Вера Огнева
Нестрашная сказка. Книга 2

Глава 1

Две недели верхом по дикой местности кому угодно испортят настроение.

Спускаться по предгорьям пришлось целый день. Низкорослая арча так заплела тропу, что движение замедлилось до воробьиного шага. Этой дорогой давно не пользовались. В одном месте её промыл ручей. Копыта коней скользили по окатышам, оставленным весенним паводком.

Энке время от времени бубнил себе под нос. Лекс молчал: не сбиться бы с тропы, пусть бухтит. Если до темноты не выйдут на равнину, придётся которую уже ночь спать на голой земле.

В конце концов, Лекс спешился и пошёл, осторожно ведя коня в поводу. Энке забубнил громче, потом затих, потом дрожь сотрясла землю – Руст изволил сойти с коня.

Тропа оборвалась внезапно прямо из-под ног короткой ступенькой, от которой уходила уже настоящая дорога, не исключено, что и к человеческому жилью.

До самых сумерек оба погоняли, в надежде то жильё увидеть. Толстые грабы стискивали дорогу с обеих сторон. Повороты сменялись поворотами, но признаки жилья появились только, когда вечер из дымчатого сделался густо-синим.

Остановившись у ворот, Энке радостно зарокотал. Забор люди поставили из неструганых корабельных сосен – шапка свалится. Ворота вровень, просто так не перемахнёшь.

– Кого нелёгкая принесла на ночь глядя!? – откликнулся на стук хриплый бас.

– Путники: Манус Аспер Лекс и Энке Руст.

– Это вас там сколько будет, – подумав, спросил бас.

– Двое, – отозвался Лекс.

– А наговорил-то… – бас не желал принимать их всерьёз, но и оставлять на ночь за дверями стеснялся.

Огромные ворота открылись без малейшего скрипа. За ними обнаружился человек ростом чуть ниже Энке, облачённый в полный доспех. Боевой топор порхал в его руках, как нежное крыло бабочки. Трепетал, можно сказать.

– Оружие имеете?

Добродушие сквозило в каждом слове и даже взгляде хозяина усадьбы. Он улыбался. Из чего Лекс сделал вывод – скучно человеку. Если незваные гости понравятся – накормит, напоит, спать положит. Если наоборот – отделает, никому мало не покажется. Всё – развлечение. В глуши живёт, понимать надо.

– Кто ж без оружия путешествует?

Лекс таскал свой меч в заплечных ножнах – так было удобнее. Доставать не стал, обернулся к хозяину дома спиной: одновременно и оружие показать и продемонстрировать добрые намерения. Дескать, смотрите, я вам спину не боюсь подставить. Тем более риска вообще никакого не было. Энке стоял в сторонке, в полемику не встревал, руки держал свесив. И что, что хозяина грозного баса вооружён!?

– С каких горизонтов пожаловали?

Топор, наконец-то, успокоился, прекратил нервное порхание, встав пяткой к пятке хозяина.

– Из-за Рифейских гор.

– Не простые, стало быть, гости… лады. Ты, мелкий, – это Лексу, – отбеги пока за ворота. А ты, тёмный, – это Русту – выкладывай на землю всё, что при себе имеешь.

В глубине двора замелькали тени. Человек пять в полной боевой выкладке подошли по одному и молча встали за плечами хозяина.

Энке и не подумал выполнить приказ, как стоял, так и остался наблюдать суету. Даже голову набок склонил от вящего интереса.

– Ну что, сам справишься, или ребята помогут? – поторопил бас непонятливого гостя.

– Резван, ты давно такой пуганый стал? – шагнул Энке из тени под дёрганый свет факела.

– О! О-о-о! Это ты или не ты?! – отвесил челюсть хозяин, перехватив при этом топор обеими руками.

– Я, Резван. Стою и думаю, узнаешь ты меня или нет.

– Энке! Я тебя узнал. Ребятки, идите в дом. Видите – к нам гости. Шало, выкати бочонок из погреба. Зебар, вели нагреть воды, людям с дороги надо помыться.

И вдруг взревел так, что дрогнули верхушки заструганных брёвен:

– Остальные – на кухню!!!

