нехотя кивнул.

– Да-да, буду беззаботен, как ласточка в весенний день. Но бля буду, если этот гад подстрелит мне Барта, из-под земли достану и все кости вытащу наживую одну за другой.

– Барта не бери с собой. – Качнул головой Рен Декстер, прокручивая на деревянном столе дно стеклянного стакана. – А тебя мы пока прикроем.

Снайпер тяжело вздохнул и принялся сокрушаться.

– Нет, ну надо же, я сегодня собирался пострелять. Выходной псу под хвост, еще и вас от дел отодрал…

– Не ной. – Хлопнул того по спине сидящий рядом доктор. – Проставишься нам потом по полной. Хорошим коньяком, например.

– Лучше сигарами. – Промычал сенсор отряда, в этот момент пытающийся раскурить одну из них. – Я «войму игарами».

– Кто бы сомневался!

– А я согласен новыми пушками. – Ухмыльнулся Мак Аллертон.

– А Дэллу, может, гранат полмешка отсыпать? Вы из меня службу доставки нуждам населения не делайте. Годами с вами буду потом расплачиваться.

По периметру стола раздались веселые смешки.

– Не нервничай, – посоветовал Канн, – мы его очень быстро возьмем – этого гада, и тогда уже поедешь стрелять на полигон. С Бартом, и спокойный, как полагается. Всякое бывает, сам знаешь. Так, ладно – работаем, ребятки, работаем. Подъем, пора за дело.

Заскрипели по полу ножки одновременно отодвигаемых стульев.

* * *

Кончик ручки над вырванным из блокнота листом неопределенно завис; рука дрожала.

Хотелось выпить. Нет, не выпить – наглотаться из любой бутылки чего-нибудь сильнодействующего и забыться – случайно ошибиться с дозой, и уснуть насовсем. По ошибке. По счастливому совпадению. Чтобы не сидеть больше в опостылевшей квартире с пустой отмершей душой, что травит тело и сознание, ни гнить изнутри от мести, не напоминать ходячий труп в виде женщины, которая разучилась жить.

Зависший над листом кончик ручки, наверное, задавался вопросом – зачем он подрагивает в воздухе, бесполезный, но Ани никак не могла двинуть мыслительный процесс вперед; по вискам тек пот, тело колотил озноб, казалось, она заболевает.

Этим утром, едва проснувшись, она, как неспособный думать ни о чем другом, кроме аптеки с морфием, наркоман, бросилась на ту знакомую улицу, которую уже начала ненавидеть. И увидела ее – целую. А под машиной – заметила еще издали – возился какой-то мужик…

Ее сердце медленно и гулко пропустило удар. Затем второй.

Тень от телефонной будки стала прикрытием, а крашенный красным бок опорой для враз обмякшей спины. Ощущая одновременно негодование и разочарование, Ани сгорбилась, уперлась ладонями в колени, и какое-то время стояла так, немая, тяжелодышащая и вновь проигравшая.

Бомбу обнаружили до взрыва. Вторая попытка сорвалась.

Джип цел, Эльконто невредим.

Улица вокруг, как и прежде, тонула в мирном мареве утра, цвела яркими пестрыми клумбами и пахла кожистыми упругими зелеными листьями – плотными и здоровыми.

К разочарованию приплелся лучик облегчения.

В какой-то момент Ани с удивлением осознала, что где-то внутри, где-то очень глубоко, она не желала этого взрыва. Не хотела гари и копоти, слез, разрушенных заборов, обгоревшей травы. Ей, к собственному изумлению, вдруг стало легче дышать – легче настолько, что притупился накативший ранее приступ тошноты.

Проигрыш… Выигрыш… Какая разница? В чем смысл жизни? В чем?

Через минуту она сумела окончательно справиться с рвотными позывами – выпрямилась и какое-то время просто стояла, неуверенная более ни в себе, ни в собственной логике, ни в правильности выбранных желаний, а после, пошатываясь, зашагала обратно к дому.

Вернуться. Составить новый план. Осуществить его. Победить.

