Вера Ард
Перепиши мою смерть

Глава 3

За окном темно. Скоро полночь. Еще один день жизни, которая должна была оборваться много лет назад, близится к завершению. Как странно чувствовать, что уходят те, кто совсем недавно был юн, строил планы, надежды, мечтал изменить мир или хотя бы просто стать счастливым.

Сколько лет уже нет Миши? Восемьдесят? Или около того. 1942 – страшный год. Его внук тогда только появился на свет, и счастье, что Миша успел подержать на руках малыша, не зная о гибели единственного сына.

А вчера не стало и внука. Это был уже не довольный мальчишка с черно-белых фотографий, и не взрослый красивый мужчина, что хотел ее потревожить. Умирал уставший от жизни старик, мечтавший лишь избавиться от болей и, наконец, проститься с миром. Ей так казалось. Но нет. В какой-то момент, когда разум был свободен от лекарств, он вдруг вспомнил о ней. И, видимо, решил, что терять больше нечего. Так? Захотел отомстить за прошлое? А как иначе объяснить решение оставить книгу внуку. Внуку! Который с юности презирал и прапрадеда, и его великое творчество.

Впервые за долгое время стало страшно. Что он будет делать? Этот мальчишка, жаждущий лишь денег и славы. Так не хочется опять возвращаться, не хочется совершать поступков, за которые ее будут проклинать. Будущее еще не определено. Но если Костя попытается разрушить подаренную ей жизнь, то дорого за это заплатит.

***

– Курицу или рыбу?

– Что? – Костя открыл глаза и первую долю секунды пытался понять, где сейчас находится. Из-за раннего вылета он задремал почти сразу, как сел в самолет. Стюардесса с тележкой, мило улыбаясь, повторила вопрос.

– Курицу или рыбу? На обед.

– Ааа. Рыбу, пожалуйста.

Девушка положила ему на столик запечатанный контейнер с обедом и продолжила свой путь по салону самолета. Костя посмотрел ей вслед: фигура у стюардессы была что надо. Вспомнилась его предпоследняя книга, где несправедливо обвиненный в убийстве жены красавец-миллионер пытается убежать из страны по поддельным документам, но стюардесса узнает его по фото. Миллионер при приземлении берет девушку в заложницы, а дальше между похитителем и жертвой вспыхивает жаркий роман, и они вместе доказывают невиновность героя. Мысль об этой истории возникла у него прошлой весной, на таком же рейсе Москва – Париж. Девушка уж очень приглянулась. Они потом неплохо провели время в гостинице во французской столице, правда, к деду он приехал на день позже, ну что ж, бывает, главное, на юбилей успел.

Костя неспешно открыл контейнер с обедом. Запах был довольно противным, но поесть не мешало. Мысли от стюардессы поневоле убежали к истории, которая все больше занимала его ум. Перед отъездом он поправил сцену первого свидания Миши и Оленьки. Невинная красавица смело ублажила своего возлюбленного ротиком. Хотелось ей и большего, но Миша в лучших традициях благородного дворянства заставил себя остановиться и отложить самое сладкое до их побега и последующей свадьбы, которой, как известно всем читателям оригинального романа, не суждено было состояться.

Пока Костя допивал чай, в голове уже сложился план следующего текста. Надо же объяснить читателям, почему Оленька такая раскрепощенная. При всей любви к шокирующим поворотам, Костя как писатель старался чересчур не нарушать логику. Так… Откуда она может знать, что там у мужчины в штанах? Отец – вдовец, человек образованный, дворянин. Не почитывал ли он какие-нибудь интересные книжицы, которые и обнаружила Оленька? Перебрав в голове несколько известных старинных порнографических романов, Костя остановился на «Фанни Хилл». Наверное, знакомить Оленьку с творчеством маркиза де Сада было бы перебором. Конечно, «Фанни Хилл» – откровения о жизни лондонской проститутки – официально в царской России не издавали, но какой-нибудь французский перевод, напечатанный в подпольной типографии времен Республики, вполне мог бродить между русскими дворянами. Пусть мать считает, что в девятнадцатом веке все святыми были, Костя лично в этом сильно сомневался.

