Вероника Мелан
Он – Форс

– Я надеялась, что ты окажешься…

– Уродом? Извини, разочаровал.

И опять эта ровная линия зубов, чуть нарушенная с двух сторон клычками. Секси.

«Пресная каша. До конца жизни».

Черт, я постоянно держу себя в узде, когда хочется чувств – хорошая для папы, хорошая для Итана, когда я уже стану хорошей для себя?

И не удержалась. Шагнула вперед.

Прикрылись наполненные эротикой глаза.

– Только не целуй меня в губы. Иначе мы из этой комнаты не выйдем.

«Не сегодня».

Блин, я только посмотрю. Нет, не только. Дам себе волю чуть-чуть – одним пальчиком в шоколадный крем…

Я приблизилась настолько, чтобы знакомый запах мужского парфюма пинком вышиб ворота моего контроля и приказал логике выметаться. Эти три точки, тату… место для поцелуя…

Я не удержалась, поцеловала его шею. Перед этим коснулась чуть колючих от щетины щек, проскользила пальцами по лицу, потянула ближе, заставила податься вперед, коснулась губами возбуждающего мой разум тату.

Жаркий выдох, полностью закрытые глаза. Зверя этот мужчина держал внутри, но срывался тоже, уже завис на самой грани.

К черту… Или бургеры с Итаном, или узнать, куда уводят линии на спине…

Я обошла замершего посреди комнаты мужчину и рассмотрела то, что так хотела – замысловатый узор, охватывающий часть левого плеча, бегущий по лопаткам и сходящийся в точку на позвоночнике.

«Я гладила эту спину в темноте, царапала ее, обожала». При свете я обожала ее еще сильнее; в моем собственном животе уже скрутилась такая спираль, что без чужой помощи не раскрутить.

У Итана почти ровная поверхность с ложбиной для позвонков. Здесь сплошные бугры из мышц под кожей, и такой размах в стороны… Я сделала то, что действительно хотела – обхватила, обняла чужой торс, прижалась щекой к этому произведению искусства, с легкой руки кем-то именуемого спиной. Это не спина – это щит. От забот, бурь, чужого мнения. За таким можно укрываться всю жизнь, за таким можно вообще ничего не бояться.

– Имя…

Попросила тихо.

Но в ответ промолчали.

– Ты мне скажешь?

– Скажу.

Собственное кольцо из рук я разомкнула с сожалением (я проиграла самой себе), смешанным с предвкушением, уже знала, что не смогу остановиться. Да, идиотка, да, прощай размеренная спокойная жизнь, но вдруг мне никогда больше не посчастливиться попробовать все десерты мира?

Обошла снова, провела пальцами по груди, спустилась ниже, поразилась тому, что джинсы сидят на косых мышцах, как на бетонных сваях. Насколько же он силен…

«Не отдам!» – сумасшедшее знание из глубины.

– Я… не могу от тебя… отлипнуть.

– Не отлипай.

Он как будто был готов провести со мной вечность. Я же совершенно не знала, серьезно ли вообще этот тип настроен. Знала только, что водоворот из ощущений он мне подарить может.

Все, Итан, прощай, ты сегодня не со мной.

Короткий взгляд на запястье.

– У тебя осталось полминуты.

Да на время уже наплевать.

– Говоришь, ждал шесть дней…

– Очень долго. И очень терпеливо.

А во взгляде хищник, уставший быть в засаде.

«Что подарит мне этот нырок в омут?»

– Значит, сможешь подождать еще полчаса?

Вопрос в глазах. Застывшая на губах улыбка – он был прав, я бы их поцеловала…

– Могу. Но не хочу.

Я знала, чего он хотел – еще одного жаркого соития прямо здесь, прямо сейчас. Но во мне уже проснулся кто-то дерзкий, раскрепощенный, выпутавшийся из оков. Все, теперь только вперед.

– Ты хорошо водишь машину?

– Так же хорошо, как занимаюсь любовью.

Значит, изумительно.

– Тогда поехали.

Я протянула своему желанному незнакомцу сброшенную рубаху.

Мне не задали никаких вопросов.

Здравствуй, ночь свободы, пахнущая неоном и грехом. Зазвонил в моем кармане телефон – Итан; я заглушила звонок на второй секунде, выключила мобильный.