Одежду пришлось поменять. То есть старую выбросить за полной негодностью. Пока шли по горам, вроде и не замечали, что от штанов и курток остались одни ремки. Как голыми задницами ещё не сверкали.

Две огромные бочки с водой стояли друг напротив друга. Лекс и Энке время от времени переглядывались, нежась в горячей воде, но переглядывались больше по привычке. В этом доме им ничего не угрожало. Бочки были одинаковые. Лекс сидел по горло, Энке по пояс. Над водой бугрились блестящие от мыла мышцы. Коротко стриженную черноволосую голову он намылил, и стал похож на утёс в облаках. Лекс тоже не торопился смывать пену. Грива отросла не хуже, чем у церемониймейстерского коня. Воды бы хватило!

– Ну что, моемся, вытираемся и к столу? – лениво спросил Лекс.

– Тебе хорошо – нырнул и готово. А мне в бочке не поместиться. Разве встану на голову. Но тогда придётся оголять некие места. Боюсь, местные дамы испугаются.

– Врёшь! Вот врёшь ведь! Я знаю, чего ты боишься. Ты боишься, что местные дамы, а также девицы и старушки в очередь встанут перед твоей спальней.

– А пусть встают, – легкомысленно согласился Энке. – Но только не сегодня! Выспаться надо. Да и поесть не мешает. А потом я весь в их распоряжении. Эй, кто-нибудь! Полейте мне на голову. Мыло глаза ест.

На зов прибежал один из «ребяток», вылил на меднокожего гиганта ушат воды и помог завернуться в полотенце.

– И меня! Меня с собой возьмите! – застонал Лекс.

Его, разумеется, тоже ополоснули, завернули и повели.

– Как ты меня узнал, Энке? Когда мы с тобой виделись в последний раз, я был выбрит от пяток до макушки. А сейчас – сам посмотри.

Хозяин усадьбы Резван Пехлеван, скинув кованый нагрудник и прочее железо, остался в коротких холщёвых штанах и рубахе, сквозь прорези которой пёр чёрный курчавый волос. Непроходимые заросли бороды и завивающаяся барашком шевелюра делали его похожим на китайского дракона.

– По приказу шаха мы брились наголо два раза в неделю. Я, как младший палач, мылся три раза в день. Мой старший брат, Режан – пять. Что уже говорить о визирях и прочем диване. Они из бассейна не вылезали. Ни одна вошь не могла проскочить по телу придворного.

– По голосу узнал, – отозвался Энке. – Как тогда рычал, так и сейчас клокочешь, будто барс над трупом оленя.

У Энке Руста имелась отвратительная привычка: отдыхая, он задирал рубаху и начинал теребить себя за бока. Пальцы скребли кожу. Хрустела под ногтями редкая курчавая шерсть. Сколько Лекс ни боролся с этой бедой, ничего не получалось. Стоило Энке оказаться в непринуждённой обстановке, он тут же лез чесать живот.

В трапезную внесли зажаренного кабанчика. Блестящая корочка кое-где полопалась, к ней прикипели полупрозрачные коричневые яблоки. Рядом поставили блюдо с белоснежным рисом и овощами. Пока хозяин виртуозно, не хуже профессионального повара, разделывал кабана, Лекс непрерывно сглатывал слюну. Энке ухватил заднюю ногу и сналёту вонзил в нее зубы. Лекс принялся за переднюю. Резван от них не отставал, хоть и вечерял уже сегодня. Запивали мясо лёгким розовым вином.

На место опустевшего блюда поставили дичь. Рядом – рыбу. Лекс, в конце концов, отвалился от стола и сладко икнул в ладошку. Хозяин посмотрел на него с сомнением, кликнул «ребяток» и те принесли тарелки с сыром и виноградом. Лекс прикрыл глаза и застонал.

– Недолго, гляжу, вы в горах болтались. Не успели, как следует оголодать, – заключил Резван, выковыривая из зуба остатки трапезы. – Почему твой друг так мало ест?

– Ты на него не смотри, – отозвался Энке набитым ртом. – Просто он от еды отвык. Когда я его нашёл, вообще был скелет скелетом. За дорогу, конечно, немного потолстел, но нормального человека ещё догонять и догонять.

– Угу, угу, – покивал хозяин.

