Вера Георгиевна Глушкова
Дворцы Санкт-Петербурга. Наследие Романовых

Екатерининские времена (XVIII в.) дали всему миру, России пример Петербурга в допустимости участия и начальствования женщин, кроме императриц, в масштабных государственных делах. Именно Петербург дал возможность раскрыться феномену княгини Е.Р. Дашковой (1744–1810), сыгравшей не последнюю роль в подготовке и осуществлении дворцового переворота 1762 г., до сих пор единственной в мире женщины, стоявшей во главе двух академий – с 1783 по 1794 г. была директором Академии наук и президентом Российской академии словесности, редчайшим эрудитом и смелой личностью почти во всех сферах (от искусства, истории, архитектуры, строительства, литературы, музыки до экономики, финансовой сферы, науки, религии и отчасти политики). Но, отдав все свои лучшие годы, силы, способности, знания служению Отечеству, неудивительно, что счастливой женой и матерью она стать не смогла.

В начале ХХ в. в Петрограде в период царствования Николая II, а затем правления буржуазного Временного правительства была поддержана на государственном уровне идея широкого участия женщин в военных действиях, реализация этой идеи показала, что не стоит делать из женщин воинов. Судьба М.Л. Бочкаревой и ее наиболее стойкой последовательницы К.А. Богачевой (1890–1961) лучше всего остального доказывает это. (Ограниченный объем книги позволяет здесь рассказать только о Бочкаревой.)

Мария Леонтьевна Бочкарева (1889–1920 гг., в девичестве Фролкова) родилась в бедной крестьянской семье в Новгородской губернии. Неудачные замужество и последующая порочная любовь привели ее в Томск, откуда она послала Николаю II телеграмму с просьбой разрешить ей сражаться на полях Первой мировой войны (началась в 1914 г.). М.Л. Бочкарева стала первой в царской России женщиной-солдатом, не скрывавшей своего пола, себя называла Яшкой (в память о своем сожителе-бандите, которого она когда-то любила).

Бочкарева за боевые заслуги имела Георгиевские кресты всех степеней, несколько медалей, получила звание старшего унтер-офицера, прославилась на всю Россию. В 1917 г. ее вызвали в Петроград, где она на заседании Временного правительства рассказала о катастрофическом положении на фронте, требовала пустить воевать женщин. В конце концов создали «Батальон смерти имени Бочкаревой» и другие отряды женщин-добровольцев. Бочкарева выступала в Петрограде на митингах, собраниях, совещаниях, заседаниях – в Зимнем, Таврическом, Мариинском дворцах и в других местах, везде призывала женщин идти на фронт. Профессионалы-военные считали, что женские формирования в армии – дело нестоящее, что и оказалось на самом деле. До переворота 1917 г. на полях Первой мировой войны батальоны женщин-добровольцев грамотно сражаться не смогли и потеряли убитыми и ранеными значительную часть своего состава. Бочкарева была контужена и отправлена в госпиталь в Петроград. Женский, но не бочкаревский батальон чуть ли не обманным путем в октябре 1917 г. пытались заставить охранять Зимний дворец в Петрограде; они это качественно сделать не смогли и сложили оружие.

М.Л. Бочкарева. 1918 г.

Узнав, что в Петрограде женский батальон отказался до последних сил защищать Зимний дворец, Бочкарева совсем разочаровалась в воинских способностях женщин. По требованию представителей советской власти она расформировала свой батальон. В Петрограде ее арестовали, затем предложили перейти на сторону советской власти; она отказалась, объяснив это усталостью от боев и нежеланием участвовать в братоубийственной войне. После этого она уехала в родную деревню, где говорила, что большевики – враги России. Вскоре она оказалась в рядах Белой армии, но твердо была убеждена, что женщины по-настоящему воевать не могут. Генерал Л.Г. Корнилов отправил ее в 1918 г. в Америку и Англию за сбором средств для борьбы с советской властью и усиления поддержки Белому движению. Ее принимали президент США В. Вильсон и король Англии Георг V, другие важные персоны. Вернувшись в Россию, Бочкарева отказалась участвовать в Гражданской войне, вернулась в Томск, сняла военную форму (которую носила уже почти 5 лет), надела женскую одежду, стала ходить в церковь и много молиться. В 1919 г. красные овладели Томском, она предложила им свои услуги, они – отказались и отпустили ее домой. В начале 1920 г. ее арестовали, держали в тюрьме в Томске, а потом перевели в Красноярск. Вскоре ее расстреляли; ей было едва за 30 лет. В ее показаниях на допросах у красных видно, что она жалела, что занялась с молодости не женским военным делом, жалела, что считала себя чуть ли не равной мужчинам и не использовала сполна все данное ей Богом как женщине, поэтому счастливой женой и матерью не стала.