Застегнулась последняя пуговица рубашки, оставив на свободе выглядывающие из ворота три точки – место для поцелуя.

Звякнуло кольцо от автомобильного ключа.

– Идем.

* * *

Его автомобиль оказался черным, брутально-спортивным; верх открыт, сиденья кожаные.

Хватило двух моих слов «Хочу скорости», чтобы мы уже пятнадцать минут неслись куда-то без цели и направления. Мгновенье и вечность назад покинули черту города, теперь покоряли ночное шоссе.

Я давно заметила, что быстрая езда примиряет тебя с реальностью, с текущим моментом. Неважно, логичен он или совсем нет, согласен ли ты с тем, что творишь сам или, может, коришь себя. Когда просто несешься, как сейчас, а впереди бетонная лента дороги, необратимо понимаешь – есть то, что есть. И остальное неважно. Теряются правые и виноватые, причины и последствия; остаются только чужие руки на руле, отсвет приборной панели и не твоя нога на педали…

Водил мой новый знакомый умело и в меру агрессивно.

«Действительно, как трахался».

Можно было с закрытыми глазами сказать, никогда не видя водителя, что у руля полный тестостерона мужик, потому что на ускорениях и обгонах моя голова плыла, а низ живота поджимался.

«Почему Итан никогда не превышал скорость? Сколько раз хотелось его попросить об этом…»

А этого, имени которого я до сих пор не знала, и просить не пришлось.

– Ты обещал сказать мне, как тебя зовут.

Я чувствовала, когда он начинал улыбаться, не приходилось даже поворачиваться.

– Друзья зовут меня Форс.

У меня аж мурашки прошлись по позвоночнику. Очень подходящее «прозвище».

– А по документам?

– По документам… чуть позже.

Ну конечно… Мы ведь так мало знакомы.

Форс… Жестко, непримиримо. Сочетание букв, походящее на нежно затягивающийся на шее канат.

Что ж, будем знакомы.

Поверх ветрового стекла вихрились невидимые воздушные потоки, трепали мои волосы, заставляли радоваться, что из дома я вышла в трикотажном спортивном костюме. Не секси, но для ночной поездки как раз. Путь в никуда позволил немного остыть от бесконечного желания, начать мыслить логично, пробудил думы об Итане – шевельнулась совесть. Надо бы позвонить, предупредить, но ведь уже три года со мной живет, знает, что в стрессовые моменты я просто пропадаю на сутки или двое, уезжаю в свой прибрежный домик. Всегда переживаю нестабильность настроения там, у моря. Он привык. Подумает, что так случилось и теперь, ничего нового.

А вот о сидящем сейчас рядом мужчине хотелось узнать чуть больше.

– Можно узнать, кем ты работаешь?

– Можно. – Момент тишины. Нет, водитель не обдумывал ответ, но будто подбирал слова.

Пояснил коротко:

– Я госслужащий.

Госслужащий? Это кто: клерк, налоговый инспектор, кто-то в безымянном ведомстве?

– А подробнее? Чем именно занимаешься?

Очередная пауза.

– Слежу за порядком. Наблюдаю, чтобы другие тоже за ним следили.

И более никаких пояснений.

– В смысле, охранник?

– Можно… и так сказать.

«Слежу за порядком» – прохладные слова, очень ровные, со зловещим отсветом. Или показалось?

Интересно, мой привередливый батя обрадуется «охраннику» больше, чем продавцу спорттоваров? Несвоевременная мысль, да и глупая на данном этапе. Что ж, хотя бы ясно, откуда у моего соседа такая мощная и развитая мускулатура, наверное, в его профессии к силовым параметрам предъявляют высокие требования.

Еще несколько минут мы проехали в тишине – слева море, справа бесконечный луг, заросший разнотравьем.

«И нет, если бы он не позволил намеренно, я тем утром не смогла бы от него сбежать…» – подумалось вдруг.

Где мысль, там и вопрос вслух:

– Ты ведь не спал… тогда?

Мне ничего не пришлось пояснять. Этот тип все понял, потому что теперь пытался свою улыбку скрыть. И молчал многозначительно.

– Конечно, я могла думать так раньше, пока не увидела твои глаза.

– А что не так с моими глазами?