Из чего стало понятно: не больно-то верит. Следовало как можно быстрее развеять его сомнения. Резван был радушен и прост, но стоило ему заподозрить подвох – зверел.

Энке вопросительно посмотрел на товарища. Тот – тоже не дурак – сообразил: запираться, себе дороже. Выкладывать всё до донышка, однако, никто не собирался. Во-первых – долго, ночь на дворе, спать пора; во-вторых – не всему даже Резван поверит. Следовало только коротко и ясно обрисовать сегодняшние обстоятельства.

– Мы пришли с ТОЙ стороны, Резван. Выскочили на старую тропу, а ей, оказывается, давно не пользовались. Лекс хорошо знает переходы, но кто ж мог предполагать, что там всё заросло. Почти две недели плутали. Благо, дичи полно – не померли с голоду.

– И чего вам на ЭТОЙ стороне понадобилось? – спросил хозяин.

Кусочек мясца он из зуба таки выловил и теперь рассматривал вприщур.

– Мне понадобилось, Резван. Мне, – уныло покачал головой Энке.

– Старые горести или новые радости? – напряжения в голосе Резвана не убывало.

– В моей жизни одна горесть как была, так и осталась. Зато какая!

– Ты так и не избавился…? – хозяин осёкся, покосившись в сторону меланхоличного Лекса.

– При нём можно говорить всё, Резван. Он мне на сегодняшний день и отец, и мать и грозный хозяин.

– Лампа, стало быть, у него? – бывший палач расправил плечи и как бы невзначай подвинулся на край лавки.

– У него.

– Так давай его убьём, – простодушно предложил Резван. – Меня ты знаешь давно. Я ближе тебе, чем этот хитрый гяур. Лампу я заберу. Сейчас я крикну ребяток – и рук марать не надо. Они его…

– Прости Резван, но тогда мне придётся тебя убить.

– Так бы и сказал, что тебе этот бледный доходяга дорог, – пожал плечами Резван. – Прости, Манус Аспер, и как тебя там ещё. Энке кого попало другом не назовёт. Я правильно понял тебя, старый дэв: ты ему не раб, ты ему друг?

– Он пять лет сидел в пещерах Аджанты.

– Книжки читал?

– Угу. Искал, как мне помочь.

– Нашёл?

Взгляд Резвана сделался похожим на острый нож. Он весь подобрался. Такой секрет дорогого стоил.

Гости молчали. Энке насупился и тоже подобрался, будто перед прыжком. Длинноволосый Лекс, наоборот, расслабился и даже глаза прикрыл. В трапезной звенел комар. Или это было напряжение?

– Уважаю, – наконец выдохнул Резван.

И как бы сдулся: плечи опустились, расслабились руки; только головой качал, показывая всем видом, как восхищён.

– Пять лет в пещерах? Там же, говорят, холодно?

Можно было не отвечать. Ошибся человек, с кем не бывает, а потом смирился и признал собственную неправоту. Но Манус Аспер Лекс встрепенулся, поддержать разговор – зачем обижать гостеприимного хозяина:

– Врут! Там тихо, пыльно и душно. Только мыши шуршат.

– Ты ими питался, что так отощал?! – расхохотался Резван.

– Ими тоже приходилось.

Лекс не врал. Как-то в конце зимы лавиной накрыло тропу, соединяющую дальние пещеры с внешним миром. Два месяца, пока наводили висячий мост, оставшийся в полном одиночестве книгочей три раза в день ловил мелких грызунов, варил их и ел. Мыши, кстати, быстро сообразили, что к чему. Они так наловчились прятаться, что Лекс начал примериваться к некоторым не самым ценным книгам из телячьей кожи. Гадость, конечно, а что делать? И съел бы. Но мост навели, и река жизни вошла в обычное русло.

– Так вы сюда случайно свалились или как? – осторожно поинтересовался Резван, не желая ещё больше испортить ужин.

Гости переглянулись.

* * *

Мир, или ойкумена, как всем хорошо известно, делится на сектора. Как только их ни называли: и отражениями, и тенями, и параллельными пространствами, и гранями. Последнее, кстати, было ближе всего к истине. Переходы с плоскости на плоскость существовали в пространстве и времени. Приловчившись, можно было легко пересекать границы секторов – переходить разделительную кромку.