После переворота 1917 г. превращение женщин в бойцов, их участие, а порой и командные позиции в военных и карательных действиях не принесли им счастья, все они не стали благополучными женами и матерями, познав запах крови и смертей.

Так, одно время (1917–1918) в лидерах петроградского ЧК (Чрезвычайная комиссия) была зверь, а не женщина – некая Яковлева, в кожаной куртке, с папиросой в зубах, она материлась, расстреливала, добивала бившихся в агонии осужденных, прежде всего дворян, но ее жизнь оказалась короткой. Подобных зверей в обличье женщин оказалось много после октябрьского переворота и в Петрограде, и в других местах России. Плохо образованные, бескультурные особи, часто не хотевшие работать, в революционной деятельности увидели шанс выбиться «из грязи в князи», сполна использовали выгоды нового начальственного положения и полностью убили свое женское начало.

Петербург дал немало поучительных примеров действий воинственно настроенных авантюристов и авантюристок в смутные годы первой четверти XX в., в период переворотов и сразу после них. После 1917 года для всех авантюристов наступили благодатные времена для их обогащения, карьерного взлета, приближения к властному олимпу, получению максимальных чувственных радостей, использования обстоятельств и людей прежде всего в их личных интересах. Особенно невероятные дела творились ловкими авантюристками, умевшими использовать одновременно свой ум, сообразительность и женское начало. Петроград (Петербург) учил и учит быть особенно бдительными в общении с беспринципными красивыми, хищными и сексуальными дамами, стремящимися к активному участию в политике, к достижению командных высот, даже допускающих их участие в кровавых боевых или усмирительных действиях. В первые годы после октябрьского переворота для особ, имевших склонность ко всякого рода авантюрам и захвату каких-либо, но непременно начальственных высот, в Петрограде наступили золотые времена. Эти женщины-авантюристки становились ненасытными хищницами, абсолютно забывали о морали, любыми средствами достигали своих целей, но потом непременно наступала для них жестокая расплата за проступки. Судьба Л.М. Рейснер – одно из доказательств этого.

Для одних – трагической, для некоторых – легендарной была жизнь яркой красавицы Ларисы Михайловны Рейснер (1895–1926), в годы Гражданской войны бойца, политработника Красной армии, писательницы, журналистки. Советский писатель В.В. Вишневский (1900–1951), в молодости революционно настроенный матрос, в своей знаменитой пьесе «Оптимистическая трагедия» (1933) создал образ женщины-комиссара, вспоминая Л.М. Рейснер, которая стала прототипом, главной героиней его пьесы (но события в этой пьесе и жизнь Л.М. Рейснер – это разные вещи). Л.М. Рейснер за ее дивную красоту и невероятную смелость в боевых условиях называли Богиней Революции, только никому она счастья не принесла.

Л.М. Рейснер. 1910-е гг.

В Л.М. Рейснер боролись два начала: женское (она была редкостной красавицей, воплощением женственности) и мужское (обладала и гордилась своим «мужским» умом, была по-мужски решительной и даже резкой, любила повелевать, командовать, не боялась рисковать даже своей жизнью). Л.М. Рейснер родилась в г. Люблине (Польша) в семье профессора права М.А. Рейснера, ее матерью была урожденная Е.А. Хитрово, представительница старинного дворянского знатного рода. Мать с детства приучала Ларису и ее брата Игоря к мысли об их необыкновенности, избранности, сознание того, что они лучше и выше по интеллектуальному развитию всех остальных, их удел учить других, повелевать, командовать, управлять. С 1905 г. их семья жила в Петербурге, отец был профессором Петербургского психоневрологического института. Лариса в 1914–1916 гг. была студенткой этого института и одновременно в качестве вольнослушательницы посещала лекции в университете по истории политических учений, писала неважные стихи и хотела стать поэтессой. Она умела и любила поражать публику, стремилась выделиться и прославиться. Она могла быть одетой в строгий английский костюм с мужским галстуком или в невероятный декадентский наряд, главное, чтобы отличаться от всех. В условиях царской России перспектив для реализации ее лидерских замашек, командных привычек было мало. Переворот 1917 г. дал ей шансы сполна реализовать свои способности, намерения, желания. Уже после февральских событий 1917 г. она вела пропагандистскую работу среди моряков Балтийского флота, смогла заставить их поверить ее речам и включиться в революционные дела. Для нее было важно то, что толпы сильных здоровых матросов осознали ее интеллектуальное превосходство над ними и поверили ее словам. Бурной революционной деятельностью она пыталась и спастись от несчастной любви, и утвердить свою особую лидерскую позицию в новой жизни после падения самодержавия.