С ними все было так. Но этот взгляд… Взгляд человека, который никогда и ни при каких обстоятельствах не теряет внимания. И, если уж наметил «жертву», капкан не разожмет – не помешают ни усталость, ни сон. А я еще – кланя глупая – так старательно, силясь не уснуть, выжидала, когда рядом начнут дышать ровно, когда действительно погрузятся в дрему.

Ну да, Форс «заснул», точнее, сделал вид. Перед самым рассветом впервые убрал с меня руку, перевернулся на спину, задышал «профессионально», ровно. Позволил сбежать. Помнилось, как впопыхах собирала свои шмотки, долго искала туфли, трусики не нашла вовсе – умотала без них.

Вся эта сцена оказалась постановочным спектаклем.

– Ты бы не отпустил меня, если не захотел сам. Значит, захотел.

Машина в этот момент мягко затормозила, свернула к обочине, встала у невысокого дорожного ограждения; водитель повернулся в мою сторону, смотрел он странно – вроде бы мягко, но со сталью.

– Ошибочная формулировка, потому что нет, я не захотел. Но я позволил тебе уйти, так как знал, что на обдумывание некоторых вещей нужно время. Чтобы их переварить, впитать.

Одна его рука на руле, под голубой тканью рубахи внушительный бицепс – я залипла на нем взглядом, как пьяный посетитель стрип-клуба на трусиках танцовщицы. В который раз думала, что, если честно, плевать… На все причины и следствия, на то, что случилось шесть дней назад или случится через еще шесть. Этот мужчина был слишком красив, он тянул к себе магнитом, и просто так сидеть с ним рядом становилось все сложнее.

Пауза, взгляд глаза в глаза, секунды прогорали пеплом – бесценно утекало время, пока между нами тлел фитиль.

– Укажешь мне дальнейшее направление действий?

Я обожала фразы с двойным смыслом. Мол, «куда едем?» или же «давай я уже сделаю это прямо здесь».

К «сделаю прямо здесь» я уже тоже склонялась все отчетливее. Машин почти нет, крышу можно закрыть…

– Вообще-то изначально я хотела показать тебе свой домик. Личное пространство, так сказать. Но мы не на том шоссе.

Водитель смотрел на меня, о чем-то думал.

– Тогда давай я покажу тебе свое. Здесь недалеко, и мы на нужном шоссе.

«С тобой хоть на луну», – думалось мне. Внутри хорошо, почему-то легко, как бывает тогда, когда все равно уже ступил не туда. Но кто сказал, что ошибочной дорогой нельзя насладиться?

Глава 3

(CKay – love nwantiti [ah ah ah])

Домик в лесу – это всегда здорово.

Уютный домик с усыпанной листьями террасой и двумя креслами качалками – это место, откуда не хочется уходить. Фонарь над дверью; сложенные на лавке клетчатые пледы. Кажется, я была готова остаться здесь по крайней мере на год…

– Входи.

Однако кое в чем я не заблуждалась. Красивый мужчина, слишком быстро пробирающийся под кожу, – это опасно, это пахнет трагедией в близком или далеком будущем. Нет, я не пессимист, но жизнь учит быть бдительной. Сердце-то одно.

Внутри было красиво. Пахло деревянной отделкой; комнаты комфортные, стильные, куча незаметных атрибутов типа светильников, мягких подушек, создающих уют. Либо сюда часто водили посетительниц, либо это место создавали для личного пользования с душой и для души.

Спрашивать, как часто здесь бывают гости, было глупо. Подкупил, однако, заросший деревьями холм с тропинкой от крыльца, откуда так здорово было бы по утрам начинать спуск на велике… Мечтатель во мне не умер.

Как жаль, что мой незнакомец оказался большим, красивым. Ладным, подкупающе-идеальным.

Из дерьма мне – эта мысль пугала на фоне – придется выбираться долго.

– Выпьешь?

На винной стойке позади не только вина, но и дорогие коньяки, ром, настойки, ликеры. Бокалы рядом.

– Боишься, что я без этого не смогу расслабиться?

Форс пересек пространство незаметно и вторгся в мою личную территорию, не встретив внутреннего сопротивления. Как горячий ласковый нож в подтаявшее масло. И поцеловал. Мягко, но очень по-мужски, с заделом на будущее, с ласковым поглаживанием, без спешки. Поцеловал так, что отчаянно сильно захотелось продолжения, так, что все внутри скрутилось в спираль. Поцеловал так, будто всегда это делал, сотни раз на дню, как будто наши губы были созданы для поцелуев.