Существовало несколько граней, в пределах которых Лекс и Энке чувствовали себя достаточно свободно. И жили бы там, поживали себе спокойно, благо для того имелись все предпосылки. Могли вообще осесть и делать, что душе угодно, если бы ни одно печальное обстоятельство, уходящее корнями в такую древность, какую при добрых людях и упоминать-то неприлично – примут за пустобрёха.

Энке, собственно, был не совсем человек. Точнее – вовсе не человек. Энке был джинном. И как все джинны в молодости любил играть. Очень давно, Лекса тогда ещё и в помине не было, Энке неудачно сыграл в орлянку с одним магом. Ставкой в игре была его свобода. Хитрый маг не уточнил время, на какое джинн поступал в его полное распоряжение, а юному Энке ума не хватило спросить.

Чтобы отнять у джинна жизнь, следовало приложить титанические усилия. Да кому оно надо-то? Свобода – другое дело. Желающих заставить мощную энергетическую субстанцию работать на себя, исполнять свои желания и прихоти, служить себе, всегда было предостаточно. Однако удавалось такое единицам.

Энке не повезло дважды: маг оказался не тем человеком, к кому вольный джинн хотел бы попасть в зависимость. Энке не был злым по натуре. Он тогда был вообще никаким. Маг же оказался полной сволочью. Казалось бы, под его руководством джинн должен был трансформироваться в отвратительного убийцу, лишённого даже тени гуманности. Но природное чувство справедливости, а пуще внутреннее супротивное упрямство не дали Энке скатиться в омут кровавых фантазий чёрного колдуна. Со временем порабощённый джинн даже приловчился выполнять требования мага с точностью до наоборот, либо так затягивать процесс, что вред от его вмешательства в жизнь людей оказывался минимальным. Выслушав вопли взбешенного мага, Энке обычно ссылался на неточность формулировки задания.

Маг постепенно состарился. Эликсира вечной жизни он не нашёл. Поняв, что переиграть поднаторевшего в софистике джинна он вряд ли сможет, старый колдун придумал для него изощрённое наказание, привёл его в исполнение и с чувством глубокого удовлетворения сдох.

Джинн не может ослушаться своего хозяина. Другое дело, что при известной сноровке он может выполнить задание так, как сам посчитает нужным. Когда Энке было приказано забраться в изящную бронзовую лампу, ему и в голову не пришло искать подвоха. Внутри лампы плескалась безобидная на вид жидкость. Да хоть кислота пополам с расплавленным металлом! Нам ли, джиннам, обращать внимание на такие мелочи…

Только пробыв в лампе две луны, Энке начал подозревать неладное. Но тут его выпустили. И всё бы хорошо, если бы на следующий день его с чудовищной силой не потянуло обратно к лампе. Джинн сопротивлялся, но его волю скомкало, словно рисовую бумагу. Ему требовалась хоть капелька, хоть на один вдох вожделенной субстанции.

Он пробыл в лампе час, вылетел на волю, осмотрелся и только тут осознал, какая беда с ним приключилась. Со смертью старого мага он мог стать свободным, теперь он оставался порабощённым навсегда!

Вечность – страшное слово. Энке был рабом человека, а стал рабом предмета, который не могли разрушить ни время, ни стихия – и об этом позаботился старый злодей. Раз в сутки Энке был вынужден нырять в тёмное нутро своей маленькой изящной тюрьмы, чтобы вдохнуть пары чёрного эликсира.

И ничего бы страшного, если бы ни последнее ухищрение мага: Энке не мог прикоснуться к лампе. Она переходила из рук в руки, и вместе с ней джинн.

А уж люди порезвились, так порезвились! Чем только ни занимался бывший вольный дэв. Какую только ерунду ему ни приказывали. Чаще всего он прибегал к уже испытанному средству: бесконечно уточнял задание, чем доводил хозяев до умоисступления.

Можно было привыкнуть, приспособиться, успокоиться, можно было довести искусство демагогии до полного совершенства… но надоело же!

Манус Аспер Лекс уже собирался лечь и тихо помереть, когда наткнулся на тот труп. Хотя трупом это можно было назвать с большой натяжкой. Остов. Пару костей присыпал песок. Конец рваной тряпки пошевеливало ветерком. Рядом валялась полуистлевшая сумка. Вот и всё, что осталось от бедолаги, которого нелёгкая занесла в пустыню много лет назад.