Итак, план намечен, пора приступать к работе.

***

Оленька прекрасно знала, откуда берутся дети и что доставляет удовольствие мужчинам. И ее это не пугало, нет. Наоборот, манило. Ей едва исполнилось четырнадцать, когда она нашла в кабинете у отца пачку скрепленных печатных листов без обложки, на первой странице которой красовалась крупными буквами на французском надпись «Фанни Хилл. Мемуары женщины для наслаждения». Отец прятал роман в ящике стола под домовой книгой. Но Оленька всегда была любопытной.

Обнаружив книгу, когда отца не было дома, украдкой Оленька начала читать, и первый ужас от описанного в романе вскоре сменился интересом. Она не понимала многих слов, лишь смутно догадываясь, о каких бугорках и щелях идет речь. Даже огромный французский словарь не мог дать ответов на все вопросы, но фантазия и юность делали свое дело. Время от времени Оленька пробиралась в кабинет и читала страницу за страницей, прислушиваясь к шагам, чтобы никто не застал ее за этим занятием. И только у своей горничной Наташи, вдовой бабы, обнимавшейся по углам с женатым приказчиком, она решилась спросить о прочитанном. Ту мысли девочки, выросшей без матери, лишь рассмешили. Но, обладая добрым характером и большим опытом в делах любовных, Наташа растолковала юной хозяйке что к чему, добавив: «Главное, не бойся, сначала неприятно, но потом привыкнешь».

Знания порождали желания, а желания требовали объекта. И кому же еще было стать предметом Олиных юных мечтаний, как не Мише? Сколько раз она надеялась, гуляя с другом детства по аллеям тенистого сада, что тот наконец преодолеет свою застенчивость, поцелует, дотронется до груди, заберется ладонями под юбку! Но нет, Миша лишь смотрел влюбленным взглядом и был счастлив от нечаянных прикосновений рук. И только когда граф сделал предложение, она наконец решилась. Терять более было нечего. Оля безумно хотела, чтобы Миша увез ее с собой, показал, что он настоящий мужчина, и ей не пришлось бы больше изображать юную скромную девушку. Как же надоела ей эта игра! Мир, где мужчины распоряжаются ее судьбой: отец, старый граф! Нет, она хотела быть счастливой, любить не только сердцем, но и телом. Лишь тем утром Оленька наконец воплотила в жизнь то, о чем давно мечтала. Преодолела нерешительность и заставила его быть мужчиной, а не маленьким скромным мальчиком.

Глава 4

Аэропорт Безье встретил Костю привычной толкотней. Сотни туристов пытались поскорее получить свой багаж и рвануть в теплые сентябрьские деньки к морю. Костю должна была забрать из аэропорта кузина Софи, чтобы отвезти в Нарбонн – маленький город на юге, где больше века назад, сбежав от революции, обосновался его прапрадед. Последний раз Костя был здесь полтора года назад.

Права на рукопись перешли к Костиному деду после смерти самого писателя. История, уже ставшая легендой, гласила, что Михаил Александрович погиб от рук фашистов, пряча у себя в доме кого-то из французского сопротивления. Насколько это соответствовало действительности, до сих пор неизвестно. Но факт использовала Костина прапрабабка, чтобы сохранить права на книги у семьи на сто лет. По закону через семьдесят лет роман уже должен был стать народным достоянием, но для писателей, погибших в боях за Францию, делалось исключение еще на три десятилетия. Так что до 2042 года книги прапрадеда, самой популярной из которых была «Любовь бессмертная», продолжали бы приносить доход семье. И Костя мечтал, что и ему от этой истории что-то перепадет.

«Любовь бессмертную» Михаил Александрович написал еще в России и долгие годы никому не показывал. Но его супруга была женщиной активной. Еще студенткой она влюбилась в Михаила Александровича, тогда преподавателя Московского университета, и, забеременев, затащила его под венец, так и оставшись в истории единственной женой писателя. Именно прапрабабка по окончании войны, похоронив мужа и единственного сына, отправила роман издателю в Париж да еще и помогла с переводом на французский.