Черт самоуверенный…

– Боюсь ли я, что ты не расслабишься? – спросил мягко. – Нет.

С ним было сложно. Или же мне было сложно с собой, так ярко реагирующей на постороннего, в общем, мужчину.

Он вернулся к стойке, взял одну из бутылок – я с опозданием заметила, что это обычная шипучая минералка. Налил в стакан, пригубил. Спросил со смешком:

– Расскажешь мне о себе?

Решил, наконец, познакомиться? Ну уж нет. С тактикой я определилась еще по дороге сюда – выстрою легенду. Прикинусь не собой, кем-то другим. Незачем ему узнавать меня настоящую, а мне незачем подпускать близко того, кто и так со скоростью инертного газа заполняет собой мою вселенную.

– Что именно ты хочешь узнать? Меня зовут Вилора…

«И я ненавижу собственное имя. Наверное, мама хотела, чтобы из меня вышла мягкая красивая девочка, но получилась почти что пацанка. Что ж, задуманное исполняется не всегда».

– … работаю в отделе спорттоваров, продаю велосипеды. По вечерам заряжаю в плейлист классику, собираю открытки и мягкие игрушки…

Мне нравились его глаза. Теплые, серые, будто с каменной пылью на дне – удивительный контраст. Как будто та сталь, что в них иногда отблескивала, предназначалась не мне, однако меня держала в тонусе тоже.

Форс, глядя с улыбкой, но внимательно, сделал еще глоток. После поставил стакан на стол; изменилась улыбка – стала чуть саркастичней, печальнее, мол, «зря ты меня недооцениваешь».

– Уверен, что в твоем плейлисте никогда не водилась классика. Да и в том, что ни одной плюшевой игрушки в твоей комнате нет, я уверен тоже. Как и открыток.

Этой фразой он обезоружил меня, послал по позвоночнику ворох мурашек. Теплый. Холодный. Притягательный. И слишком умный. Я все больше убеждалась в том, что близко подпускать его не стоит.

– Послушай, – прозвучало так, будто я оправдываюсь, – ты нашел меня… для секса. Давай… не будем усложнять.

«Я позволю тебе так думать».

Меня пугала глубина и теплота его взгляда. Взгляда человека, знающего больше. Например, то, что он нашел меня насовсем, навсегда. Это был взгляд очень терпеливого мужчины, умеющего настаивать на своем, умеющего незаметно убеждать. И вытряхивать эту «ересь» из головы становилось все сложнее.

– Думала, я тебя не найду?

Думала. Надеялась. Вся я надеялась, все девяносто девять процентов. А один жалкий процент, спрятавшийся даже от самой себя, стыдливо надеялся, что найдет и сделает все именно так, как сделал.

– Как… ты… это сделал?

«Как нашел меня?»

– По запаху.

Шутка. Или нет?

И обещание – нам будет хорошо.

Форс отставил стакан, обошел стойку, направился ко мне с видом человека, у которого в запасе вечность, и который собирается начать наслаждаться ей сейчас.

– Хочу увидеть то, – «что мне принадлежит». Нет, это не прозвучало, мне показалось, – то, что искал. Тебя.

Я отступала к стене. Привычка быть настороже. Хотя от кого? От него бесполезно…

– Ты уже видел все руками.

– Но не видел глазами.

На мне спортивный костюм. Хорошо хоть белье хорошее, плохое я попросту не любила.

Идти стало некуда, когда я поняла, что оказалась возле угла. Спиной к стене.

И уже из самой ловушки зачем-то спросила:

– Я тоже ничего о тебе не знаю. Даже имени…

Он снова пах так, что ты сдался еще до того, как понял, что сделал это. Черт, я бы тоже узнала его по запаху.

– По документам я… Крейден… Форстон. Если тебе это зачем-то нужно.

Он звучал, как нож. Как кремень. Он звучал, как тот, с кем лучше было бы не иметь дел.

– Форс… Крей… – я пробовала эти слова на вкус, как нечто запретное.

– Для тебя… кто угодно.

