Вера Николаевна Радостная
Найди выход, найди вход

Дневник (День второй)

☼

Жуть!

Нет, «жуть» – это совсем не то слово, которым следовало бы сейчас описать мое состояние. Однако я против нецензурных выражений.

Сегодня просто …(пи) какое …(пи) и …(пи), что даже …(пи)…

Прочитала вчерашние записи, и теперь злюсь (хотя не только из-за записей).

Во-первых, если выпила немножечко вина на свой День рождения, то зачем брать в руки что-либо пишущее и корябать этим бумагу?! Зачем записывать чепуху, ни в коей мере не показывающую ход твоих мыслей?!

Во-вторых, почему, если считаешь себя честной и правдивой, надо так нагло врать, описывая внешность?! Глаза вовсе не карие! Они какого-то размытого грязного цвета. Нос картошкой никак не способен быть миленьким… Хоть дыроколом проткни и сережек навесь, – спасет его только пластическая хирургия…

Золотистый отлив волос исчез после первого же мытья… Поэтому если человек, придумавший оттеночные шампуни, и был в какой-то мере замечательным, то плюс к этому плохо образованным.

В-третьих, Матвей.

Что за глупое имя такое!!! Откуда оно в голове-то взялось? Из какого сериала?

Не угадать.

Необходимо собраться с силами и начать рассказывать про проведенный день. (Сил нет, и я не знаю, с чего начать). И все же…надо …выдавить…из…себя…хоть пару слов.

Рассказывай. Пиши уже хоть что-нибудь.

5:57. Понедельник. Я, спящая Марьяна Птичкина, отправляюсь вдоль по коридору в поисках известного места, вследствие наличия у моего организма выделительной системы.

Вот завернула, не сразу поймешь, в чем вообще дело…

Так вот, только я устроилась поудобнее, как не пойми откуда раздаются дикие вопли неопределенного типа. От неожиданности я даже ударилась головой о дверь.

Угадай, Матвей, что случилось?

Давай-ка, кроме голубых глаз, еще математический склад ума тебе подарим. Но чтобы без занудства…

Это был гимн России. Кто же знал, что радио включено.

Как вообще люди пишут эти дневники? Что они тут пишут?

Я смотрю телевизор и ем. Ем, ем и ем, а по телевизору, то и дело рекламируют тренажеры, пояса и таблетки для похудения, диетические продукты и полезное питание. Ешьте и худейте одновременно!

Впрочем, Матвей, вся шумиха по поводу похудения меня совершенно не волнует, потому что я и так слишком тощая. Одно время даже пыталась потолстеть и ела шоколадки, булочки и чипсы каждый день, в результате ничего, кроме прыщей, не добилась.

Тоска.

Ах, мой дорогой Матвейчик, так жаль тебя! Будто бы надо слушать тебе разговоры про прыщи, но я обещаю быть серьезнее. Надо, надо.

Что надо?

Скажи, Матвей, ты случайно не знаешь, кто придумал рекламу? Просто, сейчас жизненно необходимо вернуться в прошлое и пристрелить этого человека.

Смотреть стало абсолютно нечего, а если что интересное покажут, то непременно вместе с рекламой через каждые пять минут. Я переключаю на другие каналы, но какой смысл: везде реклама.

Некоторым людям писать противопоказано.

Ох, эта лень! Я лежу на диване и не могу встать. Просто не хочу двигаться. Хочется пить, но для этого необходимо подняться, поэтому лучше я умру от жажды. Лень последней стадии: я совсем ничего не делаю, только лежу.

Подскажи, как от нее избавиться.

Действуй!

Если подумать, то каковы мои жизненные цели? Не думаю, что они имеют что–то общее с жуткой ленью.

Ведь целью жизни не может быть лежанье на диване, не так ли? Тем не менее, я продолжаю лежать.

Как ты думаешь, Матвейчик, если бы я узнала, что через день умру, то продолжала бы лежать на диване?

Представляешь, Матвей, жизнь идет, проходит мимо, даже не притрагиваясь, а ты лежишь и ничего не можешь с собой поделать.

И тебя кормят с ложечки овсянкой.

Интересно, Матвей, тебе бы понравилась овсяная кашка?

Нет.

Конечно же, нет!

Ах, Матюня, (честно сказать, очень долго думала, чтобы изобрести новое прозвище) я понимаю, что нужно действовать, но никак не представлю, каким именно образом.

Я лучше буду спать и есть мороженное, чем начну думать, как действовать, а думать об этом следует. Обещаю быть серьезной.