После ее смерти наследником рукописи остался единственный внук писателя – Костин дедушка. Сколько бы ни обращались к нему по поводу покупки прав на экранизацию представители киностудий и из родной Франции, и из Голливуда, и даже из России, он неизменно говорил «нет». Причину отказа во многом связывали с неожиданной смертью его жены, которая очень любила книги великого предка своего мужа и была против, чтобы какие-то актеришки изображали дорогих ее сердцу персонажей. Дед в шестидесятые остался с двумя маленькими дочерьми на руках и в память о жене, которая не одобрила бы его поступок, отказался давать разрешение на экранизацию книги.

Полтора года назад на юбилее деда Костя наговорил ему много резких слов о том, что бабушке уже все равно, и она бы порадовалась за детей и внуков, которым книга может принести целое состояние. Но дед остался непреклонен, отказавшись продавать права на экранизацию. Костя уехал ни с чем. Все последние разговоры с ним по телефону тоже не принесли результата. И тут вдруг совершенно неожиданное завещание в его пользу. Чем больше Костя думал на эту тему, тем меньше радовался успеху. Он, конечно, успел похвастаться и Жене, которого сразу попросил начать переговоры с DVG, и Кристине – других близких друзей у него не было. Потом, правда, пожалел, что ей обо всем рассказал. Она сразу начала накручивать: это же странно, почему дед так поступил? У Кости поневоле тоже мелькнула смутная тревога. Как бывает, когда получаешь сообщение на телефон о том, что выиграл огромный приз, но заранее знаешь, что повода для радости нет, – это работают мошенники. Косте ничего в жизни не давалось просто так, весь его успех был результатом долгой работы. А тут вдруг, когда веры, что он сможет получить права на книгу, уже не осталось, они сами плывут в руки. Хоть соглашаться с Кристиной и не хотелось, но в чем-то подруга была права. Лучше бы выяснить, отчего дед вдруг передумал.

– Константен! – раздалось на французском в толпе ожидавших, когда Костя, наконец получив багаж, выбрался в зал прилета.

Софи стояла на носочках, пытаясь выпрыгнуть из толпы, и махала рукой, чтобы кузен ее заметил. За три года она не сильно изменилась. Софи недавно исполнилось двадцать шесть. Она была невысокого роста, с крепко сбитой фигурой, в которой поневоле через столько поколений воплотились славянские черты. Светлые волосы до плеч, серые глаза, а еще полненькие аппетитные бедра и большая грудь. Костя долго потом сожалел, что в последний приезд переспал с ней. Очень уж восхищенно кузина расспрашивала его про создание книг и источники идей. Совместное чтение его нового романа быстро перешло в горизонтальное положение. Софи, на счастье, была девушкой очень современной, так что к связавшей их теме секса больше не возвращалась. Последние полтора года они лишь обмениваясь поздравлениями по праздникам в ватсапе, как любые другие родственники, живущие вдали друг от друга.

– Софи, ты как всегда очаровательна! – Костя подошел к кузине и чуть приобнял ее, быстро чмокнув в щеку.

Он не решил пока, стоит ли повторять прошлый успех. Насколько он знал, Софи не была замужем и в принципе под венец не торопилась. Но в Париже она жила с мужчиной, который, сославшись на занятость, на похороны не приехал. Двоюродная сестричка, и вправду, выглядела очаровательно. Видно, что Софи обратила внимание на свой внешний вид перед встречей с кузеном. На ней были укороченные летние брюки, эффектно подчеркивающие округлые ягодицы, и голубая летняя кофточка с аккуратным декольте, не менее красиво, но скромно выделявшая грудь. Минимум косметики на лице подчеркивал естественность ее красоты. «Даст – не даст?» – подумал Костя. Почувствовав, как она слегка задержала руки на его спине во время объятия, про себя ответил: «Даст».

– Мы все были в шоке, – рассказывала Софи, когда они ехали в машине по красивой проселочной дороге. – Дед будто чувствовал, что умирает. И моя мама, и твоя в пятницу были с ним. Тогда же он позвал нотариуса и подписал бумаги. Сказал, что не будет нарушать традицию и передаст права на рукопись старшему наследнику мужского пола – то есть тебе.