Где-то там, на полдороге, так и не дойдя до Ани, потерялась такая нужная и ценная в этот момент злость, а вместе с ней и решимость, а, главное, нужность собственных действий. И вместо того, чтобы, как и раньше, гореть жаждой мщения, хотелось кричать, а еще лучше просто отделиться от отмершей себя, и тихо и незаметно уйти в сторону. Пусть домой шагает эта почерневшая изнутри и снаружи оболочка, а Ани – настоящая Ани, пойдет гулять. Она пойдет, как и когда-то, радоваться жизни, мечтать, напевать под нос, она станет, наконец, свободной. Пусть даже на минуту или на несколько секунд, но свободной, после чего уйдет или улетит к Свету…

«Ты улетишь во тьму, Ани. Во тьму…».

Эта мысль отрезвила ее тогда – неуверенную и вновь сломленную неудачей – по дороге домой, отрезвила и теперь, сидящую в собственной комнате с застывшей над бумагой ручкой.

Такие, как она – проштрафившиеся – не улетают к свету, они навсегда уходят во мрак. За слабоволие, за грехи, за неспособность сделать в нужный момент правильный выбор, за ошибки. А ошибок уже было слишком много, слишком. И хорошо, что взрыв не прогремел. Пусть кто-то невиновный живет и продолжает радоваться, а способ унести с собой во мрак Эльконто еще найдется.

Ани-Ра вздрогнула, отложила ручку, поднялась и принялась кружить по комнате – заставила себя, наконец, думать. Она устала от такой жизни, устала от самой себя, и силы на исходе, а, значит, будет еще одна попытка – всего одна – на большее ее не хватит, которая должна стать последней.

Либо «да», либо «нет». Либо ноль, либо один. Выиграть, погрязнув в мести, невозможно – возможно лишь утолить жажду невидимого зверя, чтобы потом, напившийся крови врага, он, наконец, уснул, ушел, умер. Оставил тебя в покое.

Итак, что она может сделать на этот раз. Что?

В окно полутемной комнаты, вычерчивая резкие тени, било полуденное солнце; несколько минут Ани неподвижным взглядом смотрела на улицу, слушала безмолвное метание собственных мыслей и отбрасывала один вариант за другим.

Отравить доставляемую Эльконто на дом еду? Слишком сложно – много тонких моментов: выбрать правильный яд и его дозу, незаметно подобраться к курьеру, пропитать пищу, избежать отклонения вкусовых оттенков, иначе все не в рот, а в мусорку. А враг теперь зол, теперь он понимает, что за ним охотятся – будет во всем и всех видеть подвох. Еще, скорее всего, подключит к слежке друзей, ведь есть у главнокомандующего Уровнем: Война друзья? Есть? Точно есть – такие же, как и он сам, ублюдки…

Значит, не еда.

Тогда что?

Можно подловить его во время движения по трассе – устроить аварию, заставить врезаться себе в багажник, остановиться, дождаться выхода цели наружу и расстрелять. Вот только не выйдет такой, как он, и даже не остановится. Потому что понимает, что к чему, и потому что сразу сообразит, что это «подстава».

Нет, не сработает. Даже непрофессионал Ани понимала – не сработает.

Далее…

Пробраться в дом? В помещение, план которого неизвестен? Ловушка для самого себя.

Но если не авария, не проникновение в дом и не вторая (упаси Создатель и спасибо, что не взорвалась первая) бомба, тогда где он – узкий «коридор», по которому Эльконто проходит изо дня в день? Где то место, в котором он появляется постоянно и которое попросту не может миновать? Где во всей цепочке слабое звено?

Перед глазами всплыла раскинувшаяся перед особняком огороженная забором лужайка. Тень от высоких деревьев. Густые кусты. Бежевая, ведущая к входной двери, гравийная дорожка…

Вот по ней он проходит каждый раз.

Напряженные губы сжались так плотно, что почти исчезли с лица; между тонкими бровями залегла морщинка. Прокручивая в памяти детали планировки двора, Ани-Ра поймала себя на мысли, что ее глаза перестали различать день и ночь: темень или яркое солнце, закатный полумрак или дымчатый рассвет. Сутки в голове сместились, часы и минуты слиплись – осталась лишь цель и путь к ней. Осталась одна дорога, а дальше вожделенное успокоение, тишина, отдых.