Лекс тоже сюда попал не по собственному желанию. Он вульгарно спасался. Менее всего преследователи могли искать его тут, в наугад выбранном секторе, да ещё посреди песков.

Оторваться-то он оторвался, да только местность оказалась вовсе уже дикой. В других секторах в пустынях встречались гостеприимные оазисы: тень, вода, пища. Приветливые аборигены могли, конечно, и зарезать, а могли – и нет. В общем, жить, а точнее, выжить было возможно. Здесь за горизонт убегали песчаные волны, острые, как лезвия, лучи солнца заставляли слезиться глаза, да мелькали под ногами редкие ящерицы.

Он шёл по ночам, днём отсиживаясь в тени барханов или под редкими скалами. И направление, вроде, выбрал верное, только конец и край пыльным жёлто-серым волнам никак не наступал.

К седьмым суткам Лекс начал терять силы. Он проспал под скалой целый день и пропустил момент, когда солнце вышло на его сторону. Кожа левой половины тела, особенно шея, обгорела до пузырей. Было так больно, что он подстанывал при каждом шаге, а головой повернуть вообще не мог. К тому же пришлось двигаться боком, чтобы не подставлять закату обожжённые места.

О высохшие кости он чуть не споткнулся. Света пока хватало, но закат в пустыне дело стремительное: только начало смеркаться, и уже ночь.

Лекс, скорее всего, так и прошёл бы мимо. Он в своей жизни видел много покойников, начиная от свеженького, ещё теплого, заканчивая трухой, в которую человеческая плоть превращается через века. Его заинтересовала сумка. Сквозь прореху в истлевшей ткани что-то блеснуло. Лекс подобрался поближе и пнул находку. На песок через дыру выпала старинная бронзовая лампа. Она явно пролежала тут не один год. Внутри, однако, что-то плескалось.

Лекс кинулся на лампу, как лев на антилопу. Только в перегретой голове могла возникнуть мысль, что там вода.

За сим последовал взрыв. Или скорее хлопок, вспышка, удар.

Обнаружил себя Лекс, практически сразу убедился, что не пострадал и только тогда огляделся. Шагах в десяти по ту сторону лампы на песке сидел человек.

Измождённый, покрытый ожогами светловолосый мужчина уставился на грязного гиганта в обрывках одежды, на голове которого от длительного неухода свалялся чёрный колтун.

Волосы у Лекса выгорели. Кожа приобрела красновато-коричневый оттенок. Крупный нос лупился сухими кужирками. Губы запеклись и потрескались.

При желании Лекс мог изобразить такую улыбку, что таяло почти любое сердце. Но круглые тёмные глаза с оттянутыми книзу внешними уголками смеялись редко.

Черты лица внезапного появленца отличала скульптурная точность, а фигуру – монументальность.

– Ты откуда взялся? – спросил Лекс, перхая сухим горлом.

– Оттуда! – исчерпывающе ответил визави.

– Ты кто? – вопрос прозвучал почти беспомощно. Субъект по ту сторону возник из ничего, да к тому же смотрел без всякой симпатии.

– А ты кто? – черноволосый парень подался вперёд и даже издевательскую улыбочку состроил.

– Я заблудился, – соврал Лекс, что было не вполне ложью.

– А я тут отдыхаю, – признался появленец, что тоже трудно было назвать полной правдой.

Лекс прикрыл глаза от внезапно нахлынувшей слабости. Темноту под веками прошили мелкие белые вспышки. Незнакомец производил такой электромагнитный фон, что даже сквозь кожу пробивало. Лекс подскочил от собственной догадки. Сразу о себе напомнили ожоги. Полопались пузыри, потекла тягучая сукровица.

– Не дёргайся, – предупредил чернявый.

– А то что? – окрысился человек.

– Свалишься тут. Возись потом с тобой.

Могучий оборванец был прав. Следовало, как можно осторожнее опуститься на песок и переждать. Но Лекс всё же дотянулся до бронзовой лампы и кинул ею в незнакомца. Субъект отшатнулся, будто его метились прибить.

– Это твоё? – потребовал Манус Аспер.