«Для тебя – что угодно».

(BRKLYN – Sip Sip)

От пацанки меня всегда отличала грудь. Слишком выпуклая, очень женская, полновесного третьего размера – ей любовались так протяжно, что забылось о том, что я в спортивном костюме, молнию которого только что медленно расстегивали. Высвобожденная из бюстгальтера, она ждала прикосновения горячих пальцев отчаянно, столь же протяжно. И дождалась. Гладивших, скользящих по коже… От моей лишней одежды Крейден избавился неторопливо – скользнула вниз с плеч кофта, ушел в небытие бюстгальтер, сползли вниз штаны. После трусики… И вспомнилось, как сложно было ему сопротивляться той ночью, как перестало хотеться это делать. Есть мужчины, которым не просто хочется поддаться, которых хочется притянуть к себе быстрее, чем они приблизятся сами, которым хочется позволять все. Крей обладал этой аурой. И этим чертовым запахом, в который утыкаешься носом, как в сексуальную подушку. К тому моменту, когда достигшая моего лобка рука замедлилась, позволила себя осознать «близко», я сбросила внутреннюю броню – мы здесь для «этого». И «это» будет. Не знаю, кто хотел этого больше, но мужской палец скользнул уже во влажные складки, неспешно насладился жаркой скользкостью. Пожар разгорался нешуточный.

Чуть отрезвил зазвонивший в кармане Форса телефон. Нет-нет, нельзя так быстро, не стоит – воспользовавшись отвлеченным вниманием, я попыталась ускользнуть из ловушки, но не тут-то было. Одной рукой мне преградили путь, глазами сообщили нет; откуда-то взялась гарнитура, одетая на ухо, сотовый отправился в нагрудный карман. И снова обе его руки свободны. На губах ласковая улыбка.

– Да, семь ноль четыре, слушаю… – Пауза. – Обрисуй ситуацию.

Обычно, когда кто-то разговаривает по телефону, хочется дать человеку время и пространство, но пространство Крейден не давал мне. Кажется, всего один процент его внимания ушел собеседнику на том конце, остальные девяносто девять, включая жаркий взгляд, остались на мне. Разговор – просто пикантная деталь.

– Какой график? Показатели стабильности?

О чем шла речь?

Сложно было понимать, когда продолжаешь хотеть продолжения.

– Передавай… Вижу… Мне нужно обработать сигнал.

Я словила другой сигнал – звук расстегиваемого ремня, следом ширинки. А после в мой лобок уткнулось то, что утыкалось в меня той ночью, и утыкалось нагло. Взгляд вниз… Черт, когда парень красив – это полбеды. Когда у красивого парня достойный размер, форма и толщина – это совсем сложно. Все, пусть делает что хочет…

Головка гладилась о мою промежность туда-сюда, словно расстегивала невидимый замок, скользила, рассказывая, как хорошо скоро будет. Крей греховный, настойчивый, чертовски вкусный. Я стою у стены со спущенными трусиками, чужой мужчина уже практически во мне, и нет лучшего места во вселенной…

– Да. Вижу. Шанс на исправление большой, проведи через очистку.

Вопрос на том конце.

– Да, после отпусти.

Толчок внутрь – раздвинутые головкой складки. Оргазм рецепторов. Началось, нужно еще…

Я дам этому парню еще и еще просто потому, что секс с Итаном в последнее время напоминал жевание едва прожаренного безвкусного блина. Здесь, с Креем, этот блин был прожарен идеально, полит кленовым сиропом, посыпан сахарной пудрой и обсыпан орешками. Я специально не кладу руки на мужские плечи, я цепляюсь ладонями за деревянные панели – так беззащитнее, так я не показываю, что уже по полной нырнула в дурман.

– Да, все графики посмотрел…

Когда он успел? Где?

Моя катушка отключена, весь ток ушел вниз. В меня входили с каждым толчком все глубже, все основательнее – скользкость такая, что сопротивление отключено. Весь центр вселенной ухнул вниз, туда, где меня надевал на себя хороший член, казавшийся для сдвинутых бедер толще бревна.

Еще глубже, чуть быстрее…

Когда мне в рот погрузился мужской дразнящий палец, я его укусила.

В тот же момент Крей произнес:

– Договорим позже…

Куда-то к черту отправился телефон, и туда же гарнитура с уха.