Ну, скажи, куда пойти учиться. Помнится, есть специальные сайты со всеми вузами. Ты, наверное, думаешь, что стоит поискать там, и мои проблемы решатся.

Нет.

Я уже так делала.

Хорошо все-таки, что ты есть! Нет, правда. Ты лучше собаки.

Жаль, что моя жизнь не так интересна.

Во всем виновата лень!!!

Ну вот, от чего ушли, к тому и вернулись: обещала быть серьезной, а тут, как среднестатистический прыщавый подросток, ставлю три восклицательных знака в конце предложения. Прости.

Надо срочно придумать что-нибудь интересное. Например, такая игра.

Берешь толстую книгу, лучше словарь, и, закрыв глаза, открываешь на любой странице. Продолжая держать глаза прикрытыми, тычешь пальцем в какое-нибудь слово, затем открываешь глаза и вникаешь в его значение. Предполагается, что сама судьба каким-то непонятным образом обязана заставить тебя, несмышленого маленького человека, открыть ту или иную страницу и попасть в то или иное слово.

Подожди.

Я хочу узнать, какую профессию выбрать.

Движение!

Я ткнула пальцем в слово «движение (movement, motion)», значит, нужно выбирать профессию, где бы не требовалось сидеть на одном месте. Но таких –  целая куча!

Легче ничуть не стало.

Быть оштрафованным за нарушение правил уличного движения (значит, водитель или ГАИ?);

Возвратно-поступательное движение (смутно похоже на физику);

График движения поездов (не пойду я на поезде работать: укачивает);

Движение Сопротивления (неужели, это означает, что следует выйти на улицу с оружием в руках и, непристойно ругаясь, отстаивать справедливость?);

Движение в ногу (в армию я все равно решительно не пойду);

Движение капитала (ммм, бизнес);

Непроизвольное движение (пахнет медициной, следовательно, и кровью (а-а-а!));

Сила движения – impetus.

Ну что, Матвей, что будем делать?

Писать!

Я ничего не могу решить, даже профессию выбрать не способна.

Глава 6. Кухня

●

Отыскав правду,

Знай, что моей вины нет.

Я лишь писатель.

Недавно найденную дверь сложно было выломать?

Всего лишь старую, трухлявую дверь разве тяжело выломать вчетвером?

Правда?!

Дверь людям не поддавалась. Они ослабли без воды и нормальной пищи.

Люди верили, что за той дверью спрятано их спасение, маленький шанс на новую жизнь.

Однако, за ней, вероятно, скрывался обычный склад, где хранились съестные запасы. Их хватило бы на небольшое время, чтобы люди окрепли и снова могли мыслить здраво.

Дверь не поддавалась, хотя в ход шли крепкие выражения и не такие крепкие стулья.

Одним словом, это была странная дверь. Но что можно понимать под словом «странный»? Неестественный? Непохожий на других? И кому позволено определять эту непохожесть и находить границы неестественности?

Могу ли я говорить о той или иной «странности», когда сама не являюсь эталоном правильности и не способна отыскать такой эталон в окружающем меня мире? Тогда кто может говорить о «странности»? Тот, кто её лишен? И не является ли отсутствие «странности» синонимом того, что человек на самом деле сам неправилен и лжив? Кто постановил, что «странный» – это отрицательный? Не тот ли, кто настолько сер и неинтересен, что всякое проявление индивидуальности спешит клеймить и загонять в угол?

– Грейс! – раздался крик, но было слишком поздно.

Они только прорвались внутрь, как дверь с шумом захлопнулась. Второй раз люди наступили на те же грабли. Зашли в комнату и не придержали дверь. Второй раз остались наглухо запертыми в четырех стенах. В маленькой комнатке без еды и пищи. Второй раз люди обещали не ссориться и верить друг другу.

Комната на самом деле не была складом для продуктов, она служила кухней, где стояло техническое оборудование. Плиты, мойки, пустые холодильники и шкафы с фарфоровой посудой. Ни окон, чтобы не разносились ароматные запахи. Ни дверей, чтобы посторонние не мешались под ногами.

Всё хорошо, только вот девушка в ночной рубашке почувствовала себя странно. И дело вовсе не в том, что она была странно одета. Ей показалось, что она уже находилась в этой кухне. Только это была не кухня, а та самая комната с пятью углами.