– Это теперь твоё! Понял? – грубо отпарировал появленец.

Так и есть – джинн. Слыхали! Но неухоженный атлет по ту сторону лампы имел столь унылый и даже печальный вид, что Лекс задумался. Сидел, значит, парень чёрте сколько лет возле лампы и ждал, кто подберёт. Прежний хозяин загнулся, с собой лампу не унести, отбежать на достаточно большое расстояние тоже невозможно. Уж очень телесно выглядел джинн. Такие мгновенно перемещаться в пространстве или просто по воздуху летать не могут. Следовательно, что? Следовательно, судьба свела Лекса с совсем уже древним представителем этого вида.

– Вода где-нибудь поблизости есть? – мирно поинтересовался он у печального джинна.

– Прямо на запад – полтора месяца караванного пути – река.

Мысль заработала. Растягивать муки жажды на такое время Лекс не собирался, а потому, кряхтя и поминая все знакомые ругательства, поднялся сначала на четвереньки, потом на ноги и зашарил руками, помахивая над песком.

– Ты только сейчас сбрендил или раньше такой был? – спросил джинн.

– Я воду ищу.

– Точно – сумасшедший.

Но Лекс уже начал карабкаться на вершину соседнего бархана.

– Стой, – заорал ему в след джинн. – Лампу забери!

Можно, конечно, было попугать грубияна. Вроде: я пошёл, а ты тут дальше отдыхай, но Лекс развернулся, съехал по песку к подножью, подхватил лампу и сунул её в свою сумку. А дальше – подъём, спуск, подъём, спуск.

Стемнело. Время от времени Лекс смотрел в небо, ориентируясь по звёздам. Оставлять основное направление не хотелось. А вода рано или поздно найдётся. С его способностями ни рамки, ни лозы не требовалось.

– Эй! Может тебя понести? – окликнули сзади.

Лекс к тому времени впал в некую разновидность транса. Ноги шли как бы сами по себе. Мозг же заволокло дымкой, в которой время от времени проплывали сладкие грёзы. Он лежал на ковре перед заваленным фруктами столом. Ему прислуживали восемь почти совсем неодетых девушек. То одна, то другая склонялась, чтобы положить ему в рот кусочек дыни или груши. Сладкий сок растекался по языку. Клонило в сон…

– А?! – Лекс обнаружил, что валяется носом в песке.

– Давай, понесу. А то ты кругами пошёл.

Они остановились на вершине бархана. Светила полная луна. По одну сторону гребня простирались равномерные неподвижные волны, по другую стояла мелкая песчаная рябь.

– Отвали! – приказал Лекс. – Сбиваешь.

– Да пошёл ты… – в ответ заорал обиженный джинн. – В кои-то веки сам предложил помощь и что получил?!

– Здесь раньше был город, – зачарованно произнёс Лекс, не обращая внимания на вопли. – Фонтаны били, девушки фрукты в садах собирали. Не сгорел. Не затопило. О! Город был разрушен землетрясением. Странно…

– Что странно? – насторожился джинн.

– Костей нет, как будто жители в одночасье покинули дома. Но такого просто не могло быть.

– Почему это?

– Потому что землетрясения невозможно предсказать. Горожан как будто предупредили.

– Я и предупредил.

– Да, ладно! – махнул рукой Лекс.

– Размахался! – возмутились из темноты. – Мне один гад приказал город разрушить. Ему, видишь ли, архитектура не нравилась. Я два дня уточнял степень разрушений, где эпицентр будем делать, пригороды под ноль или как. Дороги – опять же… потом сказал, что должен осмотреть всё на месте, пришёл к здешнему правителю и всё ему выложил. Спасибо, не дурак попался: эвакуацию провёл в рекордно короткие сроки. Мой бывший со злости чуть не подавился. А город жалко. Красивый был.

– Как назывался?

– Не помню.

– Найдёшь место, где располагался городской колодец?

– Погоди, дай сообразить… так, Медведица, ага, Алькор, гамма Ориона… сейчас. Есть! Найду.

– Ну, кто там намекал насчёт прокатить усталого путника? – развеселился человек.

– Сам иди! Я два раза свои услуги не предлагаю!

– Слушай, а через тебя звёзды видно.