А дальше меня расплющили. Наконец-то. Просто стена. И тебя просто делают возле нее так, что остальной мир растворен, не существует. Теперь существуют только наглые руки и наглые губы; внизу уже раскалено до предела. Оказывается, можно так заниматься сексом – без тормозов, без комплексов. Можно стонать, обвиваться, надеваться, дрожать, просить еще тряской собственных нервов.

Крей трахался лучше, чем водил. Может, водил он тоже запредельно, теперь это было неважно…

Я никогда не заканчивала так громко, так хрипло, так отчаянно, будто это последняя минута моей жизни, а за ней лишь сияющая пустота. Он излился в меня, став неприлично большим, став бескомпромиссно твердым.

И лишь спустя минуту (или вечность?) пробралась, как сквозь вату мысль: «Хорошо, что я на таблетках…»

(Lewis Blissett – Sick Thoughts)

Душ отрезвляет. И иногда смывает романтику. Хотя смыть с меня воспоминания о том, что случилось, не сможет уже никакой «пятновыводитель». Никогда.

Одно было ясно наверняка – чем больше времени я проведу рядом с этим искусителем, тем меньше вероятность, что когда-либо вытравлю из себя его запах.

Он хотел сделать это еще раз?

Он сделал.

А я… Я действительно за себя не отвечаю рядом с ним, и никакой алкоголь не нужен.

Глухая ночь, чужой дом посреди леса. И страшит не человек рядом, но отсутствие во мне перед ним барьеров.

– Отвезешь меня домой?

Я снова одета; только тело до сих пор горит, а между ног, наверное, будет влажно до второго пришествия.

– Нет.

Спокойный ответ, даже не прохладный.

Черт… Сама? Но я не могу сама, я не знаю адрес. Да и навряд ли сюда доберется такси.

– Ты останешься до утра.

Я не хотела. Я хотела. Я не знала, чего я хотела – наверное, подышать.

Чужая самоуверенность хороша, когда ее желания не идут вразрез с твоими собственными.

– Послушай… давай разойдемся.

Мне снова требовалось время… что-то обдумать.

– Мы разойдемся утром. Ненадолго.

Отличная ловушка. Я сама поехала с ним «куда угодно».

– Ты получил, что хотел.

Взгляд теплый. И совсем чуть-чуть бетона где-то в глубине.

– Я хочу тебя узнать. Настоящую, не маску.

– Нет.

– Твое тело расслабляется рядом со мной быстрее, чем твой разум.

Когда Крей приблизился, вырваться я попыталась моментально. Не бывает красивых мужчин без изъянов, не бывает умных людей без тараканов. Мне требовалось… пространство.

– Обними меня.

Такой же приказ, как когда-то «поцелуй меня».

«Притворись, что любишь меня…» – эта фраза мне до сих пор помнилась.

– Не хочу! Отпусти! Отпусти…

Я выдиралась из его объятий сначала очень рьяно, изо всех нешуточных сил. Тщетно. Все равно, что выдираться из обитого войлоком железа. Выдохлась, поняла, что лучше притвориться, что сдалась, постоять тихо. Прекратила биться в невидимых сетях. Просто позволила себя обнимать. Еще… и еще. После расслабилась, почувствовала, что мне тепло.

А спустя мгновение в меня начало вливаться то, что он хотел, чтобы я ощутила – спокойствие. Его. Непоколебимое. Ощущение, что все хорошо, что он рядом, что больше не нужно сражаться, что можно сдаться. Плакать, если захочется – он все решит, он все возьмет на себя, он не даст в обиду.

– Врешь! – вдруг дернулась я. – Ты наверняка такой же, как все…

Последнее прошептала уже вовсе не уверенно, с горечью.

– Таких, как я, больше нет.

Сказано тихо, мягко.

– Таких, как ты, тоже.

Мне понадобилась еще минута в его объятьях, чтобы действительно сдаться, осознать, что особых вариантов и причин для трепыхания у меня, в общем, нет. Мне все равно придется остаться до утра.

Долгий выдох.

– Ты не отвезешь меня домой?

Лучше бы я не поднимала лицо, не смотрела вверх, потому что домой мне тут же расхотелось.

– Нет.