Здесь стояла кровать, слева был холодильник, а теперь она видит гигантскую печь. Потом был шкаф, а сейчас огромная холодильная камера, затем выемка, теперь занятая мойкой. Линолеум наспех был уложен плиткой, обои замазали краской. Потолок побелить не успели: он был желтым, с большим пятном пригари посередине, где, как и прежде, висела хилая лампа.

Это была определенно та же комната. Только наспех модифицированная.

Девушка в ночной рубашке поняла это, прикусила губу и посмотрела на то место, где раньше стоял шкаф с проходом внутри. В этот момент она осознала определенную странность своего положения, странность этой комнаты и отеля, странность своего наряда, поведения и понимания мира. Эта странность бросалась в глаза и шокировала. Она была всеобъемлющей и выпирала наружу. Странность стала нормой, но нормой странной и непонятной.

Мужчина с раскосыми глазами тоже посмотрел в сторону холодильной камеры, но быстро отвернулся.

– Без паники, надо сосредоточиться на хорошем, – сказал он.

– Что может быть хорошего? – съехидничал Оливер.

– Давайте снова поговорим, – продолжил Хиро.

– Отчаянный ты человек, как катастрофа – так сразу «давайте поговорим», – бросила Марианна, рассматривая запертую дверь.

– Маленький сеанс психотерапии, чтобы никто не начал истерить, – Хиро повернул девушку лицом ко всем. – Это, наверное, звучит глупо, но я предлагаю каждому из нас рассказать о своей мечте, и не просто на словах, а представить, будто мечта сбылась. Затем описать чувства, которые вы испытали бы. Возможно, вначале такая исповедь покажется смешной, но сейчас она будет весьма полезна для истощенной нервной системы. Какие-то возражения?

– «Общество анонимных алкоголиков» снова в деле, – усмехнулась Грейс. – Ладно, и надеюсь, будет повеселее первого сеанса.

– Я покажу, что имею в виду.

Оливер скрестил руки на груди.

– Важный момент: старайтесь начинать каждую фразу со слова «я», – закончил японец.

– «Я» – мое самое любимое слово, – хихикнула Грейс.

– У меня вырастут крылья, я смогу летать, – сделал паузу Хиро. – Вряд ли они сумеют вырасти прямо из скелета. Скорее будет создано нечто, что заменит их. Один умный и изобретательный человек по-иному взглянет на эволюцию и предназначение человека. Он выдумает то, что позволит каждому летать. Быть может, тем человеком буду я сам. Я создам аппарат для полетов, умелый и совершенный, как крылья птиц, аппарат, ничем не похожий на груды металла, что ежедневно с трудом набирают высоту и, как камни, падают на землю.

Я буду летать.

Я брошусь прямо в небо и никогда больше не узнаю неволи. Я буду ничем не обременен, ничем не стесняем и не задержан. Я буду свободен.

Я буду летать, как ветер, свища и проносясь около неподвижных зданий. Я буду летать, как облака, медленно и неуверенно, будто опасаясь быть замеченным. Я буду летать, как звезды, твердо и ярко, обжигая ночь сияниям и давая людям надежду на исполнение желания.

Пусть у меня не будет ни власти солнца, ни томного очарования луны, ни бессмертия моря. Я и не был рожден для этого. Я был рожден для полета и свободы, и потому я буду летать.

Хиро остановился и взглянул на Оливера.

– Я больше не играю полицейского,  – пробормотал тот, глядя на пол.

Грейс пыталась подбодрить его широкой улыбкой.

– Я настоящий актер, – поднял глаза Оливер. – Я могу сыграть Гамлета, Дон Кихота, Фауста и Раскольникова. Я играю, наслаждаясь мастерством перевоплощения в других людей. У всех – одна жизнь, а у меня – сколько угодно! Я отлично маскируюсь среди остальных. У меня никто не просит автографа, не тычут пальцем, не перешептываются за спиной и не пытаются тайком щелкнуть мобильным телефоном.

Я просто актер. Иногда у меня несколько ролей сразу, и я теряюсь и путаюсь в них. Иногда, наоборот, я совсем без работы. Тогда я читаю классику, запивая её хорошим красным вином, вырученным на деньги, заработанные в хорошие дни.

Я безликий и многоликий актер. Никто не вешает на меня ярлыки «злодея», «пай-мальчика» или «героя-любовника», потому что я храню в себе все эти лица, не теряя собственного.

Потому я счастлив. Иногда я ужасно доволен своей работой, а иногда зол и рассержен ролью, что мне предложили. Но я выбираю сценарии и могу отдать предпочтение тому или иному сюжету.