В 1916–1917 гг. Лариса была влюблена в знаменитого, но женатого поэта Н.С. Гумилева (1886–1921), который некоторое время был увлечен ею. Они познакомились в знаменитом артистическом кабаре «Привал комедиантов» в 1916 г. В 1917 г. по его инициативе местом их свиданий стал бордель («дом свиданий») на Гороховой улице. Одновременно с ней у него, кроме формальной жены поэтессы А.А. Ахматовой, были две любовницы. Когда он сделал Ларисе предложение, она (долго мечтавшая о браке с ним) отказала, поняла, что никогда не будет для него единственной женщиной и уважаемой им поэтессой (он считал ее бездарной в поэзии), не сможет подчинить его себе; командовать им у нее шансов не было. А революция, правда связанная с опасностью и кровью, давала возможности командовать, управлять мужчинами и женщинами. С 1918 г. Лариса была членом Коммунистической партии, шансы повелевать у нее сильно повысились, она стала вскоре комиссаром.

После октябрьского переворота, штурма Зимнего дворца (1917) Л.М. Рейснер отвечала за охрану сильно разворованных в октябре 1917 г. сокровищ, то есть историко-культурных ценностей этого дворца. Рейснер в Петрограде в 1917–1918 гг., учитывая и контролируя национализированные ценности, участвуя в их якобы вынужденной продаже за рубеж за бесценок и пребывая секретарем у наркома просвещения А.В. Луначарского, не забывала и о своих радостях. Рейснер работала в Комиссии по делам искусств при исполкоме Совета рабочих и солдатских депутатов и была уверена в своем праве решать судьбы русских ценностей и людей, а также себя не обделять. Она говорила: «Мы строим новое государство, мы нужны людям, наша деятельность созидательная, а потому было бы лицемерным отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти». Получается, что она была уверена в правоте революционного правила «грабь награбленное». На ее пальце появился романовский ценнейший перстень, золотой с огромным алмазом. Поселившись в апартаментах бывшего военного министра Григоровича в Адмиралтействе, она превратила свое жилье в место сбора приятных ей многочисленных национализированных или доставшихся ей иным сомнительным путем предметов роскоши и антиквариата; дома она облачалась в роскошный халат, расшитый настоящими золотыми нитями. Она верно служила новому режиму, при этом никогда не забывала о своих радостях и бытовом комфорте. Ее активная пропагандистская деятельность и статус комиссара прибавили ей смелости во всех делах, упрочили ее ощущение вседозволенности и безнаказанности. По ее желанию в Петроград с фронта привезли специально для нее лошадей, что бы она вместе со знаменитым поэтом А.А. Блоком (1880–1921) могла совершать прогулки на лошадях. Она как-то пришла на маскарад в Доме искусств в уникальном сценическом костюме, выполненном театральным художником Львом Бакстом (Розенберг, 1866–1924 гг.) к балету «Карнавал», который даже выносить из театра из-за его большой художественной ценности было нельзя. Рейснер всегда заботилась о своей внешности, была ухоженной, хорошо причесанной, со вкусом и в духе революционного времени одетой, разъезжала по Петрограду в роскошной машине. Она была способна на броские щедрые жесты, которые давала высота ее комиссарского положения, например, она как-то послала голодавшей А.А. Ахматовой мешок продуктов; эпизодически подкармливала продуктовыми незначительными подачками и других литераторов, чем подчеркивала свою значимость и их зависимость от ее отношения к ним.