– Ты расстроилась? – мягко спросил Костя, положив руку на подголовник водительского сиденья. Софи не стала отказываться от прикосновения и откинула голову, так что шея ее легла в Костину ладонь.

– Я-то не особо, мне все равно ничего не светило. А вот мама с Себастьяном были недовольны. Они рассчитывали на неплохую прибавку к бюджету за счет возможности продавать права на переиздание книги.

Себастьян был младшим братом Софи. Сейчас он учился в Парижском университете на какой-то специальности, связанной с компьютерными технологиями. Сама же Софи, вопреки традициям семьи, вообще не стала получать высшее образование, зато благополучно в свои двадцать шесть уже руководила отделом в крупном парижском супермаркете.

– Ну, ей дом останется. Так что не стоит обижаться, твои мама и брат очень далеки от литературы. И для них это были бы просто деньги, а для меня – жизнь. И я рад, что дед это понял.

– Да ты что? – лукаво улыбнулась Софи. – Вообще, вся наша родня, кроме меня, то, что ты пишешь, не считает литературой. Даже твоя мама.

– Ну-ну, – рассмеялся Костя. – Зато миллионы людей, покупающих мои книги, так считают. Так что мнение нескольких человек, пусть даже и близких родственников, явно не перевешивает. Рад, что и дед это перед смертью понял.

Софи напряглась при этих словах.

– Не знаю, что он там понял. Мама говорила, что в последние дни дед стал очень странным. Как-то она видела, что он сидел перед телевизором и шептал что-то типа: «Уходи, уходи, ты ничего не добьешься».

– Софи, ты ведь специально меня пугаешь? – нахмурился Костя.

Кузина улыбнулась в ответ:

– Совсем нет, можешь у моей или своей мамы спросить. Все так и было.

– Учти, у меня богатое воображение, сегодня ночью могу не уснуть из-за привидений.

– У тебя будет компания в виде Себастьяна, вам ночевать в одной комнате, он их распугает, – лукаво рассмеялась Софи, на мгновение переведя взгляд с дороги на Костю.

Заметив это короткое движение, Костя в ответ нежно погладил ее шею, тихо произнеся:

– Может, я хочу другую компанию на ночь.

– Как в нашу прошлую встречу? – рассмеялась Софи, но уже чуть более скованно.

– А что, можно? – спросил Костя.

Софи вновь краем глаза взглянула на него и сказала:

– Сегодня в доме будет много людей, я переночую с мамой. Не знаю, где мы могли бы уединиться?

– Ну, насколько я помню, в кабинете дедушки вряд ли кто-то сможет расположиться?

– Константен, и тебе не стыдно? Дедушку ведь еще даже не похоронили, – произнесла Софи строгим голосом, за которым Костя отчетливо услышал ироничные интонации.

– Но кабинет ему в любом случае больше не пригодится.

Софи едва заметно помрачнела.

– Неужели тебе совсем его не жалко?

Костя глубоко вздохнул.

– Жалко, жалко. Человек умер. Но жизнь прожил хорошую, долгую. Это естественно, все там будем.

– Это же не просто человек, а твой дед. И он, вообще-то, оставил тебе немаленькое наследство.

– Ну, это ты к нему все детство ездила, а мы не слишком-то много общались.

Костя попытался скрыть раздражение в голосе, но, видимо, получилось плохо. Софи (умничка, как всегда) быстро перевела тему.

– Ты надолго приехал?

– Тридцать первого августа обратно, – ответил Костя. – Надеюсь, недели хватит, чтобы все уладить.

– Жаль, думала, ты подольше останешься. Давно ведь не был.

– Уже пообещал первого сентября выступить на линейке в гимназии в Калуге, где я учился. А обещания я привык сдерживать.

Софи усмехнулась:

– В гимназии? Зачем тебе это?

– Ну как же, я самый известный их выпускник, пример для детворы. – Костя иронично задрал голову вверх. – Ты думаешь, школа в провинциальном городке много кем может гордиться? Я, между прочим, и книги периодически им дарю для школьной библиотеки.

Софи быстро посмотрела на Костю и вновь перевела взгляд на дорогу, петляющую среди полей с виноградниками.

– Надеюсь, не свои?

Костя рассмеялся.