Я настоящий актер, и я счастлив.

Оливер закончил и взглянул на Марианну. Она едва уловимо вздрогнула и пробормотала:

– А я хотела бы оказаться дома. Вернуться к себе домой…

Она замолчала, дернулась и быстро перевела взгляд на холодильник.

– И что бы ты почувствовала при этом? – спросил Хиро.

– Я была бы очень рада. Это, наверное, глупо сейчас прозвучало. Но я, правда, была бы счастлива снова оказаться в своей не той … то есть родной квартире среди знакомых людей, в знакомой обстановке. Это ведь нормальная мечта. У меня всегда было туго с мечтами. Я хочу сказать, я была бы счастлива возвратиться домой.

– А что, другой мечты у тебя нет? – с усмешкой спросила Грейс. – Ни мира во всем мире, ни счастья всем людям? О чем ты мечтала раньше?

Марианна молчала. Она испугалась, что откровенность сделает ее слабой. Пусть лучше ничего не знают о ней. Пусть лучше опасаются и держатся подальше, чем выяснят, что она – слабое звено.

И как ее угораздило попасть в эту компанию! Сразу трое странных персонажей, только она ничем не выделяется. Так ведь не бывает!

– Сколько углов в этой комнате? – Марианна резко меняет тему разговора.

– Раз, два, три, четыре…

– И там еще, где мойка,  – добавляет она.

– На что ты намекаешь? – Оливеру становится весело. – Отсюда можно вылезти нестандартным способом?

Он медленно осматривает все пять углов комнаты, двигается с места и подходит к печи. Смотрит внутрь. Тяжело вздыхает, задирает коленки вверх и пытается залезть в печь. Пыхтит, складывается вчетверо и с трудом туда проникает. Слышится шум. Оливер громко хохочет, и с грохотом, грязный, вываливается обратно.

Марианна с удовольствием смеется ему в ответ. Она идет к холодильнику, открывает дверь, по пояс забирается внутрь, щелкает полками. Они шумно падают на пол. Девушка забирается в холодильник все глубже, её ноги уже болтаются в воздухе. Она злится, и в этот момент слышится сильный скрип. Ноги Марианны начинают подниматься все выше и выше, а потом исчезают. Дверь холодильника тихонько хлопает и закрывается.

Хиро отрешенно смотрит в пол.

Глава 7. Проход

●

Всё здесь странное:

Мертвые косо смотрят.

Я среди него.

Марианна ползла по узкому бетонному проходу. Вдруг она остановилась.

Ни одного постороннего звука. Только глухой стук ее сердца.

Марианна поняла, что за ней никто не последовал. Не страшно. Она сама сумеет отсюда выбраться. Тем более что уже проделывала это.

Все те люди – слишком странные. Не знаешь, что от них ожидать. Одной выбраться будет надежнее.

Внезапно ей показалось, что сейчас она снова попадет в шкаф из номера Хиро. Девушка откроет изнутри дверцы и останется наедине с непроглядной темнотой и разбросанными после землетрясения вещами.

Задумавшись, Марианна поползла дальше.

Так, наверное, пахнут мертвые. Гнилью и сыростью. Холодом и одиночеством.

Марианна глубоко вздохнула, подавилась запахом, закашлялась и снова остановилась. Она вспомнила тех людей, что остались в будто бы другом мире, в несуществующей комнате с пятью углами.

Разве существуют такие люди? Успешный психотерапевт несет банальные вещи, актер смущается перед тем, как начать выступать, а сектантка постоянно хохочет?

Марианна решила ползти дальше, но её рука вдруг завязла в чем-то липком. Она поскользнулась и растянулась по всей ширине прохода.

А что, если этих людей и вовсе нет? Что, если она все ещё в том самом проходе, в который попала в первый раз из комнаты с пятью углами? Той комнаты, что без дверей и окон? Где у входа её поджидают не люди, а мертвые стены с почти пустым холодильником и огромным шкафом?

Что, если она так и не вышла из этого мрачного тоннеля? Что, если она так и идет по нему, теряя сознание от мертвого воздуха и приходя в себя, благодаря желанию жить?

Что, если все произошедшее с ней – только плод больного, нервного разума, оголодавшего организма и потерянной воли?

Она в ужасе стала царапать ногтями по бетону, пока боль не заставила ее остановиться.

Что, если тех людей и вовсе нет?! И она выдумала их, чтобы придать хоть какой-то смысл своей заканчивающейся жизни? Смысл быть вместе с кем-то? Смысл выбраться из ловушки?