Став комиссаром, Рейснер получила то, что хотела: возможность проявить свое лидерство, доказать свою смелость, находчивость, иметь все, что хочется. Ей нравилось отдавать приказы и ждать их беспрекословного выполнения. При этом нужно помнить, что она всегда была отважным бойцом и отважным комиссаром, научилась приучать, использовать в нужных ей целях перспективных мужчин. Говорили о ее бесстрашии под пулеметным огнем в боях Гражданской войны, о ее большой смелости в ночной разведке, об авторитете у мужских экипажей миноносцев и ее других разных неженских делах. В конце 1917 г. перед ее красотой и сексуальностью (ей 22 года) не устоял 25-летний Федор Федорович Раскольников, ставший ее мужем (Ильин, 1892–1939 гг.) – один из самых видных деятелей большевистской партии.

Ф.Ф. Раскольников. 1920-е гг.

С 1918 г. Раскольников был заместителем народного комиссара по морским делам, членом Революционного военного совета Восточного фронта, в 1919–1920 гг. – командовал Волжско-Камской (Каспийской) военной флотилией, а в 1920–1921 гг. – Балтийским флотом. В 1918 г. Лариса покорила Льва Давидовича Троцкого (Лейба Бронштейн, 1879–1940 гг.; в 1917–1918 гг. нарком иностранных дел, в 1918–1925 гг. – нарком, военмор и председатель Революционного военного совета России, в 1920 г. – нарком путей сообщения, в 1917–1927 гг. – член ЦК партии, член Политбюро, в октябре 1917 г. и в 1919–1926 гг., в 1923–1924 гг. – член ВЦИК и ЦИК СССР), второго человека в советском государстве и несравненного оратора. Покорив его как мужчину, Рейснер получила возможность приблизиться к высшей власти, увеличить в глазах власть имущих оценку ее способностей и вклада в революционные дела и их защиту. Раскольников смог простить ей любовные отношения с Троцким, который с тех пор стал ее больше использовать в пропагандистской деятельности и назначил комиссаром разведывательного отряда при штабе Пятой армии. Она бесстрашно с отрядом ходила в разведку, поражала всех своей ловкостью стрелка. Затем она была назначена флаг-секретарем в военной флотилии Раскольникова, участвовала в боях, была всегда рядом с мужем, казалось, что чувство страха ей неведомо. В 1920 г., когда Раскольникова назначили командующим Балтийским флотом, они стали вместе жить в апартаментах бывшего военного министра Григоровича. Раскольников в основном отсутствовал в Петрограде, а Рейснер увлеклась светской жизнью: общалась с литературной богемой, наносила визиты, дарила продукты голодной богеме, совершала верховые прогулки на лошадях, посещала маскарады и т. д. В 1921 г. Раскольников, как образованный человек с двумя высшими образованиями и знающий иностранные языки, был назначен полпредом в Афганистане. В мусульманской стране Рейснер не могла открыто участвовать в политической жизни и помогать мужу, но она умудрилась подружиться с любимой женой и матерью местного хана и с их помощью содействовала успехам в работе своего мужа. Но спокойная роль посольской жены ей вскоре надоела, и в 1923 г. под предлогом поехать в Россию и хлопотать о переводе мужа на Родину она уехала из Афганистана. Была еще одна причина. Раскольников хотел, чтобы у них был ребенок, а Рейснер не слишком к этому стремилась. А когда случился выкидыш, у нее был нервный шок, она вдвойне не хотела снова оказаться беременной. Рейснер не мыслила себя в роли домашней хозяйки, заботливой жены и матери нескольких детей. Она стремилась к яркой работе, славе, литературному творчеству, насыщенной светской жизни, острым эмоциям, поэтому навсегда рассталась с Раскольниковым.