Бедный джинн до такой степени оголодал, что действительно просвечивал насквозь. Энергетическая субстанция могла поддерживать автономное существование сколь угодно долго, а вот оболочка за время, проведённое в пустыне, порядком истаяла. Если быть точным, осталась одна видимость и та уже подёрнулась мелкой рябью.

– Точно? – джинн поднял руку. Сквозь бицепс нахально подмигивала мелкая звёздочка.

Несмотря на некоторые отклонения в соматике, джинн легко подхватил Лекса и через полчаса посадил на камень в самом центре холмистой равнины.

–Здесь! – грязный палец ткнул в землю под ногами.

– Копай, – приказал Лекс.

– Щаз! – откликнулся строптивый джинн. – Я тебе что, землеройка?

– Прости, я неправильно выразился, – покладисто отозвался Лекс. – Поставим задачу иначе: строй колодец.

Джинн, отступил на шаг, уткнул руки в бока и выставил вперед ногу:

– Проект, размеры, привязка к рельефу, – зачастил он по привычке, – уровень залегания воды, скорость потока, выбор материала для основной кладки, выбор материала для облицовки…

– Слушай, – смиренно попросил Лекс, – ты попить не хочешь? А помыться?

Скороговорка оборвалась, полупрозрачный шайтан встал на указанное место и вдруг взвинтил землю так, что Лексу глаза песком запорошило.

Потом они долго пили, припав к воде, как дикие звери. Потом ещё дольше мылись. Потом на глазах наливающийся телесностью джинн изловил варана, переломил ему хребет и за неимением топлива для костра съел сырым. Нежную варанью печёнку он отдал Лексу. Тот проглотил и не поморщился.

– Как бы мне узнать твое имя, уважаемый, – осторожно приступил человек, памятую, что в иных местах на прямой вопрос можно и в лоб получить.

– Энке, – простодушно отозвался джинн.

– А прозвище? Имя рода?

Тот безнадёжно махнул рукой:

– Я забыл. Было что-то такое, да кто меня спрашивал?! Кому это было интересно? Многие хозяева лампы имени-то не знали.

– Ты меня душевно прости, только я про джиннов знаю совсем мало, – также осторожно продолжал Лекс. – Вроде есть земляные, водные, воздушные и огненные…

– Я от смешанного брака, – расхохотался Энке. – Про нас ещё и не то врут. Я про своё происхождение вообще ничего сказать не могу. Меня не было, не было, потом раз – и стал! Бегу, кричу, кувыркаюсь. Увидел камень – разнёс в пыль!

– Увидел воду – вознёс в пар, увидел огонь – рассеял в дым, увидел воздух – просто взлетел, – подхватил Лекс.

– Ты там не был, видеть меня не мог, так что не ври! – вроде как обиделся джинн. – Я только камень запомнил. Чем-то он мне помешал…

– Я буду звать тебя Энке Руст – Энке Победитель Камня.

– Пусть будет Руст, – важно кивнул джинн. – А тебя как звать?

– Манус Аспер Лекс.

– Где тут что? Где имя, где прозвище? И с какого конца короче получится?

– Это всё одно длинное имя. Для краткости можешь взять начало, конец или середину.

– Я подумаю, – важно сообщил Энке и полез чесать живот.

Колодец в пустыне – это сказка, нашёптанная горячечным воображением. Поднял голову, увидел раскалённое марево, стряхнул песок с одежды и понял, что пора идти. А сказка останется тут. Её не унести в дырявом хурджине, её не удержать в шершавых ладонях. Либо оставайся возле колодца навечно.

Они отправились в путь на третью ночь. Вараны поняли, что обречены и дружно покинули прилегающую к колодцу территорию. Вечером Энке удалось поймать только трёх худосочных ящериц. Ими и поужинали.

Оставаться тут дольше не имело смысла. За Лексом могли прийти только враги, за Энке – вообще никто.

Когда багровое светило начало сплющиваться о горизонт, Манус Аспер вылез из-под камня, в тени которого спасался весь день, и скомандовал поход. Как раз перед этим произошёл нырок Энке в лампу. Джинн всосался в неё, свившись в прозрачный жгут, а через некоторое время таким же манером вылетал обратно. Минут пять он не двигался и не откликался, бессмысленно блуждая взглядом.