Что, если смысла, на самом деле, нет?! И она выдумала все эти приключения только для того, чтобы хоть немного раскрасить оставшиеся дни? Хоть как-то занять время?

Что, если выхода не существует, и сейчас она наткнется на очередную стену? И тогда, расплакавшись, снова несколько раз потерявши чувства, поползет обратно и вернется в ту самую, сводящую с ума комнату без дверей и окон?

Марианна задышала очень быстро. Ей захотелось крикнуть, но она подавила свое желание и изо всех сил поспешила вперед, быстро перебирая руками по холодным стенкам, покрытым паутиной.

Что, если смысла нет?!

«У меня прекрасный дом, семья, работа. И все это благодаря обычной шизофрении», – вспомнился ей анекдот.

Марьяна в голос расхохоталась. И поползла дальше.

Она шустро передвигала руками, громко вздыхала, чтобы не оставаться наедине с пугающей тишиной. Только бы не останавливаться, лишь бы не задумываться.

И вот он – тупик!

Перед ней – стена. Стена, означавшая конец.

Раздался предсмертный стон. Мир сузился до размеров очень узкого тоннеля. Мир рухнул и разбился на мелкие осколки, такие, что невозможно правильно собрать воедино.

Я одна. И скорее всего я несколько больна. Меня лишает реальности этот опасный затхлый воздух, эти клейкие всеобъемлющие стены и мой рассудок, отказывающийся принять их действительность и угрозу сознанию. У меня провалы в памяти. Я не осознаю, где именно сейчас нахожусь и сколько времени прошло с того момента, когда понимала, где нахожусь.

Я чувствую себя очень странно. Кажется, что со мной что-то произошло, но я теряюсь, путаюсь в событиях и начинаю понимать, что на самом деле ничего не было, а виной всему только болезненность моего мировосприятия.

Похоже, что я немного больна… После нелюдимых стен и умершего воздуха… Я больна, и потому не могу определить, где и сколько времени пребываю здесь, одна ли я или со мной был ещё кто-то, или этот кто-то был тоже мною, был выдуманным и ненастоящим, словно галлюцинация или мираж.

Быть может, это очень большая галлюцинация, и я по-прежнему лежу на кровати в комнате с пятью углами. Еда была с наркотиком, и потому мне привиделся ход в шкафу и словно я пошла по нему.

Сейчас я трогаю эту стену, чувствую её холод, но на самом деле ее нет, моя рука спокойно лежит на кровати, и пальцы ощущают только шероховатость и тепло одеяла. Мой мозг сломлен и потому не способен отличить реальность от воображения.

Сейчас я упрусь руками в тупик, сильно надавлю на него, и стенка рухнет или, напротив, так и останется на том же месте, но это тоже будет только галлюцинацией, и я, как и прежде, буду лежать без сознания на кровати, ожидая, когда пройдет действие наркотика.

Девушка подползла к стенке поближе и обеими руками толкнула её. Стенка заскрипела и нехотя подвинулась. Марианна сделала ещё одно усилие. Она давила на стенку, и та медленно поворачивалась на месте.

В конце концов, девушка распознала в темноте хорошую щель. За щелью сияла та же темнота, но Марианна решилась, подалась вперед и вскоре поняла, что куда-то вылезла: её руки смогли опуститься вниз. Ещё один толчок ногами, и она вылетела из прохода.

Марианна неуверенно пошла по темноте вперед, но наткнулась на острый угол. Тогда она свернула налево и уперлась в стену. Девушка стала шарить по ней рукой, и на нее посыпались круглые шары. Запахло яблоками. Девушка жадно проглотила сладковатый знакомый аромат и осторожно продолжила изучение окружающей обстановки. Она захотела пойти вправо, но сделала это слишком нетвердо, упала и что-то разбила. В нос ударил запах алкоголя.

В этот момент комната озарилась слабым светом. Марианна, испугавшись, отвернулась и стала вглядываться в темноту, словно та могла дать надежду на спасение.

Послышался шум, и свет стал ярче. Девушка резко развернулась и инстинктивно закричала, потому что перед ней неизвестно откуда возник человек, белый, словно призрак, пропахший сыростью и холодной темнотой, с горящим огнем в руках, показавшимся ей адским пламенем.

Хиро понял, что Марианна разбила вино. Он встряхнул волосами, и пыль полетела вниз. Потом он зажег зажигалкой стоящую на комоде толстую свечу и стал тереть рукавом лицо. Паутина потихоньку сходила.