В России ее возлюбленным стал Карл Бернардович Радек (Собельскон, 1885–1939 гг.), партийный публицист, известный журналист, деятель международного социал-демократического движения, в 1919–1924 гг. член ЦК РКП(б), в 1920–1924 гг. член и секретарь исполкома Коминтерна. Он был талантливым журналистом, партийным идеологом, ярким оратором и блистательным авантюристом, был женат, имел дочь, очень дорожил своей семье. Он увлекся Ларисой, стал ее неофициальным мужем, а также учителем в журналистике, наставником в ее эрудиционном росте. Он был на 10 лет старше Ларисы, ниже ее на целую голову, некрасивый, прокуренный, лысый, носил чудные очки, не думал покидать свою семью и разводиться ради Рейснер. В 1923 г. 28-летняя Лариса и 38-летний Карл Радек – оба авантюристы по своему настрою – по командировке советского правительства уехали в Германию, чтобы ускорить немецкую революцию и приблизить мировую революцию. Радек собирался возглавить революцию в Германии, а Лариса собиралась описать революционные события и триумф своего возлюбленного. Но восстание оказалось неудачным, им пришлось вернуться в Россию, где Лариса стала усиленно писать статьи, очерки, начала работу над своими книгами. К 31 году у Рейснер не было настоящего мужа и детей, но она на этот счет особо не переживала и мечтала о творческом, литературном самоутверждении. Но в 1926 г. она внезапно умерла от брюшного тифа, выпив несколько глотков сырого молока. Все, кого она любила, погибли от насильственных действий (Гумилева и Радека расстреляли, Раскольников из-за угрозы для его жизни в России остался во Франции, где его убили агенты НКВД, так же был убит Троцкий в Мексике). Получилось, что все, кому она дарила свою любовь, оказались жертвами насилия; сама она умерла от своей неосторожности, ведь знала об угрозе тифа. «Лариса» в переводе значит «чайка», а эти птицы красивые, смелые, сильные, жадные до добычи и безжалостные в борьбе за нее, всегда готовые напасть на более слабых особей, чем-то напоминают авантюрного настроя агрессивных женщин, неспособных думать о ком-либо больше, чем о себе, превращающих свою жизнь в череду событий только ради личных радостей и бесполезного самоутверждения.

Петербург с конца XIX – начала ХХ в. стал основной кузницей феминистических настроений. В стремлении к подлинному равенству мужчин и женщин стало теряться главное – материнское начало в женщинах, осознание первостепенной роли женщины как матери и жены, хранительницы тепла домашнего очага и основного автора духовного мира и взаимопонимания в семье. Судьбы особенно неординарных женщин лишний раз напоминают об этом. Именно Петербург стал истоком для развития талантов целого ряда очень ярких женских натур, среди которых, кроме Е.Р. Дашковой, резко выделяются С.В. Ковалевская и А.М. Коллонтай, добившиеся редчайших деловых успехов, но (как и княгиня Е.Р. Дашкова) не ставшие стабильно счастливыми возлюбленными, женами, матерями. Для них именно Петербург/Петроград дал возможность ощутить все прелести личностной свободы, привел к выводу о необходимости приобретения качественного профессионального образования, заставил жалеть об остром социальном неравенстве в обществе, привел к мечтам и действиям во имя равенства мужчин и женщин в деловой сфере, при этом решительно отбил интерес к семейной жизни и семейным обязанностям, но не к любовным играм, научил смело фантазировать и любой ценой достигать желаемых целей, что в конечном счете не привело их к простому женскому счастью.

Софья Васильевна Ковалевская (1850–1891 гг., урожденная Корвин-Круковская) была дочерью генерала, стала знаменитым математиком с мировым именем, первой женщиной членом-корреспондентом Петербургской академии наук (1889), женой яркого ученого В.О. Ковалевского (1842–1883) – основоположника эволюционной палеонтологии. Для С.В. Ковалевской всю жизнь на первом месте была математика и ее карьерные свершения, временами к ним добавлялись флирт и любовные истории. Семейные обязанности, муж и дочь не были главным в ее жизни, и неудивительно, что по разным причинам муж покончил жизнь самоубийством, а дочь больше уважала, чем любила ее (в детстве она временами называла мамой не кровную мать, а воспитывавшую ее летом подругу матери – Ю.В. Лермонтову). С.В. Ковалевская получила диплом доктора математики, стала профессором (1884) в шведском университете, вошла в научную элиту Швеции, ее называли принцессой математики, принцессой науки, но она так и не научилась жертвенно любить кого-либо из людей, была неспособна жить для другого человека – ради очередного приглянувшегося ей мужчины или даже ради дочери Сони. Ее тщеславие равнялось ее математическому таланту, она любила поклонение ей как привлекательной женщине и неординарному математику. Будучи вдовой, она очень долго не решалась стать женой любившего ее богатого юриста, доктора государственного права, профессора и ее однофамильца М.М. Ковалевского, ведь он ставил ей условие – покинуть профессорскую кафедру. Постарев, подурнев, осознав усиление болезней, в возрасте 41 года она, наконец, решилась на это, но заболела воспалением легких и скоропостижно скончалась. Похоже, что Бог, судьба наказали ее за то, что она слишком поздно поняла, что для нормальной женщины главным в жизни являются не творческая карьера и не профессиональные победы, а верная семейная жизнь с мужем и детьми, забота о них, устройство семейных дел.