– Нет, у меня же все с рейтингом «8+». В основном, классику: и европейскую, и американскую. Ну и двадцатый век. Книги помогают развиваться.

Костя отвел взгляд в сторону бокового стекла и добавил про себя: «Да и просто выживать». Вместо зелени под закатным солнцем, мелькающей за окном, перед глазами школьный туалет и пара уродцев из параллельного класса, прижимающих его к холодной кафельной стене. Рукой он нащупывает в открытом портфеле увесистый том из собрания сочинений Пушкина и бьет наотмашь одного из пацанов прямо по голове. Тот отскакивает от неожиданности. Костя успевает оттолкнуть второго и выбегает из туалета, чуть не сбив с ног учительницу математики. Та раздраженно говорит: «По коридору бегать нельзя», и уходит, не поинтересовавшись даже, почему он в таком виде.

Костя спускается бегом по лестнице, где его ждет водитель, чтобы отвести домой. Сегодня это дядя Сережа, подсобный рабочий из музея. Дядя Сережа очень любит болтать. Чтобы избежать его бессмысленных жалоб на жизнь, Костя на заднем сиденье быстро открывает книгу и начинает читать, делая вид, что ему много задали на дом.

Серые провинциальные пейзажи девяностых мелькают за окном, а он видит перед собой пушкинскую метель, разделяющую влюбленных на зимней дороге и сводящую незнакомцев у церковного алтаря. И он хочет туда, где балы, благородные герои и настоящая любовь. А не подпрыгивать на каждой яме в разбитом асфальте, не слышать матерных криков, когда кто-то, нарушая все правила, проносится на красный свет, и не видеть побирающихся нищих на инвалидных колясках в военной форме, стучащих в окно машины на долгом светофоре.

– Костя, мы подъезжаем.

Голос Софи выдернул из нахлынувших воспоминаний. Знакомый с детства старенький двухэтажный особняк с высокими окнами и увитыми зеленью балкончиками, виднелся в конце тихой улицы.

На пороге Костю и Софи встретили матери. Елена Александровна (или Элен, как она просила себя называть даже в России) – мама Кости, была худощавой невысокой женщиной, из тех, про которых говорят «маленькая собачка до старости щенок». Короткая стрижка с крашеными в каштаново-рыжий цвет волосами, худое продолговатое лицо (которым она была очень похожа с сыном), а еще уйма жестов и беспорядочных движений. Она всегда быстро разговаривала и параллельно умудрялась делать десять дел, причем все качественно. Энергии Элен в почти шестьдесят лет могла бы позавидовать молодежь. «Если бы только она ее поместила в другое русло, – не раз думал Костя, – вся моя жизнь могла бы сложиться иначе». Но в своей увлеченности гением прадеда Элен с легкостью разрушила и брак с мужем, и будущее сына.

Валери, мама Софи, напротив, была женщиной степенной. Она была старше сестры всего на два года, но казалось, что разница между ними лет десять. Элен никто больше пятидесяти на вид не давал. Валери была немного полнее сестры, хотя язык бы не повернулся назвать ее толстой. Темные волосы отдавали благородной сединой, которую она не пыталась спрятать краской, а весь вид – красивые платья, изящные драгоценности – говорил: я истинная француженка. В то время как Элен, вечно щеголявшая в джинсах и кроссовках, смотрелась в ее присутствии как бедная родственница.

– Хорошо, что ты приехал, – произнесла Элен, бросившись на шею к сыну. На глазах выступили слезы.

– Да, с трудом удалось взять билеты, уйму денег отдал, – недовольно произнес Костя.

– Ну, не переживай по этому поводу, – тихо сказала мама.

Она проводила сына в комнату – бывшую детскую, где сейчас стояли две кровати. На одной из них лежали мужские вещи.

– Ты переночуешь с Себастьяном, – сказала мама.

– Да, Софи мне уже говорила. А где он?

Элен недовольно вздохнула:

– Поехал искупаться.

Нарбонн, хоть и не был приморским городом, находился недалеко от побережья, всего в паре десятков километров.

– Странно, что он еще не вернулся, поздно уже. – Костя взглянул на часы, было почти девять вечера.