Между нашими губами всего сантиметр, и именно мне хочется качнуться вперед.

– Тогда… я выпью.

Улыбка Форса, как вельвет.

– Не сразу, но у тебя получится.

Он сказал это прежде, чем разжал кольцо рук, прежде чем отправился к барной стойке. А я не сразу догадалась, о чем речь.

«Получится расслабиться рядом со мной разумом, как и телом».

Конечно, вот он о чем…

А с другой стороны, почему нет? Почему не поиграть в любовь, не дать себе снова эту возможность, сколько можно напрягаться?

– Хочешь меня разгадать?

Если меня влюбит в себя, а после бросит такой, как Крей, осколки разлетятся по всей галактике.

– Хочу тебя узнать.

– Ты сеешь внутри меня хаос.

«Однажды это пройдет. Однажды станет тепло, правильно».

Почему от него исходит именно этот шлейф?

– Что будешь пить?

* * *

(Dennis Lloyd – GFY)

Позитивный опыт копится медленно. Негативный быстро. Ты не замечаешь этого, пока что-то не срезонирует с твоим прошлым, пока случайно не плеснет наружу волна. Вот тогда и становится ясно, что «котел уже был полный», что прошлое далеко не всегда остается в прошлом. Даже если казалось, что ты это успешно «прошел».

Форс приготовил для меня коктейль в высоком стакане – смесь манго, вишни и чего-то спиртного. Я бы по привычке выбрала другое – водку с колой, например, – но то, что было налито в стакан, нравилось мне больше. В этом коктейле, в выборе его ингредиентов, чувствовалась забота – они были смешаны со смыслом, с любовью. И вдруг почудилось, что меня снова погладили.

Пила я на крыльце. В том самом кресле-качалке, которое заприметила еще на входе. Грех было уйти из этого домика, не насладившись мирным сидением на террасе. Я с одной стороны от столика, Крей с другой. В его руке стакан с чем-то более дерзким, нежели манго. С виски?

Теплая еще, несмотря на начавшуюся осень, ночь. Душевная атмосфера, которую не хотелось портить идиотскими вопросами, но один на уме все-таки крутился.

– Два кресла… Часто водишь гостей?

– Нечасто. Они продавались в комплекте.

Отличный ответ. Таким можно завуалировать что угодно. Но хочу ли я на самом деле лезть глубже и слышать то, что меня не порадует? Нет. Черт с ними, с креслами. На ногах мягкий плед; в ноздри запах густой хвои, опавшей листвы, сырой после вечернего дождя земли.

Судя по тому, как быстро плыла от алкоголя моя голова, градус коктейля был высоким.

– Сколько ты добавил сюда спиртного?

– Правильное количество.

Манго, оказывается, отлично маскировал «буз»^[1].

– Хочешь расслабить-таки мою голову?

Ответа не последовало.

Как ни странно, сидящий в современном, обтекаемом на вид кресле-качалке Форс не казался опасным. А вот мистицизм, застывший во взгляде, не потерял. Некую тайну, загадку.

Подумалось вдруг, что я выгляжу в его глазах невротичной боязливой дурочкой – дергаюсь, что-то проясняю, никак не могу успокоиться. И какая бы разница, как я для него выгляжу… Разница, однако, была.

– Думаешь, я истеричка? – Чертов коктейль. Кажется, язык он мне все-таки развязал. – Психически нестабильная?

– Думаю, психически ты стабильная, – ответ прозвучал спокойно. Крейден пригубил виски. – Иначе подняла бы панику при виде пистолета.

«Когда я пригрозил, что начну одну за другой убивать незнакомок. Но ты не повелась».

Да, не повелась. Дергалась я, однако, все равно, и этому была причина.

– Я нормальная, – прошептала я зачем-то.

– Конечно, – отозвался Форс через паузу. – Просто у тебя в прошлом есть некая история.

«Связанная с тем, что тебя теперь беспокоит…» – его мысли можно было читать по взгляду.

– У всех нас есть в прошлом такая история. Но это не значит, что я собираюсь ей с тобой делиться.

Терпеть не могу психологов еще со времен далекой юности, когда мой отец, приведший в дом молодую жену, решил, что у его дочери, не принимающей мачеху, случилась психологическая травма. А кто-то любит новых «мам»? С тех пор психологи, завуалированные под друзей отца, под случайных гостей, начали посещать наш дом регулярно. Многие из них пытались меня разговорить, мало у кого вышло.