С.В. Ковалевская. Портрет 1887 г.

Александра Михайловна Коллонтай (1872–1952 гг., урожденная Домонтович) в большой мере благодаря своему рождению в Петербурге, личностному развитию, мужанию под влиянием жизни и событий в нем смогла добиться того, что до нее не удалось ни одной женщине в мировой истории. Она стала первой в истории женщиной-министром и первой в истории женщиной-дипломатом, посланником, полномочным представителем, послом.

А.М. Коллонтай родилась в Петербурге в семье полковника Михаила Алексеевича Домонтовича и его гражданской жены Александры Александровны Мравинской (в девичестве Масалина) – неразведенной женщины, матери троих детей от первого венчанного брака, от оставленного ею мужа, развода с которым она добивалась несколько лет. В А.М. Коллонтай перемешались русская, украинская, финская, французская, немецкая кровь. Она была невероятно талантливой, решительной, страстной, сексуальной, до старости поражала мужчин всех возрастов.

В возрасте 21 года она вышла замуж за своего троюродного брата красавца-офицера В.Л. Коллонтая, который был немного старше ее, через год родился их сын Миша. Неопытный в сексуальных делах муж не смог разбудить в ней женщину (она вспоминала о своих супружеских обязанностях как о «военной повинности»). Ее неудовлетворенная сексуальность сублимировалась в рассуждениях на гендерные (половые) темы, подтолкнула ее к написанию статей на эти темы. Она не умела и не хотела заниматься семейными делами, заботиться о муже и сыне. В 26 лет она ушла от мужа, оставила сына родителям и отправилась искать свое особое счастье и свободу. С 16 лет она без труда покоряла мужчин, порой до смерти влюблявшихся в нее и просивших ее руки. Так, один из самых знатных военных, адъютант Александра III 40-летний генерал Тутолмин просил ее выйти за него замуж и получил отказ. Из-за нее двое застрелились (сын генерала 18-летний В. Драгомиров и морской офицер М. Буковский, она отвергла их любовь), еще один пытался покончить с собой и остался калекой. (В. Острогорский, видный литератор и ее учитель словесности пытался отравиться угарным газом от неразделенной любви.) В нее был безуспешно влюблен один из лидеров революционных матросов мичман Ф.Ф. Раскольников (ставший видным советским военачальником), что льстило ее самолюбию, тем более что он был на 20 лет моложе ее. Мужчины в ее жизни менялись, но главными были В.Л. Коллонтай (муж в 1893–1898 гг., развод был оформлен позже), А. Саткевич (друг ее мужа, полковник царской армии), П.П. Маслов (известный экономист-революционер, женатый человек), А.Г. Шляпников (революционер, один из ближайших соратников В.И. Ленина, на 13 лет моложе ее), П.Е. Дыбенко (вождь балтийских революционно настроенных матросов, с 1917 г. член коллегии по военным и морским делам в первом советском правительстве, на 17 лет моложе ее, официальный гражданский муж с 1918 г., ей тогда было 46 лет, ему – 29 лет), Марсель Боди (французский коммунист, секретарь советской миссии, ее помощник в Норвегии с 1923 г., более чем на 21 год моложе ее, имевший жену и дочь). Под влиянием свободы нравов в Петербурге/Петрограде и личного неудачного опыта семейной жизни она с молодости стала ярой сторонницей свободных любовных отношений (автором «теории стакана воды»), мнила себя в большевистской партии главным любовным теоретиком с большим личным практическим опытом в любовных делах.

А.М. Коллонтай. 1910-е гг.

А.М. Коллонтай обладала редчайшим ораторским даром, умела зажечь толпу и заставить поверить ее любым словам. Ей верили даже матросы, хотя присутствие женщины на корабле всегда считалось плохой приметой.