– Что это с тобой было, уважаемый джинн? – спросил Лекс без всякой задней мысли.

– Ничего, – буркнул Энке и ушёл.

Вернулся он со старой сумкой в руках, перевернул торбу и вытряхнул содержимое. На песок полетели осколки, черепки, какая-то труха, увесисто шмякнулся кошель, выпала книга.

– Твой хозяин был учёным? – спросил Лекс, поднимая небольшую инкунабулу, сшитую из листочков очень тонко выделанной телячьей кожи.

– Он был вором. Всё это, включая лампу, он украл.

– Значит, прежний хозяин был учёным?

– Ростовщиком.

– А позапрежний?

– Что ты ко мне привязался!? Думаешь, если книга, так её кто-нибудь читал? Это же товар – купить, променять, украсть.

– А ты сам-то читать умеешь? – не отставал Лекс.

Его распирало. Шутка ли: получить в своё полное распоряжение джинна, пусть склочного, зато настоящего!

– Откуда ты взялся на мою голову! – заорал Энке. – Вопросы он спрашивает! Вставай, пошли, расселся!

До следующего колодца Лекс-таки доехал. Джинн хоть и не умел летать, по пустыне передвигался очень быстро. Промучившись некоторое время с новым хозяином, Энке без лишних разговоров вскинул его себе на загривок и побежал.

Замелькали барханы, в ушах засвистел ветер, тело джинна нагрелось, Лекс перестал мёрзнуть. Он только изредка корректировал направление. От скорости слезились глаза.

Разговаривать на бегу джинн категорически отказался, а когда встали на привал, сослался на усталость, холод, голод, жажду, общее недомогание и общее неудовольствие. Лексу пришлось от него отстать.

Пустыня постепенно менялась: песчаные волны превратились в серые каменные россыпи. Идти стало легче. Джинн уже привычно кидал Лекса на спину и нёсся огромными стелющимися прыжками, перепрыгивая с камня на камень. Манус Аспер не возражал. Сам бы он плёлся со скоростью черепахи.

Кстати, о черепахах! Ловить легко, добывать мягкую сердцевину ещё легче – главное найти подходящий камень. Лучше бы, конечно, сварить, но чего нет, того нет, по пути им не встретилось ни деревца, ни кустика. А оставлять на солнце, чтобы дошло естественным путём, не получалось: оголодали так, что улетало сразу всё подчистую.

Они отрыли пять колодцев, прежде чем на глаза стали попадаться признаки цивилизации.

Лекс несколько раз спрашивал, как называется эта местность. Джинн коротко отвечал. Яснее не становилось.

Небо над горизонтом налилось светом. Солнечный диск ещё не всплыл, а ночная свежесть уже покидала равнину. Лекс присмотрел себе место под скалой. Джинн пробежался по кругу, встал поодаль на плоский камень, потом присел на корточки.

– По моим расчётам вот-вот должна показаться река, – рассуждал Лекс, вытряхивая тряпки, которые раньше были его костюмом. От штанов ещё кое-что осталось. От рубашки и куртки – ремки. Ими Лекс обвязывал голову на манер чалмы. Не так пекло, но изысканная тонкая ткань быстро пришла в негодность. Знал бы куда занесёт, напялил бы дерюгу. – Река, говорю, должна быть рядом.

– Ну, – не то согласился, не то удивился джинн.

Энке в последнее время почти не разговаривал: обходился в основном междометиями. Путешествовали они уже без малого две луны, пора бы и присмотреться к новому хозяину, но Энке чем дальше, тем больше мрачнел. Лекс заподозрил, что просто ему не нравится.

И с чего бы? Вроде, не злой. Не дурак, уж точно. Приказами и просьбами вовсе не допекал, и вообще пребывал скорее в роли товарища по несчастью, нежели хозяина.

– А давай поговорим, – решился человек.

– Ну, – безразлично откликнулся джинн.

– Котурны гну! Выкладывай, что тебе не нравится?

Энке молча ковырял острым камешком твёрдую, как обожжённая глина, землю.

– Давай всё выясним тут. Если я тебе не подхожу, так и быть, продам лампу на первом же базаре приличному человеку. Или подарю. Могу вообще оставить на перекрёстке. Говори, что тебе не так?