Крейден, однако, был хитрее, Крейден молчал. И мне это нравилось.

– Чем я напоминаю тебе его? – спросил он после паузы, и заработал в моих глазах плюс сто баллов.

Очень проницательный вопрос.

– А ты умен, правда?

С ним почему-то хотелось говорить. Наверное, синдром «незнакомцев». Или же спиртное, перекочевавшее из почти пустого стакана в мой желудок, сделало свою работу. Хороший был коктейль, очень вкусный.

– Я налью еще один. После того как ты расскажешь.

Он знал, что я расскажу. И даже я знала, что расскажу. Пусть коротко, но все-таки поделюсь – аура Крейдена располагала. Она была невесомой, легкой, чуть-чуть веселой. И это при том, что мужик этот легким отнюдь не был.

– Зачем тебе? Это грустная история.

Кривая усмешка, очень сексуальная.

– А мне сегодня как раз никто ни одной грустной истории не рассказал.

Странно, но я словила ощущение, что это правда. И что грустные истории Форс время от времени слышит. Крики души, прощальные крики… Тряхнула головой – бред, наверное.

Может, правду говорят, исповедь облегчает? А я ни с одной подругой случившимся так и не поделилась. Я закрытая в том, что касается глубинных слоев моей личности, и ни к чему мне в душе гости.

Так все-таки исповедь? Ладно.

– Он тоже был красив. И самоуверен.

Крейден смотрел в свой стакан – кажется, сказанное ему даже понравилось.

– И?

– Мне было девятнадцать. И тогда я часто ошивалась у отца на работе. Мужской коллектив, все в костюмах, галстуках – куча внимания… Бизнесмены. Ну ты понимаешь.

Наверное, он понимал.

– Только я тогда не умела различать самоуверенность и спесь – очень тонкая, как оказалась, грань.

– Как его звали?

– Зачем тебе?

– Как?

Мягкий вопрос, почти незаметный, «неважный».

– Генри Кэвендиш. Молодой, перспективный. Лучший аналитик финансового отдела того года, награжденный дипломом и статусом от журнала «Трейд». Отец его профессиональные качества обожал.

Я замолчала. Давно я не лезла в те воспоминания, давно не помнила о том, что они все еще жгутся.

– Как развивалась история вашей «любви»?

Форс умел спрашивать. Лучше, чем психологи, очень ненавязчиво. Подгонял тебя мягкой кошачьей лапой к продолжению.

– Для меня все было по-настоящему. Наши встречи, взаимный интерес, свидания, чувства. Мы встречались четыре месяца до того, как он сделал мне предложение – я парила.

Чистая правда. В девятнадцать охотно верится, что сказки, в которые не верят другие, очень даже существуют для тебя.

– Я подарила ему свою… девственность.

Чего уж… Говорить так говорить.

– Ценный подарок.

На Крея я взглянула с любопытством. А в его глазах не осуждение, не зависть, но легкая грусть оттого, что подобный подарок достался не ему. Он бы оценил – вот что я прочитала в его взгляде. Но ему все равно, что было в прошлом. Настоящее – вот что было важно.

– И свадьба…

«Состоялась? Не состоялась?»

– …не состоялась. Потому что в тот день, когда я выбрала, наконец, в салоне свадебное платье, ко мне в бизнес-центре подошел Рич, парень из отдела бухгалтерии, питающий ко мне симпатию, и рассказал про «спор». Про то, что ставки делал весь «аналитический» коллектив, что они были очень высоки, что Генри, оказывается, не сомневался в победе. Вот так все… просто. На меня поспорили.

«На мои чувства. На мою свадьбу».

Форс пил неторопливо, по глотку.

– Дальше, – размышлял он вслух, – должно быть, как в фильме.

– В смысле?

– Герой осознает, что да, был спор, но что чувства в процессе он заимел настоящие, что теперь расставаться совсем не желает. Извинения на коленях, просьба «стань моей женой».

Мне почему-то стало смешно, несмотря на печаль.

– Никаких извинений не последовало. Тотальный игнор. Отцу, который ждал нашей свадьбы, пришлось сказать, что мы поссорились.