Коллонтай выполнила секретное деликатное поручение лидера большевиков В.И. Ленина: в 1917 г., после отречения царя Николая II от престола, перевезла из Норвегии в Петроград чемодан с деньгами, которые Ленину выделило Германское правительство на революцию в России. В том же году ее избрали в Петроградский Совет от военной организации большевиков, а вскоре и в исполнительный комитет Петроградского Совета, она была среди главарей-организаторов октябрьского переворота в России. Ленин доверил Коллонтай воздействовать на балтийских матросов, которые не поддавались большевистской агитации; она укротила этих матросов, увлекла их социалистическими лозунгами, вовлекла в участие в октябрьском перевороте (моряки-балтийцы сыграли решающую роль в октябрьских событиях). В 1917 г. Коллонтай пылко выступила в поддержку оглашенных Лениным «Апрельских тезисов», где делалась ставка на революцию, которую должны были подготовить большевики.

Коллонтай в Петрограде в октябре 1917–1918 гг. в составе первого советского правительства – Совета народных комиссаров – была наркомом государственного призрения (социального обеспечения), то есть стала первой в истории женщиной-министром. Она стала первой в мире женщиной-послом: с 1923 г. была полпредом и торгпредом в Норвегии, в 1926 г. – в Мексике, с 1927 г. – полпредом в Норвегии, в 1930–1945 гг. – посланником, затем послом СССР в Швеции. Стала Коллонтай и первой в России известной женщиной, отлученной (1917) от церкви, во всех церквях ее предали анафеме за приказ взять штурмом Александро-Невскую лавру для размещения в ней Дома инвалидов (она не расстроилась и даже отметила это событие с друзьями скромным застольем со спиртным).

Отдав все свои силы революционной и государственной деятельности, давшей ей победы и поражения, а также пережив временные личные радости, к 50 годам она осознала свою уязвимость как женщины. Она ревновала мужа П.Е. Дыбенко, пять лет мучилась из-за его увлечений молодыми женщинами и от его измен ей. Измучившись вконец, она объявила ему, что между ними все кончено, тогда он предпринял попытку самоубийства, но только ранил себя. Коллонтай его выходила, затем ушла от него, уехала с государственным поручением в Норвегию. Она никогда в бытовом плане не заботилась о своих менявшихся мужчинах и даже о сыне, другие люди обеспечивали им уход и бытовой комфорт; счастливой семейной жизни у нее быть не могло.

А.М. Коллонтай в рабочем кабинете

Всегда и везде люди восхищались ее обширными знаниями, владением в совершенстве четырьмя иностранными языками, ее безукоризненным вкусом и изысканными нарядами, умением вести себя и производить хорошее впечатление, но мало кто догадывался, что она, мягко говоря, неважная жена и мать, считавшая семью и детей главной обузой женщин. Коллонтай при ее уме и сообразительности со временем поняла истинную цену социалистических революции и преобразований в ее родной стране, осознала, что ее грамотно и ловко использовало руководство СССР во главе с И.В. Сталиным, что время романтиков революции прошло, наступило время бюрократических игр и гадких интриг, что жизнь каждого из бывших видных революционеров и советских функционеров висит на волоске, зависит от Сталина и его холуев. Уже к 1945 г. из 13 членов президиума Петроградского Совета, готовивших в 1917 г. революционный переворот, в живых осталась одна она.

Коллонтай уяснила свое зависимое от советского государства положение, ей пришлось подстраиваться под желания и позицию Сталина и соглашаться с ним. Она боялась быть расстрелянной или оказаться под арестом, попасть в лагерь, потерять работу и навредить всем этим себе, сыну, внуку. Коллонтай поняла, что при всей ее неординарности и заслугах перед советским государством она всего лишь маленький винтик в мощной государственной машине, нанятый на время грамотный специалист, которому какое-то время хорошо платят, а потом забывают. Она была дисциплинированным исполнителем кремлевской воли, прикрывала за рубежом гнезда советского шпионажа, более 20 лет была на дипломатической работе, жила и работала вне СССР. Она старалась добросовестно выполнять указания советского руководства, хотя понимала, что они порой бестолковые, ошибочные, а то и вредные. По делам, мыслям, намерениям Сталина она поняла, что он серьезно болен, но она была обязана его слушать и подчиняться. У нее на склоне лет отняли последние радости личной жизни, запретили любое общение с Марселем Боди, ее последней любовью. В 1945 г. ее с серьезными болезнями, в возрасте 73 лет, заставили вернуться в СССР из Швеции, поселили в трехкомнатной квартире с казенной мебелью, где она жила вместе со своим секретарем Эми Генриховной Лоренсен; также ей дали декоративную должность советника Министерства иностранных дел СССР (но никто не ждал и не хотел получать ее советы).