– Вроде хотел с кем-то из друзей встретиться. Ты знаешь, какая сейчас молодежь, никакого уважения к старшим, – недовольно поморщилась Элен. – Может приехать и за полночь. Но ты пока располагайся и пойдем ужинать. Я приготовила поесть.

– Ладно, – тихо ответил Костя, вспоминая, что мать никогда не отличалась хорошими навыками в области кулинарии.

Его очень напрягало, когда Элен начинала строить из себя заботливую родительницу. Для него в принципе оставалось загадкой, зачем она рожала ребенка, ведь материнство явно не входило в зону интересов великой наследницы великого писателя, потратившей жизнь на популяризацию его творчества. Сама Элен литературного таланта не унаследовала и еще в школе, поняв, что писателем ей не стать, всерьез занялась изучением русского языка и литературы как филолог. Увлечение это с годами переросло в какую-то болезненную, едва ли не маниакальную привязанность. Поэтому, когда Советский Союз рухнул, она приложила все усилия, чтобы уехать на родину предков.

Отец Кости идей супруги не разделял, пытался уговорить не уезжать или, по крайней мере, оставить сына во Франции, но мать была непреклонна, видимо, уже тогда загоревшись идеей вырастить наследника великой фамилии, способного возродить славу семьи. Поняв, что с женой не сладить, и решив не тратить нервы, он нашел милую французскую девушку без закидонов и подал на развод. С отцом и его новой семьей, живущими в пригороде Парижа, Костя общался редко, так и не простив, что тот разрешил увезти сына в Россию. Съездив один раз в гости на каникулы еще в начальной школе и почувствовав себя лишним, к отцу он больше не возвращался, да и когда они созванивались, разговор редко выходил за пределы общих фраз и для обоих был скорее вопросом вежливости, чем искренней заинтересованности.

– Мам, – вдруг сказал Костя, когда Элен уже собиралась выйти из комнаты.

– Да, сынок.

– Это ты убедила деда исправить завещание?

Элен удивленно на него посмотрела.

– Нет. Я думала, что ты как-то на него повлиял, вы же вроде созванивались незадолго до его смерти.

– Созванивались, но, наоборот, только сильнее разругались.

– Да? – Мама явно не ожидала такого ответа. – Как раз после разговора по телефону он попросил пригласить нотариуса и, как выяснилось, переписал права на тебя. Я удивилась, но это было его решение.

– Странно. По голосу было не похоже, что он собирается так поступить.

Костя вспомнил, как дед кричал в трубку, что с книгой ничего нельзя делать. Что она должна оставаться в том виде, в котором была написана прапрадедом. А Костя ответил, что в современном мире такая книга не нужна. Он жалел потом, что не сдержался и добавил, что «Любовь бессмертная» достаточно испортила ему жизнь. Что Костя живет в России, что у него фактически нет матери. И будь проклят вообще этот роман, если после всего он не сможет на нем заработать. «Так ты хочешь отомстить что ли?» – вдруг усмехнулся дед. В трубке послышался смешок, перешедший в покашливание. Легкие совсем отказывались работать. Костя разозлился настолько, что сказал: «Если бы эта книга была живым человеком, я бы убил ее». Кашель в трубке вдруг затих, и дед ровным спокойным голосом произнес: «Совет тебе на будущее: думай, что говоришь, а тем более, что пишешь», и повесил трубку.

– Не обижайся, но ты знаешь, что я никогда не посоветовала бы передать права на «Любовь бессмертную» тебе, – произнесла Элен. – Я знаю, что тебе книга нужна только ради заработка. Если бы он оставил все мне…

– Ты никогда бы не отдала ее в плохие руки. Но, видимо, этот вариант для него показался еще более печальным, – съязвил Костя. Он увидел, что мать начала злиться (она вообще была человеком вспыльчивым), но сдержалась.

– Я искренне надеюсь, что, обладая такой драгоценностью, ты будешь принимать правильные решения, – глядя сыну в глаза, сказала она. – Или, по крайней мере, обсуждать их со мной.

– Как ты обсуждала, пока я был ребенком? – губы Кости скривились в усмешке.

Элен зло посмотрела на сына и вышла из комнаты.